Долгожданная встреча

Гиллид – это едва ли не самое тоскливое место, которое неутомимый путешественник может найти в Алагейзии. Крепость, когда-то закладывавшаяся как старый форпост на крупном тракте, огибавшем старую Империю, со временем обросла четырехугольником внутреннего двора, стены которого подслеповато щурились на хмурое небо узкими бойницами. Уже позже, с ростом гарнизона, вокруг второй стены неуклюже взгромоздились широкотелые и толстостенные башенки с крутыми черепичными крышами, от чего старый замок стал напоминать ни много ни мало колонию гигантских серых древесных грибов, примостившихся на старых скалах. Ну, разве что грибы не имеют таких ровных боков и крыш-шляпок, но ощущение некоторой бессистемности постройки эта метафора отражала точно. Один такой «грибок» отделился от общей массы и навалился на мост через узкий, но очень глубокий ров, скрывавший в своей мутной глубине острые обломки зубов-кольев, каждое из которых могло легко пронзить насквозь человеческую грудь, как исполинская зубочистка. Вода была пресной и несла с собой щедрые массы речного ила от протекающей у крепости реки. Единственным сухопутным способом добраться до Гиллида был тот самый мост, на который «уселась» башня с постоянным караулом из отряда арбалетчиков. Сначала нужно было пройти первую половину моста, потом пройти внутри тела караульной башни, а потом выйти на вторую часть каменного моста, которая соединялась с крепостными воротами поднимающейся на цепях перемычкой. И всё это под стальными прицелами арбалетов и рискуя быть сбитым в мутную воду к холодным копьям, и вероятно, каким-нибудь хищным тварям, любовью к которым славился тамошний хозяин. Старый камень, который для строительства Гиллидской крепости добывали еще в эпоху Всадников в Хадараке, имел светло-серый оттенок, и со временем то один, то другой толстый блок стен украшала очередная трещина, что, впрочем, не сильно сказывалась на прочности конструкции – уж очень толстыми были стены этого унылого строения. Монументальность была напоминанием о величии, но запустение уже пустило здесь свои корни, даже несмотря на то, что в замке кипела жизнь: возвращались и уезжали на разведку отряды, то и дело сновали гонцы на земле и почтовые птицы в небе, неторопливо двигались торговые повозки и целые караваны с провизией, которой близлежащие поселения обеспечивали быт крепости, ведь Гиллиду, конечно, не досуг было сеять и жать собственный хлеб. Окружающий пейзаж был под стать. Сухая земля отчаянно лысела под мощными ветрами, поэтому на редких землистых кочках сохранились только клочья дерна с пучками высокой травы. Стебли этой травки, тихо шуршащей от малейшего дуновения, могли солидно порезать даже загрубевшую руку, но очень ценились лошадьми и мулами. Хотя, возможно, дело было не в качестве этого «сена», а в отсутствии какой-либо альтернативы, ведь лошадей в крепости было довольно много, да и тягловые быки и мулы составляли им конкуренцию даже за этот скудный корм. На небольшом отдалении от крепости, окруженной рвом и вытоптанным сотнями ног пустырем, из земли то и дело выглядывали гладкие поверхности камней, наиболее крупные из которых были самыми, что ни на есть скалами, на которых частенько отдыхали дозорные, готовясь к последнему переходу по возвращению в Гиллид. Что и говорить, многим нужно было взять короткую передышку на нагретом шершавом боку каменной глыбы перед тем, как придется предстать перед багровым взглядом своего военачальника и лорда. Отчасти такой безжизненный пейзаж был следствием того, что младшие духи и сущности, частенько покровительствовавшие буйной растительности лесов и полей, уже много лет не жили в этих землях, когда в замок перебрался его последний и окончательный хозяин. А хозяином этого замка был Тень, колдун-шейд, имя которого было Дёза, хотя народная молва и перекроила его имя во множество вариантов, главным из которых был «Дурза». Хотя звание «Гиллидского Зверя» шейду тоже несколько льстило. Шейд был стар, хотя его возраст точно не мог подсчитать никто, а внешность королевского колдуна оставалась неизменной. Ему могло быть тридцать или пятьдесят, если судить только по внешности, но старожилы крепости утверждали, что шейд приближался уже к двум сотням лет, ведь и при их отцах и дедах он выглядел точно также. Что ж, лорд Дурза был не настолько жив, чтобы время оставляло на нём свой отпечаток.

***

Длинные сильные пальцы обхватили каменный зубец на вершине башни, образующей своим телом мощные ворота. Мозолистые руки привратников вращали спусковые механизмы, грохотали цепи, на которых опускался мост, готовый встретить новых «гостей» замка. Сухой ветер нетерпеливо трепал черное деяние и длинные красные волосы шейда, замершего на верхней площадке башни, как черно-багровый коршун перед броском. Во время от времени гарнизон приходилось пополнять за счет принудительно набора рекрутов и знахарей из крестьянских поселений. Этот неровный строй запуганного деревенского скота, который сейчас обреченно брёл к опускающемуся мосту, пришёл сюда издалека, потому что эти крестьянские рожи шейд видел в поездке к окраинам самого Хадарака. Но в деревнях у Дурзы не было времени присматриваться к попавшим под жребий крестьянам, там имело значение забрать верное их количество и с подходящими параметрами, а сейчас, когда эта вереница потерянных душ тянулась в логово шейда, он мог более детально рассмотреть каждую и отловить наиболее интересные экземпляры прежде, чем они попадут в руки придворным магам и Гальбаториксу. Хотят того люди или нет, но они живут в мире, добрую половину которого не видят их человеческие глаза, в отличие от лишенных зрачков красных глаз чудовищ. Да что там, половину! Три четверти, не меньше. Магические чары и путы, проклятья, духи – обитатели незримого мира, как тонкая паутина оплетающего видимый человеческому глазу мир. Суть шейда вынудила Дурзу жить в переплетении этих двух миров. Для него призраки и видения были объектами не менее очевидными, чем, скажем, плотные человеческие тела, наполненные кровью. Тело же шейда, вернее, та его материальная часть, которую он поддерживал с помощью своей магии, было чем-то средним между телом человеческим и призрачным. Плотная оболочка, соответствовавшая высокому худощавому мужчине в зрелые годы, была лишь тонкой имитацией структуры человеческого тела. Но что же могло заинтересовать колдуна, от чего он хоть и не официально, но лично всматривался в нестройную толпу овец, большая часть которых шла сюда на заклание? Ответ был прост – духи. Духи, три из которых обрели свой пусть и не для всех из них желанный приют в комплексной личности шейда, были для него важным компонентом мира. Духи могли быть не только вынужденными слугами магов, но и ценным источником силы, которую мог с них «выпить» шейд, чья собственная сущность была близка им по природе. Конечно, мелкие духи полей, мутной гиллидской речонки и окрестных скал напрасно дрожали в своих норках – подобная мелочь Дурзу давно не интересовала. Их мелкие «косточки», как у мышек-полевок, могли бы вкусно хрустеть на острых крепких зубах, но порция силы в этих полуразумных существах была столь ничтожна, что шейд давно перестал на них охотиться. Хотя, надо признаться, в пустыне и ими он не брезговал, когда было не до жиру: на одной и без того скудной человеческой пище шейд выжить не мог. И уж лучше было забирать силу у духов, чем заменять ее пропитанной страданиями кровью пленников или ее сывороткой. За время жизни в густонаселенных землях Дурза несколько отвык от такой грубой пищи. Что делать, жизнь при дворе требовала от него не только научиться носить не самую удобную, хоть и красивую одежду, витиевато выражаться и пользоваться чертовски неудобными и ненужными столовыми приборами, но и отказаться от привычки смотреть на людей с гастрономической точки зрения. Словом, на людях шейду частенько приходилось изображать из себя человека, чтобы не вызывать лишнюю порцию королевского гнева, который, усиленный магией огромного черного дракона, и на шкуре шейда мог оставить болезненные следы. Конечно, кровь да плоть людей были не единственным доступным шейду ресурсом питания. Также Дурза мог увеличивать свою силу, «высасывая» магический дар из чародеек, правда, порядком расплескав её в процессе, ведь даже просвещенные чародейки не любят ни насилия, ни умирать, а прикосновение к телу шейда ощущалось для них, как если бы шейд сжигал их заживо. А стоящую не самых приятных усилий ведьму Дурза давно не встречал, да и не все ему приходились по вкусу. У шейда, конечно, звериных черт много, но и он не тянет в рот или в свою постель совсем уж дрянь. Последним, наиболее чистым и приятным способом поддерживать себя, была охота на духов. Особенно на тех, что успели, как и шейд, пожить в реальном мире рядом с людьми и насобирать на себя жизненной силы, как незримые шмели - пыльцу. Дурза даже как-то пытался «приручить» несколько сущностей собирать для него эту драгоценность, но опыты не дали положительного результата: шейд вызывал у духов скорее отторжение. Видимо, тому виной была именно личная природа Дурзы, потому что в книгах упоминались шейды, жившие в настоящих коконах из темных сущностей, которым их полуматериальные тела служили домом. То есть шейд был кровом, а духи – собирателями пищи, но такое полное взаимодействие вызывало у Дурзы приступ тошноты, как будто ему предстояло стать ходячим трупом, кишащим червями и прочими паразитами. Мерзость. Шейд и так не очень-то жив и сочетает в себе четверых, а чтобы ещё кого-то к себе допускать – увольте. Но был способ и лучше – не одни шейды были охотниками до человеческой силы или внимания, многие темные сущности сами охотно цеплялись к людям, особенно если у тех был магический дар. И сейчас багровые глаза Дурзы хищно сощурились, когда его взгляд упал на хвост нестройной колонны, на голенастого мужчину с редкой бороденькой, который трусливо таращил глаза на опустившийся мост и отчаянно нуждался в копье стражника, чтобы двигаться к нему. Крестьянин то и дело дергался и порывался остановиться, нервно косясь на крепость и обливаясь потом. «Правильно, правильно боишься. Невинные не дрожат, как осиновый лист», - злорадно подумал шейд, черноватые губы которого, пересеченные одним вертикальным шрамом, растянулись в хищной и немного безумной улыбке. Дурза прекрасно видел «вину» мужичонки, которая болталась над ним, как пористая губка с кривыми лапами жабы, связанная со своим владельцем незримой веревкой. Чигиза. Милая темная сущность. Находит человека, обладающего искрой магического дара, и заставляет скармливать ей детишек, а взамен продлевает жизнь не только себе, но и своему владельцу. Взаимовыгодно для человека, но неприменимо для шейда. И ведь не спрячешь никуда этот сосущий пузырь… Дурза издал несколько хриплых смешков, от чего переписчик, стоявший неподалеку, непонимающе покосился на шейда. Пареньку было непонятно, то ли его полумертвый лорд смеется, то ли задыхается, то ли колдует. Впрочем, мальчик боялся Дурзу так сильно, что вряд ли бы рискнул к нему приблизиться в любом из этих трех случаев. И правильно сделал. Шейд сконцентрировался на духе-паразите, который дернулся от прикосновения воли колдуна. Он смог подцепить сущность заклинанием и начал тянуть чигизу на себя, от чего крестьянин издал истошный вопль и упал на землю, как будто впав в панический приступ. Вероятно, отделение духа от его смертного тела ощущалось приблизительно как мерное отрывание руки или ноги. В полном сознании и без обезболивающих лекарств. Шейд снова фыркнул от смеха и продолжил свою операцию по разделению этой парочки, усилил свою хватку, буквально порвав связь чигизы и человека, изо рта которого уже шла пена, и сущность, разинув морщинистую пасть в беззвучном вопле, со свистом вошла в магический ореол, окружавший шейда. Дурза машинально приоткрыл рот, оскалив острые зубы, пока чигиза «растворялась», отдавая ему наворованную силу, и машинально провел языком зубам, как будто поглощенная им пища была материальной, и зубы нужно было слегка почистить после этого пузырчатого деликатеса. Если бы Дурза мог ощущать вкус, он бы и вправду уподобил возникшее во рту ощущение со вкусом старого подсохшего сыра. По крайней мере, вспомнился ему именно вкус сыра, который знал молодой ученик черного мага, в теле которого развился шейд. Но после становления шейдом ощущение вкуса Дурза потерял. Уж очень бесполезным было это чувство, чтобы тратить на него драгоценные силы. Зрение, достойное ночного хищника, острейшее обоняние, тактильное чувство, чуткий слух – за эти качества своего искусственного тела Дурза готов был щедро платить, потому что они были пригодны и для защиты, и для нападения. А вкус? Зачем ему вкус? Отравить шейда невозможно, а питаться ему часто приходилось настолько пренеприятными зельями и растворами, что об их вкусе он счастлив был не знать. Да даже одну сыворотку крови пить с человеческим вкусом не очень-то приятно… Дурза, до этого опиравшийся на каменный зубец башни, выпрямился и слегка потянулся. По стройному суховатому телу распространилась приятная сытость. На всякий случай шейд ещё раз бегло оглядел толпу, уже выстроившуюся и крепостных ворот. Писаря шейд отпустил одним взмахом руки, чтобы тот теперь помог сопоставить списки рекрутов с их фактическим числом, которые видел с башни. Старый крепостной травник заковылял к растянутому на земле магу-идиоту, подпитку которого только что проглотил шейд. Может быть, человек ещё и оклемается. Тогда его можно будет в последний раз использовать в качестве патрульного в предгорных районах, а то и так зажился на свете, питаясь детишками… Багровые глаза лениво переключились на маленькую группку женщин, которых вели отдельно. Знахарки и травницы, посредственные заклинательницы - вынужденная необходимость содержания военной крепости. Да и тех удалось пригнать всего пять. Впрочем, если они будут лечить недостаточно искусно, то будут отправлены на кухню, а если уж и там мироздание не дало им достаточно полезных навыков, то хоть порадовать тоскующих по женам солдат они смогут. И то польза. Дурнушки, конечно, хотя… Шейд насторожился. До него как будто долетел странный, едва слышимый звук, как угасающий звон струны, вспыхнувший на границе зрения ядовито-зеленой искрой. Это не было опасно, но, вероятно, среди крестьянских юбок в этот раз попался любопытный сюрприз, ведь этого типа слабой и скучноватой, на вкус Дурзы, магии великий гиллидский шейд не слышал лет так… пятьдесят, а то и больше, когда был уничтожен их конклав. Дурза усмехнулся своим мыслям и легко спустился по узкой каменной лестнице во внутренний двор крепости. Времени на то, чтобы разобраться с такой посредственностью, у него ещё будет достаточно, а сейчас нужно было заняться насущными делами. Но настроение шейда определенно улучшилось от предвкушения диковинки. Он обязательно спустится в городище, чтобы лично познакомиться с той, кто решил незаметно прокрасться в его владения и, не спросив разрешения шейда, поселиться возле него. Они обязательно немного поиграют одним вечером, Дурзе нужна была разминка в охоте на колдуний. Когда живешь очень долго, твой худший враг – это скука. Ну, частые попытки тебя уничтожить, конечно, развлекают, но и Дурзе иногда хотелось разнообразия.