Of dreams and soulmates

Длинный шарф трижды обернут вокруг шеи – не столько от холода, сколько от любопытных взглядов. Не сомневаясь ни секунды, Куроко назвал адрес водителю такси. Пусть с опозданием, но он приедет. Аомине не позвонил – гордость не позволяла – но каким-то шестым чувством Куроко знал, что он ждет. Вот уже полгода, как Аомине снимал тесную, но достаточно уютную комнату над баром. Шум не стихал до самого рассвета, и это было хорошим оправданием тому, почему он идет напиться вместо того, чтобы попытаться уснуть. Куроко сполз ниже по сиденью и умудрился прислониться головой к ремню безопасности так, что удалось задремать, и в этой полудреме никак не мог отвязаться от воспоминаний. Совсем недавно Аомине был подающим надежды баскетболистом. Яркий, непобедимый, он наслаждался своей жизнью и щедро делился своим теплом с Куроко. И именно из-за уверенности в своей неуязвимости он рванулся играть, несмотря на кажущуюся незначительной травму ноги. Куроко помнил выражение, с каким Аомине встретил его в больнице. Удивление и недоверие: доктора обещали, что он обязательно вернется в баскетбол, просто не раньше следующего сезона. Куроко оставался рядом, тщательно игнорируя постоянные визиты Кисэ: тот сверкал наигранной улыбкой и крутился вокруг Аомине-чи не хуже профессиональной сиделки. Предсказание врачей оправдалось: сияя хищной усмешкой, Аомине снова шагнул на площадку. Должно быть, это было самое счастливое время со времени их знакомства. А потом, спустя почти два месяца, Аомине подставился под фол с целью дать команде заработать необходимые очки. Куроко не было на том матче, и о повторной травме он узнал только на следующий день от Кисэ. Это было хуже, чем в средней школе, когда Аомине бесился от своей непобедимости. Это было хуже всего, что может произойти с молодым спортсменом. Аомине изменился до неузнаваемости: улыбка сменилась кривой усмешкой, от радости не осталось и следа, а в глазах навсегда поселился нехороший огонек. Его свет больше не согревал, хоть и был по-прежнему ослепителен. Постучав в дверь, Куроко дернул ручку. Без особого удивления он шагнул внутрь, не беспокоясь о том, почему дверь открыта: Аомине ждал его. К этому времени он должен был успеть как следует напиться и, может быть, даже уснуть там же, где сидел. Не торопясь, Куроко снял кеды и куртку, закрыл дверь изнутри и пошел на кухню, аккуратно и привычно переступая через груды грязной одежды и пустых коробок из-под пиццы. Заглянув в дверной проем и обнаружив комнату совершенно пустой, он повернул было назад, но тут же почувствовал резкий толчок сзади и чуть не упал, ударившись щекой об стену. Аомине тут же прижался сзади, собственническим жестом обхватил тело Куроко и выдохнул в его затылок. – Опоздал, – без приветствий сказал он. – Я тебя накажу. Аомине подтолкнул его, заставляя идти первым. Куроко послушался, понимая, что Аомине не хочет, чтобы кто-то видел его едва заметную хромоту. В дождливые дни боль усиливалась, и вместе с ней усиливалась ожесточенность: сегодня он был в еще более паршивом настроении. В такие дни Куроко старался игнорировать его резкие, неоправданно злобные выпады. – Раздевайся, – голос холоднее льда. В спальне горела только тусклая лампа. Здесь никогда не было тихо: музыка из бара и уличный шум создавали странную иллюзию интимности. Никто их не услышит, как бы... как бы он ни кричал. Куроко снимал с себя вещь за вещью, пока не остался в одних трусах. Раздевшись раньше него, Аомине сел на кровать и приглашающим жестом махнул рукой. Переступив через стопку аккуратно сложенной одежды, Куроко шагнул вперед и оседлал его. Упираясь коленями в матрас, он наклонился вперед и уцепился руками за спинку кровати, чтобы не потерять равновесие. Аомине бросил взгляд на обе руки по очереди и ухмыльнулся: – Много лишних движений. Убери их за спину. Началось. Куроко перенес вес тела на ноги, окончательно садясь на Аомине, и сложил руки вместе за спиной. В это время Аомине достал из джинсов ремень и крепко связал его запястья: теперь не убежишь. Пару секунд он любовался своим творением, а Куроко изо всех сил старался не выдать тревоги: сегодня он слишком разошелся, а впереди была целая ночь. Руки связаны, значит, сегодня Аомине не хочет, чтобы ему царапали спину – глупый, но глубоко любимый фетиш, к которому он приучил Куроко с самого начала. – Слезь, – Аомине помог ему не потерять равновесия, уложил поперек кровати. Мысленно отмечая его мягкие, осторожные движения, Куроко негромко заговорил: – Аомине-кун, развяжи руки, мне неудобно. Не сработало. Аомине снял с него трусы, сложил их и нажал пальцем на нижнюю губу Куроко, тихо приказывая: – Открой. Куроко позволил ему протолкнуть трусы в рот и только невнятно замычал, когда Аомине развернул его к себе задницей, понимая: теперь он не сможет попросить остановиться. Как будто он остановится. Аомине несильно шлепнул его по заднице, и звук удара эхом разнесся по полупустой комнате. Куроко не издал ни звука, только зажмурился, когда удар повторился, на этот раз сильнее: Аомине злился. Третий и четвертый шлепки неприятно, слишком сильно обожгли кожу. Куроко постарался удобнее устроить начинающие затекать руки, слегка выгнулся – и тогда удары прекратились. Аомине приподнял его за бедра, погладил покрасневшую кожу и спросил: – И как ты сегодня хочешь? Куроко промолчал: ничего внятного он произнести всё равно не сможет, а неразборчиво мычать смысла не было. Потому что даже слов его Аомине давно уже не хотел слышать. Сухо щелкнул открывшийся тюбик смазки, и Аомине вставил в него два пальца, больно разводя их. Он не церемонился, растягивая Куроко ровно настолько, чтобы не было больно самому. Дышать было трудно, и уже начинали затекать мышцы приоткрытого рта. Куроко попытался сжать челюсти, но ткань белья не давала сделать этого; он с трудом сдержал приступ кашля, понимая, что это разозлит Аомине еще сильнее. С низким стоном Аомине вошел в него, удерживая за бедра. Он двигался не часто, но резко, заставляя Куроко едва слышно вскрикивать при каждом толчке, впрочем, стонов почти не было слышно. Не имея возможности упереться руками, Куроко невольно сползал вниз, ложась животом на кровать, несмотря на крепко держащие его руки. Так было проще: уткнуться лицом в ткань одеяла и не думать о том, почему его так заводит подобное отношение. Почему все еще так хорошо (и одновременно так паршиво) продолжаются их отношения с Аомине. Почему он раз за разом приходит, зная, что получит очередную порцию жесткого секса и пару едких комментариев по поводу его личной жизни. Сейчас, когда Аомине навис над ним и наклонился, изменяя угол, боль сменилась непреходящим наслаждением, горячими волнами разливающимся по телу. – Ты мой, – прошипел Аомине, больно сжимая его сосок и прижимаясь к спине Куроко, насколько это позволяли прижатые к ней руки. – Ты. Принадлежишь. Мне. По слову на каждый из трех быстрых рывков, от которых Куроко кончил, беззвучно извиваясь под ним. Аомине приподнял его за живот, прижал к себе и начал двигаться еще быстрее, стремясь достичь собственного оргазма. Он тихо и коротко застонал, наконец отпуская своего партнера, после чего развязал его руки. Не говоря ни слова, Куроко вытащил изо рта трусы и размял затекшие запястья. Повернувшись к Аомине спиной, он сказал будничным тоном: – Я никому не принадлежу, Аомине-кун. Вода в душе ничуть не помогла: ощущение бесконечного одиночества только усилилось. Куроко наблюдал прищуренными глазами за тем, как Аомине собирался на ночную смену, ходя по комнате и чуть припадая на поврежденную ногу. Они попрощались внизу: без нежностей, коротким кивком, как едва знакомые люди. И оба знали, что встретятся снова – быть может, раньше, чем им бы этого хотелось. *** Кагами напряженно наблюдал за тем, как светловолосая девушка спускается к такси. Не прошло и недели, как Алекс нашла себе подходящее жилье и сообщила о том, что съезжает. Их дома разделяли всего несколько кварталов, так что Кагами понимал, что теперь всегда будет под неусыпной опекой. Он ждал очередной, последней атаки насчет Куроко, и Алекс не заставила долго ждать. – Либо ты скажешь ему сегодня же, либо я сама скажу! – заявила она, уперевшись руками в бока. Кагами зыркнул на нее и тут же отвернулся. Он не хуже Алекс понимал, что время давно пришло, но всё было слишком хорошо – или так ему хотелось. – Ты что, моя мама? – лучшее, что пришло ему в голову. – Скажу. А теперь поезжай уже, пожалуйста. Удобнее перехватив сумку, Алекс быстро чмокнула его и села в такси. Помахав ей вслед, Кагами дернул поводок: он опять выгуливал собаку, потому что Куроко снова куда-то исчез. Вечер превращался в ночь, а они все ходили по пустеющим улицам. Подросший щенок кружил рядом с Кагами, который пытался придумать план действий. Это никогда не приводило его ни к чему хорошему, вот и в этот раз он чуть не шагнул под колеса автомобиля, потому что смотрел под ноги, а не на дорогу. Решив, что пора идти домой и проверить, не вернулся ли Куроко, он достал телефон, чтобы узнать время. Экран загорелся раньше, чем Кагами успел нажать на кнопку. «Забери меня» К сообщению была прикреплена карта с адресом. Кагами быстро настрочил в ответ, что уже в пути, бегом завел собаку домой, дважды возвращался: за ключами от машины и курткой: к ночи сильно похолодало. Навигатор привел его к уже знакомому бару. Оранжевая вывеска, обшарпанная мебель: ничего не изменилось, вот только сидящий у бара человек был теперь невыносимо знакомым и близким. Подойдя сзади, Кагами подавил искушение зарыться носом в его волосы и окликнул: – Куроко! Голубые глаза были подернуты пьяной дымкой; Тецуя задумчиво крутил пальцами подозрительного вида сигарету. Он приподнял брови и вопросительно-раздраженно уставился на Кагами: – Что ты здесь делаешь, Кагами-кун? – Ты просил забрать... я тебя первый раз за три дня вижу, идиот! Тебе не кажется это странным? – Почему? – осведомился Куроко, поворачиваясь к нему лицом на крутящемся барном стуле. Нехорошая бледность на его лице стала еще заметнее. Кагами перехватил его руку и потянул на себя, заставляя встать и отойти от барной стойки. Из-за грохочущей музыки ему приходилось почти кричать: – Брось это! Хватит! Тебе самому от этого не противно?! – А твое какое дело? Перестань бегать за мной, как будто ты моя нянька. Да кто ты такой вообще, чтобы говорить мне, что делать! Ты всего лишь... – Твоя родственная душа, – Кагами произнес это едва слышно, но увидев, как побелел и без того бледный Куроко, понял, что он как-то смог расслышать эти слова. – Знаешь, что, – Куроко взял свой косяк и потянулся за зажигалкой. – Пошел бы ты нахуй, родственная душа, – он развернулся и растворился в толпе, ловко протиснувшись между танцующими людьми. Кагами выдохнул – и только сейчас понял, что задерживал дыхание. В горле встало что-то жесткое. Расталкивая локтями горячие двигающиеся тела и постоянно извиняясь, он поспешил за Куроко, растрепанная макушка которого приближалась к выходу. Уличный воздух обдал кожу отрезвляющим холодом; Куроко глубоко вдохнул теплый дым и закашлялся. Разговор давно назревал, и как бы ему не хотелось перенести этот бессмысленный диалог на неопределенное время, Кагами ждать явно не собирался. – Пойдем домой! – попросил он, – сам же написал. – Я передумал, – холодно сказал Куроко, пожимая плечами. Не понимая, что происходит, Кагами уцепился за его рукав, а потом взялся ладонью за тонкие пальцы, сжимая их. – Слушай, я должен был сказать тебе раньше... – Похуй. – Заткнись и дай мне сказать. Кагами все еще держал его за руку и часто дышал, словно только что пробежал стометровку. Он понял, что все нужные слова мгновенно вылетели из головы, и просто молчал, поглаживая большим пальцем ладонь Куроко. – Отпусти, – голос спокойный, словно просит передать привет. – Пожалуйста. Кагами расслабил пальцы и тут же сжал их в кулак. Закончились все слова и аргументы – при невероятной своей холодности Куроко был откровенен с ним, как всегда. И в довершение, будто не хватило ему унижения на всю оставшуюся жизнь, за спиной раздался смутно знакомый надменный голос: – Тецу? Иди сюда. Куроко смерил его последним быстрым взглядом и ушел, не оборачиваясь. *** Путь до дома вылетел из его головы. Он понял, где находится, только упав на холодную незастеленную кровать, и долго лежал, иногда проваливаясь в тревожный неглубокий сон, не приносивший ни сил, ни облегчения. Утро встретило его проливным дождем и десятком звонков от Алекс, которые Кагами проигнорировал; а когда возмущенная девушка появилась в его квартире с вопросом, какого черта он все еще не на работе, он только посмотрел на нее пустыми, ничего не выражающими глазами. Сначала Алекс злилась, но поняв, что что-то не так, забеспокоилась и начала задавать вопросы, ответы на которые Кагами сам не против был узнать. Почему ты молчишь? Что случилось? Кагами. Кагами! Да скажи уже хоть что-нибудь. Тебе плохо? Где Куроко? Кагами вздрогнул и поднял на нее затравленный взгляд. Алекс едва заметно кивнула и ушла на кухню – заварить чай. Она считала, что любую проблему можно решить с помощью чашки чая и разговора, и чуть ли не в первый раз в жизни Кагами совершенно серьезно не разделял ее мнения. Алекс ушла довольно скоро, пообещав вернуться и надрать Кагами задницу, если он не вылезет из спальни и не возьмет себя в руки. Ближе к вечеру он почувствовал, что – хоть и со значительным опозданием – начинает осмысливать слова Куроко. И осознание это пришло с небывалой ясностью. Теперь всё понятно, говорил он себе. Теперь всё просто. Они останутся соседями по квартире. И плевать, что за это время он сумел убедить себя в том, что странный голубоглазый парень что-то для него значит, что он чувствует себя так, словно всем своим простым существом принадлежит ему. Потому что как вообще можно принадлежать тому, кто не хочет, чтобы ему принадлежали? *** На утро у Кагами появилась идея – с огнем нужно бороться огнем. И с Куроко можно было говорить на единственном языке, на котором они понимали друг друга без слов – языке секса. Тихо зайдя в комнату Куроко, он с волнением обнаружил, что тот спит, очень удобно вытянув руки вперед. Кагами сложил вместе его ладони и привязал их к изголовью кровати, радуясь таланту Куроко не просыпаться даже от пушечного выстрела. Стараясь не затягивать слишком туго (роль веревки играл его старый ремень), Кагами убеждал себя, что так он точно не сбежит. Куроко проснулся от ощущения мокрого языка на своей шее, первым делом подумал на щенка и попытался прогнать его, но тут понял, что руки связаны за головой, а сверху лежит упрямый и теплый Кагами. – Доброе утро, – неубедительно изрек он. – Ты меня вчера не дослушал. Куроко фыркнул: – Лучше просто скажи, чего ты пытаешься добиться? – Надо было тебе и рот заткнуть. – Я бы не дал. – Интересно, как, – поинтересовался Кагами. – ...потому что так я бы точно не смог произнести стоп-слово, – не слушая его, ухмыльнулся Куроко. – Что-слово? – Стоп-слово. Отпусти меня, – Куроко подождал, пока Кагами развязал его руки, а потом быстро устроился у него на коленях, положив одну руку на плечо, а другой мягко держа Кагами за подбородок, тем самым заставляя посмотреть в бездонные ледяные глаза. – Я занимался с тобой сексом, потому что это нравилось нам обоим, ведь обоим же? – спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа. – Мне не нужна родственная душа, вторая половина или чего там еще люди считают по поводу этих гребаных снов. И сразу говорю: нет, я не видел тебя во сне, я не помню тебя, – он уселся поудобнее и натянул на них обоих одеяло, – и не знал до того, как ты предложил мне жить вместе, – тут он фыркнул. – Так вот, для чего... – Заткнись, – прервал его Кагами. Куроко вскинул брови с почти искренним удивлением и демонстративно обнял его, уткнувшись носом в шею. Кагами вздрогнул от этого фамильярно-нежного движения, естественности в котором было намного меньше, чем в самом Кагами желания поверить в нее. – Если ты хочешь трахаться – давай трахаться, – произнес Куроко, щекоча шею Кагами горячим дыханием. – Но если тебе хочется, чтобы все было, как в тупых программах по телеку – извини, ничем не могу помочь. – Ты не можешь меня не помнить. Так не бывает, – сказал Кагами. – И тем не менее, – лениво протянул Куроко, запуская пальцы под резинку его трусов. – Так что, хочешь или нет? Кагами оттолкнул его – не грубо, но решительно – и встал с кровати, направляясь к выходу. – Нет. Я вернусь вечером. Подумай, может, я тебе все-таки снился. Должен был. Подумай об этом. Пожалуйста. Куроко проводил его непроницаемым взглядом. *** Весь день Кагами чувствовал себя, как на иголках. Сорвался с работы на полчаса раньше, надеясь на лучшее. Дважды уронил ключи, пытаясь открыть дверь. Стараясь шагать как можно спокойнее, без стука зашел в комнату Куроко. Пусто. Ни его, ни вещей, ни записки. Ничего, но ответ был ясен, и ему стоило догадаться об этом раньше. Куроко собрался и свалил, не сообщив, куда и насколько, но что-то подсказывало Кагами, что тот постарается сделать всё возможное, чтобы больше они не увиделись.