Оранжевая шляпа (Я сдаюсь)

      Малфой в ней сейчас увидел школьницу. Серьезную, отважную, правильную и вдруг… напуганную? В её глазах было всё, кроме даже намека на холодную, самоуверенную особу, с которой он общался почти полгода. И впервые за долгое время он не знал, чего ожидать от бывшей гриффиндорки. — Вы… — она нервно облизнула пересохшие губы, — то есть… — То есть? - каменный взгляд на неё сверху вниз. — Нет, я… — Молчите, мисс Грейнджер, — имя её он произнес максимально членораздельно. — И я повторюсь — оставьте меня. — Да, я… — она рукой потерянно указала на дверь, но по-прежнему не могла оторвать взгляд от собеседника.       Когда первая волна смятения утихла, её накрыло новой. Теперь в голове проносились все их диалоги, его язвительные взгляды. Она вспоминала себя, май, их первую встречу. Сознание кинуло сейчас все силы на поиск ответа на единственный вопрос — что? Что в его глазах? Этот так хорошо уже знакомый ей взгляд с нестираемым презрением, сейчас никак не соответствовал поведению Люциуса ещё несколько минут назад. Он был уставшим, исполненным необъяснимого страха, но страха не за себя. — Вы меня испытываете? — сквозь зубы процедил мужчина. — Нет, — девушка аккуратно отступила от собеседника и выбежала из кабинета.       Жадно глотая воздух, Гермиона остановилась в коридоре. Она всё ещё чувствовала, как бурно, глухими толчками бьётся её сердце. Ноги подкашивались, она прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Она пожалеет. Пожалеет о том, что вломилась к нему сегодня; о том, что застала в кабинете совершенно иного Люциуса; о том, что увидела в этом взгляде. Очередная перепалка, очередной град оскорблений, ничего нового. Кроме глаз, кроме его интонаций.       Секунду помедлив, Малфой закрыл дверь кабинета и оперся о неё спиной. Затем долго, не шевелясь, словно завороженный стоял так, ничего не видя вокруг себя и не думая о том, что может происходить сейчас за стеной. Ведь он слышал, что девчонка, выйдя, прошла не больше десяти шагов.       Он не знал, какого выброса сейчас требуют его эмоции — рассмеяться без причины или разрушить свой кабинет к чёртовой матери. Ему была ненавистна и страшна одна мысль о природе этих самых эмоций, которые зарождались в нём всего несколько минут назад.       Малфой раскурил сигару и подошёл окну. Он никогда не приглядывался к пейзажам, которые были перед глазами почти каждый день, не задумывался о том, как красив его сад отсюда, какой роскошный вид открывается на холмы и лес. Он пытался сосредоточиться на них… Тщетно. Лицо девчонки то и дело всплывало в сознании.       С трудом поднявшись, Гермиона направилась прочь от злосчастного кабинета. В свою спальню, на улицу, в лабораторию, не важно… Уйти подальше. Собственные мысли казались ей настолько громкими, что надо было просто сбежать. Сбежать от них, от себя, от Малфоя. Она была уверена, что если остановится, он всё услышит. Остатки дневной жары ещё сохранялись в доме, на лбу проступила капля пота, дышать стало труднее. Почти вслепую девушка блуждала по темным лабиринтам поместья, уже не зная где она, куда идёт, в какой стороне её комната или хотя бы выход. Весь её путь — холодные, мрачные, бесконечно глубокие, как его глаза, коридоры. И она всё падала и падала в эту ледяную бездну, не давая себе шанса спастись. Гермиона остановилась и прислонилась к стене. Тёплая… Она вздрогнула, не ожидая, что в почти непроглядной тьме этого грозного замка, хоть что-то может излучать тепло. — Тисс, — громко прошептала Гермиона, после чего перед ней появился престарелый эльф. — Простите мисс, Тисс спит, — прохрипел он, — надеюсь, вас это не расстроит. Я выполню все, ч… — Просто перенеси меня в мою спальню, и всё.       Сил хватило лишь на то, чтобы раздеться. Она устроилась в постели, которая оказалась прохладной, и попыталась сосредоточиться на своем дыхании, это всегда помогало уснуть. Всегда, но не сегодня. Подсознание начало кидать изображения Люциуса с самых разных ракурсов. Сравнительный анализ прекращаться не хотел. В итоге, Гермиона сдалась. Что с ним было не так сегодня? Он мог заклинанием выставить её за дверь, повысить тон, оскорблять... Но им словно владел страх, словно он изо всех сил держал себя в руках, чтобы не взорваться. Единственной логичной идеей Гермионе казался срыв. Будто Малфой очень долго копил в себе внутренние проблемы, а диалог за ужином стал лишь триггером. Рычагом, который сорвал стоп кран. А каким бы гадким человеком он ни был, здравый смысл его редко покидал. Наверняка, доводить общение с ровесницей своего сына до крайностей в виде криков и заклятий, о которых потом можно пожалеть, ему не хотелось. Чем дольше Гермиона увязала в таких размышлениях, тем глубже они становились, а постепенно дошли до анализа даже внешности. Да, лишь слепой посчитал бы, что старший Малфой не обладает чертами, определяющими понятие мужской привлекательности. Его тело будто сам Микеланджело точил - без фанатизма, без кубиков на животе и вен на мышцах, но не придраться. А эти скулы, плечи, холодный блеск вечно томного взгляда. В каждой его черте было нечто, изобличавшее в нём человека, неспособного поддаться чьему-либо влиянию, а рожденного для того, чтобы оказывать его. Гермиона не была слепой, и всегда видела в людях лучшие стороны, но, в случае с этим человеком, она для себя заключила, что лучшие стороны - лишь внешние.       Малфоя всю ночь преследовали кошмары, он просыпался в холодном поту. Хотя, кошмары ли? Кадры того, как назойливая девчонка кидает в него Легилименс, проникает в самые потаённые уголки его сознания, видит его всего. Читает, как открытую книгу, но… Но не осуждает, не кричит, не обсыпает оскорблениями. Она молчит, продолжая путешествие по его прошлому. Другое видение — сегодняшний вечер, он отпустил её из кабинета лишь после Обливиэйт. Но сон не даёт подсказок о том, что именно Люциус стирает в её памяти… Этот разговор, или все прошлые, или нечто, что она увидела в его глазах, или его слова в их самую первую встречу почти двенадцать лет назад. Всего двенадцать лет назад. Она ещё такой ребенок. ***       Утро пришло с ярким солнцем и без единого облака над поместьем, по классике издеваясь над настроением Гермионы. Сознание было плотно затянуто грозовыми тучами — мыслями о вчерашнем. Простым день быть не обещал. Наскоро собравшись, она отправилась в библиотеку мэнора, книги и работа всегда отвлекали. Проведя там пару часов и обнаружив необходимую информацию, она пошла к ученым, поделиться своими находками. Быстрым шагом поворачивая к лаборатории, Гермиона чуть не сшибла его… Как удар током. — Простите, с-сэр, — сердце упало, она сглотнула. Сталкиваться взглядами теперь казалось опасным, поэтому сразу после своих слов начала внимательно изучать узор на каменном полу. — Смотреть под ноги надо, мисс Грейнджер, когда вы ходите, а не когда общаетесь с кем-либо. — Могу я… — она медленно подняла голову и указала на дверь позади мужчины, но глаза никак не хотели встречаться с лицом собеседника. — Можете, — процедил он, отступая вправо; только девушка ринулась вперёд, как Люциус продолжил, — а ещё можете зайти в мой кабинет сегодня вечером. В восемь.       Такого Гермиона не ожидала, в планы не входило пересекаться с ним как минимум до тех пор, пока её воображение, которое, как ей казалось, стало совершенно обособленной частью мозга, не прекратит тщательное изучение Малфоя - внешнее, внутреннее… Она глубоко вздохнула и, натянув дежурную улыбку, зашла в лабораторию. Расспросов о вчерашнем было не избежать. Стивен, как выяснилось, тот ещё любитель подробностей и сплетен. Она сбилась со счёту, сколько раз повторила, что всё в порядке и ничего страшного прошлым вечером не произошло, что такой тон её диалога с хозяином мэнора стал уже привычным, и что она хочет спокойно поработать. «В тишине», подчеркнула девушка.       Весь день она занималась исследованиями книги, а мозг её — исследованиями бывшего пожирателя. Ближе к обеду это начало потихоньку выводить её из себя. Она отправилась в спальню, в надежде найти какое-нибудь более-менее подходящее зелье в аптечке. Гермиона не отказалась бы от чего-нибудь сильнодействующего, но оказался лишь Умиротворяющий бальзам. Лучше, чем ничего. Вылив в себя сразу две ампулы, она вернулась в лабораторию. Варево помогло, ей стало заметно спокойнее, то есть постоянные мысли о Малфое никуда не ушли, просто теперь они не раздражали, что, собственно, не стало решением проблемы.       День пролетел, как назло, быстро. Заранее пожелав коллегам доброй ночи, она отправилась принять душ, затем спустилась на кухню. Не желая беспокоить эльфов, она сама на скорую руку соорудила себе пару сэндвичей с кофе и устроилась за столом самой крохотной гостиной первого этажа. Уплетая свой скромный ужин, Гермиона разглядывала комнату, а Малфой тем временем разглядывал её… — Интерьером любуетесь? — донеслось из-за спины. — Кх-кх! — девушка вздрогнула и подавилась напитком, — вот уж не думала, что вы появляетесь хоть где-то кроме своего кабинета и спальни. — Через пять минут жду вас у себя. — Вы не… — когда она обернулась, Люциус уже исчез, — не можете мне указывать, — закончила она в пустоту. Завершив ужин, Гермиона отправилась в кабинет хозяина дома. Она специально не спешила, задетая гордость хотела показать, что Малфой ей не указ. Но сильно задержаться у неё не вышло, пять минут девятого она уже была у него. На удивление, сегодня кабинет был ярко освещен и не так прокурен, как в последние несколько недель. Лишь бокал на письменном столе был неизменным. — Присядьте, — он указал на кресло для гостей напротив стола. — Я не… — Садитесь, это надолго. Вина? — сухо спросил он. Всё же, иногда, воспитание ему, видимо, не позволяло в присутствии гостя пить в одиночестве. Даже такого гостя. После фразы «это надолго» у девушки по позвоночнику пробежал холод, но он был не сравним с тем страхом, который её охватил, когда мужчина начал накладывать заглушающие и еще какие-то защитные заклинания на дверь и камин. В голове начался такой хаос, что она не смогла даже сразу выудить оттуда хоть какой-нибудь вопрос о происходящем, чтобы задать его Люциусу. Казалось, что если она откроет рот, из него выйдет только истеричный визг. — Итак… Мисс Грейнджер, — не дождавшись ответа, он поставил перед ней бокал, — у нас появилась проблема. — Да? — она явно переборщила с вопросительной интонацией. — Да, — он устроился за столом, откинувшись на спинку кресла, — у неё даже имя имеется. Не так давно я решил перечитать… скажем так, личные дела ваших коллег, и выяснилось, что один из них очень близко знаком с вашим директором. Не желаете предположить, кто? — М? — с отсутствующим выражением промычала девушка. — Ясно, не желаете, — поднявшись, он глубоко вздохнул и, прикурив сигару, подошёл к окну, — тогда я вам поведаю… Белый шум… Если утром Гермиона не могла и краем глаза взглянуть на Малфоя, то сейчас ловила себя на мысли, что, возможно, смотрит на собеседника слишком пристально, изучая каждый миллиметр его пальцев, его лица, спины, когда он отворачивался. Одновременно с этим она молила о том, чтобы он не заметил такого внимания. Грейнджер не была уверена, что воспринимает сейчас всё, что он говорит. Она начала думать о том, что в ближайшее время ей стоит съездить в Косой и закупиться зельями. «Хм, он сегодня выбрит…», пронеслось в голове. Она сделала глоток вина и попыталась сосредоточиться на словах мужчины. — …поэтому я вынужден попросить вас быть внимательнее с ним. — Что? С кем? — Гермиона потерянно вскинула брови. — Вы издеваетесь? — со всем хладнокровием произнес он. — Я… Я просто, простите, сегодня сама не своя, — сил на сарказмы не было. — Я вижу, — резким движением он затушил сигару в большой пепельнице и вернулся за стол, — по всей видимости, вы не уловили ни единого слова. — Нет, я поняла, что у нас проблемы. — Что бы сделать такое умозаключение, вам не обязательно было даже приходить сюда, — мужчина вновь вздохнул и, решив не тратить время на препирательства, продолжил по теме, — Леттерсон — он работает на кого-то ещё. — Откуда вы… То есть, вы, вероятно, уже сказали… Известно на кого? — У меня есть предположения. Этим надо заняться. Я опасаюсь, что всё может быть намного серьезнее, чем просто передача информации об изучении какой-то древней книги третьим лицам. — Почему вы рассказываете об этом мне? — аккуратно спросила Гермиона. — Эта… страсть, с которой вы беретесь за свою работу, не присуща больше никому из ваших коллег, по этой причине в них я не могу быть уверен. И, полагаю, ваши внутренние качества не позволили бы вам работать на два фронта. — Эм… — девушка не знала, как реагировать на сказанное. Подобные слова из уст любого другого человека звучали бы как комплимент, но сейчас их произнес Малфой. Комплиментами тут и не пахло. — Полагаю, это надо услышать, как "я вам доверяю". И что вам от меня нужно? — Я приостанавливаю исследования, — он проигнорировал ее слова о доверии, — боюсь, сидя в мэноре, возникшую проблему не решить. — И? — в нетерпении перебила Гермиона. — И… — Люциус с силой потер лицо и набрал воздуха, ему явно было сложно выдавить из себя следующие слова, — я считаю, что мне понадобится партнёр, если я соберусь куда-то отправится для решения некоторых вопросов, связанных с возникшей проблемой, поэтому вы поедете со мной, — он устремил взгляд к потолку и после долгой паузы добавил, — Мерлин, как всё меняется… — Куда? — единственное, что она способна была сказать. Её, по-прежнему неуправляемое, воображение начало сходить с ума. — А почему это нельзя передать в Аврорат? Или… — Вы рехнулись? Мне порой кажется, что по мере изучения книги ваш здравый смысл куда-то рассеивается. Во-первых, вам самой известно, что чуть ли не все работы Абрамелина причислили к запрещённой литературе. Это идиоты французы сочинили, узнав, что я приобрел оригинал, а про их книгу солгал в прошлом году, как и вы, кстати. А даже если адекватные представители Министерства и Аврората нам поверят, их руки всё равно связаны законом. Во-вторых, корень нашей проблемы может находиться не в Англии. Аврорату финансирования не хватит на международное расследование, а прыгать ещё выше и обращаться в свой отдел у меня нет ни малейшего желания. В этом случае без прессы не обойдется, а она нам не нужна. — То есть, вы решили, что я могу все бросить, ринуться на амбразуру с вами, искать то, о чём я пока и представления не имею, и принимать любые ваши условия? — Вы забыли о своём любопытстве. Оно за вас горы сворачивает. Так и сейчас. Вы не сможете отказаться хотя бы из-за него. — Даа-да, — протянула гостья, — вы правы. Только было бы не так неприятно с вами общаться, если бы вы преподносили информацию без излишнего высокомерия и самоуверенности. От вас бы не убыло, если бы сперва вы задали мне вопрос — могу ли я с вами поехать неизвестно куда. — А кто говорит, что общение со мной должно быть приятно или доставлять вам удовольствие? — мужчина встал, чтобы обновить свой бокал. — Конечно, — вздохнула Гермиона, — я могу идти? — Да, — он последовал за ней, чтобы закрыть дверь, или убедиться, что та останется на петлях. — А! Мистер, — она резко обернулась, почти уткнувшись Люциусу в грудь, но резко отступила назад, встретившись с ним взглядом, пожалуй, впервые за вечер, — кхм, Малфой… Я хотела спросить, нет ли у вас хороших успокаивающих зелий? — Хм, — усмехнулся он, — что же так тревожит ваши нервы? — он прекрасно знал. Знал, что вчерашний вечер не выходил весь день не только из его головы. — Работа, — строго ответила девушка, не отрывая взгляда. — Ну-ну, — уголок рта по-прежнему приподнят, — я отправлю к вам Тисс с зельями. — Да, спасибо, доброй ночи. *** — Так что да, пока всё останавливается. Можете домой съездить. — Он ведь уже отлучался, но мы продолжали работать, — начал Леттерсон, — почему мы сейчас не можем остаться? — Меня он в подробности не посвятил. Сказал лишь, зайти всем к нему завтра. — Ты тоже домой? — спросил девушку Стивен. — А у меня какие-то привилегии есть по-твоему? — Да нет, просто… Ничего, — пробормотал парень. — Да, Стив, я тоже домой, — солгала Гермиона. — Что ж, книга его. Решать ему, — легко произнес Миртакис, — пойду собираться что ли. — Советую всем последовать его примеру, — продолжила девушка, — судя по расположению духа Малфоя вчера, он не позволит нам задержаться тут хоть на минуту дольше необходимого. *** — Что-то ещё? — его сосредоточенность слышалась даже в таком простом вопросе. Малфой сидел за своим столом, разбираясь с какими-то документами и периодически делая пометки на небольшой карте. Гостья явно его отвлекала. — Не помню, может, вы говорили вчера, как Итону удалось передавать информацию, если все связаны клятвой? — Говорил, — Люциус недовольно сжал губы, — но, по всей видимости, присутствовало вчера здесь лишь ваше тело, а сознание витало неизвестно где. Почти любую клятву можно нарушить без серьезных последствий, но способы… — говорил он, не отрываясь от работы, — как вы там выразились однажды про времена пожирателей, мой «прошлый род деятельности»? Вот-вот, только люди с таким же прошлым способны на подобные заклинания. Либо здесь другая история, и кто-то нас водит за нос. — Я поняла. — Ко вторнику я решу, что делать дальше. — Ко вторнику? То есть, завтра? — На следующей неделе. Не все столь всемогущи, как вы, мисс Грейнджер. — Но учёных вы распустили. Мне-то что теперь делать? — Оу, — мужчина поднял взгляд на гостью, расплылся в неискренней улыбке и протянул, — я более, чем польщен, что вы спрашиваете подобное у меня. Но у вас, вроде бы, — оторвав руку от бумаг, он выкинул кисть в небрежном жесте в сторону девушки, — вроде бы… своя голова на плечах. Так вот всё, что могу вам посоветовать — приведите её содержимое в порядок. — Тогда… тогда я вернусь в квартиру, — других идей у нее не было. На работе никаких дел, директор велел ей всецело посвятить себя книге. А друзья… Драко появится только завтра, а остальные всё ещё путешествуют неизвестно где. — Как вам угодно, — хмыкнул Малфой, вернувшись к изучению карты. — А… А могу я… — Да-да? — он прищурился. — Еще поработать с книгой? — будто против собственной воли спросила Гермиона. — Какое рвение, — уголок его рта дрогнул, — даже отдохнуть вам не хочется после почти целого лета трудов? — язвительно поинтересовался мужчина. — Привыкла использовать время рационально. — Да, поэтому, вероятно, вы так уютно устроились в мэноре. Припоминаю, вы были очень расстроены, узнав, что не выйдет работать дома. Но что-то с тех пор домой вы и не рвались. — Работа стала приоритетом, — выдавила девушка. — Печально. — Простите? — Ну, — отложив перо, Малфой принялся подворачивать рукава рубашки. Затем, вздохнув, он вышел из-за стола и открыл окно, — мне такой расклад видится исключительно печальным. Работа и работа, потом снова работа. А как же сама жизнь? — последний вопрос он задал с излишней театральностью. Гермиона сглотнула, взгляд был прикован к его рукам, словно пытаясь запомнить каждую вену, морщинку, каждый изгиб грубых пальцев. Она невольно тряхнула головой, отгоняя назойливые мысли, стараясь стереть любое лишнее изображение этого человека из своей головы, заставляя себя вновь и вновь вспоминать войну и все его отвратительные поступки, надеясь, что это поможет усмирить её внутренний шторм, доводящий до исступления. Щелчок его пальцев. Возврат к реальности. — Какая книга, мисс Грейнджер, если ваш рассудок даже просто присутствовать в помещении одновременно с телом не в состоянии? — тон приобрел оттенок раздражения. — Довольно ваших замечаний, — скривилась Гермиона, — вы не ответили на мой вопрос. — На здоровье. Если только время не будет потрачено впустую. Для исследований-то вам хватит сил собрать свои мысли воедино? — Хватит, но отчего вас так заботит состояние моих мыслей? — она сразу же пожалела о сказанном, подумав "сейчас начнется". — Оу, вот и знакомые интонации. Меня это не заботит, я лишь не понимаю, зачем вам оставаться дольше необходимого в доме, хозяин которого вам так неприятен; более того, если вы, я думаю, сами не уверены, что проведете время продуктивно. — Кое-что из ваших слов — правда, — съязвила девушка, — но ответ я получила. Спасибо, — она развернулась и направилась к выходу. — Вероятно, не так сильна неприязнь, если ради какой-то книги вы готовы остаться один на один в доме с «таким отвратительным человеком», как я, — с иронией заметил мужчина, когда Гермиона уже коснулась дверной ручки. Остановившись, она почувствовала, как кровь прилила к щекам, и заметила про себя, что хорошо он этого не видит. Секунду помедлив, она набрала воздуха и, надеясь, что румянец не так заметен, развернулась к собеседнику. — Не льстите себе. Неприязнь сильна, но желание работать — сильнее, и руководствуюсь я только им. Не знаю, какие предположения и идеи на мой счет зародились в вашей голове, но скажу вам, что они ошибочны. Лишь закончив предложение, Гермиона поняла, что слова ее звучали оборонительно. Насколько же неверно она выбрала тактику. Насколько же очевидно нервными и неуверенными были её интонации. Девушка винила свое воображение, которое не давало покоя уже несколько дней, отвлекая от всего на свете. Обычно, её фантазия — это здоровая и полезная вещь, верный спутник интеллекта, без неё Гермиона вряд ли бы достигла того, что имеет. Но… Но надо уметь это воображение обуздывать и направлять на серьезные цели. Стоит дать ему волю, как оно заводит в непроходимые дебри глупости и становится самым страшным врагом. — И вообще, мистер Малфой, самоуверенность должна иметь границы. — М, — Люциус расплылся в улыбке, испытующе взглянув на собеседницу, — наконец-то вы произнесли эту фразу мне в лицо. И, кстати, я и не думал строить какие-либо «предположения и идеи», пока вы не заикнулись об этом. Но вот теперь… Занятно. И какие же у меня могли, по вашему мнению, возникнуть мысли на ваш счет? «Черт…», пронеслось в её голове. Видов магии существует очень много. Но, возможно, один из них — магия слова. И вещь это опасная, особенно в устах человека умелого. Малфой был именно из таких, одной фразой он мог легко дать пощёчину, другой - окрылить или подарить страдания. Ему и мгновения не требовалось для размышления над очередным ответом, или саркастическим выпадом. Так и сейчас — Гермиона замешкалась всего на пару секунд, но ему они могли показаться вечностью. — Уверена, что с… воображением, — она проклинала это слово, — у вас всё в порядке. И мозг ваш способен на многое. Так что я не собираюсь становиться участником игры, которую вы затеваете и разъяснять вам природу моих суждений. — Ловко, — его взгляд прожигал Гермиону насквозь. Только сейчас она начала замечать то, что не видела в нём никогда раньше — неукротимая сила, которая скрывалась за всем его напускным спокойствием. Раньше она видела её как нечто тёмное - совокупность всех его грехов в одном лишь силуэте. А теперь Грейнджер видела её, как его внутренний стержень. Сила, которая будто дана самой природой для того, чтобы сдерживать в хозяине нечто животное и дикое, и не выплескиваться впустую. — Вы, верно, ожидали, что я начну рассыпаться в объяснениях? — спросила девушка. — Я никогда ничего не ожидаю от людей. Они часто разочаровывают. — Волдеморт вас тоже разочаровал? — парировала Грейнджер. — Вы ожидаете услышать «да»? — Я никогда ничего не ожидаю от людей, — повторила она слова собеседника. — Выучили урок, хорошая девочка, — произнёс Люциус со всей серьёзностью, затем тяжело вздохнул и, скрестив руки на груди, чуть присел на край стола, — как часто наши с вами диалоги выходят именно на эту тему? И как долго ещё ваше любопытство не будет давать мне покоя? — Пожалуй, признаю, что моё любопытство не даёт покоя и мне самой, — уверенно начала Гермиона, — но не беспочвенно. Большинству людей вы видитесь, как человек, не обладающий такой вещью, как моральные принципы. Но ваше поведение этому противоречит… Крайне редко, но… Вы будто все ещё стоите на границе каких-то неведомых "тьмы" и "света", срываясь то на одну, то на другую сторону. И как избалованный ребенок, вы уверены, что мир будет вечно плясать под вашу дудку… — …вы издеваетесь? — Малфой издал короткий смешок и сильно сжал челюсть. С самого начала этой «лекции» брови его не опускались. На его очевидное недовольство происходящим Гермиона не стала обращать внимания. — Ведь внутри вас живет нечто положительное… — девушка сглотнула, — но вы словно боитесь этого. — Очередной сеанс? Боюсь, скоро за ваши услуги психолога мне придется платить. Он лениво улыбнулся своей же шутке и подумал о том, как же устал. Устал от постоянных глупых нападок девчонки, от одних и тех же вопросов, на которые она отчего-то так жаждет получить ответы. Устал почти спокойно реагировать на её наглость. Люциус никак не мог взять в толк, почему Грейнджер не оставит его в покое. Причиной же того, что все их разговоры завершались довольно жёстко, была она. Он же старался отстраняться, игнорировать, держать себя в руках. Вероятно, оба они так про себя думали. Но откуда у него такое терпение ко всем её словесным выходкам? Малфой видел в ней упрямого подростка с багажом детских комплексов. Подростка в довольно смелой взрослой оболочке. — Я повторю свой вопрос — сколько это будет продолжаться? Что вам от меня надо, в конце концов? Что мне сделать, чтобы вы раз и навсегда успокоились и высунули нос из моей жизни?! — Я… — О, Мерлин, будь вы мужчиной… — произнес он в сторону, — и лет хотя бы на двадцать постарше… — Тогда что? — сурово спросила Гермиона. — Тогда, мисс Грейнджер, моя палочка не лежала бы на столе, и я уже не разговаривал бы с вами. — М, — теперь язвительная ухмылка коснулась её губ, — воспитание не позволяет напасть на девушку? — На ребёнка, — сухо ответил Малфой. — То есть ребёнка вы практически наняли с вами работать? — По всей видимости, да. Но не переживайте, если что, я умею признавать ошибки. — Да что вы? И ошибки прошлого тоже? — Вы нарываетесь на то, чтобы я забыл о своем воспитании, — процедил собеседник. — Мистер Малфой, — Гермиона вздохнула и, сбавив тон, решила продолжить свою прошлую тираду; она знала, что не успокоится, пока не выскажет то, что созрело у неё в голове. — У всех есть своя история. Только некоторые её просто держат при себе, а другие скрывают всё под самыми пестрыми масками. Да столькими масками, что уже и сами не уверены, была ли так страшна изначальная версия. — М, как мы заговорили. Вы правы, история есть у всех, и каждый за что-то держится в этой жизни, считая это «что-то» самым для него важным и правильным. Так что вы крупно ошибаетесь, полагая, что моральные принципы, которыми привыкли руководствоваться вы, в какой-либо степени выше моих. А, постойте, мои же, на ваш взгляд, вообще отсутствуют. — Довольно странное было у вас представление о правильном и важном. Не ставить ни во что жизни людей, служить волшебнику, которому не требовалась причина для убийства невинного человека, мириться с тем, что это существо хотело сделать монстра из вашего сына. А теперь вы мне говорите о своих моральных принципах? Уверены, что они у вас были? Нет, не так… Принципы у вас точно были. А вот мораль? — Сколько можно? — устало произнес Люциус, — знаете, как говорят — человек неспособный добиться власти или наполнить свою жизнь разумной любовью к деньгам, обычно испытывает нездоровую страсть к таким вещам, как правда, честность, нравственность и справедливость. — Может и вам подобные понятия не были бы чужды, если бы вы иначе расставляли приоритеты в своё время. Вероятно, и способность понять у вас имелась бы; понять, каково было тем людям, которые… — …вы можете забыть своё «если бы»? — Люциус не выдержал и повысил голос, — подобные рассуждения бессмысленны! Прошлое в прошлом! Оставьте попытки представлять альтернативные сценарии. Да и какое право вы имеете вторгаться в то, что вас не касается, тыкать меня носом в события МОЕЙ жизни и демонстрировать свою мнимую правильность. Вы не святая. Осознайте наконец это! — Я никогда этого не утверждала. Вам же я говорю о том, что не встречала большей глупости, чем маг, бессмысленно скрывающий в себе все хорошие поступки, всё человеческое! Вы топите в своей чертовой желчи всё, что можно. Ваше редкое хорошее расположение духа — это маска добродетели, в остальное же время всё наоборот, вы скрываете всё в вас нормальное за лицемерием и порой хамством. Это нездорово! — Как это касается ВАС?!! — Никак, черт возьми! Мне работать с вами, а я и понятия не имею, чего от вас ожидать! Мне нужна хоть капля доверия к человеку, чтобы иметь с ним что-то общее, даже если это — просто работа! Как вы это понять не можете?! — Тогда вы не по адресу! Если вам для сотрудничества со мной требуется, чтобы я жизнь свою наизнанку перед вами вывернул, увольте! Найду другого человека. Вы идиотка, если рассчитываете, что каждый ваш следующий коллега будет соглашаться на такое. — А, мы переходим на личности?! Тогда… Не задумывались, когда вам изменяла жена, когда перестал прислушиваться сын, что дело было, возможно, не в них? — …заткнитесь, — прохрипел Малфой, слегка оттолкнувшись от стола. На лбу пульсировала вена, кулаки наливались кровью. Он сделал ещё шаг по направлению к девушке; она, сама не осознав этого — шаг назад. — Да-да, не в них. А в вас. Не думали, что если бы изменили что-то в себе, семья ваша осталась бы… — Закройте свой рот! — …осталась бы целой. Глаза Малфоя сейчас заблестели необъяснимым азартом, который смыл всю усталость. Он чуть ли не подлетел к Гермионе, отчего она невольно вжалась в дверь и опустила взгляд. Только теперь её накрыло понимание, что она явно переборщила со сказанным и с интонациями… Между ними было не больше шага. Уперев левую ладонь в стену рядом с её лицом, правую Люциус сжал в кулак так, что костяшки побелели. Холодный шепот обдал теплом ее макушку. — Закройте. Свой. Рот. Девушка была не в силах двинуться с места. Но дар речи пока не теряла. Собрав последние остатки смелости, она подняла голову. Осознав, что глаза собеседника находятся всего в нескольких сантиметрах от её, она вздрогнула. Лицо мужчины было непроницаемо. Но этот ледяной взгляд обладал непонятной силой, её словно пронзило насквозь электрическим током. — Ваш приказной тон… Фразу он не дал ей закончить. Кулак разжался и его правая кисть резко переместилась на шею Гермионы, надавив на сонную артерию. Хватка была железной. В нахлынувшей панике, девушка попыталась вздохнуть. На удивление, попытка увенчалась успехом, держал он её крепко, но перекрывать воздух явно не собирался. Но дальше… Дальше развернулось то, что она видела лишь во снах, которые, обманывая себя, считала дурными кошмарами. Горькие, с остатками виски губы, едва ощутимая, но грубая щетина, которая царапала ее кожу. Комната, которая будто стала вращаться вокруг них. Равновесие, которое она вот-вот готова потерять. И воздух, который заканчивался стремительно и неумолимо, но, казалось, он и не был нужен. Она забыла про всё. Про то, кто она, он... зачем, как. Будто вся энергия земли сейчас была сосредоточена в точке, где соприкасались их губы. Гермиона не ощущала время, не помнила себя. Из шторма эмоций, который уже много недель бушевал внутри, сейчас рождалась новая личность. И именно она теперь управляла телом. Руки, которые будто гирями были увешаны секунду назад, хотели обжечься о его кожу, порезаться о его скулы. Но это казалось невыполнимым. Грейнджер медленно подняла левую ладонь и едва ощутимо коснулась тонкой складки на его рубашке, чуть левее солнечного сплетения. В эту секунду Малфой судорожно вдохнул, не разрывая поцелуй. Он всё ещё держался в полушаге от девушки, не отпуская её шею, не ослабевая хватки, не давая даже пошевельнуть головой. Гермиона уже чувствовала жар его тела, руки не слушались. Пальцы скользнули по его рёбрам… Он дрогнул… — Так это единственный способ вас заткнуть? — хладнокровно прохрипел Малфой, тяжело дыша. На лице его было всё то же непроницаемое выражение. Ладонь Гермионы со свистом рассекла воздух, затем раздался звонкий шлепок пощечины. Здравый смысл возвращался к ней быстро. Тело сотрясала мелкая дрожь. Каждый вздох давался с трудом. — Подонок. — Теперь я могу попросить вас оставить меня в покое? Гермиона медленно вышла из кабинета, стараясь даже рукавом футболки не задеть хозяина дома. Внутри разгоралась новая буря.