Оранжевая шляпа (Я сдаюсь)

      Гермиона встала первой. Она не была уверена, спала ли вообще. Драко проснулся, почувствовав движение на кровати. Молчание. Опустошив бокал воды, Грейнджер подошла к окну и закурила. «Вчера» словно не было, «сегодня» ещё не наступило. Сознание пустовало. Но было достаточно одного воспоминания о прошлом вечере, чтобы возродить бурю. Оказалось, что злость на старшего Малфоя никуда не делась, она лишь задремала. Гермиона пыталась найти хоть какое-то разумное объяснение вчерашней ситуации. В ином случае она списала бы его поведение на алкоголь, но он был трезв, в здравом уме и в своем обычном расположении духа. Мог продолжать повышать голос, оскорблениями выставить её из кабинета, угрожать, но черта с два… — Теперь, может, объяснишь, с чего вчера все это было? — с улыбкой протянул парень. — Разрядка была нужна, — без намека на иронию ответила она. Гермиона не жалела о произошедшем, она и не думала об этом больше. Вчера ей это было необходимо. А сейчас в голове поселились две идеи — уехать к чертовой матери из мэнора или отправиться в лабораторию и осуществить идею, которая возникла у неё ещё вчера утром. — Разрядка. То есть я — разрядка. Не уверен, воспринимать это как комплимент или нет. — Воспринимай как хочешь, — она затушила сигарету и накинула рубашку на тонкую майку, — прости, мне надо работать. Может ещё увидимся сегодня, — Гермиона отдавала себе отчёт в том, как холодно говорит с Драко, она прекрасно понимала, что ведёт себя не лучшим образом, но на вежливость и мягкость у неё сейчас не было ни эмоциональных сил, ни желания.       В лабораторию она заглянула аккуратно и, убедившись, что там никого, нашла папку с готовыми переводами и углубилась в чтение. Она знала, что искать. Страница тридцать два, самый последний и не до конца проработанный перевод, заклинание. О действии его все знали лишь поверхностно, испытания не проводились. Но Гермиона была настроена решительно, её не пугали даже неизвестные последствия.       Отчего старший Малфой всё не давал ей покоя? Отчего внутри неё всё сгорало от желания узнать его, узнать, почему он так много не договаривает о прошлом даже сыну? Девушка надеялась, что сегодня она найдет ответ хотя бы на один из нескольких сотен вопросов, давно занимавших её мысли.       Отыскав, наконец, необходимый текст, она ещё раз прочла суть перевода и, тяжело вздохнув, открыла копию оригинала на нужной странице. Некоторую информацию записывали на латыни, её знали все, а в точности заклинания, произнесенного на этом языке, можно было не сомневаться. Volo videre picturae spectris de praeterito hunc, ___. Scio consequentias. Ego sum: nolite timere. Vivit vero in me non ideas mali. Вuc me ad Ipsius praeteritum. Nunc.       Пропуск требовалось заполнить необходимым именем. Отменяющее Гермиона записала на небольшом листке и сунула в карман шорт. Оно звучало куда проще — Revertatur realis tempus. Хотя после и отводился небольшой абзац на объяснения его свойств на языке оригинала, уверенность в том, что переведённой информации ей достаточно, взяла верх. Набрав воздуха, Грейнджер вооружилась палочкой и, на сто процентов будучи убеждённой в том, что это её самый глупый поступок в жизни, она прочла слова вслух. В следующее мгновение весь мир вокруг начал медленно вращаться, воцарился полумрак, стены стали стекать в неведомую пропасть, которая становилась всё шире и шире. Пол уходил из-под ног, гравитация теряла силу. Казалось, если Гермиона оторвётся от земли, то больше на неё не вернется. Тягучий воздух, словно каучуком заливал лёгкие. С аппарацией всё происходящее было не сравнить, хоть та и была не из приятных занятий, но занимала всего пару секунд. Сейчас же минуты обращались в часы. Её всю будто месили, как тесто, вытягивая душу из телесной оболочки. Боли не было, была тошнота, невозможность сосредоточить взгляд в одной точке, головокружение. Внезапно тупая боль прострелила левую половину тела, как бывает при падении. На деле же — она по-прежнему стояла на ногах, пускай и не очень уверенно. Медленно это сумасшествие начало завершаться, Гермиона очутилась на выжженной пустоши, словно сгоревшем поле. Пребывание в этом место можно было сравнить с погружением в омут памяти, но здесь всё было совсем иначе. Гермиона словно стояла за штурвалом корабля, готового отправиться в плавание по всей жизни Малфоя. Как только у неё начали зарождаться вопросы о том, что теперь делать и куда отправляться, ответы на них из ниоткуда рождались в голове, с ними пришло и чёткое понимание, что именно так работает заклинание.       В воздухе одно за другим, серыми клубами дыма медленно возникали воспоминания Люциуса. На эти облака будто проецировались картины его жизни, мелькали, как кадры старой кинопленки. Тут, насколько могла понять Грейнджер, не было отдельных обрывков памяти, здесь было всё существование Люциуса, вплоть до прошедшей минуты… Каждое из этих облаков отображало определённый период его жизни. Где-то глубоко в душе она уже начала жалеть о том, что решилась на эту затею. Она вовсе не желала увидеть всё, но теперь соблазн был слишком велик. Проклятое любопытство. Через секунду Гермиона поняла, что направление может выбрать мысленно, но всё же невольно потянулась к бледному клубу дыма, на котором мелькали картины времен войны. А взглянув на собственную руку, осознала, что она совершенна бестелесна. Словно призрак, но не так бесцветна. Одной мысли о войне хватило, чтобы обстановка вокруг моментально сменилась. Девушка очутилась на небольшой поляне около лодочного сарая. Один взгляд на стены любимого замка, и по спине пробежали мурашки. Голоса внутри небольшой постройки отвлекли её от воспоминаний. Гермиона понимала, что её здесь никто не увидит и не услышит, но всё же старалась шагать тихо. В хижине стояли двое… — Да, мой Лорд… — уставшим от состояния постоянной безысходности голосом, прохрипел Малфой. — И советую тебе найти сына. Молись, чтобы он ещё не переметнулся на их сторону. Потому что, если это так, то его постигнет та же участь, что и твою мать… — Волдеморт расплылся в улыбке, — помнишь тот день? Хм. Конечно помнишь… Её крики, её боль. А ты просто стоял рядом, наблюдал, даже не пытаясь помочь. Гермиона ахнула и прикрыла рот. За время войны ей, к счастью, не довелось сталкиваться с Тёмным Лордом лицом к лицу, но сейчас её охватывал такой ужас, которого она не испытывала никогда. Но вместе с этим в ней поселилось и новое чувство, оно казалось совершенно неестественным — жалость. Жалость к Малфою, к его семье. Ведь происходящее сейчас — это лишь малая часть; страшно и подумать о том, через что им, вероятно, пришлось пройти. — Помочь, мой Лорд? Вы тогда лишили меня такой возможности. — Ах, да, возможности я тебя лишил! Но голоса я тебя не лишал. — Не говорите, что мои слова могли что-то исправить. Вашего решения было не изменить. — Верно, хотя я не отказался бы посмотреть на твою мольбу, но твоя гордость, Люциус… Твоя гордость… Боюсь, ты забудешь про неё, если дело коснется твоего сына. — Он не переметнулся, — выдавил Малфой, которому стоило прокашляться перед этим, потому что слова, которые он изрёк, были похожи на хриплый писк. — Хм, завидная уверенность… — Тёмный Лорд медленно подошёл к собеседнику почти в упор, — ты жалок. Как тебе самому от себя не тошно? — ответа он не ждал, — найди сына! Оставшись в одиночестве, Люциус с силой сжал скулы и прикрыл глаза. Глубоко вздохнув, он направился прочь из сарая, Гермиона — незримой тенью за ним. Стоило им выйти наружу, как со склона неподалеку послышались голоса. — Ха! Посмотрите-ка! Малфой! Присоединяйся, если не боишься испачкаться, у нас даже палочка лишняя найдется, — во всеуслышание произнёс Руквуд. Смех толпы, похожий на лай диких псов, резал слух. Люциус собрал всю ярость в кулак и натянул улыбку, стараясь показать, что сарказм он оценил. — Да-да, от предложения не откажусь, — правдоподобно весело процедил он. Один из пожирателей извлёк из глубокого внутреннего кармана палочку и брезгливо кинул её собеседнику. А в следующую секунду события начали разворачиваться с молниеносной скоростью. — Экспелиармус! В руках Малфоя теперь две палочки, из которых не прекращают вылетать зелёные вспышки. Он уверенным шагом идёт вперёд с непроницаемым выражением на лице. Лишь ярость в глубине зрачков могла выдать его намерения. Один за одним под ноги ему падали бездыханные тела пожирателей. Сам он даже не уклонялся от встречных ударов, только отбивал их щитовыми чарами, образуя за собой дорогу из трупов. Остался последний… — Люц, Люц, ты чего? — промямлил безоружный Нотт, — мы же друзья. Ты с ума сошёл? Опусти палочку! Мы вместе разбирались с грязнокровками тогда, помнишь? У нас ведь общие идеалы, друг… — Идеалы? Прославление чистоты крови? В моём представлении эти понятия никогда не подразумевали беспорядочных убийств. Прославление чистоты — это всего-навсего уважение к крови и предкам. Убийствами вы не превознесете себя надо всеми остальными. Убийствами вы не заработаете себе уважения. Вы скорее себя истребите, ублюдки! — Но ты сам только что… — Я пытаюсь спасти то, что осталось. И это явно не вы все. Авада Кедавра! Гермиона медленно опустилась на колени и села на холодную землю. Глаза щипать от слёз начало ещё в сарае. Провожая взглядом Люциуса, девушка ощутила, как возвращается к началу. Обстановка рассеивается, перед ней вновь выжженное поле и клубы дыма. Она уже боится выбрать следующее воспоминание, оттого не спешит. Принять только что увиденное было до невозможного трудно… Зачем Малфой служил человеку, который убил его мать? Зачем изображал преданность? Хотя… Вариантов у него было не много — преданность или смерть. *** В лаборатории раздался тихий хлопок. Незнакомец с домовиком за руку очутились в центре комнаты. — Оу! — воскликнул мужчина, взглянув на тело Гермионы, которое покоилось на полу, — детка, ну зачем такие меры… Любопытство должно иметь границы, — он мягко погладил девушку по голове. Как ни странно, но у неизвестного гостя не было ни единого сомнения в том, что она жива. Без помощи палочки он перенёс её тело немного вглубь помещения, разместив за одним из столов. — Прости, сладкая, пока что придётся оставить тебя здесь. Но мы скоро увидимся. Ещё несколько минут мужчина аккуратно исследовал лабораторию. Он определенно знал, что искал, брался не за каждую книгу и не за любой пергамент. Все движения его были педантичны, ловки и продуманы. Но, в итоге, успехом поиски его не увенчались и он собрался было звать домовика, как услышал шаги за дверью… *** Раздался стук в дверь. Короткий, негромкий, равнодушный. Ответа не последовало. Ручка медленно повернулась и в коридор упал луч света из распахнутого окна комнаты. — Я уже… — Драко пытался впопыхах выбраться из кровати. — Сын?.. — в этом коротком слове и вздёрнутой брови было столько издёвки, сколько Снейпу хватило бы на целый урок. — Я ухожу уже, — невнятно выдавил парень, застегивая шорты. — Занимательно, — протянул старший Малфой, — могу я узнать, что ты делаешь в этой комнате? И где её временная хозяйка? — Гермиона… — Сперва первый вопрос, — перебил Люциус. Драко глубоко вздохнул. Он стоял спиной к отцу и поворачиваться к нему не было никакого желания. — Я вчера вернулся, она хотела со мной пообщаться, и я зашёл, — он усердно делал вид, что молния на шортах никак не поддается. — Пообщаться. Зашел… Хм, — мужчина взглядом обвёл комнату; сорванная в диком порыве вчерашняя одежда так и покоилась на полу. — Общение, как я вижу, было довольно тесным. С каких же пор ты начал меня за идиота принимать? — Что ты хочешь услышать, отец? — наконец обернулся Драко. — Правда была бы кстати. Но и без неё тут все ясно. Как же иногда интересно оборачивается школьная неприязнь, да? — по губам скользнула злая ухмылка. — Не то слово, — скривился парень. — Где девчонка? — Не знаю. Сказала, что пошла работать. — Я поговорю с тобой вечером, — подобной фразы боятся все, а уж из уст Люциуса эти слова звучали как прямая угроза. Мужчина вышел, оставив дверь распахнутой. С каждым новым шагом в голове глухими ударами отдавалось осознание увиденной картины. «Он. Спит. С ней… Мой сын. С Грейнджер… Как ему только…» Лаборатория оказалась не заперта. Малфой напрягся и резким движением выдернул палочку из трости. — Да оставьте это, — с иронией донеслось из помещения. — Вы кто? — сурово выдавил Люциус, когда его взору открылся гость, скромно устроившийся на высоком стуле в центре комнаты. Атаковать хозяин дома не спешил, зная, что все несколько сотен защитных заклинаний мэнора работали превосходно, а уж если кто-то и попытался бы сюда проникнуть, то этого человека стоило скорей заподозрить в слабоумии, нежели в излишней самоуверенности. На вид гостю было около пятидесяти, внешность самая заурядная, костюм самый простой. Но всё нутро его сочилось невыносимой опрятностью и педантичностью. В этом он, пожалуй, мог даже самого Малфоя переплюнуть. — Если я назовусь, ваше мнение о моей персоне немедленно обрастет предрассудками. Скажу лишь, можете называть меня Уилл, я вполне привык к этому обращению. Ну и ещё одно… Мы с вами уже встречались. Пообщаться не удалось, но мы виделись, хотя, конечно, кто я такой, чтобы запоминать мое обычное лицо, так? — доставать палочку незнакомец и не собирался. — Что вы делаете в моем доме? — хозяин мэнора будто мимо ушей пропустил предыдущий ответ. — Ах, да. У меня возникла проблема небольшая и я думал найти кое-что о предмете ваших исследований, надеялся, это поможет мне. Но увы, всё, что я увидел — не то… Буду искать дальше, — всплеснул руками Уилл. — Откуда у вас вообще информация об этой комнате и её содержимом? — Люциус начинал медленно выходить из себя, на скулах заиграли желваки. — Поверьте мне, это сейчас не важно, - говорил этот человек с каким-то нездоровым дружелюбием, он словно не мог быть невежливым, чем в такой ситуации походил на психопата. - Но чтобы мой визит не был бессмысленным, можно и посвятить вас в некоторые вещи… Так вот, хочу вам рассказать, что любой чистокровный волшебник погибнет при попытке применить хоть одно заклинание из во-о-от этой вот книжечки, — он указал на копию Гримуара, — это, собственно, является сутью. Победа в войне не изменила вас, бывших сторонников Лорда. А из Азкабана побеги уже случались. Да и держит он не всех бывших пожирателей. Живой пример передо мной, — мужчина мягко кивнул в сторону собеседника, — а в этом фолианте содержится информация, которой очень нежелательно попадать в руки таких, как вы… Потому что, вы просто уничтожите эту информацию. — Чудесно, — с иронией констатировал Малфой, которому начинало казаться, что собеседник-бедняга сбежал из Мунго пару часов назад, — я вашу ко мне ненависть кожей ощущаю, так зачем вы мне это рассказываете? — Да так, решил разнообразить ваш досуг, — мужчина говорил с манерой детского фокусника, таинственная улыбка и неоправданно игривый тон сопровождали каждое его изречение. — Безмерно благодарен. Но у меня для этого есть свои способы, и они меня вполне устраивают, — парировал Малфой. — Не сомневаюсь. — Опустим это всё. Что вы пытались найти здесь? В моём доме, — прохладно произнёс Люциус. — О… — собеседник расплылся в улыбке, которая открыла его идеальные белоснежные зубы, и сморщил нос, — надеялся, что вы дошли до самой интересной страницы Гримуара, но, видимо, увы. — Откуда вы можете это знать… — теперь Малфой был зол на себя, — Мерлин… — Ну наконец-то. Думал, для вас всё уже давно очевидно, — ухмыльнулся гость. — Это вы нашли книгу. Вы познакомились с содержанием, а потом выставили якобы свежую находку на аукцион. А теперь ждёте, когда довольный покупатель её изучит... — Малфой резко втянул воздух и, с палочкой наготове, сделал несколько быстрых шагов к собеседнику, — а не считаете ли вы слишком смелым заявиться сюда вот так? Что мешает мне от вас избавиться? Зарубить проблему на корню? — Оу, — улыбнулся мужчина, — ну-с, во-первых, убьете меня — придут другие, а во-вторых - я просто знаю, что вы этого не сделаете. Так что, я ухожу ни с чем и оставляю вас со своими размышлениями. Мы ещё свидимся, обещаю. Всего доброго, мистер Малфой. Звонко произнеся имя, по всей видимости, своего домовика, гость испарился вместе с ним. Воцарилась тишина. Лишь раскаленный шар ярости, казалось, гудел внутри хозяина дома. Ступор… Это состояние для Малфоя было в новинку. ***       На семьдесят восьмом этаже Крайслер билдинг сегодня было шумно. За тяжёлым черным мраморным столом в форме ромба сидели восемь волшебников с разных концов света. Они бурно спорили, каждый из присутствующих то и дело переходил на свой родной язык, по всей видимости, в тех случаях, когда хотелось выругаться. Единственным, кто сидел молча, устало и раздраженно наблюдая за все балаганом, был темноволосый волшебник с едва торчащим из-под высокого ворота рубашки шрамом на сонной артерии. Другой, тучного вида мужчина средних лет, в нелепых клетчатых шортах, заправленной в них рубашке и с магловским фотоаппаратом на шее постоянно почёсывал свою бороду, то и дело пытаясь вставить слово в споре, и иногда закатывал глаза с мыслями: «О, Мерлин! Ну о чём тут говорить…». Самым громким был кореец в довольно смешном наряде и с большой татуировкой некоего существа на шее, которая периодически меняла свое положение. Он жестикулировал так, что, казалось, вот-вот зарядит кому-то из соседей по лицу. Как раз этого и опасался худощавый старик рядом с ним, он только собрался повысить голос на излишне энергичного азиата, как все гости, и он в том числе, замерли. Казалось, остановились даже блестящие пылинки, танцующие в тусклом солнечном свете, льющемся из окон и заполняющим всё помещение. Шевелить волшебники могли лишь глазными яблоками, да и все чувства остались при них. Мрачная фигура в темно-пепельной мантии, которая всё это время наблюдала за полуденным Нью-Йорком, затянутым лёгкой туманной дымкой, теперь стояла лицом к гостям. — По одному, — прозвучал бархатный голос, а его обладатель мягко взмахнул рукой в сторону одного из волшебников, — Леонард… У тебя равнодушный вид, ты довольно спокоен, начинай первым. — Да, госпожа Агния. Спасибо, — Макбейтон прокашлялся и размял плечи, — я не считаю, что произошло что-то страшное, не понимаю лишь одного — зачем ему изначально дали эльфа. Все мы понимаем, что Уилл — самый амбициозный и уверенный в себе сквиб из всех, живущих на этой или соседних планетах, — Леонард говорил интонациями университетского профессора, заглянувшего в паб после работы, и нашедшего свободные уши, готовые терпеть то, как их учит жизни какой-то незнакомец. На деле же это был человек в нелепом одеянии, которое кричало об его усердии слиться с толпой маглов в кипящем водовороте жизни Манхэттена. Но при всех его стараниях походить на недалекого туриста и типичного представителя немагического рода, в лице его четко угадывался интеллект. Интеллект и твердость. Глаза казались суровыми, медвежьими, но стоило ему начать говорить, мимика смягчала каждую деталь широкого лица, а щёк всегда чуть касался румянец. Суровым Леонард вовсе не был, он был магом старой закалки, справедливым и требовательным как к себе, так и к окружающим. От него веяло каким-то домашним теплом — его легко было представить сидящим в кресле-качалке уютным зимним вечером, с внучкой на коленях, читающего ей какую-нибудь «Зайчиху-Шутиху». Мужчина отвлёкся, прошептав заклинание, после которого в его руке появился стакан воды, и продолжил: — Поступок его меня не удивил, это ожидаемо, когда ты много хочешь, но не можешь, а тут тебе преподносят… ну, конечно не ключ к желаемому, но, по крайней мере, жутко неудобную отмычку в лице эльфа. А это уже что-то. Стоит приловчиться, помучиться, но замок, всё же, будет открыт. Вот наш общий знакомый прошёл как раз этот путь. — Ты умеешь хорошо сказать, — госпожа одобрительно кивнула собеседнику. — Надеюсь, сегодня мы выясним причины, по которым Бартоламью так любезно одолжил своего домовика. Обездвиженное тело Бартоламью в эту секунду закатило глаза, что выглядело до крайности нелепо. В абсолютной тишине женщина по имени Агния мягкими шагами мерила помещение и внимательно осматривала гостей. Красотой эта дама не блистала, хотя, до тролля ей тоже было далеко. Она вся светилась какой-то пресной бледностью. Цвет её лица можно было назвать безжизненным, если бы не мягкий румянец на тонких, острых скулах. Яркость прозрачных серых глаз отвлекала внимание от чуть кривоватого узкого носа — они были цвета инея на сухих осенних листьях. Темные волосы собраны в идеальный длинный хвост на затылке, кончик которого она время от времени перекидывала на плечо и теребила. Обычно, такое делают неосознанно, при волнении, но она не волновалась. Никогда. Агния происходила из древнего рода Оукби*. Предки ее славились терпимостью ко всем волшебным расам и видам. Как раз одна из её дальних теток основала знаменитое «Общество поддержки сквибов» более века назад. Но с годами ключевые качества наследников этой фамилии перестраивались, эволюционировали или даже деградировали. Нельзя было угадать, как повлияет среда, в которой взрослели молодые Оукби. Хотя Агния и считала себя самым классическим представителем своей семьи, нашлось бы немало предков, готовых с этим поспорить. — Рамзи, твоя очередь. Худощавый старик, который всё боялся случайно получить в глаз от соседа слева, ожил. Он проморгался, затем закатился таким кашлем, что казалось, вот-вот познакомится с Мерлином лично. Когда этот приступ завершился, мужчина ещё немного постучал по груди, прочистил голос и начал: — Да, леди, я хочу сказать, что не считаю Бартоламью виноватым, — старик говорил сиплым прокуренным голосом, одна его бровь постоянно чуть подёргивалась, как и вся правая сторона тела; ему можно было дать лет семьдесят и пару-тройку пережитых инсультов, будь он маглом… — Гомез постоянно говорил о том, что стоит позволить Венделу или, как он предпочитает, Уиллу, осуществить задуманное, но у него не было возможности посодействовать, не участвуя при этом в процессе лично. Так что, я полагаю, он надавил на бедолагу Барти, чтобы тот приказал эльфу слушаться Уилла. — Занятно, — при всей прохладности, с которой говорила эта женщина, в её тоне всегда легко угадывалось уважение к собеседнику, — я могу согласиться с тобой, Рамзи, я не раз слышала от Гомеза подобное. Итак, продолжим… Лиам, прошу, поспокойнее. — Да-да, мисс, разумеется, я спокоен, да, — затараторил азиат, к которому вернулась возможность двигаться, — мисс, я, на удивление, согласен здесь с Рамзи, всё от Гомеза пошло! А вы на него посмотрите, если он захочет надавить на кого-то, то точно надавит! Крупный мексиканец, которого сейчас обвиняли во всем случившемся, умудрился с обездвиженным лицом, одними, казалось, зрачками, выразить всё, что он думает о Лиаме. Но через секунду к Гомезу тоже вернулась способность двигаться, и в этот момент кореец, татуировка которого сейчас заплыла куда-то за воротник красной рубашки, желал сам заплыть куда-нибудь, да поглубже… — Я не буду отказываться от своих слов, мисс, — грозно начал Гомез, — я считаю, что ему давно надо было дать эту, как вы, Лео, выражаетесь, отмычку. Он справился лучше любого из нас. Он умён в этом всём, он точно знал, что искать и где, и как. Он даже координаты комнаты вычислил для эльфа, чтобы перенестись туда. Для сквиба у него вообще стальные... Ну, понимаете. Зато теперь мы знаем, что там у Малфоя и как, и на какой стадии. Не согласны? — он ухмылкой взглянул на единственную даму в помещении. — Соглашусь, но если ты подтверждаешь тот факт, что сам вынудил Бартоламью пойти на такое, то ты знаешь, что тебя ожидает. Это нарушение девятого пункта, надеюсь, ты не забыл наши правила. — Я не толкал ни на что Барти. Я лишь высказывался. Поэтому, оправдания считаю бессмысленными. — Хорошо, я тебя услышала. Итак, я полагаю, остальные согласны со всем сказанным? Движение руки, и за столом «ожили» все присутствующие. По комнате пронёсся гул и шёпот аккуратных «да» и шорох мантий. Лишь один из них, мужчина с глазами не менее чёрными, чем его одеяние, казалось, ни на дюйм не сменил позу. Он только коротко вздохнул и поднял взгляд на единственную даму, чей взор не смог этого не заметить. — Северус? — Агния вздернула бровь. — Да? — равнодушно протянул мужчина и отвел глаза. — Ты с чем-то не согласен, друг мой? Снейп скривил губы, но воздержался от комментария, который первым пришел в голову. Его коробило ото всей этой излишней напускной вежливости. Он прекрасно понимал, что Уилл сделал то, что планировалось уже несколько недель. А все были в таком негодовании лишь потому, что он сделал это, никого не предупредив, и способом, который никого не устраивал. Да и толку чуть, всё равно он не нашел в лаборатории Малфоя почти ничего интересного и уж точно ничего полезного. — Претензий у меня нет. Я всего лишь считаю, что Вендел не пошел бы на это, если бы вы изначально согласились на мой план. — Ты противоречишь сам себе, Северус. Ведь ты с нами совсем недавно и изначально присоединился, чтобы навсегда забыть своё прошлое. Я до сих пор не могу взять в толк, чем ты руководствовался, предлагая свою кандидатуру именно для этого дела? — А я не могу взять в толк, почему вас так это волнует, — резко начал бывший профессор, — я согласился навестить Малфоя. Это было разумным, безопасным планом. Он мне доверяет явно больше, чем музею. Я бы за минуту выяснил, не скрывает ли он чего-то от них. Какое всем вам дело до того, что меня на это сподвигло, и как бы я себя после этого чувствовал. Это - работа, дело, его надо выполнить и точка. Здесь не место мягкости и заботе о благополучии внутреннего мира членов нашего Совета, как вы его называете. А вы отказываетесь от здравых идей, руководствуясь отнюдь не головой, — волшебники за столом неловко переглядывались; после нескольких недель работы с ним, они всё ещё не могли привыкнуть к тому, как этот человек позволяет себе общаться с главой их Совета. — Обсуждать всё снова я не хочу. Что сделано, то сделано. — Я тебя поняла, — сдержанно ответила Агния, — только, боюсь, мы будем вынуждены всё же прибегнуть к твоей помощи. Если ты действительно готов поступиться собственным спокойствием и жизнью вдали от Англии, то так тому и быть. Но это мы ещё обговорим. — Неужели, — буркнул Снейп себе под нос, а его собеседница сделала вид, что не услышала этого. *** Грейнджер очутилась в одна тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, а дату она знала точно, потому что в первую же секунду её взгляд упал на настольный волшебный календарь. Устройство это было крайне необычным, если его вообще можно было назвать устройством. Все цифры были крупными, в половину ладони, располагались в ряд на столе, не парили в воздухе, не крутились не скользили, а просто стояли на столе, только вот потрогать их было никак нельзя. Весь механизм заключался в том, что цифры эти словно выталкивали из себя весь свет, который на них падал, а ночью — наоборот, собирали в себя любой крохотный отблеск, лучик, отражение. И календарь этот показался ей до странного знакомым, но стоило осмотреться, и она поняла, почему… Её комната. «Её» комната в Малфой мэноре. За окном зима, утро Рождества. На полу всё тот же ковёр с неведомыми узорами, в углу большое трюмо, те же тяжёлые шторы зеленого бархата, большое кресло с резными ножками, вечно открытая дверь в ванную комнату, заколдованный под гардеробную шкаф, та же постель… А в ней, из-под огромного одеяла торчит крохотная белокурая голова. Сколько ему здесь, пять? Гермиона не могла поверить, что эта спальня может принадлежать ребенку. Хотя, если присмотреться, массивный сундук, обитый велюром, который при ней мирно покоился у изножья кровати, теперь стоял открытым напротив окна. Над ним парили пара небольших мячей, рядом разбросаны детские кубики, на гранях одного из них красовались изображения волшебных монет, другого — магических существ, а на третьем были какие-то символы. Внутри сундук был забит всем, о чём у ребенка, который вырос в семье маглов, и представления нет. А у двери расположилась крохотная метла — детская модификация модели "Комета-180". Гермиона невольно улыбнулась — ей сразу представился нынешний взрослый Малфой, парящий на этой штуковине. Было и ещё одно отличие — фотографии. В спальне они были везде — группа рамок на стене у входа, на столе, на прикроватных тумбах. Казалось, тут был запечатлен весь род Малфоев. Незримая гостья вздрогнула, крохотный комок в постели зашевелился. Протирая глаза от ярких морозных лучей из окна, он выбрался из-под одеяла. — Гри-и-ис, — пропищал малыш. В комнате тут же появился домовик, и в эту самую секунду всю лучезарность Рождественского утра как ветром сдуло. Эльф выглядел печальнее, чем Добби в свои худшие годы, — весь в синяках, некоторые из них совсем свежие, огромное ухо разодрано, на ранке — едва засохшая кровь этого маленького, невинного существа. У Гермионы защемило сердце. — Да, маленький хозяин, — прошептал он. Казалось, у создания просто нет сил говорить громче. — Ох, — выдохнул пятилетний Люциус, — она опять не в духе? — Хозяину не надо волноваться о Грисе. С Грисом всё будет в порядке. Что желает хозяин? — Постой, — ребенок смешно сполз с высокой кровати и побежал в ванную, — иди сюда! С тихим хлопком домовик оказался где велено. — Смотри, меня этому научил… — мальчик на секунду замешкался, — только не говори маме, ни в коем случае, — эльф послушно кивнул, — нет, прости, я должен сказать по-другому. Я приказываю не рассказывать об этом моей маме. — Слушаюсь, хозяин. — Ладно, смотри, — снова начал Люциус, — любую болячку надо промывать. Меня Джим научил, ему семь и он из Уилтшира, — последнее ребенок произнёс с одновременно деловым и опасливым видом; он гордился тем, что у него есть приятель постарше, но боялся, что кто-то мог узнать о его совсем не волшебном происхождении. — Я его осенью видел, когда он в поле с ребятами какими-то играл в странную игру, у них там биты такие были, как в квиддиче. Мне просто интересно стало, вот я и пошёл… — на этих словах он чуть потупил взгляд, словно оправдывался, — это тогда я коленку разбил, помнишь? Вот, надо промыть твое огромное ухо, только я до крана достану, а до шкафчика нет, а там салфетки. — Хозяин, не надо… — грустно промычал Грис. — Ну, хватит, лезь за салфетками! — настаивал маленький Малфой; домовик послушался, он вытянул кулачок и раскрыл ладошку с тоненькими, наполовину перебинтованными пальчиками, в ней тут же появилось небольшое хлопчатобумажное полотенце. — Ну, или так, — хмыкнул малыш. Люциус намочил белоснежную ткань и принялся аккуратно промокать рану на большом оттопыренном ухе. Эльф даже не пискнул. Когда крови больше не было, да и всё ухо выглядело на порядок чище, парень гордо произнес: — А теперь надо подуть. За всем происходящим Гермиона наблюдала, едва сдерживая слёзы и прикрыв ладонью рот. Нет, она вовсе не боялась быть услышанной, скорее она не могла поверить собственным глазам. Чувство жалости сейчас словно резало её изнутри. Жалости не только к домовику, это было объяснимо, стоило только взглянуть на это создание, но и к пятилетнему Малфою. Жалость от того, что Гермионе заранее рисовались картины событий его детства, которые могли воспитать настоящего тирана, ненавистника маглов, грязнокровок и прочих существ, служителя Тёмного Лорда из этого доброго ребёнка. Люциус Малфой помогает эльфу залечить раны, играет с магловскими детишками, разбивает коленки… — Ой, смотри, у тебя и на макушке царапина, давай… — Лю-ю-юциус, — донесся певучий голос из коридора. Звучал он обманчиво доброжелательно, в магловских фильмах маньяки зовут своих жертв с точно такими же интонациями. — Так, тшш! — мальчик прижал палец к губам, призывая к тишине, словно он тут был не единственным, кто разговаривал, — исчезай, и забери тряпку. И никому ни слова, — домовик мягко кивнул и исчез. — Люциус? — в комнату вошла высокая волшебница. Её каштановые волосы были подняты в высокий начёс, а домашний халат выглядел скорее как парадная мантия — атласно-чёрный, с вышивкой серебряными нитями. — Да, мам, — малыш испуганно взглянул на неё. — Сегодня Рождество, — сухо констатировала женщина очевидный факт. — Да. Я помню, ты не любишь этот праздник. — Мда, — мать утомленно закатила глаза, — но у тебя должно быть вот это, — она протянула малышу огромную книгу, которую он еле поднял двумя ручками, — можешь считать это подарком. Я уверена, это лучше, чем весь бесполезный хлам для коллекции в твоем сундуке, которым хотел одарить тебя Абраксас. — Что это? — потерянно спросил маленький Малфой. — Тц, — она цокнула языком, — ты уже должен уметь читать, так? Или мы зря спускаем столько денег на твоих домашних учителей? — вопросы были, скорее, риторические, — это история нашего рода, безмозглое ты дитя. Там, на последней странице, заколдованное фамильное древо с тысяча пятьсот двадцать первого года. Хорошо бы тебе его знать. — Да, мам. — Что «да, мам», — передернула она сына, а после короткого вдоха сменила тему, — с кем ты разговаривал? Крохотное сердце малыша провалилось в пятки. — Я… Я играл, будто колдую. — Знаешь, умение красиво лгать это талант. Ты им не обладаешь. Грис! — произнесла женщина в пустоту, после чего рядом появился домовик, которого она тут же схватила за шиворот его грязной наволочки, — итак, Люциус, всё ещё не желаешь рассказать правду? Ребенок потупил взгляд, он никогда не знал, чего ожидать от матери. — А… А при чем тут Грис? Мам, не трогай его, пожалуйста, — слёзы были уже близко. — Жалость — это чувство бесполезное, сын, — с этими словами в руке её материализовался крохотный кинжал с резной рукояткой, а через секунду его лезвие уже грелось в крови, в самом сердце невинного домовика. Гермиона не выдержала, с громким всхлипом, жадно глотая воздух, она выбежала из спальни. Она всё бежала и бежала, не замечая, что несётся уже не по знакомым коридорам мэнора, а по тому самому полю с воспоминаниями, принесшими ей столько горьких слёз. По сравнению с только что увиденным, воспоминание Малфоя о войне было практически ничем. По одному этому Рождественскому утру тысяча девятьсот пятьдесят девятого года можно было составить полную картину детства бывшего пожирателя. Спустя какое-то время, успокоившись и собрав всё самообладание в кулак, Грейнджер вытерла слезы. Перед ней всё витали десятки, а то и сотни облаков с эпизодами жизни человека, которого, как оказалось, она не знала ни на йоту. Вопрос был в том, какое из них выбрать на этот раз и хватит ли ей сил…

***

* — информация взята http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Идрис_Оукби