Оранжевая шляпа (Я сдаюсь)

      Обстановка вновь поплыла, очертания поля стирались, заклинание спешило открыть Гермионе новую для неё страницу жизни бывшего пожирателя. Едва оказавшись рядом с Малфоем, девушка вздрогнула от удара захлопнувшейся позади двери. По всей видимости, был необходим некий опыт использования заклинания для сохранения целостности видений, в которые оно переносило. Сейчас рядом с ней стоял уже взрослый Люциус, такой же потрепанный, как во время войны, а перед ними — четыре мага. Они находились в гостиной самого обычного дома. Было бы сложно определить, кому он принадлежит — волшебникам или маглам, если бы не четыре палочки в руке Малфоя. Было очевидно, что тот только что обезоружил бедолаг. А в следующую секунду, с абсолютно каменным лицом он произнес одно из непростительных: — Империо.       И началось страшное: жертвы — двое мужчин, старик и молодая женщина — начали хватать всё, что попадало под руку и атаковать друг друга. Один из них метнулся в кухню и схватил нож, другие увечили «противника» каминной кочергой или непонятно что изображавшей стеклянной статуэткой. Развернувшееся на глаза наблюдавших действо продолжалось до тех пор, пока заклятие не было снято; вся гостиная погрузилась в бордово-алые тона, а последний, еле живой, как Гермиона уже поняла по многочисленным колдографиям на стенах, член семьи не осознал, что больше никогда не пожмет руку отцу, не посмотрит в глаза любимой женщины и не поздравит брата с окончанием университета… Он сделал короткий, слабый вдох и больше не шевелился.       У Гермионы не было сейчас ни малейшего желания следовать за Малфоем, уходящим прочь из дома, сил лить слезы больше не оставалось. Она нервно начала шарить по карманам в поисках обрывка бумаги с заклинанием возврата. То, чему она стала свидетелем благодаря таинственному заклинанию гримуара, убило что-то в душе. Поначалу, правда, дало надежду, окрылило… Вселило веру в нечто лучшее в Малфое. Но последнее воспоминание было сродни грубому толчку в спину в пропасть, с обрыва. И вот Гермиона уже летит вниз, теряя всю жалость к этому человеку, всё сострадание. Воздух сжимается, вновь, словно маслом, заливая лёгкие, голова вот-вот лопнет, а костей в теле будто нет вовсе - магия в очередной раз насмехается над непреложными законами физики... Ещё пара секунд - и сильный удар… «Вот оно, дно пропасти», — успело пронестись в её голове до того, как Грейнджер отключилась.       Прошла вечность? Две? На глазах - пудовые гири, тяжелые веки не хотят подниматься. Гермиона очнулась в лаборатории, на полу, но она готова была поклясться, что вовсе не на том месте, где она читала заклинание. Который сейчас час понять было невозможно в силу отсутствия даже самого маленького окна в этом помещении. Девушка, медленно поднимаясь на ноги, осмотрелась по сторонам в поисках своей палочки - та покоилась на полу неподалеку от хозяйки. Гермиона только собралась наклониться за ней и произнести незаурядный Темпус, как по лаборатории прокатился грозный шепот: — Кто дал вам право? Малфой не тратил сил на лишнюю мимику, лицо его было каменным и выражало лишь одно — тихую ярость. Где-то внутри Люциус готов был взорваться и, не задумываясь о том, как ей всё это удалось, прикончить девчонку на месте. — Просто браво, мисс Грейнджер. Гермиона ещё не была уверена в причине этой нападки. Ведь как? Нет, он не мог узнать… — Вы превзошли себя, — продолжал Малфой, хрипло растягивая каждое слово, — раз я сам не поддаюсь, вы решили залезть ко мне в голову иным путем? …Он мог, и он узнал. Почувствовал присутствие в своей голове? Да, конечно, вот оно и последствие… Та часть объяснения свойств заклинания, которая ещё не была переведена и на которую Гермиона так смело закрыла глаза.       А Малфой несколько минут назад ощутил, как Грейнджер, словно громко захлопнула за собой дверь, выходя из огромной «ментальной библиотеки» бывшего пожирателя. Люциус в тот момент мирно восседал в своем кабинете… Резкая вспышка в сознании - и перед его внутренним взором предстало лицо Гермионы, рыщущей на задворках его памяти. Первой мыслью было стереть девчонке память о её собственном существовании, но здравый смысл взял верх. Малфой понёсся в лабораторию, где, он был уверен, в данный момент находилась его наглая гостья. Он не ошибся. А сейчас бедняжка еле стояла на ногах перед ним, не зная куда отвести взгляд и что сказать. Малфой это видел и прекрасно понимал, что в этот раз «бравая гриффиндорка» так просто не выкрутится. — Молчите? В этот раз вам оказалось нечем крыть? — всё то же непроницаемое выражение, даже в таком состоянии ему удавалось не утруждать свое лицо лишним проявлением эмоций. — Крыть? — вот оно, есть за что зацепиться, — крыть! Для вас это игра, постоянная игра! И всегда ею была! Убийства, увечья, контроль над жизнями людей - ерунда, верно? Вы и глазом могли не моргнуть, уж теперь я в этом уверена. — Закройте свой рот, — с явным омерзением во взгляде произнес Малфой, — в вашем случае в открытом виде он имеет свойство ухудшать положение. — Даже сейчас у вас выходит наслаждаться ситуацией. — Наслаждаться? Ну, само собой, мисс Грейнджер, я наслаждаюсь. Вы поступили отвратительно низко и знаете это. Нет, заметьте, я не говорю «зло», «жестоко», нет, именно низко и гнусно. Вы будто пытались взломать мой сейф кувалдой, а тут вдруг вспомнили, что у вас есть магия. Какое же несвойственное приличной ученице поведение, не так ли? Мне даже интересно, что вы можете придумать в свое оправдание.       Стояла тишина. Малфой был прав, Гермионе нечего было сказать, и она стояла перед ним, сгорая от стыда. Как могла она надеяться на то, что этот человек может не узнать о таком бестактном проникновении в его разум. Грейнджер оставалось только надеяться на то, что ярость его продолжит быть тихой. Пусть он её игнорирует, огрызается, но не более. Пусть не отнимает у неё воспоминания, не выгоняет, не лишает возможности работать над книгой. Ведь что ему стоит — одно заклинание, и она забудет всё… — Простите… — единственное, что у неё получилось хрипло выдавить из себя. — «Простите»? А за что конкретно? За этот случай, или за все прочие ваши попытки докопаться до меня, до моего нутра? — Прекратите, — тихо произнесла Гермиона, — мне и так тошно от того, что я увидела там, - она неопределённо взмахнула рукой куда-то в сторону. - И вы правы, я понимаю, что поступила не лучшим образом, но знаете… В ваших воспоминаниях я видела вещи более ужасные, чем мой проступок. Я вам как-то сказала, что в вас есть что-то положительное, и я правда это видела. Если бы не последнее воспоминание, которое мне открылось, то видела бы до сих пор… И ещё.. Самое странное, что я бы хотела это ещё увидеть… Но…       Люциус слушал. Он не перебивал, не пытался заткнуть девчонку. Он лишь устало внимал её словам, размышляя в который раз о том, почему он не дает ей покоя. Хотя, не стоит быть таким самоуверенным, будь на его месте кто-угодно другой, Грейнджер бы точно так же не унималась. Стремление узнать и изучить всё и вся, неспособность жить с непониманием, мириться с неведением. Как было бы просто, избавься он сейчас от неё… Один Обливиэйт, один домовик, который перенёс бы её домой, где она очнулась в абсолютной уверенности в том, что по собственному желанию бросила работу над Гримуаром. Однако, девчонка ему ещё нужна. Малфой не сомневался, что она ему ещё очень пригодится. Хотя, сам себе он в этом признался с трудом. Пока он размышлял, Гермиона всё говорила и говорила… — …но, после того, невидимым свидетелем чего я стала, я понимаю, что вы ничем не отличаетесь от других пожирателей.       Люциус едва заметно свёл брови, на лбу залегла тонкая складка. — Ничем, разве что вы не любите пачкать руки и умеете себя контролировать и порой сдерживать. Ни одна мышца вашего лица не дрогнула, — Гермиона, наконец, оторвала взгляд от пола и устремила его на Малфоя, — ни одна, в тот момент, когда перед вами сама себя уничтожала целая семья. Любимые люди резали друг друга, избивали до смерти! А вы наблюдали, вы даже не ушли сразу! Каким надо быть… — голос Грейнджер надломился, но она сдержала слезы, — ...и при всем этом ваш поступок у лодочного сарая, во время последней битвы… Я не понимаю, и не хочу понимать, мне хватило.       Малфой сжал челюсти, ему сейчас до зуда в руках захотелось разнести всю лабораторию к чертям. — Я? Ничем не отличаюсь от них? — казалось, это единственное, что Люциус услышал, казалось, ему плевать, какие ещё картины его жизни девчонка могла увидеть. Он обратил взгляд к потолку, медленно вздохнул и едва слышно прошипел, — я об этом пожалею. — Что? — Пойдемте, мисс Грейнджер.       И вот уже резко сорвавшись с места, он, схватив за предплечье, тащит Гермиону прочь. — Пустите! Вы… Мне больно! — каждая её попытка вырваться делала лишь хуже. — Замолчите, — спокойно процедил Малфой. — Вы делаете мне больно! — заметно повысив голос крикнула девушка. — Я слышал вас. А вот вы меня, видимо, нет. Я сказал — замолчите.       В эту секунду Гермиона могла поклясться, что железная хватка ослабла, но здравый смысл убедил её — ей показалось и рука просто успела привыкнуть к этому положению. — Куда вы меня ведёте? — Грейнджер не унималась.       Малфой просто игнорировал и её слова, и попытки освободиться. Он стремительным шагом летел по извилистым коридорам поместья, волоча свою невольную пленницу, которая за ним еле поспевала. Девушка давно оставила все попытки освободиться из стальной хватки и рот тоже решила больше не открывать. Всё таки, не она здесь пострадавший от незаконного проникновения в разум. Наконец, они остановились около узкой черной двери. Малфой достал палочку и вычертил в воздухе несколько замысловатых узоров. После инцидента с Драко, который сумел сюда однажды пробраться, охранные чары пришлось усилить.       Дверь распахнулась и они оказались в небольшом и, как ни странно, довольно светлом помещении в серых тонах, с одним единственным предметом мебели — шкафом. Шкаф этот был выполнен в совершенно несвойственном этому дому или этой семье стиле. Красное дерево, никаких резных ножек, узоров, стеклянных дверец. Просто обычный угловатый шкаф. Гермиона озиралась по сторонам и потирала предплечье, которое несколько секунд назад Малфой всё же освободил от мертвой хватки. Она пока не понимала, что они тут делают, но не особо горела желанием задавать вопросы. Ещё одно ловкое движение палочки, и перед ними раскрыл свои двери мир, так похожий на тот, откуда не так давно вернулась Грейнджер: десятки и десятки фиалов, расставленных на полках шкафа. Каждая полка имела небольшую медную табличку с указанием года, а все крохотные, светящиеся голубым флаконы, были пронумерованы. Малфой взял одно из воспоминаний и небрежно определил его содержимое в Омут памяти, который медленно выплыв из шкафа, сейчас парил в центре комнаты. — Прошу вас, — с желчной улыбкой произнёс мужчина, коротко махнув рукой в пригласительном жесте. — Что там? — Гермионе ох как не хотелось ещё раз окунаться в прошлое. В его прошлое. — Оу, теперь вы задаете вопросы? Вам, вероятно, было бы удобнее проникнуть сюда без меня и обшарить этот шкаф от и до? Так вот нет! — он вновь дернул девчонку за руку и подтянул к Омуту, — сейчас вы взгляните на мою жизнь в моём присутствии. Непривычно?       Грейнджер нервно сглотнула, но спину держала прямо. Она была полна решимости отказать сейчас Малфою, сказать, что она не собирается ни на что больше смотреть… Но не успела произнести и слова, мужчина схватил её сзади за шею и резко наклонил вперед. И вот вокруг неё уже начинают вырисовываться до странного знакомые очертания комнаты. Та самая гостиная, та самая семья. Гермиона не была уверена, что способна будет ещё раз наблюдать их невольную кровавую разборку. — Можешь считать это уроком, Люциус… — этот шёпот сдавливал виски, вколачиваясь в сознание, выворачивал наизнанку душу. — Да, мой Лорд. — Итак, я тебе объясню… — отвратительная игра в хорошего полицейского, — у тебя есть выбор — решиться наконец и повести себя, как настоящий чистокровный, настоящий воин - указать этим людям безвольным и бесполезным людям на их истинное место, или пощадить, как предыдущих, и остаться без… хм… сына твоего ещё можно воспитать, а вот жена… бесполезное создание. Сможешь смириться с её потерей? Драко ты уже потерял, не в известном смысле, разумеется, но авторитеты у мальчика поменялись. Стоит оставить себе хоть что-то, не так ли? И поверь мне, я был к тебе очень терпелив, Люциус, очень. Но всему есть границы, — Волдеморт усмехнулся и, распахнув входную дверь дома, произнёс уже с порога, — ты знаешь, какие методы мне бы понравились… — с желчной улыбкой, которая скорее напоминала оскал, он вышел прочь, громко хлопнув дверью…       Что было дальше, Гермиона знает.       Способности дышать Омут памяти не лишал, но, «вынырнув» из него, Гермионе показалось, что она была на дне самого глубокого океана. Воздуха вокруг неё было более, чем достаточно, но девушка хватала его так жадно, держалась за грудь, пыталась успокоить дыхание, прийти в себя. Где Малфой, где шкаф? - она заозиралась вокруг. — Что ты тут делаешь, Тисси? — девушка тряхнула головой, не сразу увидев перед собой домовика, поняв реальность окружающего мира и помещения, где больше не было шкафа из красного дерева. — Хозяин приказал увести вас отсюда, мисс. Ещё он приказал его не беспокоить. То есть, чтоб вы его не беспокоили, мисс. — Он приказал отправить меня домой? — произнесено это было с интонациями готовности к худшему. — Нет, мисс, — Тисс чуть свела брови, явно не понимая природу вопроса, — нет, просто увести из этой комнаты и всё. А что, вам надо домой, мисс? Тисси может перенести вас, — кроха очаровательно хлопнула огромными глазами. — Нет-нет, — глубоко внутри Гермиона выдохнула с невероятным облегчением, а снаружи она попыталась натянуть самую безобидную улыбку, — нет, всё в порядке, пойдем. И отправь меня, пожалуйста, в мою комнату.       В её комнату… Как легко она произнесла эту фразу. «Моя комната». Как легко оказалось привыкнуть ко взаимодействию с одним из некогда злейших врагов. Но эти мысли — лишь вершина айсберга, Гермиона понимала, что уснуть ей удастся не скоро, что всю ночь она будет копаться в себе, пытаться понять Малфоя; будет сходить с ума от чувства вины за слишком скоропостижные выводы о его поступках и снова, вновь и вновь будет пытаться понять. Но, увы, безуспешно. ***       Три года назад. — …я догадывался о причине вашего визита, госпожа Агния, но не подразумевал, что вы будете настолько открыты и прямолинейны. — Да, Леонард. И я от себя подобного не ожидала, но я терпела целый год, надеялась, что-то изменится… По миру всё еще бродят немало пожирателей, которым удалось избежать Азкабана. Некоторым из них, что вдвойне досадно, законным путём. Куда только смотрит министерство… Но, к счастью, осталось достаточно и тех, кто не готов с этим мириться. — Вы приняли верное решение, обратившись ко мне. — Я знаю, вы всегда поддерживали мою семью и наши идеи. К сожалению, война унесла жизни почти всех моих родственников. И я больше не хочу терпеть… Я чувствую, что могу вам доверять. — Я выслушаю все ваши мысли и планы, — спокойно произнес Макбейтон. — Да, план у меня серьёзный. Понадобятся… возможно, годы и много сил. И… Я уверена, если вы действительно понимаете, к чему я клоню, то, разумеется, знаете, что о какой жалости и тем более пощаде речи быть не может. Смертей не избежать. Я бы даже сказала… порой, это будет единственной целью. — Кхм, да, госпожа Агния, я понимаю. Но, всё же, надеюсь на ваше благоразумие… Третья война нам ни к чему, — собеседник кашлянул и почесал густую бороду. — Леонард, пожалуйста, не называйте меня так, мне неловко, — с легкой досадой произнесла женщина. — Тогда и вы ко мне можете на «ты». — Ох, и это будет непросто, но мы будем над этим работать, — улыбнулась дама. — Итак, к плану… Существует книга, которая представляет особый интерес для одного из бывших сторонников Волдеморта. Бывших… — она коротко вздохнула, — вы меня поняли. Так вот… Местоположение этой книги мне неизвестно, как и большинству людей. За ней охотятся Музеи Магии, магические университеты и многие другие лица и учреждения, не только в Англии. Наша цель — найти её первыми, изучить насколько это возможно, потому что там собраны писания на всех умерших языках и рунах. Не уверена, что мне пока хватит ресурсов изучить её полностью. Далее — мы выставляем книгу на аукцион, как свежую, нетронутую глазом учёных находку, и по моим, надеюсь, верным расчетам, нужный покупатель сделает всё, чтобы заполучить её и изучить досконально. Я полагаю, учитывая вашу сферу деятельности, Лео, вы… ты догадываешься, о какой книге я говорю? — Гримуар Святой магии Абрамелина… — волшебник тяжело вздохнул и поднялся из глубокого кресла, — разумеется, дело вы задумали нешуточное. Так… Если говорить о поиске, я думаю, в моих силах подергать за кое-какие ниточки на материке и… — Хочу, чтоб вы знали, финансовая сторона вопроса — не проблема. Мне не важно, сколько будет стоить путь к достижению нашей цели. Предки оставили мне доброе наследство, и я готова спустить всё, до последнего пенни, чтобы все убийцы познали вкус собственного зелья… — Я понял. Я приложу все усилия. Если вы доверяете мне и моему выбору, то, как только я найду нужных людей, я сразу же свяжусь с вами. У меня на примете уже есть один мой молодой коллега из университета. — Я беспокоюсь по поводу Лондонского Музея Магии, Леонард. Они хотят заполучить книгу не меньше остальных, и у них есть финансирование, которого, боюсь, может хватить даже на то, чтоб заткнуть за пояс упомянутого мною «бывшего сторонника темных сил». — Я с этим разберусь. Пустим пару слухов, и старина Риггз будет ждать внеочередную проверку. При первой же информации о продаже я сообщу вам, а после изучения вами, сообщу музею. А дальше будем действовать по обстоятельствам. И, Агния, я всё же хочу, чтоб вы знали, что некоторые вещи мне предстоит делать с тяжелой душой. Так что я очень надеюсь, что побочный ущерб будет нулевым, если вы понимаете, о чем я… Никаких лишних людей и… лишних жертв, пусть даже не в прямом смысле этого слова. — Ох, разумеется, Лео! Разумеется! — это был громкий удивленный шёпот, — мы будем осторожны и уважительны. — Да, да. Это я так… На всякий случай.       Когда гостья покинула его дом, Леонард Макбейтон снял заглушающие заклинания, тяжело вздохнул и направился к себе в кабинет, где, на крайний случай, у него была припасена бутылка хорошего огневиски. Волшебник решил, что сегодня именно «крайний случай».       Не одно столетие его предки водили тесную дружбу с семейством Оукби. Уважали их отношение к жизни, их идеи магического равенства, но вот уже несколько лет их семьи не пересекались. Леонард не знал, где обитали Оукби и чем занимались в конце девяностых. Лишних вопросов он задавать Агнии не хотел, знал лишь, что после войны она осталась одной из последних представительниц рода. Хотя… некоторые волшебные семейства так разрастались, что их генеалогические древа не поместились бы и на стенах всего министерства. Ведь кто знает наверняка, с кем история мешала нашу кровь? Но Макбейтон всегда был уверен в искренности, чистоте и разумности намерений Оукби, так что он не сомневался и насчет Агнии. Однако, что-то его настораживало, если не пугало… Он был согласен с тем, что застенки Азкабана приняли далеко не всех виновников войны, сторонников зла, убийц; что надо упрятать туда тех, кто до сих пор свободно разгуливает по миру, не думая о десятках, а то и сотнях жизней ими загубленных. Но эта женщина… глаза её загорались каким-то страшным огнём… «Смертей не избежать. Я бы даже сказала… порой, это будет единственной целью». Должна же она понимать, что её нынешние взгляды, при неверных шагах и решениях, будут уж слишком схожи со взглядами Волдеморта. Он истреблял грязнокровок, она может взяться за чистокровных… Кровавая жрица добра. На этой мысли Макбейтон грустно усмехнулся про себя и отхлебнул огневиски. Агнии необходим контроль. И он станет этим контролем. И он поможет в осуществлении плана, он не даст ей потерять голову, он не допустит кровопролития. Лишнего кровопролития, — поправил себя мысленно Леонард. Он должен быть честен с собой — ведь и у него на примете есть парочка пожирателей, для которых Азкабан будет слишком мягким наказанием. Но стоит держать себя в руках, это ему всегда хорошо удавалось.       Макбейтон долгое время работал в Министерстве, в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, где трудились и многие его предки, рука об руку с представителями семьи Оукби. Работа ему нравилась, а точнее, она согласовалась с его принципами, его врожденным чувством справедливости, однако, его завидный интеллект на этой должности закисал. Несколько лет назад, осознав приближающуюся в лице Волдеморта опасность, Леонард отошёл от дел и, по возможности, скрылся, прекрасно понимая, что ему, полукровке, ничего хорошего не светит. Отставка в преддверии войны вовсе не выглядела побегом: «проблемы у родственников на западе страны, отлучиться надо надолго». У него на самом деле были там родственники, но уж слишком далекие, чтоб поддерживать с ними связь дальше уровня ежегодных рождественских открыток. Он скрылся, но, при этом помогал в борьбе с пожирателями, в войне: вёл переговоры с кентаврами, ещё до того, как к ним обратился Хогвартс. Связывался с гоблинами на материке, ходили слухи, там они посговорчивее, чем в Англии. Но это оказалось лишь слухами, общение удачным не вышло. Скрывал защитными заклинаниями чуть ли не целые магловские деревни неподалеку от своего дома, на юге Оксфорда, и там, где бывал, старался защищать маглов, пусть они об этом никогда и не узнают. Ну, а после войны вернулся в министерство, занял хороший пост уже в Отделе магического образования, затем параллельно стал куратором Исследовательского центра при университете. Честно говоря, Леонард давно уже думал перейти туда работать, но случая не подворачивалось. А тут… Уже после истории с Амбридж в отделе начались постоянные проверки, половину сотрудников сократили, а то и попросту уволили; некоторые сектора распустили. Так что в первый, восстановительный, год управление подыскивало проверенных и надежных людей. Макбейтон хорошо зарекомендовал себя в родном отделе, да и его предки неплохо поработали для высокой репутации потомков. И министр с лёгким сердцем взял его на новую должность. Этим зимним вечером Леонард Макбейтон осознал, что его работа, его связи могут сослужить хорошую службу в хорошем деле. В хорошем ли? Он верил, что да.       Лишь спустя три года Макбейтон осознает, насколько далеко всё зашло, каким двуличным он стал, какой опасности подверг невинных людей, некоторые из которых погибли не без его участия. А человека, который вправит ему мозги и поможет выпутаться из всего этого, он никогда не считал другом. Всё это ему только предстоит понять и принять, а сегодня Леонард устраивался за своим письменным столом, расправлял перед собой лист пергамента и выводил на нём имя адресата: Итон Леттерсон, Харпенден, Блумфилд роуд, 55.