***
Светловолосая женщина уверенным и твердым шагом пересекла порог пустой квартиры в одном из домов по 55, Уотер-стрит. Пряди ее волос упали на лицо, стоило лишь легкому ветерку коснуться их. Она перевела взгляд на единственный источник света в комнате — балконные двери были распахнуты, открывая чудесный вид на город. Края балкона украшала витая решетка. Как сейчас бы сказал ничего не понимающий в искусстве человек — старая и ржавая. Вряд ли она была еще способна выдержать большой вес, не оборвавшись в местах креплений. Стены были белыми, потрескавшимися от влияния времени. Из мебели здесь были лишь неказистый деревянный стол да стул, придвинутый к нему вплотную. Чуть поодаль стоял диванчик, а подле него — небольшой кофейный столик. Женщина вошла в комнату, сделав несколько шагов. Согнула руки в локтях, стягивая с кисти тонкую бархатную перчатку цвета переспелой черешни. Коснулась рукой стола, хмурясь и моментально отстраняя ладонь. — Ничего, — сказала она совсем тихо, облачая кисть в перчатку. Эту квартиру нашло ФБР этим утром. По их данным, здесь жил Ёнджэ какое-то время, прежде чем пропасть из видимости городских камер. Николь сразу же оказалась здесь, будучи единственным мостиком от ФБР к Ёнджэ. — Вы уверены, мисс Бастерс? — терпеливо проговорила вошедшая вслед за ней женщина. Николь обернулась, посмотрев в ее суженные в подозрении глаза. — Миссис Купер, вы сомневаетесь в моих силах? — Я сомневаюсь в вашей объективности, — парировала Кенди в ответ, на что Бастерс лишь хмыкнула, отворачиваясь. Шагнула в сторону балконных дверей, стуча каблуками по истертому паркету, застывая возле них. Снова сняла перчатку, касаясь пальцами деревянных вставок. Кенди неотрывно следила за ней взглядом, стоя у того стола и не решаясь последовать за ней. Комната насчитывала по своему периметру всего-навсего двенадцать квадратных метров. Здесь сложно заблудиться или потерять кого-либо из виду. — Вы знаете старую китайскую притчу о неуязвимом мастере, миссис Купер? — проговорила Николь, скользя пальцами по деревянной дверце. — Хотите поведать мне сказку? — со вздохом поинтересовалась Кенди, выжидающе скрестив руки на груди. — Жил когда-то в провинции один неуязвимый мастер Цзи-ши, — заговорила Николь. — «Нельзя доверять ему, — говорили местные жители. — От него можно ожидать всего». И только один монах не побоялся распространить слух, как мастер надругался над святой его медитацией. — Что вы хотите этим сказать, мисс Бастерс? — Кенди нетерпеливо показательно стукнула каблуком по паркету, шумно вздыхая. Николь опустила руку, надевая перчатку и поворачиваясь к женщине лицом. — Те, кто не любил неуязвимого мастера, говорили: «мастер правильно всё сделал». А те, кто не любил мастера, говорили: «Он неправильно всё сделал». Хотели спросить у Будды, да только тот на небе где-то запропастился. Вежливо улыбнувшись, Николь обошла женщину, переступая порог квартиры и скрываясь в подъезде. Спустилась по лестнице, преодолев несколько пролетов и оказываясь на улице. Вдохнула прохладного осеннего воздуха, наполняя им легкие. Перед глазами пронеслись чужие воспоминания, выстраивая перед ее глазами портреты и картинки, залитые сотнями разных оттенков. Ёнджэ, ее Ёнджэ. Родной и невинный ангел, выпущенный в большой мир. Как бы ей хотелось защитить и закрыть его от всего, но она была не вправе. Он хотел уйти и ушел, и в ее силах лишь помочь ему остаться там, снаружи системы. Там, где она не сможет предать его еще больше. Как же хотелось заслужить прощение. — Я хочу рассказать тебе другую притчу, — раздался голос за спиной, возвращая Николь в реальность. Боковое зрение уловило движение, а мышцы напряглись, готовясь в любой момент защитить тайну. — Довелось людям слышать одного старца. Его речи завораживают, но кажутся неразумными. Они увлекают в неведомые дали и заставляют забыть о знакомом и привычном. С изумлением люди внимали этим речам, словно перед взором их открывалась бесконечно убегающая вдаль река. Речи эти преисполнены неизъяснимого величия. Но как далеки они от людских путей. Николь улыбнулась в ответ, опустив на миг взгляд. — Тогда ты знаешь, чем закончилась эта притча, — сказала она, посмотрев в глаза Кенди. — Со слепым не будешь любоваться красками картин. С глухим не станешь наслаждаться звуками колоколов и барабанов. Но разве слепым и глухим бывает одно лишь тело? Сознание тоже может быть слепым и глухим. Это как раз относится к тебе. Не говоря больше ни слова, Николь ушла, оставив женщину обдумывать свои слова. Ей все еще не давало покоя лишь одно — кто этот красивый мужчина в картинках воспоминаний ее приемного сына. Он имеет над ним слишком большую власть и сам способен на многое. Но нужно было согласиться, этот мужчина не причинит ему зла. По крайней мере, не сейчас.***
Дэхен еще сотню раз прокрутил в голове их сегодняшний разговор. Мимолетно взглянул на Ёнджэ, увлеченно следящего за происходящим на экране телевизора. Всё происходящее не укладывалось в его голове. Совсем недавно он жил своей жизнью, не имея никаких больших проблем, о которых стоило думать больше, чем о самой обычной повседневности. Теперь же приходится думать гораздо больше и заботиться не только о себе. — Знаешь, о чем я думаю? — сказал вдруг Ёнджэ, заставляя Дэхена выйти из своих раздумий. — О чем же? — переспросил он, глядя на него. — Почему людям всегда мало того, что у них есть. — Что ты хочешь сказать? — Ну вот смотри, — Ёнджэ указал на телевизор, по которому шло какое-то кино. — Он жил обычной жизнью. У него была семья и работа. У него было всё, чтобы жить без проблем. Но ему было этого мало, и он пошел ва-банк, поставил всё на крохотную возможность получить что-то, чего нет у других. Что-то мифическое, обладающее силой. Когда же люди поймут, что это не дар и не то, чего нужно хотеть? Это проклятие. И с ним невозможно мирно жить. Но, как правило, об этом узнают слишком поздно. В итоге остается только человек наедине со своим желанием. Ни семьи, ни работы, ни дома. А вместо прежнего желания обладать способностью появляется новое — избавиться от нее и завести семью, найти прекрасную работу и купить шикарный дом. Только вот когда он снова получит всё это, он захочет еще. Еще один дом, еще одну женщину, еще больше денег. Или же новую способность, которая восполнит эту дыру нужды. И всё повторится вновь, превратившись в замкнутый круг. Мир станет клеткой, а его жизнь — колесом, в котором он будет крутиться до скончания своих никчемных дней, как беззащитное животное. Ёнджэ замолчал, уставившись в экран. Глупые люди снимают глупые фильмы. Показывают в них то, чего втайне желают и никому не признаются. Бесконечный цикл желаний и фальшивых исполнений. Захотел — посмотрел фильм, подпитал нужду. Потому что не всё можно получить, что-то просто не поддается даже человеческой логике, не говоря уже о подчинении прихотям. И так хочется встать посреди улицы и прокричать, какие же они идиоты. Они не знают, о чем мечтают, не знают, что могут получить, ведь Ёнджэ получил, правда, совсем не по своей прихоти. Его никто не спросил, о чем желает он. Хотя наверняка, не получи он эти способности, был бы таким же глупцом, с раскрытым ртом поедающим всё, что творят режиссеры и сценаристы, писатели и стихотворцы. Но он не такой, и этого не изменить уже никогда. — Власть, Ёнджэ, — ответил Дэхен, нарушив заполнившее между ними пустоту молчание. — Всё это ради власти. Если у тебя есть что-то уникальное, ты можешь больше, чем другие. И ты можешь. Дэхен улыбнулся, встретив его взгляд. На мгновение застыл, молчаливо глядя на него. Секунда — и кончики пальцев скользнули по щеке, легонько ущипнув кожу. Ёнджэ вздрогнул, не успев отодвинуться, схватился за щеку, удивленно уставившись на смеющегося Дэхена, который, казалось бы, не замечал его удивления, отвернувшись к телевизору. Ёнджэ фыркнул, вытянув ногу, и уперся ступней в бедро Чона, выпихивая его с насиженного места. Веселье разошлось по телу, посылаемое тысячами электрических импульсов от каждого нервного окончания, которым он чувствовал Дэхена. Из головы вылетели все тяжелые мысли, оставляя лишь легкость на сердце и улыбку на губах. Забирая чужое, будь то чувства или что-то, имеющее физическую основу, человек вправе заменить свое отобранным. Поместить это в свою жизнь и назвать своим по праву. Со временем он и сам забудет, что это когда-то было чьим-то, но не его. Ведь ничто не вечно, и уже спустя время он мало что сможет вспомнить. Не это ли власть — сделать своим что-то чужое? Ёнджэ может примерить на себя любое настроение, любое чувство, взять любой вариант и сделать его своим. Пусть он будет знать, что сделал это, но ведь ничто не вечно. Почему бы не воспользоваться тем, чего нет у других? Запутавшись в покрывале ногами от усиленного сопротивления, Дэхен свалился с дивана на радость Ёнджэ, чей смех уже невозможно было, казалось, утихомирить. Чон растянулся на полу, вытянув ноги и руки. Широко улыбаясь, выдохнул, приводя дыхание в норму. Над ним, выглядывая с дивана, нависал Ёнджэ, оглушая своим смехом. И этот смех был самым прекрасным, что Дэхен слышал за свою жизнь. Чистый, задорный и неподдельно искренний. Заражающий всё вокруг. И Дэхен — не исключение.