Мой любимый Джек

Робин осторожно поправила тщательно выпрямленные волосы. Фальшивая прямая челка падала на глаза. Ее накрасили — и через весь свой страх и все свое отвращение — она вдруг осознала, она очень красива. Была. То, что Робин не переживет эту ночь, она уже знала. Наряд был слишком откровенным, но так было нужно — это сказал Дофламинго-сенсей. Черные чулки, высокие сапоги, кожаное короткое платье. Сверху на нее надели темно-зеленый плащ и маску. В таком виде Робин сразу выглядела старше — но стоило только чуть пристальнее вглядеться в ее личико, как сразу было видно — это всего лишь юная испуганная школьница и ничего больше. — Такая красивая, — сказал Гладиус. — Отлично выглядишь, девочка. — Тебе очень идет, — старалась поддержать ее Моне. Внутри молодой женщины все переворачивалась — она давно была готова к этим съемкам, но знать и принять тот факт, что эту девушку убьют у тебя на глазах, она не могла, слишком больно было. В глубине души она радовалась, что Виолу заперли в квартире — девочка не пережила бы этого. Моне от души желала поскорее закончить с этим — и тогда она выпросит у Дофламинго недельный отпуск и уедет к матери, чтобы отдохнуть и забыть обо всем. — Меня перевезут в другое место? — спросила Робин. Все действующие лица одевались, аппаратуру уже увезли. — Здесь наследили, — с сожалением сказал Верго. — Сюда могут нагрянуть копы. Мы сняли пентхаус на окраине города. Тебе там понравится. Там красиво… — Ты ведь, правда, школьница? — Шалулия в модной курточке снова и снова задавала один и тот же вопрос Робин. — Черт, ты выглядишь очень здорово. Как настоящая модель. Мои парни проделали чудную работу. Твой фильм будет очень популярным. Я поставлю твое личико на заставку и… — Прекрати, — сказал Кайдо. Он сидел в углу, ждал, когда приедет их машина, курил и мрачно смотрел на Робин. Совсем еще ребенок — чертов Дофламинго — так они не договаривались. Одно дело та несчастная проститутка, сидящая на наркоте, но отправить в порно школьницу… Да еще и с таким финалом. Кайдо, как и каждый якудза, прочно верил в свой кодекс чести — и убивать девчонку, которая ему в дочери годилась, было слишком даже для него. Раздражала его нарочитая нервозность Шалулии и равнодушие Джека. Он думал, что хочет закончить этот фарс — но школьница выглядела достойно, выпрямилась и не заплакала, хотя прекрасно понимала, что умрет сегодня. — Аники? — Джек поднял бровь. — Что не так? — Не болтайте много, — сказал он. — Мы едем на съемки, а вы чуть ли не соседям рассказали уже. Хашира не одобрит. Я не одобрю. Так что заткнитесь и… — Все в порядке… — вдруг сказала Робин. — Я не сбегу и не буду плакать. Все в порядке. Можете не беспокоиться за меня. Я сыграю свою роль так, как вам нужно. Я все сделаю. — Почему? С чего бы это? — не выдержал Кайдо. Он встал с места и подошел к девочке, заглядывая ей в глаза. — Чего ты такая отважная? Пороху нюхнуть захотелось? Тебя оттрахают сейчас, девочка, а потом будут бить, унижать, насиловать, и, в конец концов, убьют. Тебе что — не ясно? Ты не поняла этого? — Я прекрасно понимаю, что меня ждет, — вырвалось у Робин. Она посмотрела внимательно на всех и выдавила из себя улыбку. — Но он обещал освободить Виолу. Я ему верю. Я хочу поверить, что он ее оставит в покое. Виола натерпелась зла, ей нужна ее свобода. А меня дома все равно никто не ждет. Так что… Быть может, это даже к лучшему. Я сделаю все, как надо. А вас все равно однажды найдут и арестуют. В полиции наверняка есть люди, которым по плечу такие расследования. Жаль, что я этого не увижу, но мне и этого хватит. Моне не выдержала и торопливо вышла из комнаты, сдерживая слезы. Циничный Верго замолчал. Даже шумная Шалулия сделала вид, что рассматривает картину в прихожей. Кайдо сел на стул, глядя на девочку и впервые в жизни внутри него что-то зашевелилось. Он вспомнил о чем-то, о чем всегда мечтал забыть — и почувствовал к Робин нечто, вроде уважения. — Все в порядке, — сказал Гладиус. — Машины приехали. Мы уезжаем. *** Голоса в коридоре стихли, и Виола с ужасом осознала — они увезли Робин. Куда они могли поехать, она не знала, будучи здесь, у нее была надежда — она выберется из кабинета и спасет подругу, но теперь ее судьба предрешена. Виола прекрасно понимала — потеряв одну героиню, Дофламинго не будет рисковать. Он сделает все, чтобы фильм с Робин был снят сегодня, и тогда Робин уже будет не спасти. Она, Виола, виновата во всем, это почти то же самое, если бы она убила Робин собственными руками. Никогда она не сможет отмыться от этого чувства вины — и если есть на свете справедливость, тогда она должна пойти и заменить Робин, чтобы собственной смертью смыть этот позор. — Господи, — заплакала Виола. — Я знаю, я в тебя никогда особо не верила. Вообще никогда. И делала всегда только то, что я сама хотела. Я вела себя ужасно. Я предала память собственной сестры и обижала свою племянницу. Но… То, что сейчас совершится, слишком ужасно. Я не могу позволить ему отобрать у меня Робин. Она хорошая… Добрая… Настоящая… Она заслужила счастливую жизнь. Если ты поможешь мне — я клянусь, я забуду про Кироса-нии-саму, начну учиться, буду вести себя достойно, и… Она вдруг услышала звуки шагов в коридоре и испуганно замолчала. Дофламинго явно вернулся сюда, чтобы забрать ее, Виолу. Девушка спряталась за дверью, вооружившись первым, что попалось под руку — большим подносом. Готовая ударить Дофламинго, чтобы сбежать, она затаила дыхание — и вдруг опустила руки. Перед ней стоял не Дофламинго — это был его младший брат, Росинант, или как там его. Парень почесал затылок и посмотрел на Виолу. — Привет, — сказал он. — Выглядишь не очень. — Пошел в задницу, — закричала Виола. — Я убью тебя и всех вас, и… — Да успокойся ты, — парень легко заломил руки девушки. — Я тебя сильнее, и в драке у тебя мало шансов. Лучше скажи — давно они уехали? — Не знаю, — разрыдалась Виола. — У него моя Робин! Он ее изнасилует и убьет! Позвони в полицию, пожалуйста! — Полиция тут не поможет, девочка, — Росинант погладил Виолу по голове. — Они начнут ее искать завтра, когда тело твоей подруги уже остынет. Да и зачем мне вредить своему брату? — Тогда зачем ты пришел?! — Виола начала бить его кулаками по широкой груди. — Вали отсюда, пока я тебя не пришила! Уроды! Ненавижу вас всех! — Успокойся, дура, — Росинант почесал голову. — Я сказал, что не буду подставлять брата, но спасти девчонку тебе помогу. Только это должно остаться между нами, поняла? Ты не выдаешь меня — я помогаю тебе. — Я согласна, — с ходу закричала Виола. — Я на все согласна. Но почему ты помогаешь мне? С чего бы это тебе делать? Ты ведь не знаешь Робин, и… — Я с ней познакомился на концерте, — сказал Росинант. — Ты права, мотивов у меня нет. Но мне хочется, чтобы в Рождество случалось что-то хорошее. И я не хочу, чтобы ее убили из-за того, что у богатых придурков извращенные желания. Договоримся так. Я запру тебя и уйду домой. Но оставлю тебе вот это — он достал свой телефон. Ты можешь сделать отсюда один звонок. Но не в полицию. И не матери этой девочки. Позвони кому-то, кому доверяешь. Скажи этот адрес. Пусть сюда придут, когда меня уже не будет. А дальше — дело ваше, успеете — спасете ее. Идет? — Идет… — буркнула Виола, вытирая слезы. — Но кому позвонить… Звонок один? Не в полицию? Боже… Она вертела в руках телефон, лихорадочно думая. Ничего хорошего в голову ей не приходило, мысли путались. Наконец, она судорожно сглотнула, перевела дух и решилась. Единственный человек, кому она могла позвонить, кому она доверяла и кому была не безразлична — все пути сходились к одной кандидатуре — и Виола знала, кто может ей помочь. — Ясопп? — сказала она негромко. — Это я, Виола… — Да, моя девочка, — бархатный баритон как всегда гладил слух. — Соскучилась? — Ясопп… — разревелась Виола, не в силах больше сдерживаться. — Спаси меня, пожалуйста… За ее спиной осторожно закрылась дверь квартиры.