Трещины

Пришёл октябрь, и я понял, как сильно похолодало. Сентябрь был сносный, под конец даже дожди прекратились, и небо стало голубым, прям глаз не оторвать. А вот октябрь… честное словно, как старый ворчливый дед. Первую неделю просто тупо монотонно шел дождь, и поездки на мотоцикле пришлось отменить. Небосвод нависал над городом, нависал над моей душой, сердцем – хмурый, темно-серый, готовый вот-вот разразиться молниями. Близнецы себе не изменяли и всё так же лапали меня, зажимая по всем углам школы, дома же они ограничивались моей комнатой и изредка – тем подвальным помещением. – Нахрена вы меня сюда снова привели? – в край обнаглев, я лег тогда в той комнате на кровать, развалился на ней, как царь. – Ты так стонешь, что Стэфани может услышать, – усмехнулся Кейн и прилег возле меня, лаская живот сквозь тонкую майку. Нил запер дверь и, пристроившись с другой стороны от меня, засосал меня до искр перед глазами. Близнецы больше не выслушивали моё шипение «что вы от меня хотите» – я сам, сам шёл к ним в руки. Нормально, да? Человек ко всему адаптируется. Адаптируется к похотливым, но рассудительным близнецам, адаптируется к новой школе, да человек сможет даже привыкнуть спать на потолке! Непривычным для меня было только то, что Дэнни перестал со мной общаться так, как общался со мной раньше. Что-то поменялось в его взгляде, в радужку цвета виски будто чересчур много добавили льда. Я молчал, не спрашивал его про то, как он узнал про меня и близнецов, почему он стал таким холодным. Просто курил с ним на переменах. К нам присоединилась и Хло. Папа, вроде бы, к которому она снова переехала, узнал о её отношениях с Эммой. Хло говорила, что пару дней терпела его матюки по вечерам, а иногда – ночам, и потом сорвалась к Эмме, не выдержав. Мама тогда снова была в отъезде по работе, да и она, в общем-то, знала о девушке Хло. Хло мало болтала в октябре, она снизила свою говорливость до минимума, и даже бабское юмористическое кино, на которое мы с ней ходили, не вселило в неё особого веселья. А Дэнни тоже молчал. Стоя втроём на перекуре, ставшим для нас традицией, мы молчали, будто глухонемые, и наблюдали, ёжась, за дождём, неизменно льющимся на землю. Кап-кап-кап. Было грустно, но эту грусть, которая передалась мне от друзей воздушно-капельным путём, прогоняли близнецы. С ними мир расцветал красками. Становилось тепло, октябрьский холод больше не морозил тело, когда они зацеловывали меня до истерики. Я всё так же не понимал их намерений, просто отдался им, полностью доверился. В понедельник, тринадцатого, мы снова дружной, но молчаливой и угрюмой троицей курили. А помню, было время, что я это дерьмо на дух не переносил. А сейчас, да, уже привык к горькому вкусу, жить, бля, без него не могу. Свои сигареты валяются на дне сумки – пожёванные, ну и пусть. Всё равно сигареты остаются сигаретами. Когда на третьей перемене близнецы зажали меня в туалете, затыкая по очереди мне рот жаркими поцелуями, всячески измываясь над моим вставшим членом, я понял, что с Дэнни нужно прекратить игру в молчанку. И эта мысль так настойчиво, так громко билась в черепной коробке, словно у меня дятел там завёлся, что я пропустил момент своего оргазма, пропустил то, как кончают близнецы. Мои руки действуют уже без меня – только заведите, и всё. Со звонком Нил и Кейн меня по очереди поцеловали, вытерли семя. – Умница, – ещё раз чмокнул меня в губы Кейн, и я чувствовал его улыбку с закрытыми глазами. – Идёшь? – спросил Нил, придерживая для меня дверь, ведущую из кабинки. Я вышел, но остановился у окна. Рюкзак был при мне. – Вы идите на урок, я еще минутку посижу, в себя приду, – произнёс я, облизав припухшие губы и растянув их в усмешке. Тогда я чётко понял, что веду себя как настоящая шлюха, без преувеличений. – Только сильно не задерживайся, – и рыжие монстры скрылись. Я вытащил сигареты, и почему-то мои руки дрожали. Открыв окно и прикурив себе, я сел на подоконник. Холодный ветер заносил в туалет большие капли дождя. Небо продолжало на меня морально давить. Давила меня ещё мысль о Дэнни. Так давила и придавливала, что я был готов кинуться вниз, на мокрый асфальт, усеянный бычками. Я не заметил, как кто-то зашёл в туалет. – Привет, – я дернулся от знакомого голоса, прозвучавшего тихо, но прям до дрожи в теле. – Курим, да? Это плохо, плохо, – и в моём поле зрения появилась голова Дэнни – его неизменный хохолок и странная бледность лица, появившаяся в последнюю неделю, – и зажжённая сигарета. – Значит, то, что ты куришь – это нормально, а то, что я курю – плохо? – сделал мрачно вывод я, снова затягиваясь и поджимая ноги к груди. Дэнни облокотился на освобождённое место подоконника и прикрыл глаза. – А как ты… – я не мог подобрать слов. – Как ты узнал о… нас? – всё-таки выдавил из себя я, справившись с подкатившей к горлу паникой. Не знаю, сколько Дэнни молчал, но как по мне – час, не меньше. Время стало для меня резиновым, сердце билось словно сумасшедшее. И да, я был действительно готов кинуться нафиг из окна. – Да так… видел один раз, как они тебя зажимают… – произнёс, наконец, Дэнни задумчиво. – Думал, пойти вмешаться, но потом увидел, как ты на них повис и подставляешься им, – Дэнни нахмурился, так и ни разу не взглянув на меня, и выкинул под дождь недокуренную сигарету. – Помни – мои двери для тебя открыты всегда. В любое время, – сказал он уже на выходе, и я расслабился, чуть не расплакавшись от облегчения. В голосе Дэнни, таком чрезвычайно сдержанном в тот момент, промелькнуло нечто похожее на… ту же весёлость?.. Я прогулял урок, просидев всё это время на подоконнике под пронизывающими кости порывами ветра, смешанными с дождём. И всё недоумевал. Как? Как, блять?! Как я мог так банально спалиться?! Теперь же Дэнни меня за человека не считает – за шлюху, подставляющую свой зад этим монстрам! А всё так, вроде бы, хорошо начиналось! Всё-таки нужно было маму отговорить от этой грёбанной свадьбы… ну, или мне хотя бы нахуй куда-нибудь уехать. Например, к папе. Близнецы эти… Нил и Кейн… они изгадили мою жизнь, которая только-только начала налаживаться. Может, ещё и Хло об Этом знает? Честно, уже не удивлюсь… Я слез с подоконника ровно со звонком. Жопу отсидел я знатно, онемела вся. Я направился в гардероб и забрал свою куртку. На этот раз я взял зонтик – на экстренный случай. Вот и он, собственно, этот случай. Я шёл под дождём, который заливал ноги, и пытался не думать. Смотрел на тёмно-серый асфальт. Моё настроение было таким же – тёмно-серым, грязным, мокрым и мрачным. Вот это я влип. По-настоящему влип. И понял я это тогда, гоняя сопли и дрожа от собачьего холода. Придя домой, я вырубил телефон, да и сам после горячего душа вырубился. Днём. На следующий день, ясное дело, я в школу не пошёл – заболел. Я не понял, как мама узнала о моём состоянии, мозги пухли от головной боли. Соплей было много, кашель драл горло, как кошка кожаный диван. Близнецы не появлялись в первый день моей долбанной болезни. Я, конечно же, расстроился под вечер, аж слезу пустил, бегая мутными глазами по рядкам текста книги. Мозг отказывал мне, чтобы понять прочитанное. Да и ещё эта температура… холодно как-то. Я встал за пледом, еле передвигая ватными ногами и, завалившись на кровать, усеянную сопливыми салфетками, замотался в одеяло и в него. Полегчало мне, ясное дело, не сию секунду. Как только провалился в сон – так сразу. Я проснулся от того, что кто-то копошился у меня в волосах. Конечно, это приятно, но не тогда когда боль, только ты приоткрыл глаза, упала на голову, как болид – такая же чертовски яркая и сильная. Предположив, что это может быть мама, я решил не матюкаться, а только раздражённо пробурчал «хочу спать», сбросив чью-то клешню с моей башки, и перевернулся мордой в подушки. Минуту, наверное, ко мне никто не прикасался, и я даже успел задремать, чуть ли не погрузился в прекрасный, такой чудесный сон без боли. Но нет! Мне не дали этого сделать! – Джейс, почему ты такой глупый? – сказал, вроде бы, Кейн, и меня будто подбросило на кровати. Что, блять, они у меня делают?! Я болею! – Потому что вы ебёте мне мозги, – пробурчал я, открыв один глаз, наверняка красный от полопавшихся капилляров, и посмотрев им на Кейна, улыбающегося Кейна. С другой стороны мне в шею дышал тёплый Нил. – Ебём мозги? – засмеялся мне в загривок Нил, поцеловал меня за ухом. – Скоро будем тебя ебать, Джейс, – проговорил Кейн, весело на меня смотря, и у меня от этой фразы, этого взгляда спёрло дыхание, а глаза автоматом распахнулись как можно шире. – А… – я не знал, что и сказать на это заявление – мозги всё еще пребывали в кисельной форме. – Ш-ш-ш, – на ухо мне. Нил поцеловал меня в горячую щеку, а Кейн гладил мой поджавшийся живот. – Мы тебя принуждать ни к чему не будем. Я фыркнул, расслабившись. – Идём, – сказал Кейн. – Куда? – не успел я возмутиться, как он меня стащил с кровати, выцепив из объятий пледа и одеяла. – В душ. Посмотри, дверь точно закрыта? – кинул Кейн Нилу. Меня запёрли в ванную и принялись раздевать. Подтянулся и подключился к этому процессу и Нил. Я не сопротивлялся. Я вообще, уже часто не сопротивляюсь. Но это не значит, что я вовсе разучился это делать. Я стоял, в чём мать родила, абсолютно бессильный перед близнецами, чувствуя усталость, которая прижимала меня к полу наподобие бетонной плиты, заставляя оседать. Я опустил тяжёлые веки, не в состоянии терпеть яркий свет, заливающий ванную. Когда я открыл глаза, чтобы узнать, что происходит, и не сон ли это, то увидел голых близнецов. Они стояли невдалеке и о чём-то тихо переговаривались. Нил опирался задницей на умывальник, Кейн стоял близко-близко к нему, соприкасаясь с братом животами, грудью, членами и коленками. У меня сладко заныло в паху, и я рвано вздохнул, привернув этим внимание к себе. – Нравится? Я вздрогнул. И кивнул. Тогда Нил и Кейн лениво так, глядя на меня, начали ласкать друг друга. Их руки были на всех участка кожи, и я даже не заметил, как они поцеловались. А целовались они медленно, точно смакуя этот поцелуй, обнявшись. Ещё они тёрлись наверняка вставшими херами. Ясное дело, я возбудился от этой эротики. – А теперь идём купаться, – сказал кто-то из них, а я увидел, что их достоинства полустоят. И тут же захотелось встать перед ними на колени… Только вот болезнь взяла своё, и я потопал в душ. Руки натирали меня мылом, вымывали мне волосы. Я стоял, заплющив глаза, и почему-то чувствовал себя до невозможности счастливым. А потом ладони переместились мне на член и на жопу. Теплая вода приятно стекала по телу, мне потихоньку надрачивали, поглаживали яйца и гладили зажавшуюся выбритую дырку сзади. Как-то мне не верилось, что меня выебут. Я знал, что меня выебут, но мне всё равно как-то не представлялось. Я кончил от этих волшебных рук, чуть не подавившись водой – просто запрокинул голову кому-то на плечо и открыл рот от переизбытка ощущений. Туман, который и так опутал мои мозги, будто утроился в моей голове после оргазма. Меня вытерли, завернули в халат и дотащили до постели. Я задремал, но меня тут же разбудили. Лица близнецов выражали доброту. Или это меня так от болезни плющит? Под нос мне подсунули чай. Нос был заложен, и я не слышал запахов, просто проглотил горячий напиток и снова откинулся на подушки. Под меня подтолкнули одеялко, поцеловали и, кажись, ушли. Наконец-то, сон. Я его ждал, и он пришел ко мне. *** Каждый день близнецы, если так можно сказать, «навещали» меня. Своеобразно навещали, как могут навещать только они. Приласкают, доведут до сладких судорог – и исчезнут. Болезнь потихоньку отступала и, когда я просто шмыгал носом и тихонько покашливал, ко мне явился Дэнни. Я так охуел, когда увидел через окно его мотоцикл, заезжающий к нам на территорию, что подавился имбирным чаем. Я сполз с низкого подоконника, граничащего с полом, отставил чашку и, задыхаясь-захлёбываясь кашлем, рванул навстречу Дэнни, который не понятно с какого хуя прискакал сюда. Он зашёл в холл замка, то есть, ему открыла служанка как раз в тот момент, когда я летел вниз по лестнице. Носки – скользкие, ступеньки – тоже, и это было чудо чудесное, что я не наебнулся и не расхуячил себе лицо в кровь. Служанка молниеносно ушла, поняв по выражению моей морды, что тут всё странно и запущенно, и мы остались вдвоем. Я перевёл дыхание и зачесал рукой волосы назад. Чего-то аж дергало от непонятного волнения. Должно всё было уже устаканиться за время моего отсутствия в школе, но нет. Дэнни смотрел на меня настороженно, прямо-таки сканировал взглядом, как купюру. – Почему… ты приехал? – медленно произнёс я, боясь раскрыть своё волнение. А оно, как мне казалось, залило краской всё лицо. Куда ни прячь глаза – всё равно развращённые выползают кадры, где меня лапают близнецы. Я надеялся, что Дэнни их не видит. И вот, после затяжного молчания со стороны Дэнни, он таки отмер и в своём загадочном стиле проговорил: – Давай поднимемся к тебе и поговорим, а то не люблю стоять на пороге. Честно, я не знал, как себя вести. Что-то непонятно булькнул, кивнул головой и пошёл наверх. В скором времени я услышал за собой шаги Дэнни. Они казались мне слишком тяжёлым, будто наступающими мне куда-то в душу. Бух-бух-бух. Я, конечно же, помнил те слова Дэнни – «мои двери всегда для тебя открыты», как-то так. Но мне казалось, что он это просто так сказал, чтобы я лишний раз не парился и дальше шёл «трахаться» с близнецами. Кажется, слишком много этих «кажется». Мы уселись в моей комнате на ковре – один напротив одного, в позе лотоса. Я видел глаза Дэнни – глаза цвета виски, его каштановые непослушные волосы, его расхристанную школьную форму, которую, я уверен, он никогда бы в жизни не одел, если бы не школьные правила. Мы сидели и молчали, пока я не выдал гениальную фразу: – Тут курить нельзя, а то меня побьют ногами. Дэнни прыснул, приложив ко лбу свою ладонь. – Не буду, – сказал и распластался звёздочкой по ковру, словно у себя дома находиться. – Думаешь, я только и делаю в своей жизни, что курю? – Хм… дай-ка подумать… – я даже приложил указательный палец к нижней губе и задумчиво прищурил глаза. Дэнни приподнялся на локтях в ожидании ответа. – Да. – Э-э-эх, – он откинулся обратно. – Другого я и не ожидал. Курение – это смысл жизни. Сигареты – мои любимые девушки. В таком размеренном темпе и без определённой темы мы болтали очень долго. Вскоре я лег рядом с Дэнни – плечо к плечу. Я закрыл глаза и будто чувствовал его голос, а не слышал. – У тебя очень мягкий ковёр, – заметил Дэнни. – Я бы на таком спал. – Каким бы мягким ковёр не был, я предпочитаю спать в кровати. – Да, кровати определённо лучше, – чужой голос, абсолютно не вписывающийся в такую обстановку, прозвучал так чётко и ясно, что напрочь вымел из комнаты всю ту загадочность, которую я так усердно мутил с Дэнни. – Особенно те, в которых есть тот, кто скрасит ночь... Я раскрыл глаза и присел, обняв свои колени. – Кейн, давай как-нибудь позже будешь практиковаться в порно-рассказах? А то знаю, что после этого «скрасит ночь» пойдет, – заржал Дэнни, сел на ковре и смотря на Кейна, стоящего в проеме двери. Честно говоря, я охуел от фразочки Дэнни. На секунду мне показалось, что Кейн его разорвет в пух и прах, но нет – он усмехнулся. И ушел, оставив нас вновь одних. – Как это понимать? – чуть ли не взвизгнул я, глядя в светящиеся глаза Дэнни. Он засмеялся и снова улегся на спину. Я примостился рядом. – Мы же одноклассники, так? – Дэнни повернул ко мне голову, и я, собственно, свою к нему тоже. Его лицо было близко, так близко, что Кейн, будучи на его месте, воспользовался бы этим... По назначению. – Угу, – промычал я, пытаясь уловить его ход мыслей. – А одноклассники иногда бывают друзьями. Мы когда-то дружили. Но это было когда-то, а «когда-то» – это давно, и значит, неправда. Я, ошеломленно-охуевший малость таким признанием, всё пялился в глаза Дэнни. И выдал, как дебил, наконец: – А мы друзья? – Да, – не колеблясь ответил Дэнни и улыбнулся уголком рта. С его «да» в мой мир пришло равновесие или что-то типа того – внутри кровоточащая небольшая рана будто затянулась. Стало хорошо, несмотря на другие душевные ранки. Но на них пока что насрать – не мешают, и это прекрасно. Глаза цвета виски, добрые, с золотистыми лучиками, но словно бы поддернутые туманной дымкой, стали для меня всем на пару секунд. Друг. Настоящий. Сам уверенно подтвердил. Разве такое бывает?.. Бывает. Но чтоб со мной?..