Дай захлебнуться

Попытаться придти в норму. Записаться на йогу, обрести равновесие и все такое. Открыть себе чакру «спокойствие» и включать ее в необходимые жизненные моменты. Сказать здравому смыслу «привет» и прекратить выкручивать себя наизнанку, прячась в собственной комнате ото всех. /от стресса люди умирают/ Варвара хочет как-то открыть свой череп /без врачей в белых халатах, она не любит белые халаты/ и вынуть свои мозги, чтобы выбросить через окно. Без мозгов жить можно – некоторые с рождения так. И Варвара хочет. А ведь что – все ее придуманные проблемы – они там, живут и размножаются, заражают все участки правого полушария. Где-то там центр, который отвечает за чувства и вот он-то Варваре и нужен. В первую очередь его же – на вынос. На самое дно, немедленно. Варвара прячется от внешнего мира почти две недели, кажется, если выглянет в окно – солнце испепелит ее и останется лишь маленькая сыпка пепла. Ничего особенного, совсем немного. Она переделала все домашние дела, выпила, наверное, литров двадцать чая/кофе/(немного)водки и не желает прекращать такой образ жизни. Она знает, что скоро снова университет, дела и придется все-таки открыть входную дверь, но предпочитает об этом долго не думать, а сразу запить чем-то (очень сильным) Но в шестнадцатый день ее затворничества, Рита все-таки (обманом) вытаскивает Варвару на улицу и не устает возмущенно ругать ее за такое странное поведение. Варваре, в который раз неловко, что она не может рассказать подруге правду, и она (честно) пыталась-пыталась-пыталась, но слова застряли где-то между левым и правым легким – и наверх никак. Потому она просто слушает и пытается улыбнуться, повторяя все: «Я в порядке, все отлично». Врет, конечно / она умеет отлично лгать/ — Почему бы тебе не сходить со мной и Максимом в японский ресторан? Он любит японскую кухню, а мне просто нравится, что он за меня платит. Имею слабость к халяве, — Рита выкуривает свою последнюю сигарету, сидя на дворовых качелях и снег хрустит под ее новенькими блестящими сапогами на огромных толстых каблуках. Рита – всегда на каблуках и всегда носит в сумочке мокрые салфетки и когда другие девушки забегают в туалет, чтобы поправить макияж – Рита вытирает свои туфли, чтобы: «блестели ярче солнца». Она слишком не вписывается в эту атмосферу. Не вписывается в старый Варварин двор, в эти ржавые детские качели и Варвара с ней - до колючего в глазах - горизонтально-разные. Всегда в идеальном состоянии, без синяков под глазами и свежим цветом лица Рита и она - в растянутом свитере, старой курточке и потертых джинсах, с прокушенными губами и обветренным лицом. — Максим и за тебя заплатит. Максим – новый ухажер Риты. Варвара говорит, что она будет любить его не дольше месяца, а Рита только улыбается и качает головой. Максим – богатый мальчик-мажор, такой же весь раздражающе идеальный – с дорогой машиной, в дорогом костюме, в дорогом ресторане. Рита любит, когда ее балуют и любит, когда на нее не жалеют денег, но почему-то ровно через месяц всегда бросает своих незадачливых богатеньких ухажеров и приходит к Варваре с бутылкой виски и ночными терзаниями о скорой судьбе старой девы. — Я ему не нравлюсь. Безразличная правда. Мажоры отчего-то не любят таких девушек, как Варвара. Что-то вроде «слишком для меня простая, не стоит усилий». И дело не в том, что ее это задевает, а в том, что ей просто не хочется приходить в тот круг общества, от которого так балдеет ее подруга. Деньги, показная власть и самовлюбленные парни – нет, не ее. Не трогает. — Когда-то тебя это останавливало? — Рита приподнимает свои брови и тянется к Варваре, выхватывает из ее рук пачку сигарет и снова закуривает. Риторический вопрос. Варвара не хочет отвечать. Ей не хочется говорить – оно выжимает все силы. — Ты мертва? Варвара фокусируется на Рите. — Конечно, — кивает, — видишь, совсем не дышу. Рита качает головой. — Знаешь, твое состояние: вся эта апатия, не желание говорить и даже спорить, оно мне так знакомо, я не знаю, что и думать. Ведь это не может быть связано с любовью, я бы раньше заметила, что тебе кто-то нравится. Так что два варианта: либо я что-то упустила, либо ты стала лесбиянкой, влюбилась в меня и потому так себя со мной ведешь. — Если бы я стала лесбиянкой, то точно бы не влюбилась в тебя. — Это почему? — Ты бы разорила мой карман, Господи. Тебе же всегда что-то нужно и ты слишком любишь транжирить. — Отговорки. Ты бы точно влюбилась в меня, я же такая классная. Варвара улыбается – не без тени грусти, но почти искренно. — Я не влюбилась, — качает головой Варвара, кутаясь в курточку, ощущая, как холод начинает достигать ее плечи, — оно просто… накатило. Бывает. Зима, холодно и все такое. — Ты же любишь зиму, — Рита выпускает дым и поворачивает к ней голову, прищуривая густо-накрашенные глаза. — Люблю. Но хандре это не мешает наступить. — Фу. Это отвратительно, серьезно. Нам нужно куда-то выбраться на всю ночь, как раньше. Так что завязывай с этим. — Обязательно. Завтра же – завязываю с этим, — Варвара прячет сигареты в карман и накидывает капюшон, — тебе пора? — Выгоняет. Дожилась, спасибо, — Рита бурчит, но поднимается с качели, отряхиваясь, — я позвоню тебе, когда вернусь от Максима. Расскажу, что он подарил мне в этот раз и куда я это дену. Варвара закатывает глаза на легкомыслие подруги и просто на прощание обнимает ее, возвращаясь обратно к своему подъезду. Хочется убежать с улицы, словно весь мир в лапах какой-то болезни и Варвару вот-вот накроет инфекция. Она почти дрожит, как хочется бежать. В спасительную квартиру, в спасительную кровать, в спасительное одеяло. На два дня – не показывать головы. Нужно отдышаться. Рита вытащила ее слишком неожиданно, она не была готова. Ее реабилитация даже не дошла до середины, и она чувствует, как на нее накатывает – снова и снова. И вот оно. Варвара совершенно точно уверена, что потеряла рассудок. Шаги замедляются, ноги прирастают к замершему асфальту, холод ее больше не трогает, по венам бежит огонь, добирается до сердца и сжигает. Можно ли воспламенится из ничего? Варвара думает, что можно. Здесь и сейчас. Прямо на глазах преподавателя, которого она необдуманно поцеловала и пыталась о нем не вспоминать. И совершенно точно не ожидала, что он сам найдет ее. Приедет. И будет ждать у ее дома. Вселенная плюнула ей в лицо. Взяла самое сокровенное желание, переделала – изуродовала его и вот, пожалуйста. Наслаждайся. Ты наслаждаешься, Варя? Она давится морозным воздухом и мечтает раствориться в этом грязно-белом снегу, но уже поздно и ее замечают. Варвара дергается в сторону ступенек, но Сергей Владимирович быстро ее блокирует и она остается ни с чем. То есть, вообще – ни с чем. Лицом к лицу с ее кошмаром, ее самым большим стыдом. Она вертит головой и с облегчением не обнаруживает Риту – подруга ушла и на один процент проблем меньше. Всего лишь на один. Очень мало, Варя, очень мало. Ее язык где-то потерял /а был ли он?/ и Варваре остается лишь тонуть в его черных глазах. Молча. Тонуть. — Нам нужно поговорить, — Сергей Владимирович нарушает неловкую тишину. «Нам» ранит и звучит как-то неправильно. «Нам» - нет такого в ее жизни. Нет, и не будет, заранее смирись. — Не нужно, — ее просьба похожа на кошачье мяуканье, чрезвычайно много вложила жалости и неуверенности. Еще немного и она расплачется. Как дура. Просто как дура. — Сядьте в мою машину, Варвара, — Сергей не просит, он приказывает ей. И его голос настолько испугал ее, что нет смелости противиться. Он подталкивает ее к черной машине /черт знает, какая марка – ауди или еще, Варвара профан в этом деле/ и открывает для нее дверь на пассажирское место. Это не этикет, он знает, что она может убежать. В самом деле. Убежать, как нашкодивший ребенок. В его глазах, наверное, все так и есть. Она признает свое поражение, когда он захлопывает за ней дверь и садится на свое место. Она признает полную безысходность, когда он складывает руки на руле и молчит. Потому что, серьезно, не о чем говорить. И он зря приехал. И нужно было избегать ее так же, как и она планировала его избегать. — Документы на перевод. В самом деле, Варя? — на секунду он кажется ей не человеком, которого она поцеловала и теперь презирает себя за это, а просто – Сергеем Владимировичем, преподавателем, который любит обращаться к своим студентам с обильной иронией в голосе. Ей хочется закрыть глаза и подарить себе это ощущение. Ощущение прошлого. Никаких проблем. — Так будет лучше. Так будет лучше. Она хочет перевестись в другую группу, чтобы быть от него дальше. Одно дело – неловкие секундные встречи в коридоре и совсем другое – совместные пары. Она не выдержит. Не сможет./и ему ли не все равно/ — Мне нужно было поговорить с Вами сразу после того случая. Вам не стоит уходить из моей группы, в этом нет необходимости. Сергей спокоен и до боли безразличен. Для него в этом нет необходимости, разумеется. Никто не сомневается. Это Варвара задыхается, не он. — Я не смогу делать вид, что ничего не было, — она быстро распахивает глаза и исправляется, — то есть, разумеется, смогу, но не так. Не для себя. И… просто не стоит. — Я должен извиниться. Если я чем-то дал Вам повод думать, что… Варвара перебивает, обретая минутную храбрость: — Я была не в себе, Сергей Владимирович, и поверьте, никто не узнает, — с каждым словом ее голос садится, а внутренности горят под самым высоким градусом. Кажется, машина сейчас воспламенится. У них есть огнетушитель? — Дело не в этом. А в чем тогда дело? Зачем ты приехал и что хочешь сказать? Варвара сидит в растерянности и порывается выбежать из машины, спрятаться где-то под кроватью, как маленький ребенок, которому приснился кошмар, но родители не прибегают и ему приходится самому решать свои проблемы. Спрятаться под кроватью – тоже решение. Она ждет от него каких-то слов, но он в противовес ее желаниям, резко наклоняется и дарит ей поцелуй. На самом деле – дарит. Варвара тает под его губами и закипает еще сильнее, кажется, теперь им точно нужен огнетушитель. Она смелеет и сама тянется к нему, позволяет своим пальцам прикоснутся к его курточке, сжимает грубую ткань и… что она пытается сделать? Нужно оттолкнуть. Нужно бежать. Нужно останавливаться – слишком больно для сна и слишком надрывно для реальности. Для нее все это – с л и ш к о м. Глубоко, прямо под кожей, вырывает вены. Варвара не настолько глупая, чтобы думать, что он в нее влюбился – из-за одного-то недо-поцелуя. Смешно. Но он просто мужчина и она разбудила в нем желание. Ничего особенного. Ничего особенного – для него, а Варвара ломается. Прямо здесь, сейчас, крушится на маленькие части, которые теперь никогда не соберутся воедино. Он углубляет поцелуй и освобождает ее окоченелые руки от куртки. Она хочет, получить от него тепло, но совсем к этому еще не готова. Не готова – но остановиться не может. Мозг, возьми контроль над ее движениями. Возьми контроль. Возьми чертов контроль. Она представляла это миллионы-миллионы раз, но никогда не думала, что от волнения руки начнут дрожать и не будет силы открыть глаза. Варвара хочет увидеть его – он тоже смотрит на нее или просто… просто делает? Открой глаза. Убери от себя его руки. Выйди из машины. И беги. Беги как можно скорее, смотри, у тебя еще есть шанс. Он не подарит тебе тепло, он заберет все горячее из твоей души /ты же знаешь, чем все закончится/ Но Варвара не умеет говорить «стоп». А сейчас и не хочет. Его руки такие горячие, а она такая холодная. Голова не идет кругом, голова – полностью отсутствует и ее мысли не совпадают с действиями, оно там кричит, но кричит тихо и можно не обращать внимание. Никто никого не обязывает и ведь можно хоть раз получит то, чего так искренно желаешь? А Варвара желает. И его руки, что теперь стягивают ее старый свитер – они тоже желают. Ее обдает холодом, таким ледяным холодом, что по коже начинают бегать стая мурашек, и она перелезает к Сергею на колени, давясь своими словами, захлебываясь ощущением реальности. Их движения пропитаны током и когда он пробегает пальцами по ее ребрам – ее бьет. Бьет не так сильно, чтобы она очнулась, но слегка тормозит. Варвара распахивает глаза, отрываясь от его губ, и тяжело дышит. Слишком тяжело и громко. Сердце, выпрыгни, пожалуйста, из тела и дай ей быстро умереть. — Это то, что Вам нужно? — она хрипит и говорит слишком тихо. Варвара думает, что он не расслышал, но Сергей качает головой и тяжело вздыхает, отпуская ее. Потеря его рук – плохо. Его закрытые глаза – плохо. Ей стыдно, она почти нагая перед ним и ее всю заклинило, она не может двинуться с места и не может прикрыть себя. Ее руки все еще сжимают его курточку. — Я не могу ни о чем думать, после того дня. Дух захватывает от его правды. К черту. Все к черту. И себя туда же. Своими словами он дает ей смелость, и она заводит руки за спину, освобождаясь от бюстгальтера. Она прыгает за грань и, наверное, там потонет, но плевать. На всё плевать и на себя тоже. Варвара снова целует его, прижимаясь всем телом, показывая, как сильно хочет. И как сильно все равно на последствия.