Бессонница

Кай ждет, когда город накроет тьма. Густая и немая, с порохом звезд среди складок облаков, с росчерками комет, страдающих непостоянством и легкомыслием. Ждет, когда окна в доме напротив окрасятся в черный занавесок. Ждет, глядя на вытянутый круг циферблата. Ведет обратный отсчет. Когда большая стрелка касается пятьдесят девятой минуты первого часа, открывает окно и взбирается на подоконник. Под ногами - холодный пластик, под ладонями - ветер. По-зимнему колючий, хрустально-хрупкий. Поднимает руки, запрокидывает голову и смотрит, как перспектива вытягивает Млечный Путь в кокаиновую дорожку. Улыбается, облизывает губы. В уголках рта теплится улыбка. В спину дышит нетерпеливая бессонница. Щекочет между лопаток, и Кай поводит ими, опуская руки. Оборачивается, улыбается шире. Закрывает глаза и падает. Этажи устремляются вверх, ведут за собой неминуемое. Обманывать смерть - сладко. За секунду до столкновения с асфальтом тело превращается в дым и тает в ночи. Распахнутое окно смотрит с укором и покачивает призрачными занавесками. Кай открывает глаза и видит небо. Он лежит на мерзлой земле, но не чувствует холода. Ведет ладонями по жесткой поверхности, тревожит мертвые листья. Млечный Путь такой же недостижимый, спокойный и вечный, как и секундой раньше. Кай выдыхает, выпуская облачко сизого пара, и садится. Стряхивает с рук сор, с волос - иней и оглядывается по сторонам. Он не помнит этого места. Он его не знает. Воображение рисует картинку, а внутренний навигатор находит на карте подходящий объект. Немного сноровки, генетическое уродство - и Кай на краю мира, потерянный для всех, кроме бессонницы. Та всегда рядом: не отпускает. Держит крепко, дышит на ухо - горячо и сонно - и улыбается выцветшими губами. Каю это не нравится, но он ничего не может поделать. Есть вещи, от которых не скроешься даже на другом конце Вселенной. Впрочем, этот вариант он еще не прорабатывал. Чувствительность возвращается болью. Ноги отекают, и Кай сгибает их в коленях, подтягивает к груди и трет голени через ткань брюк. В голове возникает новый образ. Кай сосредотачивается на нем и прикрывает глаза. Темнота расступается. Он видит каменные плиты дорожки, фонари и лужи, подмигивающие пустоте фары машин, серые стены многоэтажек, белые цветы на черной клумбе. Можжевельник, крошащий бордюр, обрывок газеты и раздавленный окурок. Лавочка - угол, выступающий из темноты - и небрежно зашнурованные кеды. Грязные, с плохой подошвой. Кай узнает их и ухмыляется. Видение тает. Он встает с земли, подмигивает звездам и исчезает. Его ждут в другом месте. - Твою мать, кто так делает?! - Сехун вскакивает с лавочки, хватается за горло и сжимает его вместе с воротником куртки. Глаза испуганные, уставшие, бледно-счастливые. Смотрит на Кая; не мигает. Они давно не виделись. Достаточно, чтобы соскучиться. Достаточно, чтобы простить возникший из «ниоткуда» букет лаванд. Всего несколько цветков, пахучих и слишком ярких для позднего декабря, перетянутых канцелярской резинкой, но Кай знает, что их достаточно, чтобы смутить Сехуна. - Сюрприз, - он улыбается, а Сехун краснеет. Это видно даже в темноте. - Ненавижу сюрпризы, - шипит О, вырывает из рук Кая букет и утыкается в него носом.- Лучше бы ты меня во Францию телепортнул, чем таскал оттуда цветы. - Собрать из атомов пару цветков легче, чем двадцатилетнего идиота, который нихрена не понимает в физике. Сехун кривится, хотя слышит эти слова не впервые. Кай никогда не пробовал перемещать в пространстве людей и начинать не намерен. Не с Сехуна уж точно. Практиковаться лучше на тех, кого не любишь до остановки сердца. - Пройдемся? - Кай вскидывает бровь и сует руки в карманы брюк. - Нет, останемся здесь и будем отмораживать задницы на лавочке. - Я не против. - Идем, - Сехун разворачивается на пятках и идет вперед. Шаг широкий, торопливый. Кай улыбается, довольный, и идет за ним. Догоняет его только в аллее. В два часа ночи она выглядит удивительно хорошо, чего не скажешь о двух пополудни. Солнце уродует даже совершенство, что уж говорить о парке в таком захолустье, как это? - Я, конечно, за здоровый образ жизни, но, может, перенесем марафон на другой день? - Кай запыхался; Сехун же дышит ровно и на зависть глубоко. - Это была твоя идея, - замечает он. Кай шагает к нему и стирает самодовольную улыбку большим пальцем. Дыхание Сехуна тут же сбивается, а через секунду и вовсе замирает, отнятое поцелуем. Целоваться среди морозной темноты, под пытливым взглядом голубоглазой лаванды приятно. Кай наслаждается каждой секундой, согретой дыханием Сехуна, каждым миллиметром обветренной кожи, что сцеловывает его губы, стирает их, разлагает на молекулы удовольствия. Сехун – это счастье. Неоспоримое. Сехун обнимает Кая за шею, и цветки лаванды путаются в его волосах. Сехун целуется с закрытыми глазами - всегда, - а Кай не может налюбоваться его лицом. Зрение ночного существа позволяет видеть каждый его изъян, но помешанное на Сехуне сердце любой из них превращает в достоинство. Кай целует глубоко, но лениво, никуда не торопясь, и бессонница отступает от них на шаг. Тепло Сехуна, его близость и нежность - единственное, что возвращает Каю сон. Он может обходиться без него неделями, но нечто слабое, живущее в груди, ищет причину, чтобы встретиться. Чтобы видеть, слышать, чувствовать. Чтобы таять, но не дымом. - Мог бы хоть раз позвонить. Для разнообразия, - Сехун первым разрывает поцелуй: в отличие от Кая, обходиться без воздуха он не может. - Я люблю делать сюрпризы... - Я от них заикой когда-нибудь останусь. - Ты в одиночестве гуляешь по ночному городу: вряд ли тебя испугает возникший из темноты парень. Сехун закатывает глаза и бьет Кая по затылку букетом. Это совсем не больно, чем Сехун недоволен. - Идем к тебе: спать хочу. - Иногда мне кажется, что ты приходишь не ко мне, а к моей подушке. - Зришь в корень. На этот раз удар чувствительный, и Кай морщится, потирая затылок. - Будешь спать на диване. - У тебя его нет. - Купил. Специально для тебя. - Без тебя не усну, - Кай говорит в шутливом тоне, но оба знают, что это правда. Не уснет. Бессонница ревнует его ко всем, кроме О Сехуна. - Что мне за это будет? - Я? - Хочу в Париж. - Не в этой жизни. - Спишь на коврике в коридоре. Его я тоже для тебя постелил. - Какой предусмотрительный, - Кай улыбается и качает головой. Сехун гримасничает. Лавандам холодно, и они жгут темноту своими синими сердцами. Каю их жалко. Он без слов берет Сехуна за руку и тянет за собой. В квартире жарко и пахнет паприкой. У двери и впрямь новая подстилка, а в гостиной - двухместный диванчик. - Ты будешь спать со мной. На нем. Пускай нам обоим будет неудобно, - Кай улыбается во все тридцать (два зуба мудрости еще не прорезались), а Сехун стонет с отчаянием и уходит на кухню: искать вазу. Кай устраивается на диване, укутывается в одеяло, которое никогда не состояло в родстве с пледом, и закрывает глаза. Ему хорошо и спокойно. Бессонница осталась на лестничной площадке, но Кай за нее не беспокоится. С ней все будет в порядке. Когда Сехун входит в гостиную, Кай уже засыпает. Он слышит приглушенные осторожностью шаги, свистящее дыхание, чувствует на щеке взгляд, полный заботы и нежности, улыбается и засыпает. Он знает, что, проснувшись, найдет Сехуна рядом, отчего сон становится по-особенному сладким. 22 декабря, 2014