Я помню, как впервые познал цвет. Всю его сочность, разнообразие красок, яркость, живость, игру несчетных оттенков. Я помню, как однажды, буквально за секунду мой мир превратился в необъяснимое разноцветное очарование. Как я задохнулся. Я ярко помню ослепительно светящуюся радужку твоих глаз, название цвета которой тогда еще не знал. Я помню, как она стала первым необъяснимым пятном в моей серой реальности. А спустя мгновение цвета поползли от неё в разные стороны. Паутиной. Волшебными узорами. Я помню, как ослеп. А мои ноги, подогнутые, дрожащие, отяжелели. Всё тело. Я бы хотел помнить эти ощущения. Только это невозможно. Это была анестезия. Накрывшая всё тело. А потом жидкий ток скользнул по моему горлу, желая окончательно задушить меня.
И чужие, еще незнакомые мне губы несмело исследовали мои. Мое тело нуждалось в поддержке, так что я просто упал в новые объятья. Я помню, как боялся даже моргнуть. Как конченный параноик боялся, что через секунду цвета снова исчезнут. И я снова стану слепым котенком. Только вот я продолжал смотреть в глаза цвета неба, и они не исчезали.
Семь лет назад на последнем году обучения в средней школе, за час до обратного поезда домой, в Лондоне - прямо в центре бесконечного пешеходного перехода - я впервые увидел цвета.
Природа распорядилась так, что познать цвета окружающего нас мира мы можем, только встретившись со своей половинкой. Мы находим нашу родственную душу раз и навсегда. И вместе погружаемся в мир разнообразной яркости. Мне повезло. Я встретил свою любовь, когда мне было всего лишь шестнадцать. Это просто случилось. В толпе. Под гул машин. В час-пик. Когда я буквально по зову свыше оторвал взгляд от асфальта на одно мгновение. Везунчик. Мне так повезло не пройти мимо. Что-то в голове щелкнуло. Я услышал это. Переключилось. Какой-то спусковой механизм отпустили. И я прозрел. Наше знакомство началось с первого, самого нежного поцелуя.
Знать Луи семь лет это сродни безумию, хотя бы потому, что он сам ходячее безумие.
- Хазза, я люблю тебя, - заявил он сегодня утром, - Но я против этого маленького зеленого карлика в нашей гостиной.
- Это не карлик, а рождественская ёлка, между прочим, - обиженно уточнил я ему, а он даже бровью не повел. – И я, вообще-то, встал рано утром, чтобы украсить её для тебя.
- Я ведь говорил, что хочу, чтобы на это Рождество у нас была сосна. Так, чтобы прямо в потолок, – беспечно продолжил он, даже не заметив, как я подавился воздухом.
- Какая сосна, ты в своем уме?
Но разве Луи в этом мире кто-нибудь способен переспорить.
- Но - но - но, не недооценивай меня, - энтузиазма в нём было через край. – Я раздобуду желанную сосну, а ты давай разряжай своего маленького зеленого карлика.
- Я прощаю тебе это оскорбление в адрес моей елочки только потому, что у тебя сегодня День рождения. И куда я теперь её дену?!
- Ну, милый, - он всегда выигрывал. – Просто отнести ее соседям, например. Я найду нам самую настоящую сосну. Ну, пожалуйста?
И одного поцелуя всегда было достаточно, чтобы я согласился на любую его просьбу.
Так что именно в силу своей слабохарактерности прямо сейчас я складываю маленькие украшения обратно. И желаю надрать ему уши. Только этот невыносимый засранец мог подпортить что-нибудь с самого утра, в этот идеально распланированный мною день. Это наше первое Рождество на нашей квартире, которое мы должны были провести не просто вместе, но вдвоем. Первое после всех семейных посиделок, когда мы были старшеклассниками, после праздничных студенческих вечеринок, на которые мы ездили друг к другу в другой город, чтобы провести ночь в веселой шумной компании, а потом заснуть в обнимку на узкой кровати. Первое рождество в нашем доме. И мне до безумия хотелось сделать его особенным. Я должен был успеть приготовить завтрак, украсить елку, затем разбудить именинника, возможно, поздравить его, либо припасенным вязанным свитером, либо утренним ленивым сексом, затем провести вместе с ним очередной кухонный эксперимент, чтобы мы могли вместе приготовить рождественский ужин, как обычно делают в каждой семье. Мне хотелось провести этот день по-другому. Без родителей и без друзей. Сделать это нашим первым настоящим Рождеством. Настоящим праздником для двоих, если не брать в счет Дни Святого Валентина, на которые Луи из кожи вон лез уложить меня в постель.
Но нет, этот чертик умотал даже не съев ни одной вафли, которые я так старательно пек, пытаясь как можно тише бренчать посудой. Что уже говорить об утреннем сексе? Всё из-за какой-то сосны, которую я с трудом вижу в нашей не очень-то большой гостиной.
Я верчусь на кухне. Один. Стараясь разложить и перепланировать сегодня и завтра по новой. Утешая себя мыслью, что на смену урокам кулинарии придет совместное украшение новой зеленой временной сожительницы. Лишь бы Луи вернулся поскорее.
Когда все приготовления на кухне закончены, я думаю, чем бы занять себя. Сначала прощелкиваю каналы в поисках рождественской передачи, звоню маме, затем семье Луи, чтобы поздравить их с рождением неугомонного эльфа. «Зеленый карлик» выставлен на холод мерзнуть и дожидаться нового хозяина. Я прощаюсь с ним у двери подъезда и медленно бреду обратно по лестнице. Считая ступеньки. Улыбаясь. Чувствуя тепло внутри, сладко екнувшее сердце в груди, в ответ на радость, которая, видимо, сейчас наполняет Луи. И я ликую, чтобы мой ураган, наконец, нашел свою сосну.
У меня бежит рябь перед глазами. И я оступаюсь. Нога проскальзывает мимо, и я падаю вперед. Голова странно кружится. Я сползаю еще на пару ступенек вниз. Беспомощно. Моргаю. Быстро, чтобы отогнать прочь дурное наваждение. У меня получается. И я медленно поднимаю подрагивающее тело. Только вот внутренности крутит. Я паникую.
Телефон Луи не отвечает. Более того, он недоступен. Нельзя было никуда его отпускать. Внутренности ворочает, пока я бегаю по квартире из угла в угол. А потом мой телефон разрывает трелью. И я, наверное, падаю в транс.
Меня совсем кратко просят проехать в больницу. Потому что я первое контактное лицо в списке мистера Томлинсона. Называют адрес. А я молюсь, чтобы причина была лишь в сломанной ноге и пришибленной голове. Давлюсь этим обманом. Такси у нашего дома уже через пятнадцать минут. Уводит меня в неизвестность. Мое лицо в зеркале заднего вида какое-то зеленое. Время бежит отстукивающимся пульсом в горле.
А затем это происходит. Вот так просто. В одно мгновение. Что-то совсем от меня независящее. Сначала я слепну. На два мгновения, а после тону в сером. Монотонно сером. И кричу. Нет, визжу. Как ненормальный, которого пробило под двести двадцать вольт. Если не больше. Падаю на сиденье и оглушительно кричу. Пугая не только водителя, но и самого себя. Меня охватывает бесцветная истерика. И я умоляю ехать быстрее. Хотя скорость и так почти пересекла верхнюю границу допустимых значений. Я задыхаюсь. Сворачиваюсь калачиком на заднем сиденье. Складываюсь пополам. Пока шины скрипят об асфальт.
Я ничего не понимаю. Я отказываюсь. Мне словно глаза вырвали. Четкие серые линии доводят меня до безумной паники. Когда у меня снова рябит перед глазами. Когда краски мелькают то тут, то там. Отказываясь оставлять меня. Когда я до белых кругов зажмуриваю глаза. Чувствуя горячее жжение. Гоню его прочь.
- Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…
Я в бреду. Губы знают лишь одно слово. Почти неживые. Шепчут. В глазах рябит. Вновь и вновь. До дури скребу ногтями. Жизнь ведет необъяснимую ожесточенную борьбу с пустотой. Рвет меня на части. Пока я скулю, зубами разгрызая ногти.
Рыженькая девушка за столиком регистрации подскакивает, когда я падаю к ней на стол, с трудом чувствуя свои ноги.
- Моего парня должны были привезти сюда. Луи Томлинсон. Мне сказали, он в этой больнице, - отчеканиваю. Совершенно точно не своим голосом.
Она взволнованно просит меня предъявить документы, которые я буквально швыряю на стол. Голова снова идет кругом. Я с трудом держусь. Все остальные слова смешиваются в один ядовитый коктейль: “операционная”, “авария”, “все будет в порядке”, “пройдемте со мной”, “дышите”, “Мистер Стайлc”.
Краски гаснут, когда я делаю какой-то очередной шаг по, и без того, блеклому коридору. Меркнут. И больше не вспыхивают. Парализует. Все тело обездвиживает. По щелчку. Вновь по неведомому щелчку. Мое тело качает. Рассыпается. Я рассыпаюсь. Прямо на пол. Не в силах даже вдохнуть. Я стараюсь вспомнить цвет неба, я пытаюсь представить его. Но не могу. Словно никогда не знал его прежде. Жжение в каждой кости. Охватывает.
Все не может быть так просто? Так не бывает. Не должно быть. Без нашего ведома.
Я не чувствую, как меня неизвестно куда тащат. Ритм внутренностей выравнивается. В монотонный стук. А все, чего я хочу, это эвтаназия. Свернуться клубочком рядом с любимым телом. И запустить свой обратный отсчет.
Наверное, для кого-то выше, я просто перегоревшая лампочка. У которой сдохла выдержка. Которую надо выкрутить и заменить на новую. И моя любовь тоже сдохший в цветном телевизоре светодиод – теперь черный экран. Никогда не вспыхну вновь. Лишенный последней возможности вновь посмотреть на любимое небо я превращаюсь в разломанный мусор. Оседая на холодную плитку коридора. Не в силах сфокусировать взгляд. Я опускаю веки и ничего не вижу. Даже в воспоминаниях я не вижу ни одного яркого всплеска. Ничего. Я даже не могу заплакать.
Только слышу. Гул машин. Шум толпы. Я чувствую губы. Мягкое прикосновение. Уже такое родное.
Самообман. Я просто прижимаю пальцы к губам.
~~~
Я потерян во времени, когда меня приводят в чувства. Откачивают. Слова “я говорила Вам, что все будет в порядке” звенят в ушах. Глаза. Не мои. Горят в огне. Слезы их вытравливают, градом стекая по щекам. Губы – одно слово. Спасибо, спасибо, спасибо. Много голосов. Чужих и родных. Тело немощно. Но внутри пожар. Цветной пожар.
Спустя семь лет, я прожил без своей любви несколько
серых страшных минут.
~~~
- Больше никаких сосен, - решаю намочить одеяло насквозь. Выплакать все, что нужно было раньше.
- Угу.
Пальцы медленно, совсем легко поглаживают кожу моей головы, спутывая кудри.
- Ты больше никогда не сядешь за руль. Обещаю.
- Угу.
- Больше никаких остановок сердца.
- Угу.
Веки закрыты. Я зажмуриваю глаза до цветных кругов. До ярких вспышек.
- Нужна была эта сосна?
- Мне хотелось привезти ее для тебя. Чтобы украсить ее с тобой. И повесить на одну из веточек обручальное кольцо. Ну, знаешь, я рассчитывал на оригинальность.
- Но для этого нужна была именно сосна?
- По моему идеальному плану ты должен был быть сражен наповал.
- Я был сражен. Буквально.
Дрожь сбегает словами по позвоночнику.
- Сосна доломана, кольцо утрачено и уже не Сочельник и Рождество. Все же плохая была идея.
- Я говорил, что ни к чему эта сосна.
- Мне хотелось сделать это особенно. Ну ладно тебе, хватит рыдать.
Виски ноют. А его слова обнадеживают.
- Зато я больше ничего не имею против колючих зеленых карликов.
