Ночи светлее дней

Нет зверя настолько дикого, чтобы он не отзывался на ласку. © Э. Роттердамский

Наташа Романова не простая женщина. Это знают все, и она в первую очередь. Наташа знает, как убить, не привлекая внимания, как уйти от погони, как прокрасться в тыл врага незамеченной, как приготовить отменный кофе с цианидом, что жертва ничего не заподозрит. А еще Наташа Романова знает, где находится Джеймс Бьюкенен Барнс. На его поиски ушло больше времени, чем она предполагала. После того, как он вытащил Роджерса из озера, он скрывался под разными именами, в разных частях города. И вот, больше месяца спустя, она нашла его. — Я ухожу в отпуск, — уверенно произнесла Наташа, тоном давая понять, что это не просьба, а факт. Голограмма Фьюри лениво перевел на нее взгляд единственного глаза. Сложил руки перед собой и скептично уставился на женщину. — Отпуск… — произнес он многозначительно, словно пробовал это понятие на вкус. — Надолго? — Месяц. — Месяц… — Фьюри вздохнул. — Где мне тебя искать в случае необходимости? — Звоните, — загадочно улыбнулась Романова. Фьюри откинулся в свое кресло, усмехнувшись. *** Наташа стояла перед зеркалом в своей ванной. Ее волосы, брови и ресницы из рыжих стали черными, специальной стойкой косметикой были выбелены губы и нанесены глубокие тени под глазами. Если не приглядываться, в ней было сложно узнать Черную Вдову. Глядя на свое отражение, она придумывала себе подобающую легенду. Когда цепочка мыслей выстроилась в правдоподобную историю, Наташа вздохнула и отправилась в свою комнату, где на кровати лежала старая, застиранная и местами прохудившаяся конспиративная одежда. Медленно, глубоко погрузившись в свои мысли, женщина надевала плотный топ, теплые колготки, шерстяное растянутое платье горчичного цвета, черное пальто, которое было ей велико на пару размеров, серый шарф с парой небольших прожженных дыр и мягкие сапоги под цвет платья с потайными карманами для хранения метательных ножей — единственное оружие, что она взяла с собой. Во внутреннем кармане пальто расположилось пара сотен долларов мелкими, помятыми купюрами и маячок-оповеститель на всякий случай. Нахлобучив на голову объемную вязаную шапку, натянув перчатки с обрезанными пальцами, Наташа покинула свою квартиру. Оставив ключи в тайнике, женщина поставила воротник пальто и, с легким волнением и предвкушением, отправилась в другой конец города. *** Вывести из себя шайку шпаны не составило труда. Заставить их пробежать за собой вслед несколько кварталов тоже. Наташа уже видела нужный поворот. В той подворотне сейчас разгружается грузовик с продуктами. Двадцать метров. Десять. Пять. Наташа влетела в переулок. — Пожалуйста, помогите, — прошептала она напугано, со слезами на глазах. Тот, кого Роджерс зовет уютным «Баки», а Наташа в далекие времена знала как «Зимнего Солдата», нехотя обернулся на голос. Его лицо было скрыто тенью от бейсболки, но не узнать эту линию челюсти и губ было невозможно. Романова еле сдержала глупую улыбку. — Помогите, — повторила она, опасливо обернувшись. На лице Солдата не дрогнул ни один мускул, когда она бросилась к нему. — Они убьют меня, — выдохнула Наташа, умело изображая полуобморочное состояние. После этих слов Барнс поставил объемный и явно тяжелый ящик на землю. Со стороны улицы послышался топот ног и громкий нецензурный говор. — Она сюда свернула, я тебе говорю! — до них долетел возмущенный голос одного из преследователей. — Шустрая сучка! В следующее мгновение Наташу не самым аккуратным движением оттолкнули в темноту подворотни, а в просвете появилась компания из пяти человек с битами и обрезами наперевес. Они замерли, глядя на Солдата. — Эй, мужик, сюда баба в плаще не залетала? — спросил коренастый бритый наголо парень. Барнс отрицательно покачал головой. — Не «свистишь»? — выставив напоказ обрез, поинтересовался парень. — Хочешь проверить? — стальным голосом вопросом на вопрос отозвался Солдат. Голос звучал глухо, словно это первые слова Барнса за несколько дней, а то и недель. Наташа усмехнулась, скрытая глубокой тенью. От этого голоса даже Халк задумался бы, стоит ли игра свеч. Но на лицах шпаны читалось сомнение. Барнс отодвинул полы куртки. Наташе было не видно, но она знала, что он показывает им рукоятку армейского ножа, воткнутого за пояс. Сомнения стирались с лиц ее преследователей, двое из них сделали шаг назад. — А, к черту! — воскликнул лысый парень. — Пошли отсюда. Не прошло и трех секунд, как вся компания скрылась за углом. Солдат обернулся, заглядывая в темноту. — Спасибо, — прошептала Наташа слабым голосом и стала медленно оседать на землю под пристальным взглядом Барнса. Когда она уже почти коснулась земли коленями, он подхватил ее за плечи, удивленно глядя на почти безвольное тело. — Все в порядке, — еле слышно выдохнула Наташа. — Все будет в порядке, — заверяла она слабым голосом. — Только не надо в… больницу… После этих слов Наташа повисла в руках Солдата безвольной куклой, очень правдоподобно изобразив обморок. *** С тихим стоном Наташа открыла глаза. Она лежала на твердом голом матраце, в заброшенном офисном здании в просторной комнате на верхнем этаже. Приподнялась на руках. На таком же матраце в трех метрах от нее сидел Зимний Солдат. Его было не отличить от десятков бездомных, которые, как Наташа знала, живут на нижних этажах. Рабочая куртка наглухо прятала руки, широкие брезентовые брюки, заправлены в тяжелые ботинки. Он смотрел на игру пламени в буржуйке, что стояла аккурат посреди комнаты. Рядом с ним лежала бейсболка, на буржуйке попыхивала маленькая кастрюлька. Солдат лениво повернул голову в сторону своей «гостьи». Его серые холодные, как воды северных морей, глаза отражали свет огня и казались черными. В них что-то изменилось с их встречи в центре города почти месяц назад. Они перестали быть пустыми, но теперь их покрывала казавшаяся непробиваемой завеса из смеси тоски, боли и непонимания. Наташа еле сдержала улыбку, вспоминая какими они были, когда и она, и он работали на советы; когда он улыбался, тренируя ее; когда они делили холодные зимние ночи. Наташу оглушили воспоминания. Сколько ночей они провели наедине — в постели, на заданиях. Сколько их было. Рядом с ним ей никогда не было страшно. Он был той самой «стеной», о которых твердят сентиментальные барышни. Она ярко вспоминала, как он прикасался к ней, как разговаривал, его специфичное чувство юмора — жесткое, жизненное. Вспоминала его в форме, со старой стрижкой. Его движения, взгляды. Барнс поднялся и потянулся левой рукой к кастрюльке, но, скосив взгляд на женщину, что сидела в его покоях, передумал. Натянул рукава, сделав из них импровизированные прихватки, и сдвинул кастрюльку с горячей сердцевины. Наташа спрятала тонкую улыбку за волосами. Тишину разбавляло потрескивание дров в буржуйке. Прошла минута. Две. Десять. — Ты должна уйти, — произнес Барнс. Наташа обняла себя за плечи. — Они будут искать меня… — робко, тихо, как подобает напуганной женщине, произнесла она. Солдат перевел на нее тяжелый взгляд. — Разреши мне остаться, — умоляюще произнесла она. — Я не буду путаться под ногами. Мне… Некуда пойти. Негде укрыться. Ее слова не заставили его измениться в лице, холодное равнодушие застыло на нем маской. Солдат молча смотрел на нее сверху вниз долгим взглядом. — Рядом со мной не безопасно, — произнес он, словно говорил о погоде. — Все лучше, чем на улице, — улыбнулась Романова, пожав плечами. После этих слов Барнс перевел взгляд в темное пыльное окно за спиной Наташи. Вздохнул устало, что было на него так непохоже. — Если что-то пойдет не так — уноси ноги, — произнес он все так же равнодушно и повернулся к кастрюльке, в которой оказался простой кипяток для чая. — Спасибо, — улыбка на лице Романовой была искренней, победной. *** Наташа притворялась спящей, свернувшись на матраце и укрывшись пальто. Из-под опущенных ресниц наблюдала за Солдатом. Он сидел неподвижно уже больше часа, глядя, как догорают в буржуйке дрова. Его взгляд, устремленный в одну точку, не выражал ничего, кроме глубокого погружения в свои мысли. Романова задалась вопросом — о чем он думает? Неужели память вернулась к нему? Нет, — ответила она сама себе. Если бы память вернулась — он бы узнал ее. Не мог не узнать. О чем может думать человек, у которого нет воспоминаний, кроме короткой наводки от Роджерса с его «Баки?» на выдохе? Наташа в который раз за месяц пыталась представить, через что прошел Барнс в «Гидре», какую боль вынес, сколько пыток перенес. И каждый раз она пугалась собственных выводов, потому что настолько сломать человека, как «Гидра» сломала Солдата, можно только адом. Помнит ли он это? Глядя ему в глаза, на ум приходил положительный ответ. Помнит, знает, чувствует до сих пор. Отвлекшись от этих мыслей, Наташа неожиданно поняла, что впервые за очень много лет, она снова рядом с ним холодной ночью. Эта мысль прострелила сознание, заставив внутренности болезненно сжаться. Прикусив губы, Романова закрыла глаза. На матрац упала и сразу впиталась одинокая слеза. Наташа позволила себе уснуть. Опасения, издержки профессии и въевшаяся в подкорку готовность отступили. Потому что Солдат был рядом. *** Солдат спал сидя, опершись спиной о стену и сложив руки на груди. Волосы скрывали его лицо. Во сне он был на удивление расслаблен. Наташа смотрела на него, не выдавая своего пробуждения. Вглядывалась в силуэт. И задавалась вопросом — почему она здесь? Почему так настойчиво его искала, вот так просто сорвалась из уютной квартирки, чтобы оказаться здесь. Почему не может оторвать от него глаз. Ответ на эти вопросы не облачался в слова. Лишь чувствовался где-то в грудной клетке легким теплом, какой-то глупой надеждой неизвестно на что. Так надо, — для себя решила Романова. — Мне надо. Его вернуть. Вытащить. Он бы меня вытащил, — была твердо уверена она. Барнс повел плечом и открыл глаза. Правой рукой убрал волосы с лица и резко обернулся в ее сторону, словно забыл, что она здесь. Наташа медленно села на своем ложе. — Доброе утро, — слабо улыбнулась она. Солдат ничего не ответил. — Как тебя зовут? — спросила Наташа, зная, что не услышит настоящее имя. — Стэн, — ответил Солдат, не задумавшись. — Тебе идет, — Романова не сдержала улыбки. — Я — Сара. Барнс промолчал, задержав на ней взгляд. Наташа задумалась над тем, что это будет долгий месяц. Но то, что она может находиться рядом с ним, пусть даже таким холодным и безразличным, словно он весь стал биомеханическим, а не только рука, придавало ей сил. *** Барнс был тяжелым соседом. Разговорам он предпочитал молчание, игнорировал вопросы. Мог встать и уйти посреди разговора. Уходил в себя. Казалось, что он не замечал присутствия Романовой. Но Наташа не сдавалась. Медленно, аккуратно и с расстановкой, словно плела паутину, окружала Солдата заботой, вниманием. Ее стараниями в комнате появилась видимость чистоты, несколько шерстяных одеял и кое-какая посуда. Она приносила еду, разбавляя вечерние чаепития Солдата, чем-то более насущным. Разбавляла его молчаливую тишину тихими рассказами и тонко улыбалась, когда он смотрел на нее. Прошла неделя с ее появления в его новой жизни. Наташа выучила расписание дня Солдата — вечером он подрабатывал грузчиком в близлежащих магазинах и забегаловках, после чего шел в круглосуточный супермаркет или прачечную, если была такая необходимость, а потом «домой», где проводил остаток времени в размышлениях, будто и не умел ничего другого, кроме как работать и прозябать в собственном сознании. Он мало спал. Его сон больше походил на дрему. Любой, даже еле слышимый шорох, мог заставить его проснуться. А Наташа поняла, что впервые за долгое время спит спокойно. Он мало ел, словно толком не нуждался в еде. Лишь потягивал чай, грея о кружку живую руку. Биомеханическую руку Барнс яростно берег от чужого взгляда. Именно по ней его могли найти «ЩИТ» или «Гидра», но дело было не только в этом. Он прятал ее, словно она способна рассказать о нем то, что никто знать не должен; словно она его крест, порок. На восьмую ночь Наташа решилась на рискованный план. Весь день ушел на то, чтобы вспомнить слова и мотив для осуществления первого пункта. Дурацкая песня никак не восстанавливалась в памяти в полной мере. Романова слышала ее очень давно, всего несколько раз. Но к возвращению Барнса с «работы», Наташа восстановила в памяти все, что нужно. И как только на лестнице послышались тихие шаги, женщина принялась разливать по кружкам кипяток, тихо запев на русском языке: — Ночь пройдет, наступит утро ясное… Знаю, счастье нас с тобой ждет… Шаги стихли, так и не достигнув порога. Он услышал, разобрал. — Ночь пройдет… Допеть строчку Наташа не успела. Она позволила Солдату сбить себя с ног и прижать к полу. Горла коснулась холодная сталь ножа. — Это русский, — прошипел Барнс, глядя ей в глаза. — Да, — прохрипела Наташа, изображая испуг и смятение. — Кто тебя прислал? — Никто, — честно ответила она. — Не ври мне! — почти орал Солдат. — Я не вру, — на глазах женщины навернулись слезы. — Я эмигрантка из Польши. Поэтому знаю русский! Прикосновение ножа ослабло. Наташа смотрела в глаза Барнса, тяжело дыша. Механическая рука вдавливала ее плечо в пол. — Мне больно, — произнесла она жалобно. Эти слова словно отрезвили Солдата. Он отпустил ее и убрал нож за пояс. Встал, помог ей подняться. — Ты ведь никогда не спрашивал кто я и откуда, — потирая плечо, тихо начала Наташа. — И на мои вопросы никогда не отвечал… Откуда ты знаешь русский? Барнс ничего не ответил, отведя взгляд. Снял бейсболку, бросив ее на свой матрац, и подошел к окну, глядя на ночной город сверху вниз. — Прости, — не оборачиваясь, произнес еле слышно. — Ничего, — слабо улыбнувшись, отозвалась Романова и добавила. — Я заварила чай. Барнс неопределенно повел плечом на эту фразу. — Ночь пройдет, пройдет пора ненастная, — тихо запела Наташа несколько минут спустя, помешивая сахар в своем чае. — Солнце взойдет. Солнце взойде-ет… Солдат не обернулся, лишь плечи напряглись. Сомневаться в том, что он понимал слова песни, не приходилось. Улыбаясь самой себе, Наташа отпила горячий напиток. *** Ночь выдалась дождливой и холодной. Наташа, забравшись на свой матрац с ногами, дышала на руки, пытаясь их согреть. — Можно я подсяду к тебе? — тихо спросила Романова. Барнс перевел на нее ленивый взгляд, подсвечиваемый огнем буржуйки. — Очень холодно, — добавила она. Солдат молча кивнул на пространство рядом с собой по правую руку. Наташа медленно встала и подошла к Барнсу. Ее спину обдало тепло печки. Аккуратно, чтобы не потревожить Солдата, она опустилась рядом, и запахнула пальто на коленях. Они почти соприкасались плечами, и впервые (если не считать недавнего инцидента с ножом) за долгое время она видела его настолько близко. Взгляд скользил по волосам волнистым, нечесаным, по носу с небольшой горбинкой, задержался на губах. — Ты меня все равно не слушаешь, — начала Наташа, плотней укутавшись, — но я все же расскажу кое-что. А то… Кажется, я забываю, как разговаривать, — улыбнулась она. Барнс ничего не ответил, ничем не выдал того, что слушает ее. Все также отстраненно смотрел на огонь, свесив руки с колен. — Эта история случилась очень давно. В большой и очень холодной стране в неспокойное время. Она про девушку-балерину, которая потеряла родителей и про парня, который оказался вдали от дома… Девушка была не слишком умной. Когда она потеряла близких людей, вместо того, чтобы уйти подальше от того, что их погубило, она отправилась по их стопам. Этот путь привел ее в место под названием… — Наташа замолчала на мгновение, пытаясь придумать альтернативное название «Красной комнате». — «Куб», где готовили специальные войска. Она прошла все испытания, сдала экзамены. Уже тогда ей стоило понять, что это не простое место, что надо уносить ноги. Но она была молода, ее разум был затуманен болью потери. Поэтому она, наоборот, старалась изо всех сил. За ее старания ее повысили, перевели на новый уровень. Там она и познакомилась с парнем. Он был не из этой страны. Отличался от прочих военных, с которыми она пересекалась, говорил с акцентом и улыбался по-другому. Парень был великолепным бойцом. Сильным. В нем скрывалась такая мощь, которая и не снилась прочим. Его сделали тренером девушки. Ее учителем. Так началась их общая история. Парень делал из балерины бойца. И она была прилежной ученицей. Шло время, и девушку стало тянуть к ее учителю. Парень, как оказалось, тоже испытывал к ней симпатию. В тайне ото всех они стали встречаться за пределами тренировочных полигонов. Это было единственное светлое пятно в их жизнях, и оно затмевало собой все предыдущие невзгоды. Парень стал чаще улыбаться. Девушка перестала бояться. Он оберегал ее, подхватывал, когда она падала. Она в свою очередь прогоняла прочь его кошмары. Они читали друг другу стихи своих народов. Они украли кусочек счастья в темное, смутное время, — Наташа поняла, что у нее в носу неприятно защипало. Воспоминания выстраивались перед глазами яркими образами. Она еще никому не рассказывала свою историю. — Но это счастье длилось недолго. Несмотря на все предосторожности, про них узнали. Они стали сражаться. Но двоим отступникам не выстоять против целой организации. Их разлучили. Девушку отправили на задание заграницу, а парня… Парня заключили в тюрьму. Повисло долгое молчание. Потрескивали дрова в буржуйке. И казалось, что слова истории отражались от стен, все еще звуча в комнате. — Почему же она не вытащила его? — неожиданно и тихо спросил Солдат. — Ей сказали, что его, как и ее, отправили на миссию в далекую страну… — Печальная история, — заключил он. — Это еще не конец, — обнадеживающе произнесла Наташа и словно невзначай прильнула плечом к плечу Солдата. Он не отстранился, и, казалось, даже не почувствовал. — И что было дальше? — спросил Барнс. — Об этом я расскажу тебе завтра, — загадочно улыбнулась Романова. Разморенная теплом огня и Солдата, она прикрыла глаза. *** Наташа неожиданно проснулась, уставившись во мрак ночи, разбавленный тлеющими углями в буржуйке. Она уснула на плече Барнса, что не могло не радовать. Он позволил ей остаться. Но сам Солдат спал куда хуже, чем она. Его мучил кошмар. — Нет, — говорил он по-русски. — НЕТ! Романова, уставившись на него во все глаза, поняла, что ее план начинал давать плоды. — Стэн! — позвала она и прикоснулась к его щеке. Солдат вздрогнул и распахнул глаза, уставившись на Наташу. — Тебе снился кошмар, — участливо произнесла Романова, когда его взгляд перестал бегать по ее лицу. Барнс скосил взгляд на ее пальцы, касающиеся его колючей щеки. Женщина отняла руку, сжав ее в кулак, словно пыталась сохранить ощущение тепла его кожи. Солдат перевел взгляд на ее лицо. Его брови стали собираться на переносице. — Все в порядке? — спросила она. — Ты похожа на женщину с красными волосами, — ответил он далеко не сразу, не отрывая от нее глаз. Наташа еле сдержала удивление. А когда его здоровая рука коснулась ее скулы, словно он проверял не приведение ли перед ним, Романова замерла — она увидела его таким, каким он был во времена «Красной комнаты». Сильней прильнула щекой к его руке, словно вырывала у мироздания наполненные смыслом секунды жизни.