Ночи светлее дней

Нежась в ванной в своей квартире, Наташа потеряла счет времени. По ее подсчетам Барнс уже должен был вернуться «домой». Вытащив из стиральной машины свои конспиративные вещи, она наскоро оделась и отправилась в бедный район. В бедном районе почти нет рабочих фонарей. Шествуя по темным улицам, Наташа куталась в пальто и сокрушалась по поводу забытых в квартире перчаток. Сворачивая в последний переулок, Романова краем глаза заметила движение. Замерла, вглядываясь. А через несколько секунд поняла, что это Солдат идет ей навстречу. — Стэн? — тихо позвала Наташа. — Где ты была? — спросил он равнодушно. — Появилась возможность заработать, — отозвалась Романова, сделав несколько шагов навстречу Барнсу. — Что ты здесь делаешь? — спросила она, когда молчание затянулось. Солдат смерил ее взглядом. — Пошли, — произнес он, увильнув от ответа, и двинулся обратно. Наташа прятала глупую улыбку, глядя на широкую спину. Оказавшись в их комнате, Романова первым делом потянула замерзшие руки к буржуйке, опустившись перед ней на колени. Барнс перемещался у нее за спиной. Он был одним из тех немногих, кто не вызывал зудящего желания обернуться. Вскоре на плечи Наташи опустилось шерстяное одеяло. Вскинувшись, она запрокинула голову и встретилась глазами с Солдатом, но секундой спустя он отвернулся и опустился на свой матрац. Затянувшееся молчание разбавил тихий Наташин голос: — Как у облака на краю, Вспоминаю я речь твою, А тебе от речи моей Стали ночи светлее дней. Так отторгнутые от земли, Высоко мы, как звезды, шли. Ни отчаянья, ни стыда Ни теперь, ни потом… — Ни тогда, — за нее закончил строчку Солдат. Наташа вскинула на него удивленный, полный какой-то болезненной надежды взгляд, и продолжила: — Но живого и наяву, Слышишь ты, как тебя зову. И ту дверь, что ты приоткрыл… — Мне захлопнуть не хватит сил. Глядя на огонь, Наташа кусала губы. Он помнил стихотворение, что она читала ему вслух в их забытых советских ночах. — Ты знаком с Ахматовой? — спросила Романова, не оборачиваясь. — Я знаю только это стихотворение, — ответил Барнс. — Откуда? — заискивающе спросила она. — Не знаю. В комнате снова повисло молчание, лишь дрова потрескивали в топке. Наташа медленно встала и обернулась к Барнсу. Он поднял взгляд, скользнув по ее рукам, когда она стала поправлять одеяло на плечах. Еле заметно кивнул на пространство рядом с собой. Романова возликовала в душе. Мягко опустилась рядом, прильнув к его плечу. — Чем кончилась твоя история? — спросил Солдат, несколько минут спустя. Наташа улыбнулась, чуть склонив голову в сторону Барнса. — На чем я вчера остановилась? — Парня посадили в тюрьму. — М-м-м… — Романова замолчала на минуту, окунаясь в воспоминания с головой. — Девушку отправили за границу, в чужую страну. Ей было сложно, всюду поджидали трудности, и она очень сожалела, что рядом нет Сол… — Наташа осеклась, — нет парня. Она была уверена, что если бы он был рядом, то мир не казался бы такой непроглядной тюрьмой строгого режима. Но она была одна, под глубоким прикрытием. Помощи и поддержки ждать было неоткуда. И трудности стали закалять ее. Она стала взрослее, сильнее. Стала видеть мир, как враждебное место, в котором ей не на кого положиться; нет места, в котором она чувствовала бы себя в безопасности; не было плеча, в которое можно было бы уткнуться холодной ночью. Она стала жестокой убийцей, хорошим агентом «Куба». Но мысли о парне не покидали ее. Каждую ночь она проваливалась в тревожный сон с мыслями о нем. Когда она достаточно окрепла, в свободное от работы время она начала его искать доступными способами. Поиски продвигались медленно. У нее не было достаточных связей и опыта, но она не сдавалась. Перебирала песчинки информации, пытаясь выудить, что-то о парне. День за днем. Месяц за месяцем. Со временем она поняла, что ее обманули — его не отправили в другую страну. Он остался в «Кубе». Это открытие потрясло ее. Все эти несколько лет, что они не виделись он оставался там. Опасения прокрались в ее мысли. Она была наслышана о методах наказания в «Кубе»; о том, как там обращаются с заключенными. Ужас незнания сковал ее. У нее не было возможности вернуться в «Куб» и узнать правду, не вызвав подозрений. Это убивало ее, туманило рассудок. Так прошло еще какое-то время. И при первой же возможности девушка вернулась на родину, проникла в «Куб» и нашла его… — Наташа замолчала, глядя на огонь. Перед ее глазами развернулась картина из прошлого — заключенный в крио-тюрьму Солдат. Изморозь на смотровом окошке, его мертвенно бледное лицо за стеклом. Ужас, что сковал ее тогда не хуже того льда, в который был заключен Барнс, до сих пор преследует ее во снах. — Что было дальше? — тихо спросил Солдат. — За то время, что она отсутствовала, «Куб» изменил парня. Сломал его, заключив в специальную тюрьму. От него осталась только оболочка. Увидев его в таком состоянии, девушка потеряла последнюю связь с миром, с родиной. Рыдая у его камеры, она возненавидела все то, во что верила. Лишилась последнего лучика света. В тот момент, она решила, что станет другим человеком… И со временем стала. Наташа замолчала, склонив голову на плечо Барнса. Он не отстранился, позволяя ей наслаждаться теплом. — Что стало с ним? — спросил Солдат, не отрывая глаз от огня. Романова улыбнулась, чуть повернув голову, словно хотела поцеловать его в скат плеча. — Я расскажу тебе об этом завтра, — произнесла она. Барнс усмехнулся на эти слова. *** Наташа проснулась от толчка под ребра. Обнаружила себя лежащей на плече Барнса. Ему снова снился кошмар. Глаза двигались под закрытыми веками, челюсть крепко сведена, что почти скрипели зубы. В этот раз она не торопилась его будить, позволила наводняющим его болезненным воспоминанием в полной мере захватить его. Она не знала, что они могут ему сулить, но должна была рискнуть. Попробовать вернуть его. — Нат… — сквозь зубы выдохнул Солдат, словно заново учился говорить. — Наташа… Романова замерла, боясь вздохнуть. — Я здесь, Джеймс, — произнесла она тихо, на выдохе. И не сдержавшись, обняла его за ребра, уткнувшись носом в грудь, где билось сердце. Солдат, которого будил любой шорох, не проснулся. Реальность слилась с его сном, создавая иллюзию бодрствования. — Беги, Наташа… — Я больше не убегу без тебя, — прошептала Романова. — Не оставлю тебя. Сильнее обняла крепкое тело, зажмурив глаза. Она уже не та робкая девушка. В этот раз она сможет защитить себя и его. Барнс застонал, словно от боли, и дернулся, проснувшись. Глубоко втянул воздух и накрыл Наташину спину здоровой рукой. Она приподнялась, чтобы заглянуть ему в глаза в потемках рассвета. Солдат свел брови. — Почему ты плачешь? — спросил он сипло. — Кошмары, — ответила Наташа и спешно вытерла глаза тыльной стороной ладони. Барнс приподнялся, поднимая и Наташу. Она слабо отстранилась под его пристальным взглядом. Он смотрел на нее так, словно впервые видел или наоборот узнавал в ней то, что итак знал. Его плотно сжатые красивые губы разомкнулись, словно он хотел что-то сказать. Романова дрожала внутри, не в состоянии отвести взгляда от его глаз. Барнс хмурился с каждой секундой сильнее. — В чем дело? — тихо спросила Наташа. Солдат молчал, глядя на нее. Он хотел, что-то сказать, но не находил для этого слов или повода озвучить свои мысли вслух. Романова опустила голову, спрятав лицо за волосами. Она боялась, что он не вспомнит. Но и что вспомнит, боялась тоже. — Мне надо пройтись, — холодно произнес Барнс, вставая. Матрац жалобно скрипнул пружинами. Наташа проводила его спину долгим взглядом. Страх. Она так давно не боялась. Столкнувшись с ним на мосту больше месяца назад, вместо страха она испытала невероятное ликование. Ее словно ударила молния, словно она ожила, подобно Франкенштейну, но не в пример ему была счастлива, ощутила себя невероятно живой и… Была счастлива. Солдат был жив; пусть в битве, но она прикасалась к нему, чувствовала его кожей. Страх медленно, нехотя и шипя, как недовольный кот, отступал под натиском этих ощущений. Наташа Романова твердо уверилась в том, что хочет вернуть Джеймса Бьюкенена Барнса. Сорвавшись с места, Наташа схватила свое пальто и, натягивая его на ходу, отправилась вслед за Барнсом. Вылетела из здания на холодную улицу. Ночью выпал первый снег, на нем четко виднелась вереница свежих следов от тяжелых ботинок. Романова бросилась по ним, не обращая внимания на холодный ветер, что трепал ее волосы (ведь шапку она забыла) и обжигал щеки. Барнс не успел уйти далеко. Услышав движение позади, лениво обернулся. — Что ты здесь.? — начал было он, но Наташа кинулась ему на шею, впившись в губы. Солдат замер в растерянности. Романова отрывисто, нежно целовала его губы, по ее щекам катились слезы. Каждая секунда его отстраненного равнодушия со звоном разбивала ее ожидания, надежды, вырывало воздух из легких. Время растянулось, как прогретая резина. И когда Наташа уже была готова отступить, ее плечи неуверенно накрыли руки Солдата. Его губы дрогнули в ответ, а секундой спустя он захватил ее рот в неистовом поцелуе, прижимая трясущееся тело к себе. Дыхание сбилось, казалось, что земля уходит из-под ног, взрываются вулканы, и настал мир во всем мире. Отстранившись, они уставились друг другу в глаза. Сизый, похожий на лунный, свет рассвета делал мир черно-белым, в котором рыжие волосы легко могли сойти за черные, где тени под глазами легко сливались с кожей, а губы приобрели естественный оттенок, благодаря прилившей из-за поцелуя крови. Барнс отпустил левое плечо Наташи и запустил теплые пальцы в ее волосы, убирая их с лица. — Ты хороший человек, — произнесла она еле слышно. Солдат ничего не ответил, но его взгляд выражал безнадежное несогласие с этими словами. Он аккуратно касался ее щеки, согревая теплом ладони. Наташа подалась вперед, крепко обняв его за торс, и уткнулась носом в плечо. — Пошли, — произнес Барнс ей в висок и, обняв за плечо, повел в сторону «дома». *** Солдат растопил буржуйку и замер перед ней, уставившись на пламя. Наташа сидела на его матраце, глядя на широкую спину, и дышала на озябшие руки. Внутри было на удивление тихо, мысли появлялись и исчезали на задворках сознания, не задерживаясь. С губ не сходила слабая улыбка. Рассвет медленно вступал в свои права. На нижних этажах закопошились бездомные. Барнс сел рядом с Наташей и устало потер глаза. — Прочти то стихотворение еще раз, — попросил он, глянув на Романову. Она удивленно вскинула брови. — Зачем? — удивление сменилось улыбкой. — Мне… Почему-то нравится его слушать. — Я расскажу другое, — улыбка на губах Наташи стала шире. Романова мягко коснулась колючей щеки, и Барнс, словно вспомнив, как очень давно сотни раз это делал, мягко опустился рядом с ней, сложив голову на ее бедра. Наташа прикусила губы, пряча глупую улыбку. Запустила руку в его спутанные волосы, став их перебирать. Он смотрел ей в глаза, ожидая. Молчал. В комнате тихо зазвучал ее голос, — Мы не умеем прощаться, всё бродим плечо к плечу. Уже начинает смеркаться. Ты задумчив, а я молчу. В церковь войдем, увидим отпеванье, крестины, брак. Не взглянув друг на друга, выйдем… Отчего всё у нас не так? Или сядем на снег примятый на кладбище, легко вздохнем, и ты палкой чертишь палаты, где мы будем всегда вдвоем. Барнс неотрывно смотрел в лицо Наташи ясными глазами, она смотрела в ответ, словно загипнотизированная. — Я помню его, — произнес он, чуть нахмурив брови. — Самые бесценные сокровища находятся в голове, — тонко улыбнулась Романова, скользнув большим пальцем по лбу Солдата. *** Барнс пришел позже, чем обычно. Скинул бейсболку, устало запустил руки в волосы и опустился на матрац. Наташа отложила книгу из публичной библиотеки, которую читала под светом огня из печи. — Ты выглядишь усталым, — произнесла она тихо. Барнс перевел на нее усталый почти скептичный взгляд, ничего не ответив. Чуть позже они сидели на матраце перед печкой с кружками крепкого чая в руках. — Что стало с парнем из твоей истории? — тихо спросил Солдат. Наташа опустила взгляд в свою кружку. — Девушка ушла из «Куба». Порвала все связи с организацией. Ее назвали предателем, дезертиром. Она вернулась в страну, где долгое время проходила ее миссия — родную страну парня. Стала работать на правительство этой страны, выдав секреты «Куба». Шли годы. Она все реже вспоминала о парне. Жила работой, не желая знать другой жизни и не умея ничего другого. Сторонилась людей, отношений. И однажды ей дали задание — сопровождение очень влиятельного человека. Все должно было пройти спокойно. Но неожиданно на дороге выросла черная фигура. Девушка смеялась над противниками — отправить к ней всего одного убийцу, — Наташа глянула на Солдата. Она не знала точно, что именно он помнит. И что в нем вызовет эта часть их истории. — Но он оказался невероятно силен. Девушка была готова пойти на все, чтобы защитить своего подопечного. Закрыла его собой, когда неизвестный поднял на него оружие. И тогда, она разглядела того, кого за ними послали… Это был ее учитель. Она звала его по имени, но он не отзывался. Его глаза были пусты, словно стекла заброшенных домов. Он выстрелил в нее. Пуля прошла навылет, пробив сердце того, кого девушка должна была защитить. Последнее, что она видела, перед тем как отключиться, это его удаляющаяся спина. Восстановившись, она снова принялась его искать. Но не смотря на связи и опыт, информация о нем ускользала. Шло время. И их пути снова пересеклись. Как и раньше, он не узнал ее. Погнался за ней со словами на ее родном языке. И произнес то, что она не слышала от него очень много лет. И вместо того, чтобы всерьез озаботиться опасностью, исходящей от него, девушка счастливо улыбалась, — на губах Наташи появилась улыбка. — И он снова почти убил ее, — после этих слов Романова тихо рассмеялась. Барнс сонно улыбался, лежа на бедрах Наташи. Кружки давно опустели и стояли в стороне. Романова смотрела на его улыбку, сдерживая желание крепко обнять Солдата. В безмятежном, ленивом молчании прошло несколько минут. Неожиданно брови Барнса нахмурились, и он распахнул глаза, с ужасом уставившись перед собой. Рука Наташи замерла в его волосах, а вскоре и вовсе выскользнула, когда Солдат медленно поднялся. Он тяжело дышал, глядя на нее, как на приведение. Его глаза бегали по ее лицу, выдавая судорожную работу мыслей. Романова забыла вздохнуть, глядя на него испуганно. Она была не готова поверить собственным догадкам. Живой рукой Барнс потянулся к ее свитеру, подцепил нижний край и медленно, словно под ним может оказаться бомба, потянул вверх. Теплый свет огня из топки осветил глубокий шрам от огнестрельного. Взгляд серых глаз медленно поднялся к лицу Наташи, словно просил сказать, что все не так каким кажется. Но Романова молчала, не дыша. В следующее мгновение Наташе показалось, что во всем мире в один момент разбились все стекла — Барнс подался назад, почти задев печку плечом. Его глаза расширились, наполнившись ужасом прошлых лет, которые его душа провела взаперти. Воспоминания набросились на него, словно огромная стая голодных шакалов, где каждый пытался оторвать кусок. А потом, схватившись за голову, Солдат закричал. Наташа с ужасом смотрела, как он заваливается на бок, почти вырывая волосы. Он кричал, как, наверное, кричат мученики в аду, как кричат те, кого заживо разрывают на части. Его крик отражался от стен и затмил собой все прочие звуки мира. Барнс рвал на себе одежду, царапал кожу на груди, бился об пол. Он кричал до тех пор, пока окончательно не сдали связки, пока легкие не скрутило от отсутствия воздуха. Тогда крик перешел в сдавленный кашель, перемешенный со стонами. Он попытался встать, но ноги не держали его. Барнс привалился к стене и скатился по ней на пол, принявшись скребсти по нему механической рукой. Он казался смертельно раненным умалишенным. И если бы Наташа не обладала реакцией специального агента, она бы не успела заметить, как Барнс вытащил из ботинка пистолет. Но она видела все, как в замедленной съемке — как металлическая рука тянется к щиколотке, как блеснула в свете огня металлическая рукоятка пистолета, как рука двинулась вверх — к голове. — НЕТ! — крикнула она, бросившись к Барнсу. Обрушившись на него, она накрыла его тело своим. — Джеймс! — произнесла она четко. — Джеймс! — повторила требовательно, впившись ногтями в его плечи, но Барнс не слышал. Глубоко вдохнув, словно собирается нырять, Наташа обхватила его голову, прижав к своей груди. Если он хочет пустить пулю себе в висок, то ему придется пристрелить и ее тоже. Барнс медлил. Секунды казались минутами. — Не надо, Джеймс, — прошептала Романова. — Ты хороший человек, — со слезами на глазах добавила она. — Нет, — ломанным голосом ответил он. — Совсем нет. Пистолет с глухим стуком упал на пол. *** Наташа, с ногами забравшись на софу, сидела в гостиной одного из своих конспиративных домов, о котором, по идее, не должен был знать даже Фьюри. Джеймс спал, обеими руками обхватив ее бедро. Романова мягко перебирала его еще немного влажные после принятия душа волосы и наслаждалась загородной тишиной. За окнами лежал белый снег, тяготил широкие лапы елей и запорошил подоконник по ту сторону окна. Горел камин, наполняя комнату запахом еловой смолы. Прикасаясь к Барнсу, ощущая его тепло, его руки на своем теле и чувствуя растекающееся по венам умиротворение, Наташа думала о том, что сможет и, наверное, хочет прожить всю жизнь вот так. *** Джеймс, скрестив на груди руки, подпирал плечом дверной проем и наблюдал, как Наташа, мурлыча мотив какой-то русской песни из их прошлого, нарезает овощи для ужина. На ней просторная длинная футболка и кружевные трусы. Рыжие волосы небрежно стянуты резинкой, как у него самого. Он все еще ощущал в груди выжженную дыру, головные боли, но боль стихала. Ее словно вымывало теплыми водами. Наташа латала дыру, отгоняла кошмары тихим шепотом и часто, задумавшись, легко касалась кончиками пальцев прохладного металла его левой руки. Джеймс бесшумно подошел к Романовой и мягко обнял за талию, уткнувшись носом в основание шеи. От нее пахло клубничным мылом, и это заставило улыбнуться. Наташа отложила нож и прижалась спиной к его груди, накрыв его руки своими. Джеймс поцеловал ее в плечо, основание шеи. Романова тихо рассмеялась, вжимая голову в плечи: — Колючий, — тепло произнесла она. — Щекотно. *** Стив Роджерс потягивал холодную минералку, расхаживая по дому в одних синих трусах. Он недавно вернулся с тренировки, принял душ и собирался отправиться к Уилсону, чтобы вместе сходить на бейсбол, но где-то под грудами вещей вот уже насколько минут разорялся интерактивный планшет, что ему вручил Фьюри и строго велел далеко не убирать. Планшет нашелся под пледом и майкой Шэрон, что та забыла накануне, собираясь впопыхах. — Неужели! — саркастично воскликнул Фьюри из появившейся голограммы. — Я думал, что еще недельку буду изучать рисунок на этом… Что это? — Плед, — подсказал Стив. — Пледе, — закончил мысль бывший глава «ЩИТа». — Я сейчас вышлю тебе файлы КГБ пятидесятилетней давности. Ознакомься с ними. — Новое задание? — удивился Роджерс. — Нет, — совершенно серьезно ответил Фьюри. — Готовлю тебя к выходу Романовой из отпуска.