Утраченная весна

Рекомендую читать под The Piano Guys "Moonlight" И у светлого дома, тревожно, Я остался вдвоем с темнотой. Невозможное было возможно, Но возможное - было мечтой. А.С. Блок

      Белый мрамор коридоров в лечебном крыле казался подобием ледников на северных склонах Эред Нимраис*: таким же холодным, безжизненным и строгим, стягивающим само время в одно невыносимое, тянущее наружу страхи, ожидание. Прозрачно-белесый воздух, повисший между высокими арочными дверями в палаты, был пропитан едким запахом болезненно-стерильной чистоты, обжигая легкие отчаянием — неприятным, карябающим своей беспощадностью нежное нутро. Даже властно ступившие на земли Эрин Гален первые заморозки не могли соперничать с тем ощущением гнетущей скованности, беспомощности, что бесшумно разливалось здесь, заполняя собою все пространство.       Затравленно глядящая в пустоту перед собой Морнаэль была бледной, словно не перестающий сыпаться со стремительно темнеющих небес снег, укутывавший все плотнее мир снаружи. За все время, что они втроем провели перед палатой Таэра, она не проронила ни одного слова. Ноэриэль в очередной раз задумалась, что могло быть причиной такой реакции, успев сравнить ее поведение с бесцельными метаниями Лорэль, изучившую казалось каждую щербинку, каждую линию бездушно-молчаливой двери, разделяющей ее с рыжеволосым авари. Так ни к чему и не придя, эллет только поежилась, пытаясь сбросить с себя липкое напряжение, и непонимающе повторила:       — Как же так? — Ноэриэль попыталась поймать рассеянный взгляд сестры. — Ведь он был в порядке… Разве что выглядел утомленным, — чуть тише добавила она, вспоминая, что эльф казался необычайно уставшим на балу. Но эти воспоминания приходили с трудом, потому что были скрыты под пеленой иных переживаний и эмоций, под гнетом взбудораженной тогда тьмы.       Гватель подняла на нее взгляд, и глаза раненой лани на мгновение воззрились на Ноэриэль. Лорэль сокрушенно выдохнула, выдавая внутреннее смятение, и остановилась возле чаши с танцующим пламенем. Задумчиво глядя на жадные языки огня, тянущиеся к высокому, отражающему их мечущийся свет потолку, она отстраненно ответила:       — Потому что этот упрямец просто не показывал, насколько ему плохо. Не давал себе отдыха, храбрился…       Слушая непривычно глухой голос сестры, эльфийка внезапно поймала себя на напряженном ожидании, словно свернувшемся внутри нее в тугую спираль. Обострившиеся чувства стягивали все ее внимание к дальнему концу коридора, пустующего в этот час. Эллет повернула голову ко входу, подчиняясь нарастающему трепету, настойчиво притягивающему взгляд к тому, что неистово выискивала ее фэа, нетерпеливо вытягиваясь в ту сторону. Чье-то беспокойство тяжелой волной накрывало ее, приходя со стороны, перекрывая собой собственную тревогу за главу королевской разведки и искреннее сочувствие гватель. Странное волнение росло, приобретая оттенок вины, нетерпения и гнева, и вся эта дикая смесь чувств густела в ней, словно источник приближался и вот-вот должен был появиться в поле зрения...       Стремительная поступь владыки, смягченная шелестом мантии по мраморному полу, отразилась от невозмутимых стен, прервав Лорэль и заставив ее настороженно щуриться, оборачиваясь на звук и хищно раздувая ноздри. Он вошел, величественный и порывистый, и, казалось, само разделяющее его с Ноэриэль пространство спешно стелилось под ноги короля мраморной белизной сверкающего пола. Шаг в шаг за эльфом следовали двое высоких статных воинов, ступавшие без единого лишнего отзвука, словно и дышали в едином ритме со своим господином. Давящая тишина послушно расступалась перед тауром Эрин Гален, уступая его власти и силе, расползаясь по углам и увлекая за собой мысли о непоправимом. Ноэриэль судорожно втянула воздух, будто пытаясь уловить его успокаивающий запах с другого конца коридора, будто наполняясь с этим вдохом уверенностью, что все теперь будет хорошо.       Откуда пришли мысли, что Трандуил сможет все исправить, что ему это под силу? Откуда это тянущее чувство внутри, словно они не виделись вечность, хотя сестра увлекла ее с торжества не более получаса назад? Откуда это радостное нетерпение, столь неуместное сейчас?       Она едва сдержалась, чтобы не шагнуть ему навстречу - так жаждала ее душа снова соприкоснуться с ним, ощутить тепло, близость и целостность... Но, не прошел король и четверти коридора, к нему тут же вышел Эланор. Словно по старинной, въевшейся в кожу привычке, лекарь все время был начеку и прислушивался к звукам, ожидая прихода арана Зеленолесья. Шаги владыки тревожно умолкли, сменяясь отголосками тихой беседы, завязавшейся между синдарцами. Девушки взволнованно прислушались к речи главного лекаря, что-то объясняющего сосредоточенному Трандуилу. Таур перевел взгляд поверх плеча Эланора на Ноэриэль, потом снова на целителя и резко оборвал его, не дав договорить. Тот кивнул, соглашаясь, и отошел чуть в сторону, пропуская арана к палате.       — Тиннаэль все еще там… — протянул Ороферион, подходя к эльфийкам и бегло оглядывая Ноэриэль, словно желая убедиться, что за время, пока она не была рядом, с нею ничего не произошло. Пришедшие с ним стражники молча проследовали к двери в палату и замерли горделивыми статуями по обеим сторонам от входа, заслужив сосредоточенный взгляд Лорэль и изучающий - Морнаэль.       — Это плохой знак? — настороженно спросила Ноэриэль, невольно протягивая руку Трандуилу.       Показная холодность эльфа не обманывала ее - беспокойство Орофериона было осязаемым, вязким, как смола, и таким же обжигающим необходимостью что-то сделать, чем-то помочь. Как и горчившее чувство вины, как и пульсирующий в короле страх. Синдарец потянулся ей навстречу, сплетая их пальцы и заинтересованно разглядывая получившуюся вязь. Девушка буквально кожей почувствовала и другие взгляды, напряженно-прикованные к этому жесту. Окружающие их эльфы в немом изумлении наблюдали за столь откровенным проявлением притяжения между ними, по-видимому, просто не зная, как на это реагировать. При всем том, что их отношения уже не оставались тайной ни для кого в Зеленолесье, подобные скандально-интимные действия мог позволить себе только Трандуил. Ноэриэль даже усмехнулась про себя тому, что не его положение играло здесь какую-то роль. Просто Ороферион был таким - своевольным, упрямым и совершенно неуправляемым. Он признавал только те ограничения, которые возлагал на себя сам. Все иное было чуждо ему и его природе. Природе непреклонных синдар, уверовавших в благословенный край, но решивших остаться в породивших их землях, чтобы пережить вместе с Ардой ее осень и зиму, чтобы дождаться ее следующей Весны. И ничто не могло заставить их изменить принятое тогда решение. Путь для них в Аман не был закрыт, строить корабли они умели, их не держала клятва, или камни, или войны с Врагом... Просто это было их решение, и этого им всегда хватало с лихвой.       — Я уверен, что он справится. Ему просто нужно время, — тепло с его ладони мягко затекало под ее кожу, проникая в кровь и толчками разносясь по телу, не ко времени поднимая вопрос о том, кто кого из них утешал. В голосе владыки была уверенность, которой девушка не чувствовала в нем самом.       — Которого вы ему не дали после столь серьезного ранения, — негодующе заметила Лорэль. Ноэриэль почувствовала, как согревающий поток в длани короля тут же иссяк.       Эланор замер на долю мгновения, торопливо развернулся, сохраняя удивительную грацию и достоинство, и, пробормотав что-то неразборчивое о срочных делах, практически растворился в коридоре, словно спасаясь от приближающейся грозы, которая, по его собственному многолетнему опыту, должна была разразиться здесь с минуты на минуту. Но дорвинионка, не чувствуя этого даже под тяжелеющим взглядом Трандуила, лишь расходилась все больше:       — Раз уж мы снова у постели больного, где с вами встречаемся чаще, чем на ужинах, могу я спросить, позовете ли вы и Таэра в сад, по странной традиции королевской заботы, или сия участь касается только эллет?       — Одна из обязанностей владыки и короля оказываться у «постели больных», — высокомерно заметил зеленолесец, сцепляя ладони за спиной и становясь словно выше и внушительнее. Но за долю секунды до того, как он выпустил ее руку, Ноэриэль успела почувствовать, как болезненно сжалось все внутри таура, как он словно ссутулился под гнетом ноши на неуловимое, но растянутое для нее во времени мгновение, тут же каменея горделиво-прямой венценосной статуей. А после все превратилось в едва различимые, маячившие на грани чувствования отголоски, словно он отдалился, натягивая незримую связь до предела, до болезненной пустоты, ширящейся между ними. — А вот отчего ты неожиданно переняла «сию незавидную участь» — совершенно необъяснимо. Вероятно, это явление из разряда «удивительных совпадений», не так ли? — ядовито заметил он, позволяя губам расплыться в улыбке.       — Я не имею к произошедшему никакого отношения, — зашипела сестра. По лицу ее начали расползаться красные пятна, заставляя Ноэриэль вспоминать, что последний раз она так злилась только когда ее выступление на ярмарочном соревновании было прервано нападением вражеского войска. — Это ведь не я посылала его, неокрепшего, в Дорвинион, сопроводить доставку столь драгоценного для вас вина…       — Гватель… — попыталась остановить происходящее Ноэриэль, но та была слепа и глуха ко всему вокруг, сосредоточившись на короле.       — Не ты, верно, — разделяя слова, веско сказал аран. Казалось, что воздух вокруг Трандуила стремительно и неудержимо тяжелеет, так что даже слова, с трудом просачивающиеся в него, падают каменными глыбами, обрушиваясь оглушительными звуками. — Возможно потому, что он подчиняется не тебе, как и остальные тысячи воинов армии Зеленолесья, — он чуть приподнял голову, пристально глядя сверху вниз на подобравшуюся Лорэль. Все еще до дюйма выверенные движения, все еще до тона учтенная речь, все еще до нюанса выдержанные эмоции...       Ноэриэль кожей ощутила, как давящая аура, растекающаяся по коридору от Орофериона, сковывает мысли и чувства. И это была лишь попытка владыки сдержать рвущееся наружу, остаться закованным в броню невозмутимого спокойствия.       — Как бы там ни было, сейчас Таэр здесь, за этой самой дверью, — она успокаивающе подняла руки. — Не важно, что или кто стал причиной этому, он нуждается в поддержке и внимании. В вас обоих...       — Верно, — воспользовавшись этим, как отличным поводом, чтобы наконец пройти за эту треклятую дверь, гватель поспешно рванулась к входу. — Я пойду к нему…       — Ты никуда не пойдешь, — властно кинул владыка ей вслед. Он не повышал голоса, даже не менял интонацию, но двое стражников, стоявших до этого не шелохнувшись, скрестили длинные копья, загораживая перед эллет дверь. Брюнетка остановилась в шаге от них и обернулась, нахмурившись:       — Что это значит?       — Это значит, что ты достаточно поспособствовала случившемуся, — Лорэль вздрогнула от этих слов, будто Трандуил загонял их гвоздями в ее тело.       — Мы должны дождаться леди Тиннаэль и ее заключения, — Ноэриэль шагнула к ним, отвлекая внимание спорщиков на себя. Она мягко добавила, глядя на обоих: — Пока стоит подумать, как еще можно ему помочь. Я наверняка могла бы справиться с этим ядом, как и тогда…       — Нет! — почти грубо отрезали владыка и гватель, одновременно поворачиваясь к ней. Ноэриэль отшатнулась от них, не понимая, чем заслужила такое отношение, не успевая порадоваться удивительному единодушию обоих, не нащупывая резко прервавшейся связи, поддерживающей ее...       — Лимит безрассудного героизма на последние пару недель исчерпан им! — кивнула на палату разведчика сестра.       Трандуил, выглядевший так, словно сейчас не между ними разверзалась пропасть, через которую она безуспешно тянулась к нему, коротко взглянул на притихшую Морнаэль:        — Отведи ее в покои и следи, чтобы она не приближалась к этому крылу.       Он сказал это так, словно Ноэриэль была здесь... А кем она здесь была на самом деле? Пленницей? Гостьей? Загадкой? Проблемой? Придатком, ни на что не способным и требующим только бережного отношения?       Растерянность оттого, что она теперь "слышала" Орофериона лишь приглушенно, сменилась болью. Эллет сжалась внутри, тоже пряча распахнутое перед владыкой и с горечью глядя на эльфа.       — Ты должна понимать, что это ради твоего блага, — таур потянулся к ней снова, перехватывая ее руку за запястье, разбивая этим движением повисшую внезапно вокруг гулкую пустоту. Его голос был все так же строг, лишь лицо на мгновение исказило беспокойство, будто он чувствовал, что с нею происходит, даже теперь. Но в этот момент в дверях показалась бледная Тиннаэль. Король перевел взгляд с дорвинионки на нее и обратно.       — Я понимаю, — тихо сказала девушка, мягко освобождаясь от его руки и чуткого внимания. О, она слишком хорошо понимала… — Тебя ждут там, где мне места нет.       Эллет отвернулась и молча отправилась по коридору к выходу. Лорэль повернулась к владыке:       — Этому тоже я «поспособствовала»? Боюсь, тут моя помощь вам не нужна — вы и сами прекрасно справляетесь, Ар-Трандуил. Не удивительно, что ваши подчиненные доведены до такого состояния…       — И как нам удавалось справляться с королевством без ваших ценных замечаний столько времени? — опасно низко ответил аран. Холодная серость его взгляда в один миг словно разверзлась над дорвинионкой штормовым небом, вызывая в ней чувство необъяснимого страха и затеняя собою все остальное. — Пришла пора кое-что разъяснить тебе, — надменно бросил владыка Лорэль, отдавая приказ на осанвэ.       Один из пришедших с тауром стражей отделился от стены и шагнул в сторону неверяще наблюдавшей за этим девушки.       - Я провожу вас к кабинету Ар-Трандуила, - сухо заметил ей воин, вынуждая следовать с ним по лабиринтам дворцовых переходов.       Вслушиваясь в неуверенно удаляющиеся шаги Лорэль, Трандуил медленно выдохнул, позволяя собравшемуся внутри негодованию покинуть его тело. Хотя бы на время.       Он был уверен, что так и будет, когда шел сюда. Знал, что его собственное беспокойство за Таэра Ноэриэль воспримет как необходимость спасти авари, помочь справиться с этими терзаниями самому королю и, конечно, вызваться забрать на себя яд! И все же не удержался, потянулся к ней, как только увидел! Хоть и обещал себе держать себя в руках, держать в себе и этот страх за них обоих, и это сожаление о случившемся, и эту безвыходность. Как справляться с этим, когда Ноэриэль нуждается в нем, как в источнике силы и уверенности, но он чаще представляет для нее угрозу? Эта связь... эта открытость слишком опасна для нее. Ей больно от того, что она перенимает привычное для Трандуила, остающееся для других невидимым и неведомым. Ей больно от того, что он запрещает ей это делать, боясь за нее саму. Ей больно от того, что он скрывает, обрывая нити связи меж ними, как сейчас, не понимая, что и он тяготится оглушающим безмолвием их душ. Что теперь творилось у нее в душе? Владыка улавливал лишь отголоски этого, не позволяя себе открыться, пока безумие внутри него самого не уляжется, пока боль за происходящее не отпустит, пока он сам станет для нее безопасен. Но эта неизвестность лишь усугубляла и без того непростую ситуацию.       Таэр...       "Почему я не понял? Почему не распознал? Как упустил? Насколько же сильно меня поглотили чувства к Ноэриэль?"       С трудом возвращая себе приличествующее выражение лица, он глянул на внимательно наблюдавшую за происходящим Тиннаэль. Острый взгляд синды скользнул по его напряженным мышцам, и владычица чуть вздернула бровь вверх. Ороферион лишь мотнул головой и предупреждающе произнес одними губами:       — Ничего не говори.       Тиннаэль кивнула, явно просто оставляя эти вопросы до поры. Причем до той, когда это будет удобно и нужно ей, а не ему. Владыка Эрин Гален знал эльфийку слишком давно, чтобы не понимать этого. Он вздохнул про себя, чувствуя как все вокруг словно сговорилось идти не так. А он так надеялся отдохнуть этим удивительным вечером, оставив позади утомительные предпраздничные хлопоты, волнения, связанные с Церемонией, в целом благополучно прошедшей, тревоги за Ноэриэль и ее безопасность... Просто побыть рядом с ней.       Но корона - это обруч, замкнутый, бесконечный круг забот, в котором нет места временам покоя и безмятежности, в котором всякий раз на смену одним вопросам встают другие. Корона лесного короля в такие моменты казалась ему сделанной из терновых ветвей. Иногда иглы их впиваются в чело сильнее, словно вытягиваясь резко и неожиданно - острые, алчущие крови в качестве платы за дальнейшее спокойствие. А иногда они и вовсе врастают в плоть, сковывая чувства жестким каркасом обязанностей, коверкая мысли "необходимостью принятия решений". Необходимость - преследующее всех королей проклятие, клетка, сужающаяся до размеров вдоха и не позволяющая ни слабостей, ни милосердия, ни снисхождения. Только выбор - сделать то, что должно и принять на себя все недовольство, неизбежно последующее за любым решением. Всегда есть те, кто обижен, не согласен и думает иначе, видя не клетку, а лишь разделяющую стену прутьев. И бремя одного вдоха превращается в удушье непонимания и одиночества.       Пряча глубже собственную усталость, волнение за Таэра и тянущее чувство нехватки Ноэриэль рядом, эльф указал кивком на дверь:       — Что скажешь? — спросил он, имея в виду состояние разведчика. — Эланор говорит, что яд от небольшого пореза, впитавшийся в кровь, понемногу отравлял его тело и разум все это время.       Она кивнула, устало потирая тонкими изящными пальцами висок. Зеленолесец отметил про себя, что она сняла все перстни, оставив лишь простое, но самое памятное кольцо, с которым не расставалась ни на руинах Дориата, ни в павшем Сириомбаре*, ни под пристальным взглядом отца. Трандуил был уверен, что на внутренней стороне искусного, хоть и непритязательного с виду ободка прячется обличающий символ.       — За беспокойством о иных серьезных ранах, которые твой разведчик получил в том поединке, этой царапине не придали значения, - неспешно пояснила Тиннаэль, снова всматриваясь в друга детства, словно улавливая его отстраненность. - Да и сам Таэр слишком рано покинул пределы целителей, чтобы что-то стало заметным позже…       Ороферион нахмурился, ощущая поднимающуюся в душе злость на авари, что так халатно относился к своей жизни. Относился, сколько он его помнил. Это было оправдано на войне. Отчасти. Но не сейчас, когда каждый из вернувшихся стал синдарцу вдвойне дороже, ведь он берег их всеми силами, каждого, всех... Не раз рыжеволосый поднимался и выкарабкивался из самых безвыходных и опасных ситуаций на одном своем упрямстве. Не раз храбростью и отчаянной отвагой спасал других и совершал то, на что другие не решались. Не раз получал выговор от своего короля за это. И снова… Когда-нибудь его живучести не хватит. И Трандуил не хотел встретить солнце того дня. Он сжал кулаки в бессильной ярости, заставляя себя успокоиться. Сейчас давать волю эмоциям не время и не место, да и не к лицу арану подобная несдержанность. Корону возвеличивает спокойствие.       — Он всегда был таким, — задумчиво произнес синдарец. — Словно он боится выжить, дав умереть кому-то другому…       В этом его легко было понять. Скольким эльфам на его веку хотелось не выжить, предпочтя уйти, а не провожать.       Таур помнил рыжеволосого эльфа еще начинающим молодым воином. Помнил его семью и его происхождение. Помнил его историю. Помнил, как он единственный вернулся из первой своей вылазки, принеся с собой лишь голову одного из отправившихся с ним разведчиков. Помнил тот его взгляд... Король давно размышлял над этим - возможно ли, что с той поры авари перестал бояться смерти и начал искать ее?       — Я знаю его со времен войны... Возможно, теперь что-то поменяется, — чуть улыбнувшись, добавила Тиннаэль, словно прочитав его мысли.       Эльф посмотрел на нее, подумав, что как бы ему не была неприятна Лорэль, если она сможет как-то влиять на Таэра, он готов простить ей ее дерзость, списав на молодость и непонимание происходящего. На время простить. Мудрость даже к эльфам приходит со временем, просто у кого-то его больше, а у кого-то его нет, зато есть "необходимость", как у него.       — Ты устало выглядишь, — обеспокоенно заметил Ороферион подруге детства. Значит дела были совсем плохи, раз даже она потратила столько сил. Это лишь усиливало его беспокойство.       Эльфийка с веселым укором посмотрела на него:       — Не самый удачный комплимент, мэлон, но могу ответить тебе тем же. Тебе ведь так и не удалось поспать?       Трандуил лишь усмехнулся, покачав головой и заходя в палату к Таэру:       — Короли созданы не для отдыха и сна. Спроси у брата.       Они приблизились к кушетке, на которой, распластавшись на подушках, лежал начальник разведки. На светлом фоне выбеленного льна его лицо казалось посеревшим от времени, грубым пергаментом. Лихорадочно-сухие губы были полуоткрыты, пропуская сиплое дыхание. И даже вечно огненные пряди его казались остывшими лавовыми ручейками - сизыми в неверном свете приглушенных светильников. Здесь царили особенная, давящая тишина больничных палат и тусклые цвета словно размытого, замутненного болью мира. Ороферион почувствовал привкус усталой горечи на губах: совсем недавно он видел эльфа в этих же стенах, на таком же белильном фоне, до мурашек напоминающем посмертный саван...       Сердце короля пропустило удар: он никогда не привыкнет к виду истерзанных и умирающих эльфов. Это выше его сил. Ощущая мучительную слабость фэа Таэра, владыка замер, тревожно глядя на него. Тиннаэль легко коснулась взмокшего лба авари кончиками пальцев и нахмурилась:       — Он и сам поменяется теперь, Трандуил. Яд на этой стадии изгнать полностью уже не получится… Последствия будут непредсказуемыми…       — Главное, чтобы это не помешало мне выполнять свои обязанности дальше, — осипшим голосом внезапно произнес Таэр, с трудом разлепляя веки и вглядываясь мутным взором в склонившуюся над ним синду. — Госпожа Тиннаэль…       — Тс-с-с, лежи смирно, — она улыбнулась воину неожиданно мягко, и Трандуил, сквозь беспокойство и сожаление, полнившие его душу, заподозрил, что странная неподвижность разведчика скрывает под собой нечто боле серьезное, чем бессилие от яда или лечения… Нежность Тиннаэль не растрачивала попусту никогда. — Не трать силы, ты не сможешь шевелиться ближайшие сутки, — столь же ласковым голосом убедительно пропела владычица Лотлориэна. — Нам пришлось пойти на это для твоего же блага.       Владыка невесело усмехнулся про себя своей догадливости, наблюдая, как меняется лицо авари. Зная рыжеволосого, таур мог уверенно сказать, что наказания хуже уже не потребуется. Главное, чтобы оно не настигло его само... Эльф внутренне сжался, ощущая, что на этот раз грань для разведчика действительно близка. Ощущая мелькавшую неясную тень, нависшую над воином, оплетающую его тело едва заметными жгутами боли и мрака.       — Сутки? — повторил сухими губами Таэр с плохо скрываемым ужасом, вероятно пытаясь это себе представить.       — Будешь напрягаться, действие продлится дольше, — предупредила улыбающаяся Тиннаэль. — А теперь скажи, как ты себя чувствуешь?       — Как обездвиженный на сутки, — выдавил эльф, переводя молящий взгляд на своего короля. Трандуил смотрел в его глаза несколько минут, оставаясь внешне невозмутимым, пока разведчик не понял тщетность своих попыток и, тяжело вздохнув, не смежил веки. — Переживу, было и похуже…       — А ты надеялся на что-то иное? — приподняв бровь, спросил Орферион. В его груди зарождались и угасали слова, стремящиеся сорваться с языка, но сдерживаемые эльфом. Они причиняли почти ощутимую боль, мстительно ударяясь о подставленное им сердце, требуя дать выход скопившемуся гневу и страху. Безусловно, выговорить ему все это придется, но не сейчас. Достаточно на сегодня неосторожно брошенных фраз и одной раненной им души.       Таэр хмыкнул, но тут же скривился от нового приступа боли. Король поморщился, словно почувствовал тягучий жар, расползающийся по отравленным венам. Он слишком хорошо знал, что делает этот яд… На миг в памяти взвилась Тьма, заполоняющая все вокруг и давящая своей безысходностью. Владыка усилием воли избавился от памятного кошмара, но тяжесть, вцепившаяся в плечи, никуда не ушла, словно вобрав в себя последние бессонные ночи, напряженные дни и нелегкие мысли, навалившиеся на молодого короля.       — О каких последствиях идет речь, Тиннаэль? — спросил он, продолжая внимательно следить за разведчиком и подавляя в себе тревожные предчувствия.       — Этого не сможет сказать даже самый мудрый, — от ее тихого, печального голоса веяло холодной тягучей вечностью. Трандуил узнал в этой фразе любимое изречение Галадриэль и внутренне поежился, как всегда возле золотоволосой сестры. Странно, что ученица Мэлиан вызывала в нем настолько неуютные чувства, совершенно противоположные тем, что он испытывал к самой Владычице. — В каждом кроется свое искажение, и как тьма проявит себя — никто не возьмется предугадать. Силы, здоровье, слабости, характер, страхи… Может быть, изменится все.       — А может ничего не поменяться, — твердо возразил ей Ороферион, переводя на нее уверенный взгляд. Кого он успокаивал сейчас? Кого убеждал? Себя, ее или Таэра? — Как видишь, я жив-здоров…       Тиннаэль согласно кивнула, чуть прищурившись, словно намекая, что для него все прошло не так уж бесследно:       — Я хотела предложить Ноэриэль изгнать тьму яда из его тела…       — Нет, — чуть хриплое Таэра опередило резкий ответ владыки. Эллет мягко улыбнулась, находя подтверждение каким-то своим домыслам и с беспокойством наблюдая, как разведчик снова погружается в беспамятство.       — Нет, — в который раз за эти несколько минут повторил таур Зеленолесья, раздосадовано ощущая боль Ноэриэль, скребущуюся внутри него несмотря на все попытки девушки "закрыться". Вместе с тревогой за одного из самых лучших воинов и одного из самых близких эльфов, это чувство затапливало, не давая дышать. — Это не обсуждается.       — Уверена, что ты именно так ей и сказал, — Тиннаэль сделала небольшую паузу, веско добавляя: — Не обсудив.       — Я не спрашивал твоего мнения о чем-то еще, кроме состояния Таэра… - холодно отрезал Ороферион. Разве сложно понять его правоту в данном вопросе? Разве требует это решение каких-то пояснений?       — Спрашивал. Это было совсем недавно, — уверенно сказала эллет, серьезно глядя на него. — Я делаю именно то, о чем ты просил меня. Помогаю.       Краем глаза раздраженный всем происходящим Трандуил заметил, как в палату бесшумно вплыл Эланор, ставя на прикроватный столик поднос с травяным чаем и передавая один из них эллет. Та благодарно приняла напиток, внимательно глядя на владыку поверх чаши. Клубы пара, поднимающиеся от настоя, мягко сгладили строгие черты лотлориэнки, на миг возвращая ей образ той юной синды, которая умела смеяться мелодичнее всех в Дориате. Пока иная дивная мелодия не забрала с собой и ее смех, и ее сердце. Пока Тень не пришла и в их земли. Она знала цену невозможной любви и потому искренне стремилась помочь в том, в чем помочь еще можно.       Трандуил моргнул, прогоняя наваждение и принимая от Эланора другую чашу:       — Сколько времени понадобится на восстановление? — уже ровным тоном спросил он. Нужно было знать, сколько удерживать Таэра в стенах палат целителей.       — На это уйдет не менее трех недель, но и в этом я не уверена…       Приглушенный стон, раздавшийся с кровати разведчика, вряд ли был вызван невыносимой болью. Тиннаэль лукаво покосилась на авари, понимая, что он пришел в себя и слышал ее последнюю фразу.       — И еще, мой расслабляющий настой нельзя применять чаще, чем раз в несколько дней, так что придется чем-то привязать его, чтобы снова не натворил глупостей.       — Кем-то, — кивнул, понимая, куда она клонит, Ороферион, отходя к стрельчатому окну, за которым в густеющих сапфировых сумерках разворачивала искристо-белые кружевные крылья метель. Она заполоняла собою мир снаружи, поглощая очертания построек, величие леса и даже само небо, словно и не было больше ничего во всей Арде, кроме этой комнаты, за стенами которой во всем бескрайнем пространстве сущего кружил в бесконечном танце снег.       Трандуилу все это не нравилось: напряженная обстановка, неожиданные осложнения, неизвестные последствия, откладывание собственных планов. И эта Лорэль ему не нравилась. Но так уж случилось, что она занимала два близких ему сердца. Поговорить с ней действительно придется. Он чуть подался вперед, почти упираясь лбом в холодное стекло, в углах которого уже начинали расцветать морозные узоры. С тоской вспоминая, сколько дел требовало его немедленного внимания, помимо наставлений неразумной эллет, он нашел взглядом два неподвижных силуэта внизу и отвернулся от окна. На этот раз он постарался предусмотреть все. На этот раз авари не сбежит раньше положенного срока.       — Аран-нин, — тревожно позвал короля Таэр, снова разлепивший глаза. Он редко чего боялся и мало о чем говорил в подобных интонациях, но сейчас это было даже на руку владыке. — Бывало и похуже… Но выкарабкались же!       — Выкарабкаешься и в этот раз, - уверенный голос Орофериона разлился по палате, казалось, забирая у него последние силы. Держать в себе нарастающий ком эмоций становилось все труднее. - Если сможешь оставаться здесь, пока Эланор не выпустит тебя, — немного поразмыслив, король все-таки задал давно мучающий его вопрос: — И почему ты настолько не выносишь лазаретов?       — Запах раздражает, — поморщился рыжеволосый, укрепляя надежду на то, что он останется собой, раз продолжает ерничать. — Не стоит никого приставлять ко мне, отвлекая от обязанностей…       — О, ты вспомнил об обязанностях? - вскинул бровь Трандуил, все-таки позволяя сорваться с губ нескольким жестким и отрывистым фразам: - Твоя единственная обязанность - оберегать наш лес и наш народ! Но ты отчего-то с завидным постоянством попадаешь в так нелюбимое тобою лечебное крыло. Что заставляет меня думать, что ты ошибочно полагаешь, будто себя оберегать в твои обязанности не входит. Ты нужен мне, но я не могу рассчитывать на тебя еще целый месяц. Вот расплата за то, что ты не выносишь запах лазарета.       Сделав паузу, он отпил терпкий от меда напиток, чтобы смочить пересохшее внезапно горло и затолкать остальные неосторожные слова глубже, и добавил:       - И да, можешь не беспокоиться, у нее нет никаких обязанностей.       Поняв, о ком идет речь, разведчик протестующе заерзал на кровати, вызывая усталый вздох Тиннаэль, словно напоминающей о ее предупреждениях насчет попыток двигаться.       — Я заслужил все это, согласен, но могу ли я искупить свою вину как-то иначе, мой король? Как угодно…       — Это не искупление, даже не рассчитывай, — небрежно бросил Ороферион, осушил чашу и, вернув ее на поднос, решительно шагнул к двери. — Мы еще поговорим об этом, а сейчас отдыхай.       — Аран нин…       Владыка обернулся, грозно сведя брови. Его глаза сверкнули холодной яростью неумолимых Дориатских клинков, заставив Таэра стыдливо сжать губы в линию.       — Тебе придется смириться. И с тем, что теперь за тобой будут «присматривать» тоже. Когда-то я отдал вам всем приказ. Один-единственный. Главный. Не умирать! - повисла тяжелая пауза. - Ты не мог рисковать собой подобным образом, и теперь мы не можем рисковать тобой…       Он намеренно выделил слово "мы", напоминая ему, что прямо или косвенно пострадают многие. Король наблюдал, как Таэр смиренно опускает взгляд. Трандуил уловил смятение в разведчике, но через мгновение авари взял себя в руки и серьезно кивнул:       — Да, мой король.       Тиннаэль подошла к эльфу, мягко коснувшись его виска:       — Теперь спи, сон поможет тебе, — веки разведчика послушно опустились, дыхание скоро выровнялось. Лотлориэнка посмотрела на Трандуила: — Тебе тоже нужно отдохнуть. Ты не спал слишком давно и перенес слишком многое за эти несколько дней. Я вижу, что твоя фэа утомлена...       — Мне нужно разобраться с массой дел. Завтра утром прибывает посольство наугрим, да и сами они должны появиться через несколько дней, если нам удастся договориться и их устроят наши условия. Возможно, после… Хотя, зная детей Ауле, они наполнят дворец таким шумом и ароматами, что пока не закончится строительство, я не смогу не то что отдохнуть в этих стенах, но и помыслить о спокойной минуте. Но потом, когда-нибудь... обязательно,  — синдарец величественно развернулся и покинул палату, оставляя владычицу неодобрительно качать головой ему вслед.       И так будет все время? От нее будет требоваться полное подчинение - и только? Обязанности остальных будут состоять в защите Зеленолесья, в самопожертвовании во благо народа, в заботе о государстве, а она будет единственно озабочена собственным покоем и неприкосновенностью?       Для Ноэриэль, привыкшей думать обо всех, кроме себя, это было не просто непривычно, это было немыслимо. Въевшееся в кровь понимание собственной неполноценности и значимости других двигало ею всю сознательную жизнь. Оно подтолкнуло ее убежать из дома и жить в уединении, отдавая всю себя, чтобы хоть как-то компенсировать свои пугающие способности. Оно заставило так отчаянно спасать найденного в топях воина. Оно беспокоило ее явлениями прислужника тьмы во снах. И именно оно не отпускало ее смущенную душу, не давало до конца принять новое теперь положение и смириться с ним так легко. Она просто не умела иначе и не была уверена, что ей нужно этому учиться.       Да, Тиннаэль помогла ей на многое взглянуть под другим углом, развеяла многие страхи и вселила надежду. Да, Ноэриэль осознала, что была нужна Трандуилу, и приняла решение попробовать победить собственную тьму вместе с ним. Но все это было еще столь хрупким, пугающим и неизведанным, со множеством неизвестных и обилием подозрительных сторонних замечаний и фраз. А кроме того эти ее вечные сомнения в собственной необходимости, которые пока еще лишь медленно перерастали в зыбкое чувство внутренней уверенности, разъедали навязчивыми мыслями почти сложившуюся «картинку». Пока она была одна, пока рядом не было Орофериона, ее все еще одолевало слишком много раздумий о том, что будет правильным и как причинить всем окружающим меньше хлопот и бед. Но появлялся синдарец и... ей было все труднее оставаться собой, прежней собой. Внутренние изменения страшили ее, потому что она не могла предугадать, как это отразится на ее тьме. Но он умел ее убеждать и умело пользовался этим. И теперь, она была уверена, он найдет, как оправдать ее немыслимое бездействие в случае с Таэром. Трандуил задался целью оберегать ее от всего и действительно будет. И действительно от всего.       И как теперь быть с этим упрямцем?       "С двумя", — удрученно поправила она саму себя в мыслях, досадливо припоминая, как ее, словно нашкодившего неразумного котенка, выпроводили подальше от "угрожающего обстоятельства".       Наверное, это самое "обстоятельство" именно так себя и чувствовало, потому Таэр и сбежал в тот раз раньше положенного срока. Да, необдуманный, горячный, совершенно непозволительный поступок. Но разве безответственный? Разве неоправданный? Ведь он начальник разведки, которому положено скрывать все!       Ноэриэль даже остановилась, ступив на лестничную площадку своего яруса. Скрывать… Вот то, чего ей теперь не доставало. С того момента, как их с араном души слились и стали так безудержно тянуться друг к другу при каждом удобном случае, она стала открытой книгой, которую Трандуил читал с удовольствием, перелистывая страницы, но слишком внимательно, а, главное, думая не о том, как нужно, а том как правильно в его понимании. Но ведь это не он пережил то, что пережила она. Это не с его рук срывалась стелющаяся дымкой тьма. Это не его глаза видели чернеющую под ногами траву. Это не его душа корчилась возле обезумевшей от страха кобылы, которую эллет всего лишь пыталась спасти… Это не он жил все эти десятки лет с притаившейся внутри опасностью… Откуда ему знать, как будет лучше? Откуда ему знать, на что она способна? Откуда ему знать, если и самой ей удавалось лишь сдерживать свою тень?       — Ноэриэль? — ее тронули за руку, и эллет осмотрелась, ловя на себе взволнованный взгляд Морнаэль.       И снова она не спросила о ней у Трандуила. Синдарец обладал удивительной способностью вытравлять слишком многое из ее головы. Слишком многое из того, что ей хотелось узнать. Его близость лишала воли и рассудка, заставляя сосредотачиваться на улыбках, тонких ощущениях и его словах.       Так продолжаться не может.       Она не может стать тенью владыки, позволяя ему принимать решения и покорно следовать его распоряжениям. Не может, не имеет права, не способна так рисковать. Если он ошибется… Она вздрогнула. Если он ошибется и сделает что-то не так, пострадают слишком многие. Нельзя позволить этому случиться. Нельзя терять контроль самой. Нельзя взваливать все на него, да и как бы там ни было: ее тьма — ее ответственность. Она может позволить ему помочь, поддержать, но не более.       — Кто ты? — спросила эрингаленку Ноэриэль, пристально глядя в ее лицо. — Кто ты, что тебе дают подобные распоряжения, Морнаэль? Вряд ли простая служанка… Тебя ведь приставили в качестве наблюдающего?       Глаза девушки расширились:       — Как ты могла такое подумать? Конечно, нет!       — В качестве охраны? — горько усмехнулась дорвинионка, но видя, как эльфийка на мгновение отвела взгляд, зажмурилась. — Оставь меня! — сухой голос карябал горло, глухо срываясь с губ.       Ноэриэль отвернулась, отправляясь по коридору с прямой спиной, но согбенным нутром. Сделав пару шагов, она обернулась к разведчице в профиль и, не глядя на нее, добавила:       — Не беспокойся насчет твоего задания — я буду держаться как можно дальше от крыла целителей. В остальном я более не нуждаюсь в твоей помощи.       Развернувшись, девушка уверенно двинулась к своей комнате. Она чувствовала себя разбитой. Ей будто внушили мысль о собственном бессилии, ее утомила вся эта ложь вокруг, она устала быть вечно не такой как все. Даже в ее любви был оттенок отчаянной попытки сохранить, сберечь ее, как нечто хрупкое, не способное более ни на что. Унизительно. До чего унизительно и горько. С самого начала Трандуил делал это с ней. С тех самых пор, как открыл еще слепые от яда глаза на Дагорладе.       "Ты должна понимать, что это ради твоего блага", — вспомнилось ей сказанное королем.       Но почему он не мог понять той простой вещи, которая позволялась всем, кроме нее… Полные света и сил эльфы видят свое благо в благе всех других. Поэтому Таэр так отчаянно стремился послужить тауру и королевству. Поэтому сам Трандуил столь многое делает для Зеленолесья. Поэтому… Почему же ее благо должно состоять только в собственном благополучии? Ее, носительницы искажения…       Он с самого начала приставил к ней особый эскорт… Наверняка и до приезда отряда Таэра кто-то оставался в Дорвинионе. Потому и были так осведомлены о столь многом, начиная от характера гватель и заканчивая замерами для пошива платьев.       Ноэриэль прикусила губу: отчего-то все это складывалось сейчас в неприглядную картину изнанки всего произошедшего. Она могла понять его стремление оградить ее от всего возможного, но она не могла понять того, что он так упорно отказывается признавать и ее право на такое же чувство. Она тоже хотела защитить его, в том числе и особенно от того, что затаилось в ней самой. Она хотела этого, но пошла на уступки из-за него, ради него, ради его леса и его народа, потому что она слишком хорошо понимала теперь их связь и то, что лежало на плечах коронованного синды. Она могла пообещать ему быть благоразумной, но лишь при условии, что и он будет таким же. Она будет прислушиваться к нему, если и он не станет пренебрегать ее мнением. Она знает свой предел, она знает свои возможности. Она спасла не одну жизнь, пока жила в одиночестве в горах Рохана. Вытащила его самого, спаслась от орков, ушла от назгул, преодолела себя и смогла противостоять темному чародею… Отчего же теперь ее отталкивают, не давая помочь там, где ее силы и способности пригодились бы как никогда?       Ноэриэль захлопнула за собой дверь, оказываясь, наконец, в покоях. Обида плескалась в ней, норовя увлажнить ресницы. Девушка привалилась спиной к свежему дереву, оглаживая подушечками пальцев искусную резьбу, покрывающую дверь. Этот узор немного отличался от того, что был на прежней. Эллет вспомнила, почему дверь пришлось заменить и опустила голову, медленно съезжая вниз. Оказавшись сидящей на полу, она бездумно обводила взглядом покои, пытаясь отогнать от себя свербящую мысль.       Ее нельзя было воспринимать иначе… Она и есть слабая, беззащитная и нуждающаяся в опеке. Разве не хотела она чьего-то плеча рядом? Поддержки и понимания? Не хотела, чтобы с ней разделили этот груз?       От этого стало еще тяжелее на сердце. Противоречия раздирали ее на части. Что бы это ни было, оно не хотело останавливаться, а прекратить этот нескончаемый поток мыслей было необходимо. Ведь Ноэриэль вовсе не хотела оставлять все это на виду, демонстрируя свои сомнения Трандуилу. Она снова вернулась мыслями к необходимости научиться скрывать часть себя от владыки. Это было нужно для его блага. Раз он позволяет себе решать такие вопросы за спиной у нее, то уж в ее случае это оправдано тем более. Мысли плавно сменили ход, послушно меняя направление. Следовало как-то на время ограничить эту открытость между ними. Пока она не научится скрывать то, чем делиться ей не хотелось.       "Насколько все было проще, когда я жила одна… Насколько все было понятнее, когда рядом был отец…"       Но следом за воспоминаниями об отце пришли и мысли о нанэт. Ей тоже пришлось закрываться и утаивать многое, чтобы не принести боли тем, кого она любила.       "Как же ты справлялась?"       Ее печальный взгляд упал на букетик листьев в ее руке, побывавший с нею на ужине и в лазарете. В груди протяжно заныло.       Нанэт… Сколько еще твое имя будет отзываться во мне этой болью? Не пора ли наполнить твой образ светлой грустью, распрощавшись с вечной виной перед тобой?       "На это сил мне должно хватить", — грустно усмехнулась она, вставая и уверенно покидая комнату.       Задумчиво скользя по лестнице, Ороферион размышлял, стоит ли послать кого-то вместо Таэра выяснять подробности о судьбе Глиндаэль. Ему не нравился вариант с откладыванием этого вообще, и тем более ему не нравился вариант с такими задержками во времени. С другой стороны, отправить Хитлайна в преддверии приезда стольких "гостей" и оставить королевство без них обоих он не мог себе позволить. А посвящать в тонкости прошлого своей избранницы еще кого-то он не считал необходимым. Во всяком случае, пока. Эльф снова почувствовал волну раздражения, поднимающуюся в нем: из-за глупой выходки Таэра они еще около месяца не смогут ничего узнать ни о ее отце, ни о том, как ей помочь, соответственно! Он не приблизится ни на шаг к пониманию того, что с нею происходит, не оградит от опасности. Да и неизвестно, как именно случившееся отразится на разведчике и чем закончится... Эльф скрипнул зубами.       — Ар-Трандуил, — Силуир спускался навстречу владыке по широким ступеням. — Я искал вас, дело безотлагательное…       Понимая, что советник не стал бы беспокоить его по пустякам, Ороферион кивнул, позволяя тому говорить, и синда тут же протянул ему внушительный свиток. Неохотно беря увесистый документ, аран отстраненно думал, правильно ли он поступает, давая Ноэриэль время осмыслить и понять все самой. Сцена, произошедшая у палаты Таэра, была неприятной. Она должна была понять его намерения и мотивы. Должна думать о себе, ведь это действительно опасно для нее...       Строго говоря, он не по собственному желанию предоставлял ей эту возможность. В кабинете его ждала не только капризная дорвинионка, но и масса вопросов, решение по которым необходимо принять сегодня. А встречи с Ноэриэль имели обыкновение затягиваться на неопределенно долгий срок, что уже вынудило его, не далее как сегодня днем, задержать совет на несколько часов. Нетрудно догадаться, что бездушные бумаги и вовсе будут забыты им возле нее. Поэтому следовало для начала разобраться с ними... С ними всеми и теперь еще этой одной...       — Что это? — начиная разворачивать пергамент, спросил таур.       — План строительства пещерной крепости, с пометками.       — Почему не окончательный? — отрывисто спросил аран, резко сворачивая свиток обратно и медленно поднимая на советника тяжелый взгляд. Эта новая мода - игнорировать его распоряжения - выводила эльфа из себя.       — Ваши последние изменения в планах сильно повлияли на все внутреннее устройство, — невозмутимо ответил он, словно не замечая сведенных от напряжения пальцев короля, сжимающих пергамент все сильнее. — Чтобы река могла набраться достаточно сил, вытекая из горы и вынося бочки, как предположила леди Ноэриэль, мы должны позволить ей течь свободным потоком через все пространство внутри. А погреба на нижних ярусах теперь и вовсе заменяются винохранилищем, которое можно с таким же успехом...       Трандуил грубо оборвал синдарца, возвращая ему свиток:       — Силуир, со всеми этими вопросами обращайся к Ноэриэль, она пояснит тебе детали замысла. Как воплотить это, пусть решают зодчие, — он приблизил свое лицо к советнику. — Все должно быть готово до приезда гномов, я не намерен терпеть здесь их присутствие дольше необходимого и ждать, пока вы предоставите окончательный план строительства!       Синда склонил голову, как показалось Трандуилу, пряча оскорбленный взгляд.       — Как будет угодно, аран нин… — эльф развернулся, чтобы покинуть короля, но Ороферион, уже взяв себя в руки, бросил ему вслед заинтересованное:       — Заготовленного эля хватит для их делегации? - его волновало удобство прибывающих гостей. Необходимо было встретить их так, чтобы они остались довольны, ведь от их настроя зависит будущее Зеленолесья. Трандуил ни на секунду не забывал об угрозе Врага, что лишь затаился, набирая силы. Он знал, на что способна тьма. Он видел это и никогда не забудет могущество и неодолимость тени. Надежная крепость нужна ему, нужна его народу, иначе им не выстоять.       — Я все еще думаю над этим, — оглянувшись на него, советник улыбнулся. Но по его улыбке нельзя было сказать наверняка, улыбка ли это: глаз она не касалась с тех самых пор, когда закрылись глаза его детей. — На всякий случай я распорядился закупить еще пятнадцать бочек.       - Эти ароматы потом не выветрятся еще целую эпоху, — поморщился Трандуил.       - Возможно, госпожа Ноэриэль найдет решение и этому, — отозвался Силуир, сухо отвесив поклон владыке и удалившись.       "Когда-нибудь все заканчивается, и этот вечер закончится тоже", — убеждал себя эльф, разгневанно поднимаясь по ступеням и стараясь не думать, что за этим последует утро с послами, а потом обед с ними же и ужин, плавно переходящий в годы вынужденного соседства с наугрим.       Подходя к кабинету, Трандуил жалел, что назначил эту «беседу» с язвительной дорвинионкой на сегодняшний и без того не легкий день, но ждать это действительно больше не могло. Пора было, наконец, расставить все по своим местам. Он был и так терпелив с нею сверх меры и больше не станет терпеть подобное отношение к себе от эллет, неспособной видеть дальше собственного носа.       Отпустив стражника и на мгновение задержавшись возле светлой, внешне хрупкой двери, синдарец уперся взглядом в замысловатый узор переплетенных тонких прутьев. Стянув всю волю в кулак, эльф вдохнул, натягивая на кипящее нутро горделивую маску владыки, и шагнул внутрь. Вскочившая ему навстречу и явно все еще негодующая Лорэль не удостоилась даже взгляда от арана, прошедшего мимо нее так близко и стремительно, что следовавший за ним резкий порыв ветра увлек волну ее темных волос тянуться во след его вызывающе-прямой спине языками угольно-черного пламени. Зрачки эльфийки расширились, рассредоточенно глядя на противоположную стену кабинета, ее словно обдало ледяным безразличием, стиравшим само присутствие эллет из королевства Трандуила. Он же упрямо не замечал ни ее возмущенного ожиданием выражения лица, ни плотно сомкнутых губ, ни недостаточно низкого поклона, каким ему быть не полагалось.       Замерев у рабочего стола, по-прежнему не поворачиваясь к гостье, Ороферион окинул оценивающим взглядом ворох бумаг, с которыми еще предстояло сегодня разобраться, мрачно посмотрел на пирамиду из свитков, ожидающих своего часа на полке «требует немедленного рассмотрения» и, в который раз за сегодня мысленно вздохнув, отошел к небольшому резному столику в углу, где всегда стоял графин с вином и фрукты. Мягкий ворс ковра скрадывал тяжесть усталых шагов, темно-зеленой дорожкой укладываясь вслед тяжелым полам плаща арана. Небрежным движением расцепив застежку у ворота, Трандуил стянул с себя кажущуюся иногда неподъемной материю, кинув ее на стоявшее неподалеку свободное кресло. Дышать стало немного легче. Подавив в себе острое желание размять затекшие плечи, он ленивым жестом плеснул себе в бокал почти черной густой жидкости. Понаблюдав несколько мгновений, как рябиновое вино размеренно покачиваясь в стекле, вылизывает гладкие стенки сосуда, оставляя матовые разводы, зеленолесец неторопливо осушил бокал и, налив еще, в таком же полном молчании вернулся к рабочему столу.       В отражении Гондолинского кинжала, покоящегося на подставке в виде изящно изогнутого лебединого крыла*, он краем глаза замечал, как, переминаясь с ноги на ногу, ожидает от него хоть какого-то подобия внимания Лорэль. Сияние светильников, преломляющееся в глубине прозрачных перьев из горного хрусталя, пятнало разноцветными бликами массив столешницы, до сих пор хранившей тепло сраженного молнией могучего дуба. На долю мгновения эльф засмотрелся на радужные мазки, разбегающиеся по мореной глади. Усталость, сковавшая плечи, подбиралась по шее к затылку и настойчиво давила, вытесняя все мысли, кроме мыслей о Ноэриэль и том, что все происходящее словно специально отдаляет ее от него. Ему нелепо и безудержно хотелось бросить все и пойти к ней. Просто обнимать ее, смотреть на нее, наблюдать, как она читает, спит, улыбается… Слушать ее голос и ее дыхание… Забываться рядом, видеть одни на двоих сны…       Лорэль кашлянула, привлекая его внимание. Он демонстративно оставался невозмутимо стоять к ней спиной, скользя взглядом по кипе бумаг и по-прежнему не выдавая ни звука. Поверх всех документов лежал новый проект с большим количеством пестрящих цветами пометок, обозначавших намеченные изменения, еще не вписанные в окончательный план. Король потянулся пальцами к виску, но, опомнившись, лишь перехватил кубок в другую руку, чтобы не выказывать своего состояния, и неохотно вернулся к наблюдению за гостьей. Над извилистой лентой рун, скользящей по мерцающему звездным светом лезвию, Трандуил видел, что она все больше раздражалась. Ее взгляд пронзал его, как острые шипы, впиваясь все глубже и норовя вспороть с таким трудом надетую маску, сдерживающую кипящую внутри ярость.       - И что вы мне этим молчанием "разъясняете", позвольте уточнить? - не выдержала девушка. - Пока я лишь убеждаюсь, что права.       Эльф натянул ехидную ухмылку и чуть повернул голову вбок, чтобы продемонстрировать результат дорвинионке:       - Судя по тебе, правой быть не очень приятно, - констатировал он, намекая на ее явно недовольный вид и снова почти лениво отворачиваясь.       Лорэль взвилась, даже делая шаг вперед и звонко выпаливая:       - Не все должно доставлять удовольствие, владыка, иногда стоит думать не только о себе, но и о других! Хотя для вас это должно звучать абсурдно, не так ли?       Верхняя губа синдарца дернулась, кривя рот гневным изломом, глаза налились темнотой, стремительно падающей на его лес за окнами. Он потянулся свободной рукой к пергаменту, начиная скручивать его, чтобы скрыть мелкую дрожь в пальцах.       - Именно поэтому ты здесь, - заметил ей король, изо всех сил придавая голосу спокойствие. Ему совсем не доставляло удовольствия ее общество, но ради Ноэриэль, ради Таэра...       - Я бы нашла себе более полезное занятие, чем созерцание вашей спины, - ядовито ответила эльфийка, все меньше сдерживая себя, словно не чувствуя в предельном спокойствии таура сквозящей угрозы.       - Полезное? - в его голосе на этот раз послышалась насмешка. - Например, прогулки в саду? Я бы не назвал их полезными. Скорее, - он хмыкнул, - "результативными"...       - Если вы о Таэре, то "результативны" ваши приказы, Ар-Трандуил, - распаляясь все больше, Лорэль плавила последние крупицы самообладания в эльфе.       Король все-таки обернулся, так что полы его хаммада взвились и опали тяжелой расшитой тканью, мягко ластясь к отяжелевшим ногам. Чтобы удержать себя на месте, не дав сорваться к мстительно сверкавшей глазами брюнетке, синдарец прислонился к столу за спиной, принимая демонстративно-вальяжную позу.       — Не припомню, чтобы давал ему распоряжение умереть одной из самых мучительных и низких для эльфа смертей, - он смерил ее холодным взглядом.       - Однако именно ваши приказы загоняют тех, кто вам дорог, в лазарет, если не в могилу, - голос дорвинионки уже срывался. - Если вам вообще дорог хоть кто-то... Ведь вы бессердечный, холодный правитель, для которого абсолютно все забава и игра! Вы и сейчас, когда Таэр там борется за жизнь, позволяете себе вот так улыбаться и абсолютно не переживать...       Владыка подался чуть вперед. Напряженный, как натянутая тетива, король свел челюсти, невероятным усилием не позволяя вырваться наружу кипящей в нем злости. Нахальная охотница, каждым своим словом умудрявшаяся всаживать тонкое лезвие в самые уязвимые места его брони, попадая по самым болезненным точкам, не осознавала, что приближает бурю, сгущавшуюся внутри арана уже несколько дней. Весь скопившийся в нем гнев грозил разорвать изможденную сдержанность и обрушиться в едином порыве на ближайший крикливый источник, попавший под руку. Непроницаемая оболочка стонала, устало тщась не утратить привычную маску. Время силком тащило вперед секунду за секундой, слово за словом, оставляя все меньше сил и добавляя все больше поводов...       Однако то, что ей не возражали, Лорэль отчего-то приняла за хороший знак, считая, что ей дозволяется говорить подобное королю, и, окончательно осмелев, она безостановочно выкладывала все, накипевшее за эти дни.       - Вы послали его, еще не успевшего восстановить силы, с незажившей раной, по личному королевскому поручению, которое было куда важнее его жизни и здоровья, - обвинения лились с ее губ сплошным потоком. Уверенная в своей правоте и искренней заинтересованности владыки в ее мнении на этот счет, она уже не могла остановиться, высказывая все, что она думает начистоту. - И ладно бы вы не знали о том, что он таков нравом, что сбегает при первой возможности от лекарей, но ведь вы знали! Знали и не удосужились удостовериться, что он действительно в порядке, не приказали показаться Эланору перед отъездом, не настояли и после его приезда, хотя должны были уж точно разглядеть, что с ним что-то не так! - от ее громкого голоса уже начинало неприятно звенеть в ушах. Или это дребезжали под напором девушки последние звенья цепи, ограничивающей свободу ярящегося внутри арана зверя. В чем-то она была права... И оттого делалось лишь больнее. Он все еще не был достаточно силен, чтобы оберегать свой народ так, как он хотел и обещал. - Но нет, все дело в том, что вам было не до того! Вам привезли вино и новую игрушку! Ноэриэль, - Лорэль сделала паузу, набирая в легкие воздуха. - Когда я увидела, как вы беспокоитесь за сестру, я почти поверила, что в вас есть что-то доброе и светлое, но я ошиблась! Она всего лишь очередная забава для вас! Безразлично, что чувствует она и чего хочет. Вы подвергли ее опасности и будете подвергать снова... Она спасла вас, как-то справляясь и со своими и с вашими тяготами, а вы совершенно не считаетесь с ее мнением, принимаете решения только из своих соображений, даже не утруждая себя объяснениями. Просто потому, что вам так удобнее, проще... Ради других вы палец о палец не ударите, ведь беспокоит вас только корона, вино и красивые побрякушки, - она выплевывала последние слова, кривясь, словно глотнула полынный настой, - в которых погряз весь ваш двор. В вас нет ничего, кроме непомерной гордыни и спеси! В вас нет ни капли любви!       Это стало последней каплей для синдарца. Черты его лица внезапно заострились, каменная маска превосходства и спокойствия лопалась по швам, расходясь грубыми трещинами ярости. Напускная улыбка оставила тонкие губы эльфа, расползаясь пугающим оскалом. Ороферион чуть склонил голову набок, сверкнув глазами, и дикий, ужасающий холод начал сочиться сквозь кожу Трандуила наружу, теперь совершенно не сдерживаемый ничем, ведь рядом не было тех, кого надо было оберегать. Липкий страх, мгновенно выбеливший лик Лорэль, заставил ее осечься. Охотничье чутье оглушающе вопило внутри нее, что она совершила ошибку, зайдя слишком далеко, увлеклась податливой, казалось бы, добычей, поддалась эмоциям и, забывшись, вот-вот сама станет жертвой куда более опытного и опасного хищника…       Король в пару стремительных широких шагов оказался возле дорвинионки и не останавливаясь продолжал двигаться вперед, вынуждая девушку пятиться к креслу и, нелепо споткнувшись о сидение, упасть в него. Эльф, не прекращая надвигаться на нее, склонился над вжавшейся в спинку кресла эллет, всем своим давящим сейчас величием не только закрывая собой обзор комнаты, но и словно полностью поглощая пространство вокруг. Пронзающая ледяная ярость его взгляда казалась невозможной, потому что обжигала, выстужая душу, потому что была отчаянно решительной, потому что в этом взгляде была несокрушимая воля не короля, но эльфа, пережившего и повидавшего гораздо больше, чем Лорэль могла себе представить.       И почему она вообще решила, что видит его насквозь? Почему вдруг приняла маску за реальность? Почему посчитала этого эльфа таким простым и поверхностным? Почему ее так испугало то, что она увидела во взгляде Тиннаэль тогда, в купальне, а в Трандуиле не почувствовала неизмеримо большее?       Ей показалось, что даже свет померк, оставляя возле ее лица лишь струящееся сияние его волос и холодное мерцание ослепительно голубых, как прозрачные ледники севера, глаз. Стылый воздух обдирал горло на каждом вдохе, цеплял сердце, заставляя его спотыкаться в рваном паническом ритме, пробирал до костей, до нутра, вымораживая нервные окончания и расползаясь онемением по языку. Но самым страшным было видеть "истинное лицо" озлобленного, уставшего эльфа, которому, как она и думала, было действительно безразлично. Только Лорэль ошиблась в главном - ему было безразличны вовсе не все остальные, а он сам и мнение о нем других. Ему было наплевать на то, как он выглядит, если это помогает ему сохранить важное для него.       - Любви? А что ты знаешь о любви? - тихий бархат его голоса стягивал сердце холодным ужасом. Низкий шепот, казалось, пронзал сознание ледяными иглами, пригвождая к креслу прочнее, так что Лорэль не могла уже и пошевелиться, лишь глядела широко распахнутыми глазами на нависшего над ней владыку, запрокинув голову назад до боли в шее. - Ты не остановила ее, когда она уходила в неизвестность, унося с собой свою "тайну". Ты позволила ей отправиться во враждебный ей лес, зная, чем это может закончиться. Ты отпустила ее одну в чащу, забавляясь с Таэром на балу. Ты бросила ее в комнате спящей, выпроводив меня и допустив приход к ней Тьмы. Ты и сейчас обвиняешь меня в том, что я не прислушиваюсь к ней, но не ты ли оборвала ее в лечебном крыле, отказав в праве высказать свою мысль? Не ты ли отправила туда моего разведчика? Не ты ли, заметив, что с ним что-то не так, игнорировала это, потому что тебя, занятую спорами и уязвленным самолюбием, это не интересовало? Это Ноэриэль защищала тебя тогда, когда уходила. Тебя и всех вас. Это Таэр оберегал тебя. Это я спас твою сестру и буду делать это впредь. Я не собираюсь терять из-за самоуверенной, близорукой девицы то, что мне дорого по-настоящему. То, ради чего я готов на все! Мой народ, мой лес и Ноэриэль будут в безопасности, чего бы мне это ни стоило! - в его голосе зазвучали стальные нотки упрямства, словно пред ним вот сейчас была воплощенная тьма, мериться силами с которой было бесполезно, но он ни за что не отступит. Он не бросит своих зеленолесцев, ведь им "отступать" некуда: далеко не всех эльфов ждет Благословенный Край. И, конечно, он не оставит её. - Поэтому я думаю не о том, что правильно и можно, а о том, что правильно для королевства и нужно моему народу. Или отдельно взятой эльфийке, даже если она этого не понимает... И ты не смеешь мне говорить о любви, не смеешь упрекать, что я делаю недостаточно, потому что ты ничего не делаешь! Да и что можешь дать им ты? Ты не видела жизни, не видела тьмы, не знаешь, на что она способна, - он прикрыл глаза, не позволяя показаться этому чувству эльфийке. - Ты не теряла...       - Теряла... - наконец смогла вытолкнуть из себя Лорэль, пытаясь разобраться в пугающе быстро меняющихся мыслях. Все теперь переворачивалось с ног на голову, или, скорее, наоборот, возвращалось в правильное положение. Терять привычное видение, бывшее таким удобным и комфортным, было больно. Больно оглядываться и понимать, что все, в чем обвиняла других, сосредоточив отчего-то всю свою ярость на одном эльфе, относилось в первую очередь к ней самой. Больно осознавать, что была капризной, бесчувственной, невнимательной и причинила вред. Больно столь отчетливо видеть свою беспомощность и бесполезность. Больно от осознания, что если и был кто-то, кто мог помочь Ноэриэль, удержать на краю, понять, то это был он. Потому что он видел тьму, он был во тьме, он до сих пор был на той же грани, удерживаясь - чудом? Волей? Желанием уберечь от этого остальных, пройдя через это сам? Необходимостью защитить важных, дорогих? Она не знала. Но ему как-то удавалось невозможное.       - Значит недостаточно, раз ты не боишься потерять снова, - в его глазах отразилась страшная боль, непроглядная темень и почти граничащее с безумием отчаянье. - На что ты готова ради любимых?       Лорэль прикрыла глаза, чтобы не видеть этого изможденного заботами лица, чтобы спрятаться от этого взгляда, видевшего ужасы Мордора и тьму его владыки, чтобы не потерять рассудок от близости бездны, с которой жил сам король.       Она ничего не сможет дать им... У нее нет таких сил. У нее нет... ничего. И это страшно. Это так страшно, ведь она не готова терять. Он прав. Он прав, можно пойти на все, ради того, чтобы близкие и важные тебе жили и были счастливы, но насколько различалось ее "все" и его, она поняла только сейчас. Давно шагнувший за грань синдарец сметет на своем пути все, не различая, что приличествует эльфу, а что нет, не оглядываясь на остальных, не тратя время на раздумья. И он сделает это ради каждого эльфа в его королевстве. Какой же должна быть душа, чтобы растянуть ее на стольких? Эллет задрожала и ресницы ее увлажнились, упуская крупную слезинку.       Эльф проследил за влажной дорожкой, скользящей по щеке дорвинионки, и рывком распрямился, глядя на нее сверху вниз. Всего одна пролитая капля затушила пожар в его груди, как капли дождя разразившейся грозы высвобождают напряжение гневного неба, высветляя его и усмиряя штормовой ветер.       Коротко выдохнув, Трандуил сделал шаг назад и, сцепив руки за спиной, уже привычным тоном произнес:       - Ступай, будешь присматривать за Таэром, пока он не поправится. Думаю, это будет подходящим стимулом выздороветь, как можно скорее...       Дорвинионка подняла взгляд на короля, с болью глядя на его привычно отстраненное лицо.       - Стражники предупреждены, ступай, - добавил таур, наблюдая за ней.       Эллет неуверенно поднялась из кресла, опираясь дрожащими руками на подлокотники. Склонившись на этот раз куда убедительнее, она развернулась и, немного пошатнувшись, двинулась к выходу.       - Я ничего не могу, - тихо произнесла она, уже подходя к двери и касаясь ее тонкими пальцами. - Но если бы могла, я бы избавила ее от этого проклятого клейма имени... Может быть, тогда тень перестанет преследовать ее.