Тысяча и один день

      — Ведьма! Ведьма! — кричал плотный коротышка и сотрясал воздух священной книгой.       Юноша выскочил на улицу босиком, на ходу запахивая полы бархатного халата. «Мустафа», — разбитыми губами прошептала девушка.       — Тащите её на площадь. Не рыпайся, сука!       Человек короля больно схватил за плечо и повёл к телеге. Ослом запрягли. Значит, надежды нет. Повесят.       — Мустафа ибн Исима, именем короля, приказываю вам не следовать за нами, иначе вы разделите судьбу с этой ведьмой.       Карл, коротышка — и имя под стать — выставил Библию перед собой, как преграду. Мустафа остановился и виновато посмотрел на женщину. Руки привычно шарили по поясу, но меча не находили: ну конечно, он ведь в доме, глупый. Зо улыбнулась восточному любовнику. Роковое стечение обстоятельств, не более, но, возьми он оружие, горячая кровь непременно взыграла бы в восточной крови. И тогда вместо одной головы полетели бы две: одна незаслуженно, а вторая совсем незаслуженно.       Толпа зевак уже шествовала следом. Гул голосов разносился роем диких пчёл над улицей и привлекал ещё больше внимания. Ну ещё бы — ведьму наконец-то поймали. Женщины перешёптывались, что это из-за неё нынешним летом пришёл неурожай в город, это она, чертовка, наслала мор на близнецов Йохана Кузнеца. Они мучились животиками целую неделю, а на исходе восьмого дня испустили дух, упокой Господь их ангельские души. Незамужняя ведьма позавидовала чужому счастью и прибрала его к рукам.       Одна из женщин бросила в ведьму камень, но угодила по руке стражника. Он зло посмотрел на дебоширку и процедил, что выволочет её и привяжет к позорному столбу.       Центральная площадь гудела. И палач уже стоял, ждал, готовился напоить плаху свежей кровью. Зо посмотрела в чёрные проёмы глазниц колпака. Если бы этот человек мог подарить ей смерть, она не задумываясь упала перед ним на колени и поцеловала его ноги. Она бы целовала его следы и омывала их слезами грешницы и мученицы. Исповедовалась бы его топору, что служит языческим богам и заслуживает смерти во имя избавления, что душа её устала, а тело просит милости укрыть его холодной землёй.       — …черви съедят твоё грешное тело, ибо так и положено доброму христианину…       Зо посмотрела на святого отца. Совсем молодой ещё. Он избегал встречаться с ней взглядами, уставившись в землю, будто не напутствие читал перед казнью, а призывал тех самых червей выйти на поверхность и явить себя свету. Зо хохотнула, и святой отец замолк, наконец взглянув на неё. «Ну какая же я ведьма, мальчишка?» — так и вертелось на языке. Только людей не переубедить, они свято верят в непоколебимость истины дьяволопоклонничества.       Можно и по правилам глупцов сыграть. Как карты ни лягут, дурак всегда останется дураком.       — Маркус, бедный мой Маркус, — сладко напела Зо, — твоё заблуждение глубже твоего невежества.       Мустафа наконец догнал процессию и воззвал к инквизитору Карлу, что без суда человека нельзя считать виновным. Это должен утвердить суд, вынести приговор и только тогда разрешить казнь. Карл поднял руку.       — Королевская печать наделила меня правом без суда карать дьяволопоклонников, к коим относятся язычники, ведьмы и прочие существа, порождённые ночью. Судебный процесс даст ведьме шанс улизнуть от правосудия и продолжить губить честных и добрых христиан. Если же мы казним её немедленно, она не успеет придумать корысть. Посмотрите на себя, её чары заволокли ваши глаза.       Инквизитор дал знак святому отцу замолчать, кивнул палачу и стражникам. Они подвели Зо к плахе и поставили на колени. Зо не сопротивлялась.       — А последнее слово? — спокойно спросила она.       — Ты уже достаточно сказала.       Она улыбнулась и положила голову на плаху.       ***       Шит-тар глубоко вдохнул знойный воздух. Наверное, он представлял, как голова гулко падает на доски, скатывается на землю и замирает. Чей бы это был трофей? Инквизитора? Палача? Может быть, святого отца? Или всех сразу. Нет, так не бывает. Трофей принадлежит только одному, а общее не приносит ни чести, ни славы.       — Кто забрал твою голову?       Сначала Зо удивлённо посмотрела на яута, а потом рассмеялась. Шит-тар недовольно зарычал, сжав кулаки: его подняли на смех, словно он был сопляком, а не воином.       — О нет, её сожгли. Наверное. Таковы были обычаи в тех краях. Я не знаю точно, и мне всё равно.       Яут наклонился вперёд и, дав знак Гхару следить за женщиной, наклонился вперёд и взял её за подбородок. На шее ни следа. Он провёл пальцами по коже, полагая, что шрам от среза спрятан под лоскутом или хорошо замаскирован иным способом.       — Почему ты смеёшься? — нетерпеливо спросил Гхару, следивший за каждым движением.       — Твой друг забавный и наивный. Он думает, я могу его убить. Только чем? Может быть, словом? Говорят, я остра на язык. Или мой шарм сразит его наповал. Прекрати же, мне щекотно.       В палатку заглянул бедуин, поклонился и извинился за то, что прервал. Зо покачала головой и убрала с шеи руку яута.       Она приветливо махнула бедуину рукой, но мужчина не торопился отвечать тем же. Он стоял понурый, мрачнее майской грозы. Его испещрённое оспинами лицо исказилось и походило на причудливую маску беса. Право дело, демон пустыни, а не обезображенный человек. Или это бог яутов решил сыграть в дрянную игру? Плохая идея, ему доставляло удовольствие иного рода.       Бедуин засеменил и наклонился к Зо. Его поза высказывала то ли пресмыкание, то ли извинение, на что яуты лишь брезгливо отвернулись. Ну да, ну да, чего ещё ожидать от высокомерных задниц. Тем не менее Зо поступила иначе: по-королевски выпрямилась и сделала рукой жест — говори.       И пока она слушала, поза её менялась. От повадков песчаной царицы не осталось и следа: аристократичное выражение лица сменилось сначала на удивление, а после как минимум на ярость. Ладонь сжались в кулаки, да так, что костяшки побелели. Ох, неспроста, неспроста вчерашний день выдался чудовищным. Как будто все её злосчастья кто-то очень недоброжелательный нарочно удвоил, да сократятся его дни.       Если вчера Зо согласилась бы сторговаться с судьбой, то сегодня стало ясно: жизнь не готова торговаться. Никаких компромиссов, а победителем выйдет только один. И пока чаша весов перевешивала не на сторону человека.       — Где она?       — У палатки, госпожа, — снова поклонился бедуин.       Она действительно ждала у палатки. Гания* (женщина у бедуинов-кочевников) при виде Зо упала на колени и воздела руки к небу, причитая и раскачиваясь. А ещё избегала встречаться взглядами. Ну ещё бы: ей предстояло вымаливать прощение у самой "дьяволицы", а потом всю жизнь просить у Аллаха милости за это. Так что это притворство заранее продумано.       Невкусный утренний воздух после ночной и непродолжительной песчаной бури щекотал нос. Так и говорил: видите, люди, всё против вас. И солнце не греет, не ласкает, а выжигает. Если бы не шатры, то сдохли бы тут и достались пескам. Ну нет, не дождётесь, давитесь своими верблюжьими колючками и кусайте.. что там у вас можно кусать от досады.       Зо заметила, что руки, простёртые к ней, гладкие, ногти не пожелтели и не почернели, золотые кольца плотно обнимали белые пальцы. Хотя лицо бедуинское, загорелое, в морщинах, хотя гания молодая. Солнце вообще никого не жалеет, даже детей пустыни. Но эта женщина... Да нет, не женщина — змея, вот кто обгонял на добрых десять шагов планы Зо. И это только вершина айсберга, а корни уходят глубже. Гания марионетка.       Зо подошла к стоящему рядом арифу* (арабское воинское звание) и с металлическим звуком вытащила из его ножен меч. Мужчина выругался и вознамерился забрать оружие из рук женщины, но она предупредительно выставила клинок перед собой.       — Я не буду предупреждать дважды.       Зо повернулась к гании.       — Кто тебя подослал следить за мной?       Женщина снова затараторила что-то на арабском и уткнулась лицом в ладони. Конечно, оправдывается. Говорит, что не виновата, но кто же ей поверит. Белые руки у бедуинки — знак высокого статуса или наёмницы. Это бедное поселение, ни один высокородный араб не отправит сюда свою дочь. За бедняка? Не смешите верблюжьи уши.       — Шит-тар, я могу нанять тебя или Гхару?       Яуты с интересом наблюдали за спектаклем. Им было интересно, как поведут себя люди, как они поступят, где же их предел обманной гуманности и начало знаменитой кровожадности.       — С какой целью? — прорычал Шит-тар.       — Допросить эту женщину.       Яут наклонил голову на бок и с интересом посмотрел на умоляющего о прощении человека. Он засопел, издал кашляющий звук и снял с пояса маску. В следующий раз Шит-тар посмотрел на Зо чёрными глазницами шлема. Он покачал головой и тряхнул отростками.       — Нет.       — Почему? — возмутилась Зо.       — Нет чести.       — Трусы! — с досадой ответила Зо.       Шит-тар фыркнул сквозь маску, но не ушёл и не отвернулся. Гхару стоял с ним рядом и лишь скрестил руки на груди. Оба, как всегда, особняком. Вроде и среди людей, но в то же время обозревали окружение свысока.       Ветер прошуршал по песку, промчался сквозь одежды и унёсся дальше в пустыню. Маленький ветер — большая буря. Зо не раз слышала эту поговорку. Вот и сегодня эта мысль снова посетила её в другом ключе: короткое слово — большое предательство. Никому нельзя верить: ни людям, ни яутам — все повернулись к ней спиной. Сукины дети.       — Не утруждай себя мольбами, дрянь.       Зо повернулась к гании и плюнула ей под ноги. По рядам зевак снова прошелестело роптание. Её не поддерживали, но у них духу не хватало остановить чужестранку. Ну ещё бы! Ну же, трусливые ишаки, скажите хоть слово, сделайте хоть что-нибудь! Даже немногочисленные солдаты не шелохнулись. Зо видела, как они косятся на яутов и жмутся в кучку, держа руки поближе к поясам с пистолетами. Посмотрите-ка на них, вот она — защита родины, будущее армии и страны. Хотя надо признать, когда военные встретили караван, яуты как-то сразу оживились, активизировались и чуть ли не тенями ходили за солдатами. Люди говорили разное. Почему-то Зо верила слухам, но не принимала их близко к сердцу.       Она сорвала с женщины хиджаб и бросила его на песок. Гуния закричала, прикрывая голову ладонями, и заозиралась по сторонам. Мужчины стали ругаться, гневно глядя на Зо, но она не слушала. Серьёзное оскорбление. Никто не смел вытворять подобное, пока государственный суд не принял такого решения.       — Я никому не прощу предательства! Я покараю каждый лживый язык!       Женщина отпрянула, но Зо схватила её волосы и заставила наклониться ниже. Занесла меч над головой предательницы и...       — Они убьют тебя за это, — тихий и рокочущий голос прогремел над ухом.       — Тебя это не касается. Вас обоих. Отпусти меня, — приказала Зо.       Гхару отпустил руку Зо. Она бросила на него короткий и недовольный взгляд. Эти двое отказались помогать ей, но не замедлили вступиться за предательницу. Вероломство не знало ни национальностей, ни рас. То ли это началась чёрная полоса, то ли она и не заканчивалась никогда.       Зо снова занесла меч и с силой опустила его на шею плачущей гании.       Женщина дёрнулась, завалилась набок и засипела. Песок под ней почти сразу окрасился в алый цвет. Цвет жизни и смерти, цвет любви и глубокой ненависти. Гания заскребла руками, плача и похрапывая, будто не умирала, а спала. Грязная работа вышла — не получилось отнять жизнь с первого раза, быстро и показательно, чтобы произвести карательный эффект. Зо вытерла запястьем пот со лба и ударила мечом ещё раз. Позвонки с хрустом поддались, но голова никак не желала отделяться от тела.       Лишь с третьего раза удалось добиться успеха, если эта победа — повод для гордости. Вряд ли. Зо подняла за волосы отрубленную голову и подбросила её к ногам бедуинов. Они с молчаливым удивлением смотрели на неё, наверное, не веря в произошедшее. О нет, смертные, всё это правда, вот ваша плата за предательство. Жестокий урок. Пусть каждый усвоит его и научится не только бояться, но и уважать.       Несколько мужчин не сговариваясь шагнули вперёд. Один из них достал поясной кинжал, а другие шарили глазами по толпе, и кто-то передал им мечи. Зо отпрянула: эффект вышел противоположный. Она запугала и перегнула палку — эти люди так боялись её и сторонились во время путешествия, что устали от этого. Зо сама подтолкнула их к бунту, и теперь назад дороги не было.       Её не страшила смерть, не пугали муки и ожидание того, что с ней сделают. Даже если бы её растерзали, а после развеяли прах по миру, она бы вернулась как само собой разумеющееся явление богов. Было кое-что пострашнее: время. Она потеряет много времени, пока дух и тело вернутся в бренный мир, пока соберётся новая экспедиция. А к тому времени слава далеко разнесёт легенду о женщине с меткой дьявола. Все они боялись встречаться с ней взглядами, ведь один её глаз был человеческим, как у любого смертного, а второй — глаз зверя. Однажды Гхару уже рыкнул ей, что Кетану наградил её своим оком, чтобы наблюдать.       Отступать было поздно и некуда.       Ни один араб не заступится за неё, а остальные испугаются за свои жизни. За свои жалкие никчёмные душонки.       — Давай руку, скорее, — зарычал Шит-тар.       Она удивлённо посмотрела на него снизу вверх и как во сне протянула руку. Яут затащил Зо на массивную спину мутуйо и усадил перед собой.       — Гхару, отгони этих амедха и скачи к аурук'ка. Я догоню.       Гхару кивнул и встал в боевую стойку. Жадное до крови копьё блеснуло на солнце, готовое слиться с хозяином в единое целое. Яут зарычал. Даже через маску его рык вышел угрожающим и громким, так что ошеломлённые мужчины отступили назад. А может, они решили, что это дьяволы, которых Зо призвала с собой путь.       — Чего ты ждёшь? — крикнула Рамиль, вставший в стороне от Гхару. В отличие от яута, он не был воином, но приготовился к худшему.       — Рамиль, я не прощаюсь с тобой! — Зо отыскала его взглядом. Если боги будут благосклонны, они ещё встретятся на этом свете.       Шит-тар сжал её локтями и издал клич. Животное под ним понеслось галопом, поднимая за собой пыльные облака. Зо схватилась за шею гиганта, переживая, что если упадёт и погибнет под тяжёлыми ногами, то невелика оказанная ей услуга. Песок забивался в уши, в нос, под одежду, немилосердно царапал кожу, пытаясь как минимум содрать кожу. Зо закрыла глаза, только это не очень-то помогало. Тогда она наклонилась к шее животного, чтобы спрятать в складках кожи лицо, но яут обхватил её за грудь и прижал к себе. Наверное, маска хорошо спасала его, если он смог прорычать:       — Нельзя, он воспримет это как нападение и сбросит нас.       Зо не решилась ослушаться, хотя её возмутило фамильярное прикосновение, как будто она не бессмертный дар богов миру, а безнравственная девица. Она чувствовала, что он врал ей. Это всего лишь лишний повод ответить на неуважительное отношение к Шит-тару. Но спорить с яутом, спасшим ей время, был неподходящий момент. Чего доброго, он сам скинет её со спины своего мутуйо и оставит на забаву злому солнцу.       Они ехали долго. Уже не торопились, потому что любая погоня не смогла бы их догнать. Ничего не было слышно, кроме свиста душного ветра, топота массивных лап и дыхания. Своего и яутского. Иногда он вздыхал глубже обычного, а порой будто замирал. Зо разбудило прикосновение к руке — она совсем не заметила, как уснула. Шит-тар сидел рядом и смотрел на неё насмешливым взглядом.       — У тебя неправильно расставлены приоритеты. Ты доверилась убийце и всегда должна быть начеку.       Яут протянул ей кусок чего-то съедобного. Зо с сомнением посмотрела на предложенное угощение, но приняла его и с жадностью откусила кусок. Кажется, мясо. С привкусом, мать его, песка. Шит-тар фыркнул и громко засмеялся, хлопнув себя по коленям. Зо сощурилась, но пропустила оскорбление мимо. Голодная смерть везде одинакова, а время сейчас единственное, что дороже всего на свете.       — Почему ты убила ту женщину? — спросил Шит-тар и фривольно облокотился на снятое с животного седло.       Зо отпила солоноватое вино из алюминиевой фляжки и протянула её яуту. Он не соизволил ответить ни звуком, ни тем более телодвижением.       — То, что мы нашли в погребальнице, всего лишь побрякушки. Меня опередили. Я не знаю, где теперь искать украденные артефакты, в какую сторону двигаться дальше и что теперь делать.       Шит-тар подался вперёд, к сидящей по-турецки Зо, и подцепил с шеи когтем найденные накануне бусы. Мало того что подделка, так ещё и насмешка в лицо. Яут потянул за камушек и разорвал нить. Бусины посыпались на песок так быстро, так что Зо даже не успела подставить ладони, чтобы поймать беглецов.       — Ты что делаешь?       — А зачем они тебе? — насмешливо спросил Шит-тар.       Он изменился. Теперь, когда от неё отвернулись все, он как будто почувствовал себя хозяином положения. Раньше они с Гхару держались особняком, не ввязывались в перебранки и дела людей, а сегодня его вдруг что-то подстегнуло. Зо оскорбило такое отношение. Да, он силён, опасен — но не опаснее смерти, хитёр, но он никто перед лицом бессмертия. Инопланетный бог выбрал её, женщину, человека, а не кого-то из своих.       — Ты пёс без рода и без племени.       Зо бросила слова как пощёчину, но Шит-тар лишь насмешливо рыкнул. Что ему правильно сложенные символы — они не бьют, не ранят, не убивают. Клинок убивает, копьё тоже. Оружие отнимает жизнь и дарит славу, помогает, оберегает, греет руку. А слова пусть останутся человеку, так ему и надо.       Зо поднялась и стряхнула песок с коленей. Бросив очередное оскорбление яуту, она отвернулась и побрела по горячему песку прочь. Неважно куда, главное — подальше отсюда. Караванов в пустыне много, к любому можно прибиться, тем более никто ещё не знает об убийстве гании.       — Тебе не уйти далеко одной, — хохотнул Шит-тар.       Выше нос, девочка: пережила столько всего, а это пустяк. В конце концов, она сама себе установила границы, времени на самом деле ещё века и тысячелетия впереди. Живи не хочу. Зо не знала, много ли она прошла, погрузившись в зыбкие мысли, такие же обманчивые, как пустыня. Было очень тяжело шагать по мягкому песку, увязать в нём и переставлять раз за разом уставшие ноги.       Она еле плелась и не понимала, молит послать караван или скорую гибель, чтобы ещё раз восстать. Не здесь, а где-нибудь далеко, там, где приютят добрые люди хотя бы ненадолго. Зо прикрыла глаза, простонала и опустилась на колени.       — Только не сейчас, пожалуйста, — обречённо протянула она.       — Чёрный воин всегда прав, он сурово карает.       Зо и не знала, что Шит-тар с мутуйо следуют за ней по пятам.       — Заткнись и проваливай.       Яут остановился возле неё и сел на корточки.       — Мне нравится наблюдать за тем, как ты оступаешься.       — Мерзавец, — процедила Зо. Она встала на четвереньки и тихонько побрела вперёд. Новая волна боли прокатилась по телу, и Зо съёжилась, уткнув лицо в обжигающий песок. Нет, её не сломить так просто, в этот раз она перетянет на себя незримый канат. Зо снова сковала вязкая, долгая, глубоко проникающая боль. В глазах потемнело, и она упала на живот. Простонав, Зо загребла руками песок, стараясь ползти вперёд. Свет то гас, то неясно мерцал. Глаза широко распахнулись, но метка яутского бога не спасала.       — Тебе не одолеть его, ты слаба и безнадёжно глупа. Шит-тар подхватил Зо под руки, приподнял и перекинул через плечо. Она свесила голову и заскрежетала зубами, мыча проклятия. Пальцы скребли по шершавой коже яута, но всё без толку. Пересохшими губами она как заклинания шептала слова ненависти.       — Ты ничтожество... Жалкая пародия…       Душу захлестнула обида. На людей, на яутов, на обманчивых и завистливых богов. Даже Кетану насмехался над ней, как будто тянул за незримый поводок, указывая, как и куда идти. А ведь Зо сама согласилась надеть на себя удавку.       Шит-тар без зазрения совести грубо поставил Зо на ноги и нарочно толкнул её.       — Животное.       Яут сел на корточки перед Зо и снял с себя маску. Не то пленница, не то жертва обстоятельств. Зыбкая грань стиралась, и из искательницы приключений и смерти всё больше получалась горемыка.       — Я готов помочь и стану твоим проводником и телохранителем, если пожелаешь, но возьму высокую плату.       Она опешила. Вот как. Уточнение о плате несколько смутило: из артефактов ничего нельзя было отдать, иначе не состоится сделка с богом яутов. А вот остальное хоть забирайте и проваливайте, хоть провались оно всё. Да только зачем эти побрякушки инопланетным воинам? У себя, что ли, не видали кувшины, монеты и прочие музейные сокровища? Всё равно нужны? Берите, хоть песок и всю пустыню увезите к себе.       — Что ты хочешь взамен?       Деньги? Человек бы попросил именно их, а чего хочел яут?       — Немного, — ответил Шит-тар и вынул из ножен лезвие. Недостаточно длинное и крепкое на вид, чтобы отрезать голову, даже человеческую; но кто знает психологию головорезов?       — Будет больно.       Яут развёл жвала в стороны и раскрыл пасть, будто оскалился в зловещей улыбке. Зо вскочила и побежала к мутуйо в надежде успеть оседлать его и дать дёру отсюда да поскорее. Надежда — это всё, что есть у каждого человека. Человек рождается с нею и бредёт по жизни до последнего вздоха. Даже глядя смерти в чёрные проёмы глазниц, смертные на что-то надеются: ещё на один вздох, на короткую минуту жизни, хоть на что-то.       Шит-тар в несколько шагов догнал Зо и поставил подножку. Она повернулась к нему, севшему рядом, лицом и толкнула ногой в грудь, но Шит-тар схватил длинные волосы и намотал на кулак. Брыкаться и бороться было бесполезно, но попытка не пытка, хватайся за любую соломинку до конца. Борись или умри. Яут дышал ей в затылок и что-то говорил на своём языке. Зо зарылась руками в песок и набрала пригоршни обжигающего проклятия. Чтобы не проиграть в битве со временем, все средства хороши, даже самые нечестные. Особенно с яутом.       Внезапно пальцы разжались и устремились к вороту рубахи. Ухватились за ткань, поползли по липкой коже и коснулись глубокого проёма, такого же опасного, как лживые обещания. Не верь смерти и словам богов. Никому, никогда не верь.       Больно.       К боли нельзя привыкнуть.       Честная кровь смывала с шеи песчинки и бурным потоком полноводной реки уносила их в землю. Песок жадно впитывал дар, а неласковое солнце успевало иссушить его.       Зо хрипела и ощущала, как горячая кровь вместе с болью вытекает изо рта и из носа. Но не об этом она думала, встречая немилосердную смерть. "Где я возьму в пустыне чистую одежду?" Зо проползла несколько метров и легла пластом на обжигающее пустынное покрывало. Так вероломно. Захлебнуться собственной кровью отчего-то было не страшно; может быть, такое уже было и не раз. За столько столетий память ни к чёрту. Хотелось сказать что-нибудь про месть, но язык, утопая в алой жидкости, не слушался — не желал ворочаться и помогать вытолкнуть что-нибудь кроме хрипа и крови.       Перерезанное горло перестало извергать алые потоки жизненной силы. Зо лежала, уставившись немигающим взглядом в песок, и больше не издавала ни звука.       Шит-тар вытер клинок о её рубаху и сел чуть поодаль, поигрывая лезвием.       — Если ты смертна, я отрежу твою голову и скормлю её варанам.