Лекарство от лжи

«Вера в причину и следствие коренится в сильнейшем из инстинктов: в инстинкте мести» - Фридрих Ницше

      Пока сидишь за решеткой, появляется слишком много времени на размышления. И ведь есть, за что сидеть: за мать, за отца, за всех убитых этой политической тварью, за дрянную несправедливость, фасадом адресованную тебе. Слишком много отвратительных и лживых мыслей, а руки уже одеревенели от постоянных надсадных ударов о стены.       В суде было проще. Свидетели обвинения, известнейший столичный прокурор и судья – весь фарс в том, что за каждого было заплачено Игнатьевым через подставных лиц. А мне ли не знать, как все это делается? Адвокат, которого удалось нанять, каким-то чудом умудрился добиться четырех лет. Одиночки. Это уже с учетом покушений на мое убийство и состояния аффекта после смерти отца. Хорошо, что с табельным Пряникова все замяли. Я лишь сидел и сжигал безнаказанного убийцу глазами, задыхаясь от ненависти, а он слащаво улыбался время от времени – не хватало только аплодисментов. Ни тебе честности, ни правосудия.       Грязная напыщенная свинья. Ублюдок и проклятая мразь.       После короткого судебного процесса и месяца за решеткой уже исчерпались все менее экзотические высказывания.       Видел Вику только два раза – один раз в суде, второй раз она выбила возможность посещения: наверное, не все решают связи Игнатьева – иногда нужно иметь выслугу в полиции и близких друзей среди надзирателей.       Глупо было слышать бесконечный поток ее слов, не осознавая и половины из них, запоминая и впитывая вместо этого все ее существо. Ее взгляд, аромат ее духов и источаемое тепло. Она обещала вытащить меня любыми средствами. И я верил. Я знал, что она не сдастся просто так. Рассказал ей все, что она еще могла бы не знать. Ну, почти все. Некоторые вещи, как показала практика, ей лучше не слышать. Для ее же блага.       Скрипела дверь, были слышны тихие обсуждения надзирателей. Я разминал уставшие мышцы, затекшую спину, отжимался от ледяного пола, перечитывал выпрошенного Булгакова.       Собачья жизнь. Жалкий тюремный паек. Ничего не менялось день за днем.       Послушно отдал казенную тару из-под вечерней бурды. В животе неприятно закололо, но вскоре странные волнения прекратились, не грозя опорожнением и без того полупустого желудка в нужник. Отстраненно смотрел на уже привычную дверь и силуэт охранника, тенью исчезающего из проема.       Глаза в который раз обожгло соленой влагой жалости к самому себе - правильное место для этого ты выбрал, Игорь. Рот искривила прикипевшая за лихие годы ухмылка. Нары встретили своим холодом, и угнетенное тело с поразительной легкостью расслабилось.       Обрывки коротких снов заменились глубоким пронзительным воспоминанием. Кажется, послышался скрип двери, и заржавелый тугой замок послушно щелкнул несколько раз. Еле различимый в скупой темноте серый силуэт приблизился. Поднимающееся откуда-то изнутри огромное дьявольское нечто решительно отгоняло любые мысли. Воспоминание неестественно исказилось.       Какой-то странный вопль где-то на краю сознания.       - Головой за него отвечаешь, понял?       Спустя доли секунд легкое покалывание в руке. Я пытался вырываться, открыть глаза, что-то осознать, но существо, поднявшееся из недр моего воображения, придавило мою грудь всем своим весом. Снова образ матери, ее тихие слова и сменивший все яркий свет в глазах. Маячащие тени, пугающая, мёртвая тишина. Изображение тускнело, становилось все меньше, меньше...        А через минуту меня не стало.