Тебе нужна моя помощь?

Разрыв с напарником произошел очень резко. Он так хорошо с ним сработался, что, когда в один из дней услышал: «Мы больше не работаем вместе!» — сразу не понял, о чем говорит Парацельс. А тот спешно собирал свои вещи из общей лаборатории, говорил что-то про то, что нашел напарника получше и попонятливее, и Бруно никак не мог ухватить основную причину этих событий. Будто поток слов маскировал что-то действительно важное. На прямой вопрос Парацельс так и не ответил. И посоветовал Бруно больше не донимать его, не приходить и вообще не появляться в его поле зрения. А на пороге бросил такую фразу: «Тебе же все равно не нравилось заниматься экспериментами. У тебя нет научного стремления». Он считал его неспособным. Он считал, что тот ничего не может. Это факт оглушительно хлопнул вместе с закрывшейся дверью, окончательно давая понять, что случилось на самом деле. Бруно для него — ничтожество. Новый напарник Парацельса, Марциал, оказался ехидным, пронырливым и прогнившим насквозь. Он не скрывал того, что считает себя лучше других и явно насмехался над Бруно, потешаясь над его отчаянием. Нет, не словами: взглядом, отношением. Всякий раз, встречая его в коридорах, гордо вскидывался, показывая: «Я лучше, поэтому он работает со мной. А ты? Чего добился ты?» Бруно почти с ним не разговаривал — не было никакой возможности, даже малейшей, за что-то зацепиться, выплеснуть свою агрессию. Парацельс же, похоже, поселился в своей лаборатории и редко показывался. Иногда Бруно ловил себя на мысли, что привязался к Парацельсу сильнее, чем к напарнику. Но объяснял это тем, что просто ни с кем не общался больше, чем с Парацельсом, и сейчас ему его естественно не хватает. Что надо себя чем-то занять. Внутри все тоскливо ныло и Бруно старался не обращать на это внимания, не отвлекаться от эксперимента. Он не имел права ошибиться. Он должен был доказать Парацельсу, что может что-то сам. Взорвалась очередная колба, чудом не задев его. Бруно потушил огонь и сел прямо на пол у стола, комкая в руках платок. Тоска внутри переросла в боль и не собиралась отпускать. Он действительно чувствовал себя сейчас ничтожеством. Они столкнулись через неделю у самого входа в новую лабораторию. Парацельс не успел туда проскользнуть, и Бруно перехватил его в надежде поговорить, чтобы понять, что происходит. Но Парацельс шарахнулся от него, как от прокаженного. Как из ниоткуда возник Марциал, оттолкнул Бруно, открыл дверь и пропустил туда Парацельса. Бруно изумлено следил, как они оба скрылись, потом спустя несколько минут вышли и направились куда-то в другую сторону. Он окликнул Парацельса, но тот никак не отреагировал, даже не вздрогнул, и Бруно в первый раз ощутил настоящее отчаяние. Марциал как-то подошел к нему, когда Бруно этого не ожидал. Просто подошел и сказал, как будто так и должно быть. Нагло, надменно и с улыбочкой. — Ты не собираешься съезжать из лаборатории, а то что ее зря занимать? Нам бы она пригодилась. Парацельс шел мимо и прекрасно это слышал, но даже не повернул головы. Марциал ушел, оставив задохнувшегося от изумления Бруно злиться в одиночестве. Но Парацельс…Он прошел мимо. Бруно сжал кулаки. Он заставит себя уважать. Работа над философским камнем шла медленно. То и дело пропадали ингредиенты, времени не хватало, а от недостатка сна Бруно начал ошибаться на своей основной работе. Но отступить он не мог, и упрямо каждый раз задерживался дольше всех. Официальная версия была: «Я пытаюсь создать новое лекарство». Марциал смотрел ехидно, потом сменил ехидство на сочувствие, и это сочувствие злило Бруно сильнее всего. Парацельса, похоже, устраивал новый помощник, и каждый раз, когда Бруно встречал Марциала, выходящего из их лаборатории с видом победителя, он красочно представлял, как растягивает его на колесе. Или на дыбе. Или еще что-нибудь. Свое здоровье расшатывалось все сильнее с каждым днем, но это же не повод бросить дело, правда? Во всяком случае, Бруно именно так и считал. Терпение лопнуло внезапно. После очередного ехидного взгляда Марциала, и равнодушного — Парацельса, что-то в душе Бруно взорвалось, переполнилось. Он отпихнул Марциала и рывком открыл дверь. Шагнул и замер. Он отчетливо услышал, как захлопнулась дверь, как в нее неистово ломится Марциал, осыпая его проклятиями, как неожиданно громко гудит огонь в лаборатории и звенят склянки, и стук своего сердца. Дыхание перехватило, книги, которые он нес и про которые забыл, полетели на пол — но если он сейчас не решится ничего сказать, то не решится никогда. Парацельс сосредоточено следил за нагревающейся на огне колбой: пузырьки медленно поднимались в красноватой жидкости, и это завораживало. Он заметил появление Бруно и заметно напрягся, но колбу с огня снял медленно и осторожно, и вопросительно на него взглянул. Бруно глубоко вздохнул, желая многое ему сказать, но Парацельс вдруг грустно отвернулся, снял перчатки и пробормотал: «Все меня осуждают». Тихие слова повисли в воздухе. Бруно не мог сделать шаг, словно примерз к полу. Парацельс молчал, и лишь когда он тоскливо посмотрел на Бруно, тот внезапно шагнул к нему и прижал к себе. Парацельса прорвало. Он шептал что-то вроде «я просто хотел тебя защитить, чтобы ты не пострадал». Бруно не разбирал половину слов, просил повторить, но Парацельс замолчал, будто испугавшись, что действительно сказал это вслух. И, вцепившись в него, затих. Бруно прижимал к себе этого замершего, запутавшегося в реальности, одинокого алхимика и отчаянно желал услышать хоть что-то еще, но тот молчал. Он молчал и отводил взгляд, качал головой, будто собираясь что-то сказать и отказываясь от этого намерения. Он молчал, но Бруно просто физически ощущал его невысказанную боль. И не выдержал. Заставив поднять голову, он настойчиво и грубовато поцеловал его, прижимая к себе, не отпуская, почти кусая. Он не мог по-другому, не знал, как вывести Парацельса из этого состояния, как добиться какой-либо внятной реакции, но не мог спокойно смотреть, как тот тонет в своих неизвестных проблемах. Парацельс вцепился в него, по щекам потекли слезы, он ответил, неуверенно, скорее поддаваясь Бруно, царапая его плечи, прижимаясь сильнее, Бруно зарылся пальцами в его волосы и прошептал: «Хочу быть с тобой». Парацельс его оттолкнул. Бруно едва не упал, скорее от неожиданности, чем от действия, протянул руку, но Парацельс отшатнулся и сквозь слезы прокричал: «Уходи!» Разбилась какая-то колба, которую он смахнул со стола, жидкость с шипением разлилась по полу. Бруно изумленно смотрел на него и боялся осознать смысл сказанных слов. А Парацельс кричал на него, рыдая, скидывая колбы со стола и не собираясь останавливаться. — Уходи, уходи! Я не хочу, чтобы ты оставался! Уходи!!! Бруно отшатнулся, как будто его ударили. — Уходи, уходи! Я всегда всем врежу! Уходи! — рыдал Парацельс. Он не желал слушать Бруно, и очередная колба полетела на пол прямо у его ног, он едва успел отпрыгнуть. Дверь открылась легко. Бруно выбежал из лаборатории, не замечая никого. Слезы не давали разбирать дорогу, он, не слыша обращавшихся к нему людей, выбежал из дворца и просто бежал куда-то, подальше, лишь бы подальше. В голове до сих пор стоял крик «Я всем врежу» и обхвативший себя руками, отчаявшийся Парацельс. Очнулся он на каком-то холме. Была уже ночь, небо затянуто тучами, где-то внизу по шуму угадывалась река. Ногами пошевелить оказалось невозможно, они нещадно болели. И его кто-то держал. Он дернулся, но его тут же зафиксировали и уложили обратно. — Лежи и не дергайся, если хочешь потом нормально ходить, — раздался обволакивающий холодный голос. Бруно повернулся в ту сторону, откуда он звучал, но никого не увидел. Он вообще никого не видел. — Что за упрямое существо, — проворчали в ответ на его попытку высвободить руки. — Мы же тебе помочь пытаемся. Мы тебя не съедим, — рассмеялся кто-то. «Вы кто?» — промелькнула мысль, но сказать не получилось, он только сглотнул и облизнул пересохшие губы. По шее чиркнули ногтями и рассмеялись. — Мы — помощники. Вольные ученые. Мы преследуем свои цели. Ты что-то вроде нашего эксперимента, а если при этом можно помочь еще и тебе, то почему бы и нет. — Я не намерен… — снова дернулся Бруно, но его ощутимо прижали, повернув голову в сторону, проводя пальцем по открывшимся взору сосудам. Он замер, что-то было в этом жесте завлекающее и пугающее одновременно. — Усыпи его пока. А то он сам себе навредит. — сказал второй собеседник и секунду спустя Бруно настигла резкая боль и дальше — темнота. Солнце мешало спать. Бруно привычно отмахнулся от лезущих в лицо солнечных лучей и резко сел, вспоминая, что происходило вчера. И тут же отбросил одеяло. Ноги все так же болели, но хотя бы можно было ходить. Все было не так плохо, как в последнее время, и даже его многочисленные раны как будто немного зажили. На кровати рядом лежала записка недвусмысленно испачканная кровью и тремя буквами: «С.К.Ц».* У Бруно не получалось связать все произошедшие события в одну картину. Они по-прежнему были отдельными яркими кусками, мешая сконцентрироваться и трезво решить, что делать дальше. Он почти заставил себя встать и отправиться в лабораторию. Он приготовился стоически выносить ехидные взгляды и шепот за спиной, но придя во дворец, с удивлением обнаружил, что всем сейчас не до него. Марциал пропал. Дворец обсуждал только это. Бруно незаметно проскользнул в свою лабораторию и расслабился, закрыв дверь. И вздрогнул, услышав голос. — Я тебя ждал. В его лаборатории стоял Парацельс. Виноватый Парацельс. Пока Бруно изумленно смотрел на него, тот молчал и переминался с ноги на ногу, потом наконец протянул ему листы. — Я тут немного исправил твои ошибки в записях. Прости, ты просто вчера бросил их у меня. Бруно бегло просмотрел исправления. Несколько принципиальных ошибок, из-за которых эксперименты заканчивались неудачей. Он снова вопросительно посмотрел на Парацельса. — Прости, что я тебя прогнал… — тот с трудом подбирал слова, но Бруно молчал, потому что не мог ему помочь. Потому что сам не знал, что сказать. Потому что ухватился за эту мелькнувшую слабую надежду. — Тебе нужна моя помощь? — спросил он, глядя Парацельсу в глаза. «Тебя снова прогонят, облив кислотой», — заикнулся было здравый смысл и замолк. Бруно протянул Парацельсу руку. Ну и пусть. Парацельс кивнул и ответил ему рукопожатием. Может быть хоть теперь у него получится не потерять свой «философский камень». Может, получится? «С.К.Ц». — Старый Клан Цимисхов.