По сло-гам

«Тишина» — глупое сочетание «ни-че-го». — Найл? Я не смотрю на тебя, потому что узоры на заледеневшем стекле привлекают меня больше, чем ты. Мы сидим в холодной машине и даже, если бы сейчас была не зима, тут было бы холодно. Это явление — холод — исходило от нас. Только от нас. — Найл? Ты пытаешься согреть свои руки, но не можешь и протягиваешь их мне. Я игнорирую тебя. Вновь, словно тебя тут и нет. — Найл? Ты говоришь. Не умолкаешь, зная, что рано или поздно я отвечу. Так было всегда, так? Ты уверена в моей слабости и, может быть, готова давить на меня. Готова делать это, чтобы услышать грубый ответ. Вокруг нас ни единой души. Еще бы, ведь сейчас пять часов утра. Ты все еще здесь? Да. Я убеждаюсь в этом, когда ты выдыхаешь, и густое облако дыма появляется перед тобой. Белое, пустое, абсолютно не живое, — как я. — Почему ты молчишь? — шепчешь, всхлипывая. Я мотаю головой, пытаюсь не слушать тебя. Твой голос — это угнетает. Он, как неудачная мелодия, которая составлена из неправильных нот. Кажется, композитор оглох, обезумел. «Безумство» — что-то лучшее, чем «адекватное мышление». Ты плачешь, когда я убираю твою руку со своего колена. Она настолько холодная, и я не хочу, чтобы ты прикасалась ко мне. Прекрати делать это. Я, наконец, начинаю двигаться и вставляю ключ в замок зажигания. В движение приходит и машина, но почти сразу затихает, — как и я. — Мне холодно, — говоришь ты, а я думаю лишь о том, чтобы скорее покинуть этот автомобиль и не знать, что ты находишься рядом. Мне хочется сбежать и уже давно. С тех пор, когда ты первый раз сказала слово «люблю». И я готов был сбежать уже тогда, но ты... Ты прижала меня к себе руками, почти перекрывая кислород, перекрывая любые пути для дыхания; ты связала меня и окутала в свои сети; заставила молча страдать и видишь в этом что-то прекрасное. «Любовь» — именно так ты называешь то насилие по отношению ко мне. Я чувствую, как руки буквально примерзают к рулю, и, кажется, мне уже ничего не остается, как принять эту учесть. Быть твоим счастьем, твоим сокровищем и самое страшное — быть возлюбленным. Тем, кто должен любить тебя взаимно и беречь от разных бед, но... Я не хочу делать этого, как и не хочу создавать иллюзию счастья и любви. — Найл, вспомни, — шепчешь ты. — Вспомни нашу бесконечность. И я морщусь, стиснув зубы, вспоминаю ту самую клятву. Клятву в бесконечности, в бескрайней любви. «Бесконечность» — мягкая форма «ни-ког-да». Да. Не смотря на тебя, и даже не думая об этом, я ухожу. Просто кладу ключи на твои бледные едва прикрытые колени; целую левую руку, которая тянется вслед за мной, и ухожу. Быстро, тихо и бесследно. То есть, на-все-гда.