Мирная жизнь

Синий и Мартин говорили по очереди. Как-то само вышло так, что замолкал один – и тут же вступал другой. Лия не перебивала, не задавала вопросов и не сводила глаз с собственных рук, лежащих на столе. Видно было, как она раз за разом стискивает челюсти и сжимает кулак правой руки в ладони левой. Голос Мартина звучал тускло и равнодушно, будто он не рассказывал, а читал с листа. Сам же Синий не сводил с Лии напряженного, отчаянного взгляда, пытаясь прочесть хоть какой-то намёк на то, что их всех теперь ждёт. - …и мы решили просто дождаться тебя. И все рассказать. – Синий запнулся, - Вот. Теперь ты все знаешь. Он замолчал. Лия не отвечала. Синий заметил, что руки у неё дрожат. Ему нестерпимо хотелось обнять её, утешить… он отлично понимал, что нельзя. Может, я больше никогда не коснусь её, думал он. Может, я вообще вижу её в последний раз. Мартин смотрел прямо перед собой, наглухо закрытый и неподвижный, ровно как шкаф за его спиной, и о его присутствии за столом было легко забыть. Будто Синий с Лией были только вдвоём. Будто Синий был один, и где-то там, очень далеко, по ту сторону стола – Лия наедине со всем тем, что они с Мартином только что на неё обрушили. - Ли… Лия медленно подняла голову. Серое, как из бетона вытесанное, враз постаревшее на годы лицо. Сухие, широко открытые глаза. Синий некстати вспомнил, как смотрел Рауль за полсекунды до того, как ему в переносье ударила плазма – и уже не мог отогнать воспоминание. Лица накладывались, сливались, и теплый свет люстры перецветал в синеватый фонарный. Лия перевела взгляд на Мартина. Синий почувствовал, что киборг шевельнулся. Лия качнулась на табуретке, с размаху, всем телом, вбив себя в стену. - Ли. Она оперлась локтями о стол, снова сомкнула руки перед собой – кулак правой в ладонь левой – и спросила почти потерянно: - Ну и что мне с вами делать? У Синего не было ответа. Как ни странно, ответ нашелся у Мартина. - Надраться, - произнес он уже своим обычным, живым голосом. *** Мартин однажды уже видел, как плачет Лия. Спасательный дрон, куда Мартин загрузил Синего, дотянул до базы, а оттуда Синего переправили в госпиталь ещё до их возвращения, и потом двое суток у Лии не было о нём никаких вестей. Она обрывала все разговоры о нем и была напряжена, как перетянутый канат. Встречая Мартина, она лишь молча отрицательно качала головой - и спешила разминуться. А на третий день пришло сообщение. От самого Синего, всего четыре слова: «Со мной все хорошо». Они потом узнали, что это было едва ли не первое, что он сделал, придя в себя - не надеясь, что с ней свяжутся и предупредят. Лия зашла на склад, где Мартин выгружал ящики боеприпасов, отозвала его и молча сунула ему к самым глазам экран видеофона. Мартин ещё не привык к тому, что при ней можно не скрываться так же, как это было с Синим, поэтому отмер не сразу. «Получилось», - только и сумел он ей сказать. Лицо Лии асимметрично скомкалось, она зашлась в резком, спазматическом смехе, и еще какое-то время вздрагивала, прикусив губу и всхлипывая уже по-настоящему. Мартин стоял рядом, держал её видеофон и был опустошающе, звеняще счастлив. Ему тоже непросто дались эти два дня. Лия затихла, утерлась, оттянув подол футболки, шмыгнула носом, провела костяшкой кулака под нижними ресницами – и только тогда посмотрела на Мартина. И Мартин улыбнулся ей – легко, искренне. Лия сгребла видеофон, вслепую сунула в карман кителя, а потом вдруг стиснула мартинову ладонь сразу обеими руками. Она вышла, а Мартин так и остался стоять у стены, продолжая ощущать отзвук её прикосновения и понимая, что теперь в мире есть целых два очень важных для него человека. Через несколько секунд он вернулся к ящикам. Перед глазами по-прежнему стоял исцарапанный экран с четырьмя словами. Скопировать сообщение себе он не решился. Ему и незачем оказалось иметь его в цифровой памяти, чтобы продолжать видеть. И он, работая, продолжал его видеть. «Со мной все хорошо», - писал Синий, наверняка сильно преувеличивая, но сам. Если бы кто-то заглянул на склад, он увидел бы киборга, ворочающего тяжелые ящики с равнодушной размеренностью робота-погрузчика. Лицо Мартина снова ничего не выражало, но он вполне понимал, отчего Лия смеялась и плакала. В этот раз было иначе. На похоронах Лия держалась очень прямо, а глаза её медленно наполнялись слезами – будто сами по себе. В какой-то момент плёнка поверхностного натяжения переставала удерживать каплю, и щёку пересекала мокрая полоса. Время от времени Лия безучастно стирала эти полосы рукой. За последние два дня она вся как-то затвердела, оцепенев в своем горе, как в скорлупе. Синий почти не решался с ней заговаривать. Сама она тоже обращалась в основном к Мартину, даже когда имела в виду обоих, но и тогда смотрела мимо. Когда уже не слишком трезвый Синий предложил слетать похоронить Рауля всем вместе, она лишь коротко кивнула: «давай». Мартин заметил, что она удивлена и растеряна. Приборы показывали сильное неспецифическое волнение, которое он не знал, как интерпретировать. «Я вообще не думал, что она согласится, - объяснял ему Синий на следующий день, - То есть как - не думал. Думал, что не согласится. Если по-хорошему, это же очень странная затея – мне быть на его похоронах. Ты ведь не понимаешь про похороны, да? На похоронах люди не с трупом разбираются, а со своими чувствами. Которые ещё в силе, а человека уже нет. Вот и собираются – попрощаться, сказать что-то последнее важное. И разделить горе тоже, конечно. Предполагается же, что приходят те, кому покойник был дорог. То есть в жизни, конечно, по-всякому бывает, но идея такая. Ли этого говнюка до сих пор любит. А тут я. Мне он и за глаза-то не понравился. Я был бы очень рад, если бы он как-нибудь сам сдох, без моей помощи. Мне её жалко очень, не его... И я совсем не хочу, чтобы она все это проходила одна. Я просто подумал, каково ей будет одной туда лететь, и забирать тело – прикинь, как он сейчас выглядит? – и самой все устраивать. А кроме нас, ей это не с кем разделить. Вот я и хочу быть там с ней. И провернуть всё так, чтобы у неё не было возможности на него посмотреть». Мартин не перебивал и не переспрашивал, видя, что Синий уже какое-то время разговаривает не с ним, а больше с самим собой. Он сидел на корточках перед креслом Синего и время от времени кивал, давно уяснив, что Синему проще, когда собеседник подает сигналы, что слышит, и не возвышается при этом над ним. Кресло было новое, из самых дешевых. Куртка тоже была новая, с капюшоном, отбрасывавшим тень на глаза. Синий смотрел из этой тени, как из норы, угрюмо и настороженно. На свету был покрасневший кончик носа, шевелившийся, когда Синий говорил. Мартин подул в успевшие озябнуть ладони и произнес, имея в виду Акс на Данае: - А ведь там уже совсем тепло. - А нам и незачем будет сюда возвращаться. Либо там её и дождемся, либо… Она-то в любом случае потом вернется туда, так? - Так. - Ну вот. Собственно, я уже и хозяев предупредил насчет квартиры. Ладно, двинули домой, нам ещё собираться, – но вместо того, чтобы тронуться с места, Синий положил руку на плечо Мартина и прикрыл глаза. Мартин ждал. Синий перевел дыхание, вернул руку на подлокотник и продолжил, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо: - Учти, штангу я с собой не потащу. - Ничего, уверен, на Данае тоже есть штанги, - ответил Мартин, поднимаясь. Они шли домой той же дорогой, какой Синий привел Мартина в самый первый раз. Мартин, приотстав, сохранил изображение: длинный, присыпанный снежной крупой тротуар, зеленоватые грани домов впереди слева, низкое небо, и на переднем плане - край капюшона Синего. Он был не против переезда на Данаю – с этими людьми он готов был жить где угодно и как угодно. И всё же при мысли о том, что этих мест он, скорее всего, больше никогда не увидит, ему было немного грустно. Его мирная жизнь началась здесь, и до сих пор эта планета, этот город и этот дом были самым лучшим, что он видел в жизни. После похорон они снова пили. Лия предложила взять большую бутыль «Светлячка» - местного пойла, имевшего в составе, по словам Мартина, какой-то слабый психоделик растительного происхождения. Синий ожидал, что киборг запротестует, но тот сам подставил стакан. Горьковатая люминесцентная жидкость въедалась в кожу губ. Синий не столько слушал рассказ Лии, сколько наблюдал, как движутся, меняя форму, светящиеся голубым трещинки на её губах. Словно два изображения наложили друг на друга – он почти так же ясно видел и то, о чем она рассказывала. Иногда он пытался отвести взгляд, проморгаться, но везде, куда бы он ни посмотрел, понемногу возникали мерцающие губы Лии и сцены из её детства. А Лия все говорила, воскрешая Рауля, каким она его помнила. У него было то, чего ей всегда недоставало – обаяние, кураж, выдумка, умение пускать пыль в глаза и выходить сухим из самой мутной воды. Младше её на два года, именно он был заводилой во всех их выходках – со временем все более и более рисковых. Лия рядом с ним казалась себе простоватой и недалёкой. Зато у неё был хорошо поставлен удар, и она была «бешеная» - в драке срабатывало что-то вроде боевого режима, так что её побаивались даже ребята постарше. Ноль-и-Фаза, так звали их, слитно, почти без пауз - имя было одно на двоих, и сами они до её семнадцати и пятнадцати раулевых были почти неразлучны. Он первым начал отдаляться. У него стали появляться какие-то другие друзья, с которыми он не спешил её знакомить. «То ли стеснялся меня, то ли берёг, сейчас уже не разберешь». Окончательный разрыв произошел, когда она подписала контракт. Лия не помнила, чтобы он когда-нибудь так страшно орал на неё. «Это же западло, - кричал он, - это не только тебе, это и мне западло!» Она думала, что пройдёт время, он остынет и помирится с ней – но за все время её службы он ни разу ей не ответил. Она писала ему – первые пару лет чаще, потом лишь изредка, потом и вовсе перестала. А потом увидела его в новостях. Лия больше не плакала. Казалось, она заново проживала все то, о чем рассказывала. В её голосе слышались то гордость за брата, то нежность, то досада, то обида и грусть. Мартин, в этот раз решивший остаться трезвым, наблюдал, как она хмурится, улыбается, замолкает, пытаясь разглядеть что-то на гостиничной стене - и снова принимается говорить. Он, пожалуй, вернул бы ей этого Рауля, если бы мог. Но Рауль был очевидно и непоправимо мертв. Лия в последний раз наполнила стаканы и убрала пустую бутылку под стол. «Кто бы мог подумать, я полжизни под ружьём, и пережила его, - пробормотала она, - кто бы мог подумать» - и залпом опрокинула в себя оставшееся. *** Улетала она в полдень. Чтобы не торчать в номере, маясь от неловкости, собрались сильно заранее. Оказавшись под открытым небом, Синий вздохнул с нежданным облегчением. Все слова были сказаны, дело сделано, и от него больше ничего не зависело. Внутри разжалась какая-то пружина, и он смог задать Лие тот самый вопрос. - Что теперь? – спросил он, и сам поразился тому, как легко это вышло. Лия остановилась у парапета. - Вот чтоб я знала, - процедила она. – У меня скоро заканчивается контракт… - Через восемьдесят четыре дня, - уточнил Мартин. Это были первые слова, которые он произнес за утро. - Спасибо, Марти. Через восемьдесят четыре дня. Так вот… не трогайте меня эти восемьдесят четыре дня. Как раз приду в себя и пойму, что к чему. Тогда и поговорим. Или не поговорим. Тоже вариант. Синий кивнул. Мартин облокотился о парапет рядом с Лией, разглядывая носки своих ботинок. - Ты только имей в виду, что половина меня официально принадлежит тебе. Синий же только совладелец. И ему сейчас нечем выплатить твою долю. Так что от меня тебе так легко не отделаться. Лия наклонила голову, оценивающе разглядывая Мартина сквозь прищур. Концы её ресниц чуть золотились на солнце. Синий до боли сжал подлокотники. - Хотела бы я знать, которая половина здесь моя. - Бери нижнюю, - посоветовал Синий, - Моя верхняя у тебя уже есть. Лия неловко усмехнулась. - Придурки. - Полные. Совершенно же без башки. *** - Ладно, пора мне. - Я… - Синий хотел сказать «я в любом случае останусь здесь, в Аксе», но Лия поняла по-своему. - Я знаю, - перебила она, - Я тоже. Как будто от этого легче. Она закинула сумку на плечо и обернулась к Мартину. - Давай, выздоравливай. Синий смотрел ей вслед. Лия уходила широкими шагами, не оглядываясь, непривычно тяжелой походкой.