Angels with filthier souls

Темно. Гретель жмётся к брату, чувствуя, как ночной холод забирается под подол платья. Кожа покрывается неприятными мурашками, и девочка передёргивает плечами, едва слышно фыркая. Ганзель замечает это и обнимает Грет крепче, чувствуя аромат спутанных волос сестры. Страшно. Они сидят на каком-то трухлявом дереве и всматриваются в темноту. Холодные голубоватые лучи серебрят мохнатые ветки ёлок, расползаются пятнами на высокой густой траве, в которой под лёгким ветром покачиваются соцветия мелких желтых одуванчиков. Дети жмутся друг к другу, боясь лишний раз громко вздохнуть, и вслушиваются в звуки леса. Рядом оглушительно стрекочут сверчки, но Ганзель улавливает волчий вой где-то вдалеке и поднимает голову, всматриваясь в яркий диск луны. По тёмному небу неторопливо плывут редкие облака, закрывая собой знакомые Гретель созвездия, которые так часто показывала им мать, сидя с детьми на крыльце дома. И Ганзель, и Гретель всматриваются в темноту густого леса, надеясь увидеть яркий огонёк фонаря. Но до боли знакомого силуэта оставившего их здесь отца нет, и дети понимают, что больше никогда не будет. Девочка всхлипывает и прячет лицо на груди у брата. Он в ответ хмурится, шепчет, что всё будет хорошо, чувствуя, как из-за страха липкий пот покрывает спину. Ганзелю тоже страшно, и мальчик храбрится, сдерживаясь из последних сил, ощущая дрожь сестры. Но Гретель успокаивается очень быстро и смахивает с чумазого лица слезинки, оглядываясь. Ветер приносит с собой запах чего-то печеного и очень вкусного, отчего у детей громко бурчат животы от голода. Грет поднимается и тянет за собой совершенно не сопротивляющегося брата, который пробирается вслед за девочкой сквозь колючий кустарник. Ветки неприятно цепляются за одежду, словно не желая пропускать их к странному аляповатому домику. В их деревне никогда не было подобных строений, и детей переглядываются, замечая в глазах друг друга надежду. Вдруг помогут? Дверь странная, и Ганзель чувствует запах пирожных, от которого текут слюни. Грязные пальцы отламывают яркую бусинку странного узора на двери, и мальчик принюхивается, а потом кладёт кусочек пряника в рот. Гретель жуёт печенье, покрытое белой тёплой глазурью, когда дверь раскрывается перед ними, словно приглашая в пугающую темноту. Но едва дети замечают в свете множества свечей ведьму, Грет чуть не теряет сознание от ужаса, сводящего все внутренности. Кажется, ещё мгновение и девочка лишится чувств, но костлявые пальцы хватают Ганзеля за шкирку, вырывая его из объятий сестры, и Гретель только вскрикивает в ответ от неожиданности. Ведьма страшная, злобная, одетая в какие-то дряхлые лохмотья. Девочка ненавидит это исчадие ада всей своей душой и, скрипя от бессильной ярости зубами, кидает пару поленьев в огонь. Языки пламени пожирают потрескивающее дерево, но тепло приятно ласкает грязные щеки Гретель, запястье которой больно натирают железные оковы. Цепь громко звенит при малейшем движении, и ведьма злится каждый раз, едва услышав этот звук, с ненавистью дёргая девочку за волосы. Порой Грет чувствует взгляды брата своей спиной и шипит, проклиная тёмную. - Ешь! Ганзель упрямится, закрывает рот, когда ведьма силой пытается его накормить очередными пряниками. От этих сладостей мальчишку уже блевать тянет, но он стойко перебарывает тошноту, сглатывая постоянно слюну и моля богов, чтобы всё это побыстрее закончилось. - Ешь! Когда Ганз замечает, что ведьма прижимает к шее сестры кинжал, истошно вопя, то мальчишка берёт дрожащими от страха руками пряник и ест. Давится соплями, сдерживая рыдания, чувствует на губах солёный вкус собственных слёз, но ест. Ганзель видит, как кончик кинжала царапает шею сестры, и капелька крови стекает по бледной коже, оставляя яркий след. Он, медленно пережёвывая сладость, сдерживает рвотные позывы, но послушно жрёт эти ненавистные пряники, заклиная себя на том, что никогда больше не прикоснётся к чему-то сладкому. А ведьма ждать уже не может. Слишком долго она не ела человеческого мяса, поэтому одурела с голоду. Когда она хватает истошно вопящего Ганзеля, надеясь вытащить мальчишку из маленькой клетки, Гретель старается ржавым гвоздём открыть замок. Пальцы от страха не слушаются, дрожат, и девочка дёргает рукой от нетерпения, наблюдая, как ведьма тащит орущего Ганза ближе к горящей печи. Никогда Грет не было так страшно, как сейчас. Внезапно девочка вспоминает, как весело бегала за братом с самодельным луком в руках, целясь в смеющегося Ганзеля. Вспоминает, как отец полол морковь, а её любимая мамочка, от которой всегда пахло лавандой и ещё чем-то очень вкусным, развешивала бельё после стирки. Гретель ненавидит родителей и слышит, как тихо щелкает замок, выпуская болящее запястье из железных оков. Руки сами тянутся к ножу, оставленным ведьмой, и крепко сжимают липкую рукоять. Тёмная поворачивается медленно, и каждое её движение пропитано угрозой, которую Ганзель чувствует каждой клеточкой. Ведьма не рычит, а как-то странно… Стрекочет. «Совсем как сверчок», - приходит мальчику в голову совершенно глупое сравнение, и неожиданно ему становится смешно. Ганзель давится смехом, пытаясь обуздать сумасшедшие порывы, и от этого девочке кажется, что брат бьётся в истерике. Она ещё крепче стискивает пальцами горячую рукоять ножа, выставляя его перед собой, и пристально смотрит на ведьму. Тёмной становится смешно. Каждая из жертв до самой своей смерти не оставляла надежду выбраться из этого пряничного домика. Красивого снаружи, но опасного внутри. Ярко-рыжий всплеск пламени срывается с кончика палочки ведьмы с треском подобным тому, как горящие в огне поленья. Он стрелой пронзает Гретель насквозь, и девочка вздрагивает не от этой волшебной силы, а потому что за спиной что-то со звоном разбивается. В том месте, где заклинание проходит через тело Грет, разливается тепло, и она чувствует внезапный всплеск энергии. Она ещё не знает, что это адреналин, действующий какие-то жалкие три минуты, и бросается на ведьму с ножом. Лезвие легко входит в податливую плоть, кажется, что это кусок сливочного масла, и ведьма даже не сопротивляется, захлёбываясь собственной кровью. Грет чувствует в воздухе запах гнили и разлагающейся плоти, но продолжает бить тёмную ножом, выкрикивая какие-то проклятия. Девочке плевать на чёрную кровь на своём лице, кажется, что сейчас существуют только она, кинжал и ведьма, которая медленно сползает на пол, продолжая хрипеть. И только потом Гретель бросается к брату, дрожащими от волнениями руками перерезая верёвку, стягивающую его запястья. Внезапно лезвие становится каким-то тупым, свободно скользит по грубым волокнам, и девочка злится, до крови закусывая губу. Верёвка сдаётся, когда ведьма медленно встаёт за спиной Грет, продолжая стрекотать и пускать чёрную, как сама ночь, кровь. Ганзель хватает полено и со всей своей мальчишеской силы бьёт тёмную прямо по лицу, с удовольствием наблюдая, как это исчадие ада падает прямо на крышку закопченной печи. Визг ведьмы для Ганза подобно щебету птиц по утрам, и он бросается к цепи, тянет её вниз, наваливаясь всем весом, ощущая, как сестра помогает ему, ухватившись за, кажется, раскалённые железные кольца хрупкими руками. Единственное, что видит Ганз – это горящий огонь и неясный силуэт ведьмы на заляпанном гарью стекле. Он пристально наблюдает за лихорадочно мелькающими ногами и руками, а потом чувствует, как тонкие пальцы сестры крепко стискивают его собственные, и медленно поворачивает голову, сталкиваясь взглядом с Гретель. Лишь потом он поймёт, что у него после каждой битвы, вот точно так же будут гореть огнём глаза, как сейчас у сестры. И продолжая слушать тихие хрипы ведьмы, Ганзель улыбается, чувствуя необычный прилив нежности к Грет. Теперь они одни. И Ганз знает, что ни за что не даст в обиду свою сестру, а Грет приподнимает уголки губ в ответ, молчаливо обещая, что отправит любого на тот свет за брата.