Белый мотылек

*** По безоблачному небу плавно разливается пятнистое море дымчатой завесы, вслед за которой следуют стройные бледно-красные хвосты небесного светила. Раскрасневшееся солнце уже давно спряталось за голыми стволами дремлющих деревьев, с ветками которых так сладко заигрывает старик ветер, обдувая со всех сторон бриллиантовые россыпи на них. Сказочный вид растений сменили бесовы тени, раскинутые на белоснежном ковре, где еще виднеется множество меленьких троп лесных жителей. Откуда-то сверху доносится последняя песня снегиря, эхом отлетая от коры многолетних деревьев. Тишина… Сердце замерло и я вместе с ним. Легкие еще полны воздуха, а голова уже кружится и в глазах забегали мурашки, будто в старом черно-белом кино. Стою один в темном лесу, окруженный угрюмыми деревьями, не смея лишний раз глотнуть каплю свежего кислорода. Сапоги давно промокли, как только утонули в густом сугробе, и перчатки затерялись на каких-то очередных раздетых кустах. Пальцы рук опухли в розовом цвете, губы приобрели пунцовый оттенок, а нос и щеки поалели. Холодно… Неожиданный треск над головой, и слышен снова скрип и вой замерзших ветвей, и кто-то живо попрыгал по хрустящим белоснежным хлопьям позади, и сорока застрекотала, и… Тонна снега накрыла мою голову. Погруженный в собственные думы, и снега не приметил. Люблю это место. Сегодня ровно триста шестьдесят пятый день с того момента, как не стало мамы. После ее ухода я наполовину рухнул, а окружающий мир для меня навсегда потерял свои пестрые оттенки. Даже переезд к дедушке в деревню не изменил меня. Все это время моими единственными собеседниками были Лили, дед, тишина моей комнаты и лес, а для остальной местной публики я стал изгоем и посмешищем. Больно… Холодно… Но не обидно. Порой не хватает слов и смелости, чтобы противостоять напору единственных близких родственников, и ноги сами уносят прочь от этой грязи вглубь чащи леса, где никто не укажет на твои недостатки, где тебя примут таким, какой ты есть, либо сожрут заживо. К счастью, на мою долю выпало первое – лес и его обитатели не стали тревожить меня, впрочем, как и я их. Лишь изредка мы пугали друг друга своим присутствием, как сейчас: я совершенно не был готов к снежному душу, а лес – к моему присутствию, так как я был слишком тих. Тем не менее, мы привыкли к подобным неожиданностям. Уже совсем стемнело, а снег все смело укрывает от мороза голые растения. Я стою уже по колено в теплом сугробе и, даже промокший насквозь, не в силах пробудиться. Пробую пошевелить пальцами, а в ответ лишь онемение. Страшно… По спине поползли мурашки и дыхание участилось. Я здесь один, окруженный со всех сторон дьявольски скрипучими деревьями и, быть может, голодными зверями, что поджидают в своих укрытиях еще больших сумерек. Треск… один…два…три… Перед носом проносится филин, задевая своим мощным крылом мой правый глаз. Похоже, я преградил ему дорогу, и таков был его ответ. Помимо недовольного лесного пернатого, за ниточку мысли зацепилась другая, еще более пугающая… Недавно Лили рассказывала легенду о лесном страже – драконе, что оберегает деревню от невзгод, посещая ту в человеческом обличье, а в лес не пускает: если же кто-то переступал запретную черту, он был сожжен одним пламенным выдохом. Я же в это не верю: каждый день здесь бываю и никого из людей не замечаю, кроме себя. Может, я и близорукий, но слух у меня абсолютный, чтобы заметить присутствие постороннего. Тем не менее, лес сейчас окутан зловещей тьмой и этого достаточно для очередного замирания сердца, чуткого прислушивания к любому шороху и нежелательного накручивания надуманных подозрений. В голове так бурно кружили бессмысленные заботы о безопасности жизни, что я не сразу почувствовал настырные тычки в ноги. Выйдя в реальность и опустив голову вниз, мне в глаза заглянули чужие блестящие. Кажется, лиса. Не видно, лишь ощущаю и слышу легкое дыхание животного. Быть может, у нее беда, потому она просит помощи у меня? Ветер неожиданно завыл меж веток деревьев и с силой ударил в лицо так, что я было чуть не упал, но маленькая челюсть крепко сжалась на моем колене, удерживая тяжелое тело от встречи с белым покрывалом. Странно, но боли не чувствую – только невесомое покалывание от холода на открытых участках тела. - Спасибо, - благодарно прохрипел я этому смелому маленькому существу. От долгой прогулки голос потерял свою обыденную форму и теперь звучал в тон скрипу веток на ветру, когда их раздражитель завывал от многовековой усталости. Прекрасное трио. Предпринимаю очередную попытку сделать шаг – все намертво замерзло. Как же омерзительно от собственной беспомощности. Тем не менее, меня это не остановило, и я продолжил пытаться. Давай… давай! Еще чуть-чуть! Нет… Все-таки снега больше, чем оставшейся энергии в этом онемевшем теле. И стоило надежде только потухнуть, как смелый лис зашевелил своими сильными лапками, очищая мои ноги от снега. Видимо, ему действительно нужна моя помощь. Правда, какой толк от обледеневшего человека, чьи движения скованы холодом? Покончив с сугробом, животное еще раз потянуло меня за штанину и указало головкой нужное направление, куда мы незамедлительно отправились. Сначала было трудно шагать, но со временем охлажденность притупилась. Кажется, кровь вновь прилила к нижним конечностям. Однако, ощущение, что я – перышко, не исчезло. Лишь хруст белых хлопьев под ногами говорил, что я все же ступаю по земле. Когда на горизонте показалась хвойная часть леса было заметно большое расстояние между двумя елями, я понял, что одна из них сломилась. От чего-то в памяти всплыл образ посиневшего лица матери, что больше никогда не расцветет. Но ностальгия отпустила, стоило мне приблизиться и увидеть полную картину: маленький лисенок, кажется, лежал под тяжестью мертвого растения и еле поскуливал, тяжело дыша. В горле внезапно пересохло от этого пугающего зрелища. Больше всего на свете боюсь смерти… В один присест сократив расстояние, ноги резко согнулись в коленях, и я присел на корточки. Точно, лисенок. Я мягко опустил обе руки на твердую кору и попробовал дерево на вес. Тяжелое… Но я справлюсь. Я обязан. Обошел злосчастный предмет со всех сторон, чтобы, в итоге, переступить его одной ногой и, положив руки на его бока, потянуть на себя. Без толку. Расслабляю мышцы тела, а потом с новой силой их напрягаю. Нет… Пробую еще раз…два…три… Смелый лис уже лижет мордочку своему лисенку в знак поддержки. Еще одна попытка… Мне сводит спину… Больно… Кажется, нервные окончания защемило… Очередное движение... С лица стекают капельки пота, поливая своей горечью бездыханное дерево. Устал, но не теряю надежды. Очередная напрасная попытка и… Да! Как же тяжело… Надрываю шею и нервно улыбаюсь, еле удерживаясь на ногах. Слава Богу… Лисенка вытащили за шкирку и я резко отпускаю хвою, облегченно прикрывая глаза и тяжело падая на бок. Мы сделали это… Снег уже прекратил свой ход, а белоснежное покрывало огрубело от ледяного дыхания ветра. Но мне теперь все равно: маленький лисенок дышит полной грудью. Это несказанно радует, будто подарил кому-то жизнь… Открываю глаза от настойчивого дыхания. Снова этот лис… Сейчас он благодарно лижет мне щеку своим теплым шершавым язычком. Приятно и согревает… Я потихоньку поднимаюсь и провожу рукой по его пушистому меху. Такой холодный… Он блаженно прикрывает глаза, и я четко это вижу. Спасибо… Уже на склоне я полностью согрелся и довольно-таки живо побрел обратно в деревню. Правда, спотыкался о собственные ноги от усталости. Никогда не занимался подобными нагрузками в связи с неизлечимой болезнью. Тем не менее, плохо от содеянного мне не стало. Ветер давно затих, а вокруг все более помрачнело - лишь снег был виден мне. Где-то сверху, должно быть на соснах – там удобней, ухают совы. По сторонам вновь кто-то захрустел и запрыгал. Затем минутная тишина… и по новой, будто заезженная пластинка, но именно она успокаивает меня. Приподнимаю голову и всматриваюсь ввысь. Звезды. Отыскиваю Большую Медведицу, а после ищу Малую. Вижу Дракона и Кассиопею, но не «малый ковш». Недалеко от Лиры падает одна из звезд и… я вместе с ней, завороженный очарованием. Не чувствую земли под ногами с секунду, после чего ощущаю спиной. Снова боль… Жмурюсь и шиплю, а когда открываю глаза – звездный небосвод на фоне многочисленных верхушек хвойных деревьев. Романтично… Кажется, овраг. Приподнимаюсь и ползу наверх, но удачно скатываюсь обратно из-за примерзшего снега. Только не это… Становится холодно… Тело дрожит, глаза слезятся, веки тяжелеют, в легких покалывает, спина ноет, ноги с руками немеют, а разум постепенно засыпает… Зверски истощен и… Пожалуй, безумно хочу домой… к сестре и деду… Темнеет… Ощущаю свет сквозь плотно прикрытые веки. Открываю их, и в глазах рябит: миллионы неоновых осколков разбитого хрусталя примерили радужный цвет и теперь в вихре плясали вокруг меня. Голова закружилась вновь, а веки чуть опустились в защите от незваного хоровода повеселевших снежинок. Они все шептали и шептали, а я был глух… Лишь провожал каждую из подруг печальным взглядом. Внезапно меня прожигает изнутри, будто огнем, и весь хоровод отходит на задний план: впереди меж двух сосен в нежном танце кружит прекрасное юное создание, искусно водя по воздуху кистями рук таинственные узоры. Каждый из них, словно звуковой волной, накрывал мой организм, пробуждая в нем дремлющего мотылька. Бледная, почти призрачная кожа... Блестящие и идеальные седые волосы… Тонкая талия в шелковой сорочке, что легко развивается от каждого взмаха рук… Простая детская улыбка… Веки тяжелеют с новой силой и я вновь проваливаюсь в далеко несказочный сон, где навечно поселилась тьма. … Глаза открылись на рассвете, когда запели снегири. Их голоса доносились до меня приглушенно и невзрачно. Должно быть, из-за морозной ночи. Еще недавно звездное небо сменил голубой океан, с редко проплывающей перистой дымкой. Стремительные лучи смело пронзают верхушки сосен, что они зеленеют на глазах. Где-то сверху пролетает стайка мелких птиц, от громких разборок которых так и хочется заткнуть уши берушами. Но это лишь мгновение, а потом утренняя тишина. Прикрываю веки и погружаюсь в нее. Слушаю дыхание… свое и леса… Совсем близко, быть может, над головой, застучал ранний дятел. Спустя мгновение на нос упала ледяная капелька, от которой по спине пробежали мурашки, и я резко распахнул глаза. Никого… и дятел покинул меня. Кажется, стучало у меня в голове, а не над нею. Непривычное ощущение прилива сил и… тепла… Приподнимаюсь, и вижу выжженную землю вокруг себя. Некоторое время прибываю в недоумении от проведенной ночи в лесу, таинственной девушки в радужном вихре, чья внешность отличается от моей лишь оттенками белого почти во всем, и обожженной земли подле меня. Уже переступив черту деревни, голову пронзила острая боль и дышать стало тяжелее. Не люблю угарный газ и печки. Интересно, который сейчас час? Улицы пусты, значит, еще очень рано. Оборачиваюсь назад, хвойная часть леса поблескивает инеем, словно море на солнце, величественно возвышаясь на склонах гор. Над одной из верхушек кольцом кружит то ли ястреб, то ли орел. Я его не вижу, но отчего-то в этом уверен. Подхожу к дому, уже заранее готовясь к нравоучениям деда, однако, отворив двери, меня встретила тишина. Похоже, дома никого. Прохожу на кухню за едой и вижу записку на холодильнике: «Дорогой Бэкки! Мы с дедой уехали в город, за чем – не скажу! ;3 Еда в холодильнике. Чистая одежда на кровати. Все, как ты любишь!) Надеюсь, сегодня ты изменишь своим лесным подругам со мной.) Скучаю и люблю, Твоя сестра-прилипала, Лили» Пусть за год она и выросла, но не изменилась: все та же задорная и резвая девчонка, что утопает в житейских заботах с улыбкой и всегда за всеми ухаживает, не щадя саму себя. Я благодарен ей и ценю все, что она для меня делает. Но почему с каждым разом сердцу сложнее возвращаться домой? Почему интерес к людям, особенно к сестре, становится все призрачней, а образ вчерашней ночи в полубреде – все рябей? Не теряя ни минуты, я бегу в свою комнату и живо переодеваюсь, все думая о таинственной незнакомке, улыбка и танец которой пленили меня. Наскоро отыскав корзину для грязного белья, я кинул в нее насквозь промокшую одежду, что пахнет свежестью зимнего леса, и отправился обратно на кухню. Выудив из какого-то ящика какой-то пакетик с изображением космоса, я щедро принялся перекладывать в него крылышки приготовленной сестрой курицы, яблоки, апельсины, мандарины… Странно… И почему мамин образ в моей голове не печален как обычно, а, наоборот, – нежно улыбается и глаза ее сверкают счастьем? Закрываю дверь, поплотнее кутаюсь в теплый шарф, чуть ниже натягиваю картуз и с пакетиком в руках довольный скоро бреду в сторону леса. Никогда мне еще не доводилось испытывать подобные прелестные чувства, что описать нельзя – только пропеть. Прикрываю глаза и прислушиваюсь к музыке своего мотылька. Сказочная трель крылышек звучит в унисон с биением сердца, а его тоненькие и длинные усики приятно щекочут мне живот. Улыбаюсь и загадочно хихикаю... - Эй, красавица! Опять по грибочки идешь? – в издевательском тоне раздалось позади. Тяжело вздохнув, я грустно открыл глаза и развернулся лицом к жестокой реальности, от которой, собственно, вновь убегал. «Могучая» шестерка снова настигла меня. И почему порой мне их жалко? Противно… - Эй, глухня городской промышленности, к тебе обращаются! – проскрипел самый малый из них «воробей». Я никогда не обижался на подобные оскорбления в свой адрес – я был горд, что похож на маму: невысок, такой же стройный, с нежными чертами лица, изящными губами, выразительными глазами, аккуратным носиком, тонкими и длинными пальцами, словно пианист… Да, пожалуй, больше женственности, но и в ней свое очарование. Наверное, поэтому я так нравлюсь Лили. Тем не менее, в зеркало не засматриваюсь и никого не использую, как некоторые проституты из впереди стоящих… - Смотрю, совсем оглохла лесная дива, - криво улыбнувшись, пробасил самый высокий брюнет, что тут же толкнул меня в грудь. Ноги от неожиданного напора не удержали меня и тело мигом рухнуло на обледеневшую поверхность асфальта. Больновато, но терпимо. Рука крепко сжала ручки пакета с приготовленной едой для незнакомки из хвойного леса. - Чего распласталась, дива, а? – оскалился брюнет, присев рядом со мной на корточки и схватив меня за подбородок. Зубы непроизвольно плотно сжались до скрежета. Как же противно смотреть в эти зажравшиеся глаза местного разлива. Сплошная древесина покрытая врожденной грязью и ни малейшей трещины с лучиком света. Интересно, именно так должен выглядеть слизняк? Никогда не горел желанием их повстречать… - Ой! А что это у нас тут? Пирожки для бабушки?! – наиграно охнул светлый со шрамом на губе и потянулся к моей торбе. Артист погорелого театра… Рука сжалась с еще большей силой, что отросшие ногти впились в кожу ладони, сдавливая ее до легких порезов от неровно стриженых ногтей. Нет... Его я не отдам… Кто-то ощутимо потянул меня за шарф сзади, что он крепкой удавкой обвил мою шею, не пропуская лишнего кислорода. Приступ удушья подкрадывался все ближе, из-за чего в глазах на миг потух свет, а из уст вышел грудной хрип. Больно… Нечестно… и… теперь совсем не жалко за их поступки… - Вау! Да у нас тут курочка! – они все-таки отобрали еду, безжалостно наступив мне на руку. Я не закричал и не заплакал, лишь до крови прикусил нижнюю губу. И почему я так беспомощен и не смел? Чего я боюсь? Они не боги… - Верни… - голос совсем осип от невыносимой боли. - Ой, очнулся! – омерзительно заулыбался кудрявый. – Чего тебе, дива? - Верни, - уже более уверенно произнес я, плевать на физическую боль. - Чего? Я не расслышал, повтори, - приказал он, наклонившись к моим губам. - Да оставь ты его в покое – и так мясо на халяву сцапали! – прощебетал малый «воробей». - Верни, - вторил я, не зная других слов, будто в бреду. Вместо текста последовал красноречивый удар в пах, затем в нос с подбородком и, напоследок, он встал, ударив меня своим затертым ботинком прямо в грудь. Минута тишины и… очередной град ударов… Чувствую металлический привкус во рту, но не в состоянии его сглотнуть от многочисленного покушения чужих ног на мое тело. По ноющему позвоночному столбу еще со вчерашней ночи прошлись с такой силой, что было невыносимо лежать даже в виде эмбриона. Лицо невыносимо ныло не только от ударов – где-то сверху на него плевали от души. Руки с грудью болели до такой степени, что пришлось прикрыть их коленями, которые то и дело, что норовили опуститься от бессилия… И когда ноги все же сползли вниз, самая большая подошва врезалась в больную кисть, которую я так заботливо прятал… Слышу уходящие шаги, боясь разомкнуть глаза и снова встретить эти рожи. Пытаюсь пошевелиться - больно… Задыхаюсь сквозь расстегнутое пальто… и… кажется, реву… Где-то недалеко лежит мой распотрошенный пакет или, быть может, его и вовсе унесли… Вновь открываю веки, содрогаясь всем телом. Никого… Только я и… мой кинутый в болото чуть подтаявшего снега пакетик. Медленно отрываюсь от земли и, пошатываясь на трясущихся ногах с измученным телом, шагаю ему навстречу. Он так промок, будто мы вместе пускали слезы… Поднимаю и довольно улыбаюсь – фрукты не тронули… Теперь чуть бодрее бреду в прежнем направлении подальше от этой деревни, от ее прогнивших жителей, от «могучей» шестерки и ... от жалкого себя. Лесистый склон величественно возвышается над нами, как прежде, но в моих глазах сейчас он голоден и бледен, будто брошенный родственником умершего хозяина на произвол судьбы старый щенок, лишние хлопоты о котором больше никому не нужны. Бриллиантовая россыпь утреннего инея бесследно исчезла, былые зеленые хвои помрачнели на глазах, и, то ли ястреб, то ли орел растаял в проплывающем по небосводу дымчатом барашке, словно рухнувшая мечта. Быть может, мне стыдно и перед лесом... Перед тем, кто был со мною рядом в трудные минуты жизни, кто выслушивал меня, подбадривал и нередко давал повиснувшими в воздухе ветками по голове, либо выглядывающими из-под земли корнями по ногам. Миновав не одну сотню двадцатиметровых хвойных деревьев и приземистых голых кустарников, на пути повстречался молодой олененок, белое сердечко на попе которого отвлекло меня от поисков, и я последовал за ним. Он был быстр и грациозен. В моих глазах мелькали проносящиеся мимо стволы многолетних деревьев, обрушившиеся на землю остатки древесины, обледеневшие с прожилками булыжники, белоснежные тропы многочисленных дорог, по одной из которых мчались мы, не зная цены времени, словно создавали его сами. Холодный воздух больно жалил щеки с носом, а в ушах жужжало, будто и вовсе пчела. Обувь вновь промокла, утопая в снегу по колено. На каком-то повороте слетел картуз, а за ним и шарф на пару. Рот дымил теплым паром, пока легкие остужались, отдаваясь иглистыми шипами роз вблизи от бьющегося сердца. Внезапный жар настиг меня, и шаг замедлил я. В глазах вдруг как-то потемнело и в легких пустота - кажется, смерть вновь пришла ко мне... Что это впереди? И тут я отрубился. Открываю глаза и фокусирую взгляд - снова небо затянулось над хвойным другом снизу. От чего-то душа в апатии и холодно опять. Опускаю взгляд на тело - оно утонуло в белоснежном покрывале. Сжимаю снежные хлопья в кулаках для проверки: так ли это. Похоже, правда. Голова замерзла и сейчас невыносимо гудит. Жмурюсь, утешая боль, а затем с новой силой открываю глаза, внушая себе обратное - все хорошо. Приподнимаюсь на локтях и закидываю голову назад - кажется, пещера. Вижу лишь размазанную скалу. Встаю и двигаюсь ей навстречу. Действительно, она. Осматриваюсь по сторонам: кругом обломанные деревья, а где-то гниль черных воронов лежит. Ужас крадется по спине и прямо в сердце. Что это за место? Мне страшно до безумия... Уже стоя подле прохода, вижу тьму и больше ничего. Тишина... Вхожу в нее, а тело все не унимается - дрожит и учащенно дышит. Чувствую что-то крадется сзади, но продолжаю идти вперед, притворно не веря слуху. Шаг, два, три... Срываюсь на бег, но тут спотыкаюсь и падаю лицом в какую-то лужу. Отрываю лицо от нее и четко вижу в ней отражение, однако, не свое. Что-то призрачно белое нависло надо мной. Страшно... Выпускаю пар изо рта и быстро поднимаюсь. Белое растаяло, как утренний туман. Только сейчас вспомнил, что где-то позабыл свой пакетик с фруктами. Выбегаю теперь уже навстречу свету, что тотчас ослепляет меня. Слава Богу, я свободен. Вижу что-то разноцветное, потонувшее в снегу, как и я недавно - это он. Подхожу ближе и поднимаю его, а когда выпрямляюсь, встречаюсь взглядом с раскосыми жемчужными очами незнакомки. Сейчас ее одеяния были теплей: поверх тоненькой шифоновой сорочки накинут белоснежный длинный плащ с большим капюшоном в тон ее идеальной седине. Белый цвет, в который она одета делает ее еще более нежной, хрупкой, воздушной и… женственной. Длинные прямые волосы по обе стороны удерживала пара еле заметных косичек, собирая их назад. Ее призрачное лицо казалось еще бледней, чем вчера. Она совсем как льдинка, только человек. Это настораживает и одновременно безумно притягивает. Я выбираю второе и медленно бреду к ней навстречу, словно в полудреме. Носа касается легкий шлейф аромата паленой осенней листвы… Только сейчас замечаю впереди стоящие босые ноги - они не утонули в белом покрывале, словно новый слой миллиона снежинок. Мне становится не по себе... А вдруг она растает? « - Пошел прочь!» - что-то прорычало скрипучим демоническим басом во мне. Ноги прекратили свой шаг, а свободная рука потянулась к голове. Этот звериный голос оглушил меня на миг. Тело начало терять контроль, но я быстро от этого избавился и поднял вопросительный взгляд на незнакомку - ее порозовевших уст коснулась нежная улыбка. Я успокоился и продолжил свой путь. «- Проваливай!» - покричало в голове с новой силой, и я непроизвольно потянул себя за пряди темных волос. «- Кто здесь?» - мысленно спросил себя, не отрываясь от раскосых жемчужных глаз, ища в их нежности спасения. Но ответа не последовало, лишь очередное грудное рычание, и я рухнул на колени. Как же громко... Жмурюсь от внутренней боли, лишнего голоса во мне, а когда тело чуть расслабляется, медленно открываю глаза, боясь услышать что-то вновь. Неожиданно ощущаю чьи-то легкие прикосновения. Поднимаю голову и... Снова эти две раскосые жемчужины, что теперь тревожно смотрят прямо в душу. Кажется, у меня там потеплело… Встаю и отмечаю очередной снегопад, в снежном вихре которого мягкие снежинки целуют нас, падая с далекой высоты, словно сами Небеса благословляют нашу встречу. И мамин образ в голове вновь улыбается, расцветая белыми колокольчиками у меня на сердце, и слышится где-то над головой пение проносящихся мимо снегирей, и сорока застрекотала по-другому, и гниль ворон исчезла, и угрюмые хвои позеленели – мир снова ожил для меня. Еще никогда легким так не дышалось, и сердца стук всегда был глух, и мотылек во мне дремал… Что-то щелкнуло в мозгу и тут меня внезапно осенило – я влюблен… Опускаю руку в многострадальный пакет, а затем протягиваю белоснежной девушке мандарин. Она же, чуть помедлив, все же приняла его и еще раз улыбнулась. - Бен Бэкхен, - я низко поклонился ей, словно королеве. Однако словесного ответа не последовало – лишь кроткий взгляд в сторону вершины горы и загадочная улыбка. Плененный новым знакомством и неутолимым любопытством я последовал за ней. - Ты немая? – переспросил я в третий раз, когда ветер дул в лицо. Мне было интересно имя той, чья душа была мила. Но как только я задавал любой вопрос, мучивший меня, девушка больше вырывалась вперед. Правда, на этот раз она встала на месте и резко присела. Подойдя чуть ближе, я увидел ровную надпись на снегу, что гласила «Лун». Так звали незнакомку. Мне показалось забавным письмо на белом покрывале, так что я последовал примеру Луны. « - Почему ты молчишь?» Она замерла, не решаясь раскрыть свою тайну. « - Молчание – золото» Как же кратко и в то же время мудро. Появилось ощущение, будто это и вовсе не вторая наша встреча – я знал ее когда-то, быть может, в прошлой жизни… « - Люблю тишину…» « - … и холод» Лун словно читала мои мысли, не скрывая обворожительной улыбки. Уста ее становились все ярче и выразительней, а раскосые глаза приобретали оттенок безоблачного неба, будто дразня меня. Мне это понравилось и, решив перенять инициативу в свои руки, я чуть отошел на задний план и сгреб в охапку побольше снега, а затем с громким «ага!» напал со спины. От осознания близости с этим человеком буквально сносило крышу, и внезапно захотелось какого-нибудь безрассудного поступка, чего я не делал прежде ни разу, чего-то детского и веселого, что скрасит эти однообразные взрослые дни со скучными мыслями. Но не успел я атаковать, как мне в рот попал шарик снега, и я вынужден был проглотить его, закашлявшись от неожиданности – мы определенно знали друг друга до вчера и сегодня. Закрываю глаза, и приятный холодок проходится по всему телу, вызывая долгожданный миллион мурашек на коже. Мотылек внутри меня вновь затрепетал, взмах его хрупких крылышек оказался настолько силен, что сердце подпевает ему в тон, создавая гармоничный дуэт незамысловатого исполнения. Собираюсь с силами, открываю глаза и вижу, как навстречу летит очередная порция шариков, но я успеваю увернуть, а в следующую секунду – сам наношу победный удар. Мы дурачились так до самого верха, где нас ожидало еще большее чудо: облачный занавес растворился, представляя своего теплого небесного повелителя - солнце. Оно было красным, как осенними вечерами, что предвещали холод, и уходило за другие, более высокие горы, будто небесное светило боялось потревожить наш маленький мирок. Его сочные призрачные струи приятно согревали нас, что даже бледное личико Луны загорелось легким румянцем, а у меня, должно быть, сняло посинение с губ от переохлаждения. Сейчас мы стояли в гробовой тишине на самом верху, и лишь солнце видело нас. Где-то снизу просматривался облачный туман, что окутал массивный горный хребет. На самом деле, тут было холодней, чем снизу, давление зашкаливало, но из-за нее душа, наконец-то, обрела покой. И снова я не приметил, как вдруг потемнело, морозный ветер завыл вчерашним днем. Оборачиваюсь к Луне, только сейчас она приступает к своему мандарину. Однако девушка не стала его очищать, а принялась кусать, как яблоко. Удивительное существо, будто не от мира сего... Мне захотелось ей помочь, ноги сами подвели меня к ней. Протягиваю руку к надкушенному мандарину, но она внезапно оборачивается, и вместо фрукта я касаюсь ее лица. Такое нежное и гладкое, без единого изъяна. От этого прикосновения мотылек во мне вспыхнул, и как-то стало не по себе. Я смущенно оторвал взгляд от удивленных жемчужин, переводя его на мандарин. Руки молча отобрали его и принялись очищать от тоненькой кожуры. Она внимательно наблюдала за каждым движением моих пальцев, от этого мои щеки буквально пылали огнем. Как же неудобно... Никогда прежде не доводилось испытывать подобное... Закончив этот мучительно долгий процесс, поднимаю голову: снова две жемчужины... Облизываю пересохшие губы... Кажется, легким не хватает воздуха либо у них уже давно передозировка, как и у моего крылатого приятеля. Протягиваю очищенный фрукт, а она нарочно прикрывает веки, открывая свой аккуратненький ротик. На удивление, я подчиняюсь ей и протягиваю один кусочек. Теперь уже все тело воспламенилось... Она резко раскрывает веки и вновь смотрит мне прямо в душу. Неожиданно какая-то неведомая сила тянет меня за ниточки, сокращая расстояние между нашими устами. Последний вздох ветра проносится между нами, а затем мои обветренные губы накрывают мягкие девичьи. Мотылек счастливо запорхал, сердце бойко заколотило по ребрам, легкие открыли второе дыхание, тело наполнилось нескончаемой энергией. Я действительно ожил и расцвел, как в день моего рождения, только теперь вместо смерти я разделял свою жизнь с Луной, что вдохнула ее в меня. Мандарин выпал из руки и полетел с обрыва. Где-то над головой прокричал ястреб, мир оглох, даря сумасшедшее биение сердца наших тел в этот морозный вечер на верхушке горы, что величественно возвышается над деревней со своими еще большими сестрами. « - Прооочь!» - прокричал незваный демон в моей голове. Я оторвался от полюбившегося кислорода: его обладательница посмотрела мне в глаза извиняющимися жемчужинами, а затем и вовсе скрылась средь стволов мощных хвой. Я снова остался один, очарованный этой девушкой и с таинственной головной болью, от прозвучавшего внутри демона… По возвращении домой всех ожидал праздничный ужин. Я совсем забыл о Рождестве и подарках для близких… Тем не менее, обо мне не забыли и простили, сославшись на то, что в Новый год я буду Дедом Морозом и возмещу им все в тройном размере. Правда, они уже заранее знают наперед – из-за частого прохлаждения в лесу мой мозг напрочь отказывается вспоминать что-либо связанное с тем, что располагается за чертой лесистого покрова. Еще раз извинившись и поздравив деда и сестру с праздником, я покинул их и заперся в собственной комнате. Хоть Лили и была расстроена подобным поведением, но она прекрасно понимала меня, даже не зная о произошедшем, поэтому оставила какие-либо попытки удержать хотя бы в своей компании. Комната встретила меня мертвой тишиной, прохладным воздухом из открытого окна и разноцветными огоньками елки, что стояла за ним. Смотрю на ночную улицу и понимаю – внутри меня еще поет мотылек, заглушить которого я не желаю. Прохожу вглубь комнаты, откуда веет канифолью, свежестью и детством… Нахожу стол и включаю на нем небольшую лампу, чтобы сполна вернуться в пучину сегодняшнего дня. Где-то сбоку стоит кровать, и я, закрывая глаза, падаю на нее тяжелым грузом. Легкий скрип, я лежу плененный своим же мотыльком. От приятного на душе осадка угасающего тепла и немного смятения сердце забилось чаще, разгоняя по телу жар. Я размыкаю веки, взгляд тотчас попадает на старенькое пианино – теперь мои руки зудят в желании излить душу клавишному другу детства. Резко поднимаюсь с кровати, отыскиваю нотную тетрадку с ручкой и отправляюсь к музыкальному инструменту. Прежде в праздничные дни музыка сочилась от стука каждой клавиши, что под игрой искусных пальцев становилось воздушным бельканто – я всегда наслаждался маминым исполнением, с каждым разом все больше поражаясь ее мастерству и виртуозности. Именно она была источником моего вдохновения для того, чтобы начать играть. Сев за старенький инструмент, я бережно поднял крышку, опустил пюпитр, поставил на тетрадь и ручку для письма, а затем пальцами коснулся пожелтевших клавиш. Внутри затрепетало, переполняя разум пестрыми эмоциями, от которых он разрывался все это время, разрываясь между лесом и деревней. Пальцы ловко скользили, погружая струны давнего приятеля в глубокое звучание, будто каждой подушечкой касаясь морского дна, где потонул Титаник и тайна двух влюбленных. Холодные стены комнаты вновь наполнились жизнью звучания влюбленного мотылька, радужные крылышки которого так бодро бились в сказочном танце, освещая ярким сиянием вокруг себя. Сердце, как сумасшедшее, пробивало путь на волю, пульсируя в каждой частичке тела. Кровь, как бушующее море, терзала тесные сосуды, а голова изливалась звоном ангельского пения. Рядом с носом прошелся легкий шлейф паленых листьев ушедшей осени, деревянное фортепиано преобразилось хрупким женским телом, что было бледным как призрак. Теперь пальцы искусно блуждали по обладательнице раскосых жемчужин, нежно прижимая ее к своему телу в страстном танце, где царили только ночная свежесть лесной хвои, звездный небосвод с изредка пролетающими метеоритами, лунное сияние и наше отражение в озере, где души кружили в таинственном вихре осколков разбитого графина. Идеально седые волосы приятно ударялись мне в лицо, каждым движением целуя меня с долей покалывания. По языку сочился соблазнительный привкус свежести и лесной хвои, что прожигал меня изнутри. Я был ее тенью, а она моим лучиком света. Я сходил с ума от осознания близости к Луне, и это чувство сладко порхало теперь уже внизу живота. Не в силах боле молчать, утопая в этом немыслимом блаженстве, я запел: Я убегаю от себя Во тьму зовущей чащи, Где с каждым днем все чаще Подвластна бездны пустота. И в поисках тебя, Бросаюсь в хладные ветра, Где меркнут разума слова В глуши забвенного себя. Замерзло время, как вода, И прошлое уже прошло, Мне стало как-то тяжело От стрелок медленного хода. И мгла окутала леса, Как будто белым покрывалом, И пала с неба карнавалом Скорбных дум моих мечта. И снова я зову тебя, Молясь в ночи бессонной, Как будто ею затворенной Для разума любя. Как путник утопаю, В безжизненном движении, Душевном угнетении Все мысли охлаждая. И в небе звезды наблюдая, Тушка падает в овраг И я бьюся, как дурак, В миг от жизни ускользая. А когда, открыв глаза Лунным светом озаренный, Вихрем радуги плененный, Разум вьется как лоза, Вижу только серый взгляд Двух жемчужин океана Белоснежного капкана, И на сердце нежный яд. Звуки демона гласят, Назло душу раздирая, Скрипом веток прогоняя В жизни первый мой закат. Но свежий воздуха глоток Дал мой белый мотылек…