the butterfly tattoo (h.s.)

the a team by ed sheeran Анорексия действительно отталкивает, особенно когда ты находишься в той стадии, где хочешь стать лучше, но трудно поверить, что «лучше» вообще возможно. Я знаю. Я всегда сижу одна в кафетерии в школе, возможно, с увядшим салатом или каким-то водянистым яблочным пюре перед собой, чтобы всё выглядело так, будто я пытаюсь. Но мне надоело пытаться так же, как и прятаться. Если кто-то решит пройти мимо, с их обычным отвращением, я натяну улыбку, может быть подожду минуту или две, так что никто не сможет сказать, насколько я разбита. Но конечно же, минута или две всегда возвращаются обратно, что приводит к спешке в ванную комнату с несколькими поддельными улыбками, направленными в сторону лиц с ещё большим отвращением, попадающихся по пути. Улыбка, взмах рукой, приподнятый подбородок. Всё хорошо, спасибо, что спросили. Иногда я задавалась вопросом, что если кто-нибудь заметит, но если кто-то и заметит, то не подаст виду. Иногда я задавалась вопросом, что если мои поддельные улыбки делают меня ещё большим уродом, чем я есть. Худые ноги; поддельная улыбка. Бледное лицо; поддельная улыбка. Несколько путешествий в ванную комнату; поддельная улыбка. Список продолжался и продолжался, у меня так много недостатков. Так много несовершенства. Смешно, потому что причина, по которой я перестала есть, — я собиралась избавиться от недостатков, но всё, чего я достигла, — только увеличила их количество. * * * * * Это был особенно плохой день. Я открыла глаза, заставила себя подняться с кровати и подойти к зеркалу. Мой живот болел; оставшийся симптом после поздней ночи/раннего утра со рвотой, плачем и ещё большей тяжестью в животе. Я поплелась в душ, вымыла свои светлые волосы и худое тело и вышла, чувствуя себя ещё хуже, чем раньше. Я сделала глубокие, шаткие вздохи, посмотрела на своё отражение, а затем начала практиковать вид «счастья». Жалко. Кто должен тренировать счастливый вид? Просто будь. Будь счастливой. Это нормально. Я ненормальная. Я урод. Вот так. Я пошла в свою комнату, засучив рукава банного халата. Там, на моём комоде, лежала небольшая коробка с ювелирными украшениями. Она была заперта. Так надо. Никто не должен знать. У меня был ключ. Он висел на цепочке на моей шее. Я никогда её не снимала; я не могу его потерять. Его потеря будет означать потерю рассудка, прощание с чувством онемения. Я открыла шкатулку и достала осколок стекла. Один порез, два пореза, три, четыре. Дюжина. Теперь другое запястье. Один, два, три, четыре, глубже, глубже. Кровь. Так много крови. Слёзы, всхлипы. Крик, плач. СТОП! Мне надо остановиться. Я бросила стекло в стену, и оно разбилось. Всё моё тело дрожало. Живот болел. Запястья кровоточили. Я наклонилась над своим мусорным ведром, и меня вырвало. Я зарыдала. Меня ещё больше вырвало. Улыбка. Никто никогда не узнает. * * * * * Я подъезжала к зданию школы, поправляя свою майку с графической надписью. "Живи, Смейся, Люби". Вот, что было написано на майке. Я жила, в мёртвом смысле этого слова. Я делала вид, что смеюсь. Это считается? Но не было никого, кого я могла бы любить. Да и никто не любил меня. Ещё нет. * * * * * Я открыла дверь машины, перетаскивая груз, которым был мой рюкзак, через плечо. Я пыталась выглядеть настолько сильной, насколько это было возможно, пока я поднималась по главным ступенькам, глубоко вдыхая на каждом шагу. Тогда я и увидела его. Прячущегося в тени, с банданой, обвязанной вокруг головы, тенью под глазами. Порванные обтягивающие джинсы, которые смотрелись на нём слишком хорошо, и клетчатая рубашка поверх белой майки. Он был новеньким. Иначе он бы уже сказал мне что-нибудь неприятное, как все остальные. Скоро появятся оскорбления, как и всегда, когда новые дети пытаются вписаться в общество. Его голова была наклонена к чёрному iPhone в руках, несколько локонов его кудрявых коричневых волос выпали из причёски. Что я могу сказать? Выглядел он великолепно. Слишком плохой внешний вид ничего не значит, когда дело доходит до внутренней личности. Перестань пялиться. Он заметит тебя. Ууупс. Слишком поздно. Он посмотрел вверх, выходя из тени и осветляя цвет лица. Он посмотрел на меня своими прожигающими зелёными глазами. Вау. Я фальшиво улыбнулась, а затем продолжила поднимать себя по ступеням. — Могу ли я помочь тебе? Я подпрыгнула, развернулась и увидела его. — Что, прости? — пробормотала я. — Будь здесь, — он слегка улыбнулся, а я попыталась не расслюнявиться, когда появились его ямочки. Ямочки; одна из моих слабостей, когда дело доходит до парней, вместе с британским акцентом, который также был у этого парня. Прекрасно. Я влюбилась в него, сама ещё этого не осознавая, а затем... БУМ! Он поменяет своё отношение ко мне, как и все остальные. Прежде, чем я поняла это, он схватил мой рюкзак, поднял его по ступенькам и поставил около своего. Затем он спустился, взял мою руку своей большой, а второй рукой приобнял за талию, помогая мне подниматься по ступеням. Он любезно подвёл меня к стене. — Вот, присядь. Отдохни немного. — Я в порядке, — ответила я. — Нет, — он обеспокоенно посмотрел мне в глаза, — ты не в порядке. Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но не смогла подобрать слов. Никто никогда не сможет понять, как я беспомощна, оставлена на произвол судьбы. Я села, а он ослабил хватку на моей руке. — Спасибо, — пробормотала я, поправляя рукава. Я ни в коем случае не позволю ему увидеть то, что я прячу под ними. — Без проблем, — он сел около меня, его плечо касается моего. — Я Гарри. Я прочистила горло. — Лиллиан. — Рад познакомиться с тобой, Лиллиан. Что? Серьёзно? — Взаимно, — ответила я, раскрывая свой рюкзак, чтобы найти бутылку воды. — Ты в порядке? Я посмотрела на него. Его глаза, полные заботы, осматривали моё лицо. — Да, — ответила я, вновь смотря вниз. — Я в порядке. Что происходит? Я едва знаю этого парня, более того, я никогда не знала того, кто бы заботился обо мне так, как сделал это он. Меня разыгрывают? Конечно, отправьте прекрасного, кудрявого, британского парня с ямочками поиграть с психом-анорексичкой. — Мне нужно идти. Урок, — промямлила я, вставая. Я схватила рюкзак, заправляя тёмно-рыжую прядь волос за ухо. — Тебе нужна помощь? — Нет, правда. Я в порядке. Я сама справлюсь. — Хорошо. Неловко. Иди. Иди и найди себе красивую блондинку из команды черлидеров, с которой ты сможешь поболтать. Я справлюсь. Но он следовал за мной к классу английского, собирая взгляды ото всех вокруг. Серьёзно. Уходи. Ты не хочешь, чтобы они поливали грязью и тебя. Он не получил ни одного моего мысленного сообщения. На самом деле, он даже зашёл так далеко, что сел прямо около меня в классе. Это всё завершает. Приготовься к тому, что теперь тебя будут избегать все студенты. Все заходили, смотря в нашу сторону. Я поставила рюкзак около себя, затем спрятала лицо в руках. Я услышала хихиканье. Затем цоканье дизайнерской обуви по керамическому полу. Быстрое, как молния, щёлканье наманикюренных ногтей по клавиатуре iPhone. Чудесно. Черлидеры. И слегка позади них, парни, оценивающие вид сзади. Я посмотрела вверх, натягивая улыбку, пока они проходили к своим местам. Без предупреждения кто-то пнул мой рюкзак. Книги и бумага разлетелись по полу. — Держи свой рюкзак подальше от прохода, уродина. Это был Эмери, капитан баскетбольной команды. Он возвысился надо мной, усмехаясь, когда я наклонилась, чтобы убрать беспорядок. Не плачь. Ни одной слезы. — Эй, друг. Оставь её. Я посмотрела назад. Гарри стоял, уставившись на Эмери. Что ты делаешь? Остановись. — О, у тебя появился защитник, да? Я закричала, когда Эмери изо всех сил дёрнул за волосы. — Хочешь, чтобы я оставил её в покое? Заставь меня сделать это. — Эмери Уилсон! Зашла мисс Гарсия, преподаватель английского. Эмери сразу же отпустил мои волосы, и я упала на пол, сильно ударяясь локтем. Гарри наклонился рядом со мной, чтобы собрать разбросанные листы бумаги. — Наказание, мистер Уилсон. Присаживайтесь, — скомандовала мисс Гарсия. Я запихнула книги в рюкзак, забрала стопку бумаг у Гарри и засунула их туда же. — Я буду в туалете, — пробормотала я. Я встала, перекинув рюкзак на плечо. Черлидеры тихо хихикали позади меня. Я развернулась, улыбнулась, вышла. * * * * * Я вышла через переднюю дверь, спустилась по ступеням, вытирая несколько дурацких слёз по пути к машине. — Лиллиан! Я вздохнула, но продолжила идти. Гарри бежал за мной. — Подожди! — закричал он, схватив меня, когда я открыла дверь машины. Он положил свою руку на моё плечо. — Эй, — сказал он мягко. — Всё в порядке? — Ты знаешь ответ, — огрызнулась я. — Ты в порядке, я знаю, — сказал он. — Я просто- — Не надо, — я потрясла головой, играя с ключиком на шее. — У меня трудная жизнь, и поверь мне, ты не хочешь в неё впутываться. — Я просто пытаюсь помочь. — Спасибо, но мне не нужна ничья помощь. Он посмотрел на меня, затем схватил руку. Я ахнула, как только поняла, что по рассеянности приподняла рукава, открыв то, что прятала под ними. — Тогда зачем ты сделала это? — спросил он, легко проводя своим большим пальцем по единственному слову, которое я вырезала на своей коже этим утром: ПОМОГИТЕ — Я... Я просто... — но я остановилась, потому что он приложил свои губы к моему запястью и оставил ряд мягких поцелуев. Он перешёл на моё второе запястье, выполняя тоже самое. — Оста-остановись... Пожалуйста, — прошептала я, пытаясь не заплакать. Мне не было больно. Это успокаивало, на самом деле. Просто было по-другому. Никто никогда не утешал меня таким образом, и я не хотела, чтобы ему было больно, потому что мне было. Он посмотрел на меня, его губы слегка приоткрыты, глаза полны беспокойства, и я думаю, что он близок к тому, чтобы тоже заплакать. Я положила руку поверх своего рта и посмотрела на него, слёзы лились почти ручьём из моих глаз. — Ты не должен был это увидеть, — прошептала я. Он окружил меня своими руками, заключив в крепкое объятье. Я выпустила всё. Всё, что я пыталась так долго скрывать. Я отпустила это. Я плакала, пока не истощила себя, а затем заплакала ещё сильней. А он просто обнимал меня, поглаживая спину и качая взад-вперёд. Именно тогда, это было всё, что мне нужно.