Правила съёма: Метод Холмса

У доктора Джона Хэмиша Ватсона был очень, очень странный день. С первой секунды своего бодрствования он погрузился в мир легкого, но отчетливо ощущаемого безумия. Джон проснулся солнечным и погожим утром от того, что через стенку было явственно слышно, как чудаковатый человек-вдохновение Ричард Брук, подающий надежды актер и рушащий надежды сосед, декламирует очередной поэтический шедевр дней минувших, и декламирует настолько громко, насколько позволяют ему его легкие. А легкие у Брука, надо отметить, были мощные, пригодные к испытанию парочкой марафонов. Как минимум. Приподнявшись на кровати, Ватсон удрученно прислушался. Звуки, которыми, возможно, в аду пытают грешников на круге этак пятом, шли слегка сверху, тонкие стены между квартирами позволяли живо вообразить человека искусства, который в порыве любви к поэзии забрался на табуретку и театрально размахивает руками с томно прикрытыми очами. Натягивал штаны доктор под прочувственные завывания: - ...Я знаю всё!.. Я ни-че-го не знаю! Мне из людей всего понятней то-о-от, Кто лебедицу... вороном зове-е-ет!!! Пока он, уже одетый, выходил из комнаты, чтобы совершить традиционные утренние ритуалы, сосед перешел от Франсуа Вийона к Франческо Петрарке, поэтому когда Джон вернулся в спальню, чтобы взять мобильный и еще кое-какие важные вещи, Ричард экзальтированно вопил за стенкой: - И позади, и впереди - одно! И вспоминать, и ждать не-вы-но-си-и-имо! И только, ах!, страхом божьим объяснимо, Что думы эти не пресе-е-ек давно! «Лучше бы он актерскую карьеру свою пресек, или место жительства сменил, ей-богу», - подумалось не слишком-то радостному Ватсону, пока он торопливо рассовывал по карманам нужную на работе мелочевку. Вообще, в его мыслях еще было про пресечение жизни Брука, но Джон быстро отмел этот вариант, ибо был человеком хорошим, широкой души и стальных нервов. Выйдя из квартиры, доктор встретил молчаливого соседа сверху, который бодро поднимался к себе, ведя на поводке такого же молчаливого добермана с глазами как минимум дьявола, а как максимум — соседки снизу, которую Ватсон однажды слегка залил, подпортив обои цвета «Рассветное небо над Тихим океаном», когда пытался устроить романтический прием ванны при свечах своей тогдашней подружке. - Здравствуйте, мистер Моран, - вежливо улыбнулся Джон, мягко кивая соседу и опасливо косясь на добермана, который не зарычал, но яростно оскалил зубы. - Утро, - буркнул Моран таким тоном, будто просто констатировал тот факт, что этот мир, как ни странно, пережил ночь. И прошествовал на свой этаж, громко стуча каблуками безукоризненно чистых ботинок. Его пёс напоследок бросил на доктора взгляд «Ну ладно, сожру тебя в другой раз, презренный ты слуга клятвы Гиппократа». Ватсону не нравились его соседи, нет, нет, нет. Как-то ни капельки они душу не грели, знаете ли. Иногда Джону казалось, что где-то был устроен конкурс «Наиомерзительнейший сосед века, мать твою», и трех победителей услужливо подселили к нему. И уже год бывший биатлонист Себастьян Моран, актер малых и больших театров Ричард Брук и неудачливый жокей Ирэн Адлер портили доктору жизнь. Когда Джон прибыл на работу, в дороге чуть трагически не погибнув под колесами ядовито-зеленого велосипеда, его встретила очередь в целый коридор. Состояла она, как и обычно, из пациентов, из которых действительно больна была в лучшем случае половина, остальные же просто скучали или банально впали в легкую истерию из серии «я умираю, потому что мои раны не заживают так быстро, как у Росомахи». Среди хмурых и озабоченных лиц коллег, сновавших туда-сюда, явно не радующихся наступлению нового рабочего дня, выделялось светлым, похожим на блинчик, пятном, лицо Майка Стемфорда, которое сияло счастьем и радостью. Зайдя в кабинет следом за Джоном, готовящимся принимать пациентов, Майк улыбался так, что его щеки, наверняка, были видны со спины, а губы были близки к тому, чтобы слегка треснуть. - Как ты поживаешь, Джон? - пропыхтел Стемфорд, лучась позитивом, от которого у Ватсона на душе стало еще тоскливее и почему-то удрученно заурчало в животе. - Нормально, Майк, спасибо. Подумываю над тем, чтобы переехать, - ответил Джон голосом, которым обычно сообщают о том, что кто-то умер. - А ты как? - О, переезд, вот оно как, - без причины, как и всегда, собственно, зарделся Стемфорд, перебирая пухленькими пальцами жалюзи на окне. - А я отлично, отлично. Зашел просто, ну, пожелать тебе удачного рабочего дня, вот... И принялся взглядом сверлить, странный человек со щеками цвета закатного солнца, живущий по правилу «я могу-у задолбать коллег, пока течет мой любимый кетчуп». - Спасибо еще раз, Майк, и тебе того же, - приязненно улыбнулся Ватсон, думая, однако, о том, что придется поправлять жалюзи, которые сослуживец привел в легкий хаос. - А, переезжаешь-то не в другой город, нет? - вдруг обеспокоенно осведомился Стемфорд, заморгав. - Нет, тем более, еще не переезжаю, только планы строю, - уточнил Джон, задумчиво приподнимая бровь. - Хочу найти тихую квартирку поближе к центру. - Ну ясно, - пожевал губами Майк. - Кхм, готов, так сказать, к труду и обороне? - Да, вполне, сами люди-то не вылечатся, верно? - М-м-м, конечно, конечно! Повисла тишина. Ватсон особо не знал, что сказать, но не очень этим тяготился. Его собеседник пошмыгивал носом и с проникновенным, но бессмысленным видом смотрел на Джона. Когда тот уже почувствовал себя странно, коллега вышел из легкого транса: - Тогда до... перерыва обеденного, да, - бодро и внезапно постановил Стемфорд и выпорхнул из кабинета, похожий на воздушный шарик в докторском халате. Ватсон озадаченно почесал нос, вздохнул, и приготовился лечить, врачевать, целить. В общем, рутинно зарабатывать на хлеб насущный и месячную подписку на канал HBO. Как обычно, пациенты были разные, но каждый со своим особым сюрпризом. И сюрпризом из серии: ты вдохновенно ел суп, а на дне тарелки обнаруживаешь дохлую мышь. Скромная миловидная женщина, с громко чихающим мужем, приправляющим каждый чих очень-очень-очень тихим, но крайне некультурным ругательством сквозь зубы, который явно не хотел идти на прием к врачу. Поэтому смотрел на Джона так, будто готов был выкинуть его из окна, потом сжечь его труп и использовать прах вместо лекарства. Пенсионерка, панически боящаяся, что ее простуда передастся чихуахуа «Сахарку Тоби, храброму и умному, но такому слабому по здоровью мальчику», яро требующая побольше каких-нибудь мощных таблеток. Суровый мужчина, похожий на дровосека, несмотря на строгий офисный костюм, сильно застудивший спину и параноидально подозревающий, что это каким-то образом отразится на его потенции. Горько плачущая молодая девушка, которая так и не объяснила, что ее беспокоит, а просто посидела, покапала крупными слезами на стол доктора Ватсона и ушла. Пенсионер, решивший почему-то спросить у доктора, не является ли сатанизмом разведение коз. К обеду Джон понял, в очередной раз, всю тленность этой жизни. «Еще два пациента, и перерыв», - подумал он, тряхнув головой, заранее растягивая губы в приветливую улыбку, от которой уже начинало слегка сводить челюсть. Дверь открылась, на пороге возникла дама, на лице которой читалось страдание Гамлета, юного Вертера и Раскольникова вместе взятых, помноженное на количество раз, когда Фродо Бэггинс находился в прострации и его кто-то спасал. Театральным жестом она прижимала руку к груди, трепещущей в экстазе близости к современной медицине. Изящно сев (стул издал звук, похожий на жалобный стон) напротив Джона, женщина ме-е-едленно смежила веки, потом, сверкнув глазами, наклонилась вперед так, что Ватсону тут же захотелось отодвинуться, и жарко прошептала: - Мне осталось жить мало, столь мало, дорогой доктор... - Почему же? - невозмутимо осведомился Джон, складывая руки на груди и слегка отодвигаясь-таки от нее. Такой тип пациенток он знал слишком хорошо, приготовился биться с драконом маразма. - О-о-о, ваше спокойствие сейчас абсолютно некстати, - с интонациями злодея из супергеройских фильмов протянула женщина, барабаня наманикюренными сарделькообразными пальчиками по столу. - Я очень серьезно больна. Очень! - Чем же, миссис... Гилберт? - мельком глянув ее фамилию в карте, живо поинтересовался Ватсон, откидываясь на спинку кресла. - Я Вас слушаю. - Это рак, доктор! Непременно. У меня во рту небольшие такие язвочки. Уж я-то знаю, что это значит. Пациентка слегка надула губки, будто ее собрались фотографировать. По драматичности взгляда можно было решить, что фотографировать ее будут сразу для некролога в газете. - Почему Вы думаете, что это обязательно рак? - осведомился Джон, устало потерев переносицу. - И почему Вы тогда не пошли сразу к онкологу? - Ничего они не понимают, эти онкологи, - стукнула ладошкой по столу миссис Гилберт. - Я была у одного. Он сказал, что это стоматит, представьте себе. - Разрешите, я гляну? Дама с радостным азартом открыла рот. Так широко, что Ватсон, наверно, мог бы спрятать в нем всё свое разочарование в этой жизни. Но пришлось ограничиться тщательным исследованием рта взглядом, наполненным безысходностью. - Еще какие-нибудь недомогания? - спокойно проговорил он, возвращаясь на место, беря шариковую ручку, чтобы выписать рецепт. Миссис Гилберт подвигала бровями в такт своим мыслям и прочувственно выдохнула: - Да, еще температура была легкая. - Ага, а решили Вы, что это рак потому что?.. - Потому что посмотрела в интернете, как же еще, - всплеснула женщина руками, глядя на Джона с умилением, с которым смотрят на глупеньких маленьких котят. - Но Вы ведь осознаете, что в интернете очень много неправды? - спросил Ватсон, смотря пациентке прямо в глаза, надеясь, что это окажет на неё большее влияние. - Даже на форумах, посвященных диагностированию заболеваний по описанию симптомов, много непрофессионалов, простых любителей. Практически каждое недомогание на таких сайтах признается смертельно опасной болезнью. Миссис Гилберт нахмурилась, ее рот принял форму буквы «о», выражение лица стало преглупым. - Не могли там ошибиться! У меня. Все. Симптомы. - с нажимом воскликнула она, тряхнув химически завитыми волосами. - Доктор, не бойтесь сказать мне, что дни мои сочтены. Я приму это мужественно. Пациентка сжала губы и быстро заморгала, будто пытаясь сдержать слезы, подражая, наверно, какой-нибудь несчастной героине из сериала про большую и чистую любовь. - У Вас стоматит, миссис Гилберт. Придется мужественно принять тот факт, что Вы не умираете, - утомленно, но крайне учтиво проговорил доктор. - Эта болезнь легко лечится, я сейчас напишу вам название мази, которую нужно будет купить. - Этого не может быть! - возопила женщина так громко, что из коридора послышался испуганный ропот. - Я чувствую, как смерть касается меня своим вороным крылом! «Маразм тебя своим крылом коснулся. И не раз», - сердито подумал Ватсон, но вслух сказал другое: - Причин смерти еще предостаточно, - утешил он пациентку, выписывая рецепт максимально аккуратными буковками. - Кроме болезни можно трагически погибнуть самыми разными способами, поверьте. - Да Вы смеетесь надо мной! - прошептала миссис Гилберт, вскакивая так быстро, что всё ее лишние килограммы испуганно заколыхались над столом Ватсона. - Не возьму я Ваш рецепт. Зачем мне лечить стоматит, когда это рак! И она стремительно вылетела из кабинета на крыльях обиды и непонимания. - Дурдом, Господи, это просто какой-то дурдом, - выдохнул Джон, ероша волосы. Хорошо, до перерыва один, последний, пациент. Может, хоть он будет адекватным... Дверь открылась без вежливого стука, и в кабинет, будто к себе домой, уверенной походкой вошел высокий (рядом с такими людьми Ватсон чувствовал себя Наполеоном, и далеко не в самом приятном смысле) мужчина, на лице которого читалось такое чувство собственного превосходства, с которым можно только родиться, приобрести такое невозможно. Да, в каждом движении видно было, что рожденному летать удобно плевать на тех, кто рожден ползать. И иже с этим. Прошествовав летящей походкой, как по подиуму, к столу Джона, пациент легко опустился на стул, встряхнул густыми черными кудрями и проговорил, скользнув ленивым взглядом по всей персоне врача общей практики: - Не нужно так удрученно смотреть, доктор Ватсон, я много времени у Вас не отниму, обеденный перерыв ближе, чем Вам кажется. Тем более, что Ваши любимые пончики из булочной напротив только-только выложили на прилавок, они будут свежими и излечат Вашу израненную душу. Джон не очень красиво вытаращился на мужчину, впечатленный тирадой и, что уж там, обрадованный прозвучавшими словами. Ему пообещали скорую свободу и пончики, а это вселяло в Ватсона веру в человечество и светлое будущее. - Но как Вы... - Мистер Холмс, - подсказал пациент, не отрывая холодных голубых глаз от лица Джона. И тут же ответил, не дав закончить вопрос: - Да посмотрев на людей, сидящих в очереди, нетрудно догадаться, в каком состоянии вы будете, проработав с самого утра до перерыва. Они же все абсолютные идиоты. - А про пончики Вы как узнали? - уточнил Ватсон, решивший тоже нагло пялиться на мистера Холмса, но не очень пока в этом преуспевший. - Да вон же пакет из булочной торчит из кармана вашего пиджака, - мимолетно указал мужчина на висящий на спинке кресла Джона пиджак. - На ткани следы сахарной пудры, а сахарной пудрой в этой булочной посыпают только пончики, появление на прилавке которых я наблюдал в окно пару мгновений назад. Ватсон, прочувственно открыл рот, потом закрыл его. Ощущая, что в нем сейчас образуется дыра от пронизывающего взгляда чрезвычайно внимательного к мелочам джентльмена, он все равно не сдержался от уважительного: - Мистер Холмс, это впечатляет! - Это пустяки, - отмахнулся пациент, но губы его дрогнули, будто он сдержал довольную улыбку. Пациент еще некоторое время просто смотрел на Джона, пару раз обведя глазами кабинет. Когда доктора это стало окончательно напрягать, и он открыл рот, чтобы поинтересоваться, что же болит у мужчины, тот вдруг выдал: - А Вы интереснее, чем я думал. Я передумал насчет времени, которое Вы на меня потратите. И времени, которое я потрачу на Вас. - Извините? - мягко говоря, слегка поразился, а говоря не мягко — совсем прибалдел Ватсон. - Не беспокойтесь, на перерыв Вы пойдете совсем скоро. Такого сомнительного удовольствия, как прием пищи, я Вас не лишу. - Ничего не понял, - честно признался Джон, одновременно проклиная этот странный день и начиная испытывать чувство необоснованного веселья. - Так, ладно. Давайте мы перейдем к делу уже. Что Вас беспокоит? - У меня было переохлаждение, - как ни в чем не бывало говорил мистер Холмс, гипнотизируя доктора взглядом. - Лимфоузлы воспалены, слегка болит голова. Не самые приятные ощущения. Надеюсь, что Вы посоветуете хорошее лекарство, которое подействует быстро. - Что ж, - Джон деловито встал, бодренько подошел к пациенту, пощупал лимфоузлы на горячей шее, темные кудри щекотали пальцы. - Воспаление не очень сильное, волноваться не о чем. - Я и не волнуюсь, - кратко ответил мужчина. Мистер Холмс смотрел снизу вверх, что-то в его глазах заставило Ватсона почувствовать себя немного неловко. Как будто он не лимфоузлы щупал, а на колени к пациенту пристроился и сладострастными пальчиками его за шею хватает. Такое смущение было ему абсолютно не свойственно в лечебной практике, тем более, с лицами мужского пола. Джон быстро убрал пальцы с шеи пациента и позорно поспешно ретировался за свой стол. - Я пропишу Вам отличный препарат, всё пройдет очень быстро, - затараторил он, корявенько чиркая на листе название лекарства. - Кхм, придете в пятницу, нужно будет убедиться, что всё в порядке. - Вот как, отлично, - низким, приглушенным голосом проговорил мистер Холмс, легко поднимаясь, протягивая руку, чтобы двумя пальцами взять рецепт. - Благодарю. - Поправляйтесь, - крякнул Ватсон, с поднимающимся откуда-то из недр сознания облегчением наблюдая, как странный тип направляется к двери быстрым шагом. Взявшись за ручку, пациент задержался, слегка повернул голову, легко ухмыльнулся: - В кафетерии рядом очень хорошая кухня, верно? Вы ведь именно туда направитесь сейчас. - Я?.. - растерялся Джон, думая, соврать или нет, но заинтригованный ангел правдивости убедил в нем трусоватого демона лживости. - Да, именно туда. - Тогда мы увидимся раньше, чем в пятницу, - коротко резюмировал мистер Холмс, улыбнулся, как сытый кот, и вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Доктор поморгал, пару минут пытался понять, бессмысленно пялясь в одну точку, что же это такое сейчас было. Потом нервно хохотнул и вышел из-за рабочего стола, готовый к вожделенному обеденному перерыву. Кажется, этот субъект немножечко, совсем чуть-чуть, псих. Или что-то вроде того. И он будет поджидать Ватсона в кафетерии. Но ни аппетит, ни настроение это Джону не испортило, ничуть. Даже наоборот.