Soul-Searching

      Я измеряла шагами уютную комнатушку с кожаным диваном и яркими картинами художников-любителей, украшавшими стены, и посматривала на часы. Туомас опаздывал, журналисты нервничали, а я так и вовсе отказывалась принимать ситуацию. Я боялась, очень боялась нашей аферы. Стрелки часов показали 16:00, стало быть – еще час волнений, и все закончится. Да… и зачем я только его послушала? Затем, что нам нужны деньги, затем, что надо как-то планировать будущее, и затем, что просто никогда не могла отказать. Чтобы хоть чем-то себя занять, я стала вспоминать прошедшие восемь месяцев.       Тот наш октябрьский полуночный разговор и взаимные подозрения не коснулись меня, но не остались незамеченными для Туомаса. Он был еще слишком слаб, чтобы подвергать нервную систему таким встряскам, уж не знаю, сколько времени он себя накручивал, но наше примирение своей благой роли не сыграло – Туомаса увезла «Скорая» с подозрением на микроинфаркт. На самом деле, никакого инфаркта не было, он просто переволновался, и организм ответил на такую встряску обмороком. Туомаса через пару дней выписали, категорически запретили нервничать и высказали мне всё, что думали. Я дулась и понимала, что фрау Эльза с мужем – правы, мы сами создавали себе проблемы на пустом месте.       Я продолжила работу в клинике, с каждым днем соображая, как бы выпутаться из проблем, а Туо остался скучать дома и лечить защемление нерва в ноге – последствия стресса. Я наивно полагала, что он ничего не знает и ни о чем не догадывается, но он изучил меня вдоль и поперек за все эти годы, да и шила в мешке не утаишь. Пока я думала, какой бы банк ограбить, Туомас без дела не сидел, поступив как обычно по-своему.       Пока он лежал в больнице, а меня к делам не подпускали, фрау Эльза, заранее наслав на свою голову все проклятья мира, рассказала Туомасу, почему я хожу чернее тучи и чья в этом заслуга. Пока он четыре года овощем лежал в палате, и я тряслась над ним денно и нощно, Фридрих прибирал к рукам денежки клиники и ее саму заодно. Уж не знаю, чего он там намудрил вместе с не слишком честной бухгалтерией, но как выяснилось, мы кругом были должны суммы с большим количеством нулей. Коммунальники присылали нам километровые счета, судебные приставы грозились засадить всех разом за решетку или забрать клинику за долги, и оставить всех без работы, у меня пухла голова, и настоящее не радовало. Штат требовал немедленного сокращения, народ сидел без зарплаты, а я уже готовилась сушить сухари. Полиция искала Фридриха и нашего главбуха Ирму по всей Германии, но мне было некогда ждать результатов их поисков. И вот, когда я уже готова была прийти домой и с рыданиями поведать обо всем Туомасу, он заявился ко мне на работу сам. Сияя как майское солнце и что-то пряча за спиной, Туо с порога заявил - Живем, Ханни! - Что такое? Ты что здесь делаешь? – не отрываясь от бесконечных бумажек, спросила я. - Решил не дожидаться вечера, у меня сенсация! - Какая еще сенсация? – непонимающе спросила я, а он брякнул передо мной пухленькую пачку Евро и диск в красивой упаковке. - Это – наш первый гонорар, Ханни, всё, можешь прощаться со своими проблемами! Пока я переваривала информацию, Туомас поведал мне, что все знает о долгах, что он в сговоре с фрау Эльзой, и что отныне все будет по-другому. Как только я уходила на работу, Туомас собирался следом и мчался к фрау, где и просиживал до вечера, вспоминая забытые навыки. У них было пианино, у Туо – шальная идея, вместе все это составило прекрасный тандем аферистов и неразлучных друзей. Старания не прошли даром, после нескольких неудачный попыток Туомасу все-таки удалось достучаться до черствого сердца менеджера звукозаписывающей компании, который как много лет назад расслышал в мелодии будущую сенсацию! На музыку были тут же написаны слова о том нашем памятном вечере, и обоюдных заблуждениях, и вручены одной подающей надежды дамочке. Песню записали, и понеслось. - И я еще думаю, что хватит раздавать песни, у меня есть ты, и ты будешь петь! – заявил Туомас, а я осталась сидеть с широко раскрытыми глазами.

***

      Вот так вот наши дела потихоньку стали ползти вгору. Туомас нарадоваться не мог, когда на первый приличный гонорар мы купили ему гитару, и он с головой окунулся в работу. Долги клиники были выплачены, я вновь с гордостью заняла место ведущего специалиста, коллеги радовались и потихоньку выпрашивали у меня диск с песнями. А потом была свадьба. Я в белом платье, Туомас в черном костюме, кольца, тихая уютная церквушка, и фрау Эльза с мужем, и слезы счастья, и клятвы, и любовь. Ничем не примечательное семейное торжество, к которому мы столько лет шли! Туомас взял фамилию Готвальд, один ушлый студент, по имени Тило, уже делал ему и мне необходимые для вылета из Германии документы, и я почему-то была уверена, что все будет хорошо. Диска с песнями Туомасу оказалось мало, и как только нам предложили выступить в одном клубе, стилизованном под Средневековье, он сразу же согласился. Меня не спрашивали. Так родилась баллада на немецком, повествующая о феях и вечной любви, наш самопальный дуэт бывших музыкантов набирал обороты, а я не находила себе места. - Туоми, неужели ты не понимаешь, что нам грозит? - Ханни, нам не грозит ничего, кроме денег, поверь мне. Кто помнит двух несчастных финнов через столько лет? Все встречают «Geheimnisvollen Wald»!       «Таинственный лес» - такое название мы дали нашему коллективу. Господин Вальд и его Тайна, под таким именем скрывалась я, а Туомас с улыбкой говорил, что полон мной без остатка. Нас действительно принимали на ура, проникшись атмосферой Ренессанса и волшебства. Все бы хорошо, но вот появились первые просьбы об интервью, и мне понадобились сердечные капли – журналистов не проведешь сказками, но Туомас сохранял стоическое спокойствие.

***

Итак, я бродила по комнате, пытаясь взять себя в руки, и дожидалась Туомаса, чтобы ринуться в омут с головой, точнее – в лапы журналистов. Как всегда мы друг друга не поняли В час, как листья, падали с кровью, И не вижу я света, и больно мне, Но подходишь ты в ночь к изголовью. Как всегда нам друг другу не высказать Этих чувств, что сокрыты под звездами, В ночь кричу я, распутавшись с мыслями, Ты пришла. И любить вновь не поздно нам. Как всегда нам любить запрещали Эти духи, что мир сотворили, Как всегда мы друг друга прощали, И в тиши растворяясь, любили. Как всегда наши крылья сгорали, Но взлетали мы в небо у самой земли, Мы любили, сгорали и знали, Что богов мы во всем превзошли. Как всегда нас цари проклинали, Мы спешили друг к другу средь осени, И мне листья в тумане сказали, Что подернулись волосы проседью. Как всегда расстрадалась вновь вьюга, Хлопья снежные падают в душу, Мы с тобой отыскали друг друга, Одолеем еще одну стужу. Как всегда оказалось все к лучшему, Подсказал нам седой океан, Что проблемы от случая к случаю, И любовь лишь - спасенье от ран. Как всегда сам собой дан ответ, И сама отыскалась награда, Ночь с рассветом уходит на нет, А жизнь в том, что со мною ты рядом.

***

      Я лежала на диване, прикрыв глаза, и позволяя Туомасу гладить меня по бедру, и отказывалась думать, о чем бы то ни было. Мне уже даже не было страшно, мне было как-то, безразлично, что ли, равнодушно и безразлично. Ну, узнают все, и что с того? В тюрьму нас не посадят, в клинику ветеринарную для опытов не сдадут, в золоченую рамку не облачат и не повесят на мраморной стене. Мы не инопланетяне и не привидения, мы – обычные люди, слегка потрепанные жизнью, а общество любит сенсации о чужих нелегких судьбах. Может и к лучшему всё, не надо будет прятаться, собирать деньги, подделывать документы, и можно будет, наконец, вернуться домой. А может и не узнают, будем жить как раньше, будем выбирать ёлку и готовиться к Рождеству. Короче, я запуталась, но виду не показывала. Громы и молнии я метала пару часов назад, когда уверенный в себе Туомас вещал назойливым журналистам какой-то бред, а мне подсовывали под нос микрофон, от которого я благоразумно уворачивалась. Хотелось не прислушиваться к разговору, да только это у меня выходило плохо. - Господин Вальд, почему Вы храните инкогнито? - Потому что, друг мой, музыка не имеет лица, она идет откуда-то из высших сфер и касается сердец. Каждый видит в ней то, что ему угодно. Боже, ну и бред! Вычурности Туомаса позавидовали бы в этот миг великие трубадуры, журналисты морщились, поняв, что этого чудака так просто не проведешь. Я считала минуты до окончания этого чертового интервью! Следующая фраза заставила меня похолодеть. - Мы заключили контракт с группой “Fallen Engel” , я думаю слегка разбавить наши баллады тяжелым звучанием. Запишем вместе альбом, выпустим его, если повезет – отправимся в небольшой тур по Германии. - Как интересно, - проговорил рыжий представитель местной желтой газетенки, - Но группа же лишилась обоих своих вокалистов, что вы намерены делать? - Друг мой, для этого у меня есть моя прекрасная госпожа Тайна, да и я сам еще в состоянии пропеть несколько нот. Я чуть со стула не упала. О том, как я опрометью тащила Туомаса по коридорам студии и рассерженной змеей шипела на него, я лучше умолчу. Он только улыбался и посматривал на меня с хитрой улыбкой. - Ты с ума сошел! Нет, скажи честно, ты хоть понимаешь, во что ввязался? Да через неделю все газеты будет украшать твоя физиономия, подписанная не чокнутым музыкантом, вздумавшим поиграть в Средневековье, а Холопайненом, вдруг «ожившим» непонятно как! - Ханни, успокойся, - в двадцатый раз проговорил Туо, глядя на меня сверху вниз, - Выпей чайку. - Отстань от меня! Как ты не можешь понять – ты слишком узнаваем!!!! Твой стиль написания музыки фанаты не спутают ни с кем, хоть и пародий под тебя было достаточно. Нет, мало тебе всего, ты еще в рок вздумал влезть, петь решил! Вот зачем? - Ну, дорогая, так интереснее…. - Ага, а потом ты потащишься через всю страну, договоришься с хором и оркестром и забацаешь здесь старый-новый Nightwish! Туо, нас все узнают, не только в Германии, дома – тоже. А мы понятия не имеем о том, что там творится сейчас! - Только не бей сильно. Вот так всегда. Не к месту, не вовремя и не сейчас. Я сдалась. Просто легла на диван и позволила ему делать всё, что заблагорассудится.

***

      Когда через две недели я теребила в руках наушники и просматривала новенький клип на написанную нами песню, то понимала, что все-таки оказалась права. Как Туомас не старался маскироваться, ему это не удалось: тяжелая музыка была слишком родной ему стихией, вот он и творил там всё, что вдумается. Клавишник «Падшего Ангела», рослый красивый парень по имени Людвиг, смотрел на Туомаса как на сошедшее с небес божество, только что ниц перед ним не падал. Конечно же, ушлая кучка любителей сенсаций давно уже перезнакомилась между собой, заключила контракт, втайне от меня, и тянула за ниточки судьбы, в какую хочется сторону! Да…. Песня вышла отменной, но для гаражной группы слишком узнаваемой и богатой.       Я ни о чем не говорила, ни в чем не упрекала, просто тайком придумывала, как буду объяснять свое «воскрешение», спасение Туомаса и прочие важные вещи, от которых раскалывалась голова, и хотелось реветь в три ручья. В то, что нас не разоблачат, я не верила. Так просто не бывает! Ладно я, никому уже не известная финская певица, но Туо, уж его-то вокал, в три строчки звучащий в припеве, нельзя было не узнать! Слишком уж Финляндия любила своих героев! Короче говоря, я вновь плюнула на все и осталась молча дожидаться результата. Наша песня гремела изо всех утюгов и чайников, клип крутили все известные и не очень каналы, а в это время далеко в Швеции наша любимая подруга и кумушка Туомаса – Анетт, трезвонила лучшей подруге Тарье и кричала в трубку одну фразу: «Сейчас же включи телевизор!».

***

Я с улыбкой посмотрела на Анетт и схватила с тарелки пирожок. - А все они тогда посчитали меня сумасшедшей, все, кроме Тарьи. - Да уж, женская интуиция – она такая, непредсказуемая. Я тогда чуть Туомаса не убила за его страсть к загадкам и всему прочему. - Правильно сделала! А я собиралась после Рождества схватить Анне в охапку, вызвонить Тарью и ехать в Германию, бить Туомаса где-то пониже спины и выяснять причины вашего появления через столько лет. - Вот-вот, а мы взяли и сами явились домой. Ну, сама посуди…. - Ты кушай-кушай, и рассказывай потихоньку, - Анетт пододвинула тарелку поближе и подперла ладонью подбородок. - Да что рассказывать, собственно. Диск в дуэте с новой группой разлетелся в считанные недели, клип получил необходимые ротации, журналисты вооружились ручками и клавиатурами, накатали нам хвалебные отзывы и разоблачающую сенсацию! Как только первые полосы музыкальных журналов украсили наши физиономии, наши, а не Вальда и Тайны, мы уже были за пределами Дрездена. Я собиралась устроить небольшой пикничок и уехать домой. - Ты все-таки его простила, - хмыкнула Анетт. - А что мне оставалось делать? – вопросом на вопрос ответила я, - Я столько с ним намучилась за эти годы, да и он сам с собой тоже, что убивать его за раскрытие тайны было бы настоящим кощунством. - Кстати, он домой не собирается? – строго спросила подруга, пряча лукавый огонек в глазах. - Я к ним завтра сама явлюсь, разговор есть, серьезный. - Это какой же? - Сегодня утром я, когда отвозила Анне в художественную школу, нос к носу столкнулась с Мери.