you are always

Кагеяма почти всегда просыпается первым. Переворачивается с боку на спину, потирает заспанные глаза, лежит так минуту прислушиваясь. Мир постепенно наполняется звуками, словно кто-то поворачивает тюнер: за окном шелестят по асфальту автомобильные шины, переговариваются соседи, ветер колышет листья, и этот звук напоминает Кагеяме тихий, убаюкивающий шёпот. Он едва не отключается снова, но в последний момент сознание успевает уцепиться за реальность. Ему в бок тычется тихо посапывающий во сне Хината. Кагеяма упирается взглядом в его растрёпанную макушку. Хината тёплый и ласковый, блин, вообще другой человек, и Кагеяме — в который уже раз — странно. Такому Хинате даже съязвить не захочется, и не раздражает он в совсем. Хината во сне дёргает головой, двигает губами, словно хочет что-то сказать — или съесть. Кагеяма осторожно касается его щеки и приоткрытых губ, и Хината выдыхает, едва слышно и мягко, и от этого у Кагеямы мурашки по всему телу и пальцы на ногах поджимаются. Солнечные лучи светлыми пятнами ложатся на простынь и лицо Хинаты, а у Кагеямы в мозгах замыкает и искрит. Он нависает над Хинатой, гладит его по лицу, сжимает осторожно шею, так что Хината вздрагивает во сне и делает рваный вдох. Кагеяма не помнит, когда начал заводиться от таких вещей. Когда начал заводиться с пол-оборота. Чёртов Хината. Ладонями по внутренней стороне бёдер к самому паху, раздвигая Хинате ноги, раскрывая его; у Кагеямы дрожат руки, когда Хината дёргается, всхлипывает и пытается свести колени вместе. У Кагеямы руки едва не колотятся, когда Хината прогибается в спине, и его футболка (на пять размеров больше, серьёзно) задирается до самого пупка. Это горячо и нечестно. Кагеяма прижимается губами к животу Хинаты, лижет, кусает и целует, и Хината под ним дрожит, тихо постанывая. — Кагеяма, — зовёт Хината, и у него такой голос, он так произносит его имя, что Кагеяма почти готов кончить. Выражение лица у Хинаты ещё веселее, и Кагеяме почти больно, оттого как сильно у него стоит. Хината сонный и ни хрена не понимающий, совершенно потерянный, волосы всклокоченные, а под тканью трусов прорисовывается полувозбуждённый член. Кагеяма хочет его до темноты перед глазами и гулом крови в ушах, хочет втрахать в постель, а потом трогать, трогать и трогать, разбитого и разморенного. Хината хватает Кагеяму за ворот футболки и тянет к себе, тычется губами куда—то в подбородок, пока не находит его рот, а потом они целуются, и Хината прижимается к нему, льнёт всем телом, податливый, словно глина. — Отличное начало дня, — выдыхает Хината, и Кагеяма сдёргивает с него трусы, так что они остаются висеть на коленях. Он Хинате этого никогда не простит, Хината за всё это безумие расплатится — Кагеяма уж этим займётся. Немедленно.