Раненый медведь

Небольшая деревушка, мирно прикорнувшая у самой окраины леса, озарилась красным. Сполохи пламени врывались в черное небо, усеянное звездами, как незваные гости. И в свете дикого огня по улочкам метались люди – несчастные жители, которые посреди ночи были разбужены светом и громом, и воины, посягнувшие на невинные жизни. Кто бы мог подумать, что на мирных жителей, промышлявших лишь охотой да земледелием, нападут охочие до наживы молодцы! Когда еще в начале лета к ним в ворота въехали семь всадников и объявили, что эта земля принадлежит воеводе Велемиру Вышатичу, все посмеялись, но никто и помыслить не мог, что тот придет за своим хлебом сам. И сейчас его войско переворачивало все в поисках платы. Не хотели по добру, будет зло да со всем старанием. Нужно думать головой прежде чем бросать вызов тому, от кого отбиться силенок не хватит. Почти все уже были схвачены и выволочены на главную площадь, иногда раздавался свист кнута, а после отчаянный вскрик жертвы – некоторые все не желали становиться невольниками. Воины деловито перекрикивались, выполняя свою работу – кто-то уже складывал в кучу награбленное добро, кто-то оттаскивал с пути трупы, чтобы телеги могли проехать, десятка два мужчин, все как один суровые и еще не отошедшие от краткого, но ожесточенного боя за каждый дом, охраняли пленных. Женщины плакали, матери прижимали к груди детей. Мужчины, все битые и раненые, старались загородить собой слабых, но что они могли против этой грозной силы? И повсюду кровь, кровь, кровь. Подтеками, каплями, лужами, она принадлежала и плененным, и пленителям. Такое не затереть и не забыть – проще сжечь все дотла, что непременно произойдет. - Лови ее! – откуда-то из-за угла раздался злой крик. Тут же встрепенувшейся птицей оттуда выбежала девушка. Что есть сил она проламывалась сквозь сгоревшие останки домов, перемахивала еще тлеющие бревна. Страх подгонял ее, оставив на лице одну маску ужаса. - Лови! Кричавший оказался куда ближе, постепенно нагоняя свою жертву. Он был жуток и страшен – длиннорукий и колченогий; словно дикий зверь, почуявший добычу, воин летел следом. Голова его оказалась не защищена шлемом, и было видно, насколько чудовищен преследователь – длинные волосы, грязны и спутаны – не понять, какого же они цвета, глаза маленькие и злые. Попалась же ему добыча… Девушка понимала, что ей не убежать. Повсюду воины, и она обязательно кому-нибудь да попадется. Страх сковал тело, и не было сил с ним бороться, хотелось лишь наскочить на копье или меч, умереть, но не попасться этому уроду. Вдруг дорогу несчастной кто-то преградил, и девушка, запнувшись, упала ему в ноги. Силы кончались, осталось лишь одно – принять свою судьбу. Она схватилась за штанину преградившего ей путь и, всхлипывая, прижалась к его колену. - Прошу, не отдавайте меня ему! У ног лягу, спать не буду, только не отдавайте! Слезы текли по ее щекам. Вот возьмет и отдаст этому уроду, что нашел девчонку схоронившейся за поленницей. Лучше умереть. Преследователь, увидев того, кто оказался перед ним, остановился, словно налетел на стену. Чертыхнувшись, он елейно улыбнулся. - Зачем тебе девчонка, Лют? Я ее первый нашел, стало быть, моя она. Мужчина мотнул головой и абсолютно безразлично посмотрел на стоявшую перед ним на коленях. Девчонка как девчонка, крепенькая. Одета не богато, но и не бедно. Что привязался-то к ней? Чуть склонившись, он подхватил несчастную под подбородок и заставил посмотреть себе в лицо. Красива оказалась. Глаза большие, зеленые, но сейчас полны слез и боли, полные губы и округлое личико. Даже жаль, что монстру достанется. - Ну? Отдашь мне ее? – преследователь не унимался. Ничего не ответив, Лют одним движением вздернул девчонку на ноги и повел за собой. Та лишь успевала перебирать ногами, чтобы случайно не задержать и не разозлить мужчину. Мало ли что. Вслед им раздались ругательства, а несчастная чувствовала, как ее буквально сверлили взглядом, проклиная за строптивость и непокорство. Так же молча Лют подвел девушку к лошади. Первым вспрыгнув в седло, мужчина за пояс поднял пленницу и усадил перед собой, придерживая ее одной рукой, чтобы, чего доброго, не свалилась или не вырывалась. От легкого движения поводьев лошадь встрепенулась и двинулась прочь от площади, сквозь узкие мертвые улочки, по которым больше не пройдут свободные люди. Все сгорит, если уже не сгорело. Быстро преодолев деревушку и миновав полуразрушенную деревянную ограду, лошадь уверенно прибавила ход и, не понукаемая всадником, направилась в лес. Оказавшись у самой его границы, Лют натянул поводья и остановил зверя. Тут же из-за деревьев показались три всадника. Два взрослых мужа, один из них седой, и мальчишка лет четырнадцати. - Что, Лют, смотрю, с прибавлением приехал? Не зря решил проследить? – с усмешкой спросил тот, кто был по центру, несомненно, воевода. Благородно седой, весь изъеденный морщинами, он выглядел одновременно и молодым, и старым, чем-то походя еще и на медведя. С виду добрый, но лучше не подходить. Широкоплечий, одетый в кольчугу, воин, казалось, видел всех и каждого насквозь, пряча настороженность за улыбкой. Лют едва заметно склонил голову, сильнее прижал к себе пленницу. Уж что-что, а он ее не отпустит. Пусть сидит, белочка, у него, покуда о судьбе ее не решит. Страшно было подле таких людей, и девушка в страхе опускала голову все ниже, покусывая губу и слепо глядя на луку седла. Она не у монстра, тот не будет забавляться с ней. Но ведь какой-то другой не повезет… - За что взял-то? – воевода все не успокаивался. В ответ ему мужчина молча подхватил девушку под подбородок, провел кончиками пальцев по лицу. Ладони его были грубы от оружия, и так хотелось закричать, оттолкнуть их, убежать. Чужие руки, молчание и эти наглые взгляды. Никогда она еще не переживала столько ужаса, получив все в единый миг. - Красивая, значит. Как зовут, девица? – спросил второй воин, находившийся справа от воеводы. Он походил на него как отражение, лишь куда моложе. Седина еще не тронула его волосы, и без того светлые, наверняка, отливавшие золотом на солнце. Мужчина поигрывал плетью, которую держал в руках. Кожаная витая рукоять поскрипывала, и этот звук успокаивал всадника, но горячил коня. - Верна… - тихо ответила девушка и закрыла глаза. По щеке прокатилась слеза. Лют осторожно стер ее ладонью и убрал руку с подбородка несчастной, разрешив ей вновь опустить голову, что она и сделала. Теперь же, дрожа от страха, силилась успокоиться, жмурясь и покусывая губу. - Напугал ты ее, Мстислав. Ой, напугал, – воевода улыбнулся. – Не реви, девка, славному воину досталась. Не смотри, что немой. У Верны аж дыхание перехватило. Немой! Вот что он молчал. И боятся его. Видно было, как тот, кто гнался за ней, остановился, а все ратники в деревне уступали дорогу лошади. - Так, Лют! А, ладно, без тебя разберемся, лучше девку там приласкай хорошенько. Подобрал же, ядрена вошь! Богдан, - воевода пригладил бороду и обратился к мальчишке, что был слева от него, - проводи их к лагерю и бегом обратно. Скоро все успокоится, нужно добро по телегам грузить и полон считать. - Да, Велемир Вышатич! – мальчишка радостно кивнул и развернул своего коня. – Поехали, Лют, здесь недалеко! И он тут же припустил в лес, нетерпеливо оборачиваясь и проверяя, едут ли за ним. Едут. Немой же спокойно правил лошадью, не понукая ее. Какая разница, будут ли они в лагере чуть позже или чуть раньше? Всю дорогу мальчишка не затыкался. Он задавал десятки вопросов и нетерпеливо ерзал в седле, досадуя, что не довелось увидеть бой самому. Знал бы, как это ужасно! Люди, мертвыми глазами смотрящие в черное небо, крики молодых вдов и хрип стариков. А также огонь. Он пожирал прошлое, дымом овевая настоящее. Смертью пах этот костер. Смертью и болью. - Мстислав чуть за тобой не кинулся, когда ты в поселение направился, только приказ деда его и удержал! – со счастливым лицом сообщил Богдан. – Все, говорил, что не дело тебе там быть. Ты же пешими руководишь. Лют покачал головой и сжал открытую ладонь в кулак. - Да, порядок везде нужен. Богдан счастливо и совершенно по-детски утер нос рукавом и ускорил коня, тряхнув поводьями. - Немного осталось. В лесу становилось все темнее, тонкие ветви деревьев скогтили луну, мешая и без того хрупкому свету. И эта тьма казалась хуже смерти – закроешь глаза и увидишь все самое страшное, что было в твоей жизни. Верна вновь возвращалась к горящей деревне и слышала плач, свист кнута, крики боли. Неужели воины, видя это так часто, могут спать ночами? Как им не стыдно перед загубленными душами? Вдруг среди деревьев показались огни. Это был свет от нескольких костров, вокруг которых сидели люди, все мужчины. Они над чем-то смеялись, разговаривали, и всем было невдомек, каково это, когда на твоих глазах умирает бывшее живым и развивающимся селение. Как только один из ратников заметил всадников, выезжавших из леса, и приветственно помахал им рукой, все в единый миг обернулись, а, увидев Верну, еще и рты пооткрывали. Некоторые тут же стали перешептываться, кто-то уже нагло улыбался. - Нечего смотреть! – Богдан спешился и упер руки в бока для чувства собственной важности. – Готовить обозы надо, скоро грузиться. Тут же он получил звонкий подзатыльник. Лют, не слезая с лошади, выдал мальчишке обидное, но справедливое наказание. Нечего указывать взрослым мужам, воинам, что им делать! Твое место – сидеть да в руки им смотреть, перенимать науку. А то возомнил себя руководителем, ведь, хоть и внук воеводы, мал еще. Вот пройдет пара лет, возьмет в руки меч, тогда и встанет на равных. А пока – цыц! Мужчины засмеялись и стали спешно собираться, оставляя в лагере лишь дозор да уже раненых. Вскоре первая телега двинулась в путь, а за ней и остальные. Лют смотрел на все это с абсолютным спокойствием, больно надо ему еще и за обозников ответственность брать. Те и сами знают, что делать. Военное дело всегда требует слаженности и четкости работы. Будь ты ратник, стоящий в первом ряду, или обозник – порядок нужен везде. Все воины всегда знают, кто в их пятерке главный, кто является десятником. На кого можно положиться в бою, кого лучше поберечь. Лучшие стрелки ценились на вес золота, ведь это нелегко – и противника сбить, и своего не достать случайно. Умелые ратники были гордостью воеводы – есть кому подхватить власть, удержать ее, направить ударную силу войск. Басни ходили о силе войска Велемира Вышатича, но кто же думал, что он доберется до деревушки! Из лагеря не было слышно всего, что происходит в селении, но с севера небо освещалось алым, будто бы там вставало солнце. Вскоре и этот свет стал понемногу затухать – огонь сожрал почти все, понемногу угасая в своем бессилии. Богдан уехал вместе с обозниками. Почти скрывшись в лесу, он помахал Люту рукой, улыбаясь. Ну ребенок же еще! Мужчина лишь вздохнул. Спешившись и сняв девчонку с лошади, Лют передал поводья одному из раненых, чья рука была в перевязи. Тот, бледный до синевы, покорно кивнул и повел верного скакуна прочь от центра лагеря, чтобы тот не мешал и мог отдохнуть. Рана еще была свежей, и мужчина чуть дергался при неудачном движении, бередящим повязки. Наверняка получил ее сегодня при нападении на скромное поселение, жители которого не желали никому зла, а лишь не смогли заплатить. Немой грубо повел пленницу за собой. Ряды палаток шествовали один за другим, а воины, сидевшие около них, с усмешкой смотрели вслед Верне. Знали, что будет дальше, и уже готовили обидные шутки на утро, чтобы было чем побольнее задеть и без того напуганную хрупкую душу. У входа в одну из палаток Лют остановился. Он тычком в спину подтолкнул свою пленницу внутрь и зашел следом. Грубое полотнище с шелестом опустилось за его спиной, преграждая выход. Чего стоит-то, оттолкнуть ткань прочь, выбежать и пуститься в лес, куда глаза глядят? Но не было на это сил, и Верна лишь склонила голову, не двигаясь с места. На праздник Купалы как-то ведунья сказала девушке, что та всю жизнь будет за воином. Но несчастная думала, что они встретятся где-нибудь на торгу и обязательно полюбят друг друга. Как, оказывается, жестока судьба, разными дорожками ходит, кривыми да путанными. Думала Верна, что поцелует суженого лишь на свадьбе, а на деле вместо этого сейчас находится в плену у ратника, уничтожившего ее дом, и ждет неизвестно чего. Точнее, известно чего, каждый может догадаться, что хочет здоровый мужик от девки, ума-то тут много не нужно. Рывком развернули полонянку, подхватили под подбородок и заставили взглянуть в серые глаза, полные безразличной усталости. Мужчина цепко и внимательно осматривал свою добычу, подмечая каждую черточку. Да, действительно красивой оказалась полонянка – все при ней, и фигура, и лицо. Коса длинная, как только не словили. А и словили почти, вовремя в ноги кинулась. Верна как во сне смотрела в глаза воину и ни слова не могла промолвить. Немой будто вышел из самых страшных басен, рассказанных ей когда-то давно дедушкой. Высокий, на голову выше девушки, широкоплечий и гордо выпрямленный, будто ничто не сможет его сломить. Чем-то он походил на медведя – то ли волосом бурого, темного цвета, то ли звериной яростью, которой от него веяло. Если воевода походил на старого зверя, то этот на молодого, злого и безжалостного. Лют не носил ни усов, ни бороды, будто бы напоказ выставляя жуткие шрамы. Один тянулся через скулу от уха к губам, второй, самый жуткий, словно вскрывал горло ратника, оставив на нем широкую рваную полосу. И как только выжил? Знать, поистине звериная сила в нем таилась. Вскоре мужчина чуть повернул голову в сторону постели, отчего по телу пленницы пробежали мурашки. - Мне… лечь? – с трясущимися губами спросила она. Лют чуть прикрыл глаза, а после слабо дернул ее за поясок, приказывая снять сарафан. Все внутри Верны оборвалось. - Я могу оставить рубаху? Вновь воин чуть прикрыл глаза. Разрешил. Пока девушка непослушными руками терзала поясок, силясь его развязать, пока снимала сарафан, борясь с горькими слезами, прошло немало времени. Лишь потом, стоя в одной тонкой рубахе и прижимая руки к груди, она поняла, что Люта в палатке больше нет.