Отныне и во веки веков

      Они вместе вошли в пустую, холодную церковь, и за ними сразу же закрыли двери, которые тоскливо заскрипели. Маша вздрогнула и волна мурашек прошлась по её телу от звучного хлопка, раздавшегося позади. Бледность, не покидавшая её с самого утра, кажется, стала ещё более видна на фоне тёмных, каменных стен церкви. Священник поспел мгновенно, готовый начать церемонию сию минуту. На ватных ногах её поволокли к алтарю — именно поволокли, было очень похоже на это: девушка держала за руку отца, который шёл чуть впереди, тем самым поторапливая Машу, которая безмолвно уставилась в пол ни жива ни мертва. Она слышала шёпот собравшихся гостей, который сразу же раздавался за её спиной. Тяжелые свадебные украшения шумели на ней; любая девушка радовалась бы такому обилию драгоценностей, но для неё они были только оковами — бременем, которым её отяготили для этой злополучной свадьбы. Когда они остановились, Марья Кириловна приподняла голову и встретилась взглядом со священником, который взял в руки книгу, готовый начать церемонию. Слёзы предательски навернулись на её глазах, когда отцовская рука отпустила девушку. Вместо Троекурова подошел князь Верейский — её жених. К горлу подкатил ком. Боже, как же она ждала Дубровского! Его образ не покидал Машу все эти дни, она думала только о нем, об их последнем разговоре. Вера во Владимира не покидала ее. В тот момент девушка увидела в нем защиту, опору. Карие глаза смотрели на неё с трепетом, с нежностью, которую не доводилось видеть ей ранее. Ни в одном другом взгляде, адресованном Маше.       Стены церкви безжалостно давили на неё. Голос священника разносился эхом среди стоящей тишины, ни один из гостей не осмелился перешептываться, внимательно наблюдая за процессом. Она чувствовала все эти взгляды на себе, хотелось закрыться от них, убежать от всего этого кошмара, кажется, от самой главной ошибки в её жизни. Но это не представлялось возможным. Её спасение не появилось. Он не появился.       — …во веки веков, — донесся до Маши обрывок фразы, который практически привёл её в чувство.       Священник обратился к ней с обычными вопросами, от которых Маша содрогнулась и обмерла в ту же минуту. Нет, она не верит. Она верила в слова Дубровского, что он заберет её, именно поэтому медлила, не отвечала. Маша ожидала, тянула время. Священник, так и не дождавшись, произнес невозвратимые слова. Сердце Маши пропустило удар. Не в силах сдерживать слёзы, она опустила голову в надежде, что их хотя бы никто не увидит. Гости радостно загалдели, вставая с места и хлопая. Все ожидали последней части — поцелуя молодых, навеки закрепляющий их союз. Кое-кто радостно присвистнул. Мария подняла взгляд на князя Верейского. Его холодные, тонкие губы находились очень близко. Кирила Петрович растянулся в улыбке, которая через мгновение слетела с его лица.       Двери, ведущие в храм, с грохотом отворились.       — Свадьбы не будет! — прокричал юноша, который показался на пороге.       Радостные голоса тут же утихли. Гости мгновенно обернулись на шум и тут же обомлели. В дверях стоял юноша, с русыми, растрепанными волосами, гладко выбритым лицом и горящими, как огни, глазами. Многие из присутствующих, которые ранее бывали в гостях у Троекурова, мгновенно узнали в нем того самого учителя француза, которого однажды нахваливал сам Кирила Петрович. И вспомнили они, кем потом оказался этот человек. По залу прошелся шепот, и только одно слово было чётко слышно всем — «Дубровский».       — Владимир! — горячо произнесла Марья Кириловна, ринувшись к нему, но будучи сразу же остановлена крепкой хваткой.       Девушка обернулась и встретилась взглядом с князем Верейским, который ещё плотнее сжал её предплечье. Его выражение лица не предвещало ничего хорошего. Зародившаяся в душе Марии надежда испарилась, омрачняя её ещё больше. Она поняла — никто её просто так не отпустит.       Вдруг Дубровский потянулся к своему ремню и, доставая из-под рубашки пистолет, мгновенно вскинул его перед собой, спуская курок. Послышался выстрел. На мгновение Маша очутилась в прошлом, перед её глазами встала картина недавнего времени: злополучная клетка и медведь, который бежит на Дубровского. Юноша, достав пистолет, точно также вскинул его и ни минуты не колеблясь, выстрелил в рассвирепевшее животное. Только на этот раз на пол повалился алтарь, на котором лежали, на небольшой подставке, кольца. Дамы, находившиеся в зале, непроизвольно взвизгнули, закрывая уши. Через мгновение в храме снова воцарилась мертвая тишина. Только один человек посмел прервать её. Когда его шаги эхом разнеслись по церкви, гости непроизвольно повернули головы в ту сторону. Вперёд вышел Троекуров.       — Не ожидал я, что твои слова будут искренними на счёт этого разбойника, — проговорил, бросая через плечо, Кирилла Петрович. — Моя дочь… под покровительством бандита…       — Хватит слов, — воскликнул Дубровский, опуская руку, — Маша отныне свободна. Пусти её. — Обратился он к князю, и его брови сдвинулись к переносице, когда он увидел, как ещё сильнее старик сжал хрупкую руку девушки.       — Что это значит! — гневно закричал князь. — Кто ты такой?       — Это Дубровский, — ответила Маша, не отводя глаз от юноши.       Владимир шагнул вперёд, в сторону Маши. Троекуров гневно оскалился. Но тут Верейский, не теряя присутствия духа, вынул из бокового кармана откуда-то взявшийся дорожный пистолет и выстрелил в разбойника. Девушка вскрикнула и с ужасом закрыла лицо обеими руками, вырывая их из хватки князя. Дубровский резко схватился за плечо, падая на одно колено. Расстояние было слишком велико, и князь не смог попасть туда, куда намеревался. Среди гостей началась суматоха.       — Вперёд! — проорал хриплым голосом Владимир, и в храм, не теряя ни минуты, ворвались разбойники.       Один из них помог подняться атаману. И тут началась самая настоящая паника. Гости, роняя стулья и толкая друг друга, с воплями и криками бросились врассыпную, преимущественно прижимаясь к холодным стенам храма. Сильные руки быстро скрутили красного от злости Троекурова, который ни на секунду не переставал сопротивляться, выкрикивая в гневе ругательства. Князь Верейский намеревался выстрелить снова, на этот раз мужчина готов был не промахнуться, как вдруг руки обвили и его, крепко держа князя и выбивая пистолет. В одно мгновение по храму заблестели ножи.       — Нет, не надо! — завопила отошедшая от шока Троекурова, протягивая руки вперёд.       — Не трогать его, — скомандовал Дубровский, который подошёл к этому моменту к алтарю, где стояла Марья, попутно опираясь на одного из своих людей.       Троекурова посмотрела на Владимира. Из его раны сочилась алая кровь, которую он старательно пытался остановить, сжимая плечо. Его губы были плотно сжаты, а на лбу залегла глубокая морщина. Юноше было очень больно, но несмотря на это он держался достойно. Маша кинулась к нему в непонятном ей порыве и обняла Дубровского, давая волю чувствам. Он, не ожидая такого, осторожно приобнял её здоровой рукой. Мария тут же приподняла голову и встретилась с ласковым взглядом Владимира. Первый раз за весь этот холодный день теплота разлилась по её телу.       — Я ждала вас, — проговорила девушка одними губами. — Я ждала вас до самой последней минуты…       Дубровский искренне улыбнулся, но тут глаза его помутнели и он пошатнулся. Быстро взяв себя в руки, Владимир твёрдо упёрся в землю. В глазах Марии промелькнула нешуточная паника: она забоялась.       — Надо уходить — атаман ранен! — послышались позади, но Троекурова даже не обернулась.       Она не сводила глаз с Дубровского.       — К лошадям, — попытался отдать приказ Владимир, но его голос предательски охрип.       Схватив Машу за руку, юноша быстро потянул её к выходу.       — Прости… отец, — проговорила она полным печали голосом, бросая на Кирилла Петровича последний взгляд и, приподнимая подол свадебного платья, ринулась за Дубровским.       Как только Дубровский вышел из церкви, раздалось ржание лошадей и приближающийся шум от копыт. Услышав, что к ним пришла подмога, разбойники разжали хватку и бросили на пол Троекурова вместе с князем Верейским. Мужчины быстро освободили храм, выбегая на улицу и садясь на лошадей. Кирила Петрович тяжко встал на ноги и сразу же бросился к выходу, до сих пор не веря в происходящее. Дубровский похитил его дочь, украл с самой свадьбы! Такой прыти и наглости можно было ожидать только от одного разбойника, что ж, и он дождался. В тот момент, когда Маша сказала ему о том, что прибегнет к помощи Дубровского, он ни на секунду ей не поверил. В тот момент Кирила Петрович и подумать не мог, что их что-то связывает. И уже проклял себя за свою глупость. Можно было догадаться, что проводить столько много уроков музыки для Маши не было смысла. Дубровский просто подбивался к ней.       Оказавшись на улице, Троекуров успел заметить только столб пыли, который поднимали за собой лошади, и скачущего впереди всех Дубровского, позади которого, в белом свадебном и уже безнадёжно испорченом платье, сидела его дочь, обхватив стан разбойника. Кирила Петрович бросился к своей повозке, на которой они вместе с Машей сюда приехали. Около неё лежали связанные крепостные и кучер, которые, заметив барина, нервно заежились. На красном лице Троекурова отразился гнев. Он быстро развязал мужиков, приказывая им немедленно садиться на лошадей и отправляться вдогонку за разбойниками. Благо они их не забрали, а просто отвязали. Видимо, хотели прогнать, дабы предотвратить погоню, но умные, породистые животные Троекурова не разбрелись, а вернулись обратно к повозке. Кучер быстро накинул на лошадей седла. Тут подошёл князь Верейский, который, не теряя времени, оседлал коня и самый первый пустился в погоню за разбойниками. Вслед за ним последовали и мужики.       Маша крепко держалась за Дубровского, который мчался с очень быстрой скоростью. Силы стремительно покидали его, в глазах начинало темнеть, а кровь из раны так и текла, испачкав уже всю рубашку. Он спешил, надо было успеть ускакать как можно дальше, перед тем как он совсем изнеможет. Единственное, что поддерживало в нем волю и не давало прямо сейчас упасть без сознания, так это понимание того, что сейчас от него зависит судьба Троекуровой. Он не мог подвести её: Владимир дал клятву.       Кто-то из разбойников громко свистнул, привлекая всеобщее внимание. За ними была погоня. Рассекая воздух, впереди всех мчался Верейский, подгоняя лошадь. Было ясно, он не позволит без боя забрать свою невесту. Разбойники на ходу подоставали свои пистолеты и, развернувшись, пальнули в хвост. Раздалось несколько оглушительных хлопков, после чего поднялся дым. В воздухе запахло порохом. Но шум от погони не прекратился. Все пули прошли мимо, не задев людей, но и этого хватило, чтобы произвести на них должное впечатление, мужики приостановили коней, замедляя погоню. Только князь не сбавил скорости, продолжая скакать. Дубровский бросил взгляд на свой пистолет. Плотно сжав зубы, он, превозмогая боль, переложил поводья в раненую руку, а другой вынул из кармана оружие. Вскинув её, юноша развернулся. У Владимира не было шанса на промах.       Раздался выстрел.       Лошадь князя встала на дыбы, резко остановившись и чуть не сбросив своего наездника. Пуля попала ей в грудь. Её копыта подкосились и, сделав несколько шагов в сторону, она бездыханно повалилась на Верейского, придавливая его своим телом. Старый князь, очутившись на земле, болезненно застонал. Дубровский опустил пистолет и чуть не повалился вперёд.       Все кончено.       Он смог проскакать всего лишь пару миль, после этого сил у Владимира не осталось, и юноша практически провалился в беспамятство. Разбойники, заметив состояние атамана, бросились в близлежащий околок, поскольку только в лесу они могли чувствовать себя менее уязвимыми. Маша не могла произнести ни слова: бледная, бездыханная, она на ватных ногах наблюдала за тем как Дубровского стаскивают с лошади и аккуратно кладут на землю.       — Маша, — прошептал Владимир пересохшими губами.       Он болезненно повернул голову, ища её среди людей. Даже в полубредовом состоянии он был не в силах забыть о ней. Девушка в ту же секунду оказалась подле него, падая на колени. Её белое платье давно уже было в грязи, перемешанной с кровью. С его кровью. Заметив её, Владимир протянул к ней холодную руку, касаясь щеки девушки. Его мутные глаза, не отрываясь, смотрели на Машу. Девушка обхватила его ладонь, плотно прижимая её к себе.       — Я счастлив отдать свою жизнь за вас, — проговорил бледный, как полотно, Дубровский.       Маша с ужасом раскрыла и без того уже красные от слез глаза.       — Нет, — прошептала она, — нет! Живите, пожалуйста. Живите ради меня.       Губы Владимира тронула улыбка. Кажется, черты его лица наконец-то распрямились, как будто он перестал чувствовать боль.       — Я не могу наблюдать за вашими страданиями, — горько произнёс Владимир, — и никогда не перестану благодарить небеса за то, что они свели меня с вами. Спасибо вам, Маша, за то, что избавили моё сердце от жажды мести. Любовь к вам открыла мне глаза. С вами я обрёл новый смысл жизни. Боже, как бы я хотел быть с тобой, Маша! Любоваться тобой, держать за руку, оберегать… — Дубровский утер большим пальцем слезу со щеки Троекуровой и, помедлив, продолжил. — Правда ли… то, что вы сказали мне, тогда… в саду… Готовы ли вы стать моей женой?       — Правда, — отозвалась, рыдая, Марья, — только живите…       Дубровский радостно улыбнулся и откинул голову назад, отводя взгляд от Троекуровой.       — Тогда, я выживу, не сомневайтесь, — страстно проговорил он перед тем, как его рука выскользнула из Машиной хватки и тяжело повалилась на землю.       Глаза его закрылись, а сознание отправилось в беспамятство.