Мелким не место в жизни баскетбола

«Nicebeatzprod. — Я тебя хочу»

Все как в тумане. Я схватила сумку, одним движением сгребла все со стола и вылетела из аудитории под встревоженный возглас подруги и негодующий преподавателя. Перед глазами все плыло, я не могла остановить слезы и лишь бежала и бежала по направлению к выходу. Мне нужен был глоток свежего воздуха, просто необходим, иначе я бы просто задохнулась в тех эмоциях, что поглотили меня с головой. Боль, я ощущала неимоверную боль, которая сжимала мое сердце и не давала дышать. Я разрывалась на части под натиском чувств, что захватили меня. Они душили, терзали, поглощали и не отпускали, давая прочувствовать все до последней капли. Моя любовь обратилась против меня. Сыграла уничтожающую шутку с моим сердцем, со мной и продолжала меня убивать, не ведая пощады. Я бежала вдоль покрытых тающим снегом улиц, не зная куда. Я не видела никого и ничего. Я просто не могла позволить себе остановиться. Не могла дать себе возможности отдышаться и снова провалиться в пучину эмоций, способных разорвать душу на части. Я бежала и бежала, пока холодный воздух не стал невыносимо жечь легкие, и я была вынуждена остановиться. Мне хотелось кричать до невозможности громко, оповещая всех о той боли, что я сейчас испытывала. Меня трясло от истерики, что сопровождала меня, и я все еще продолжала задыхаться. Как? Как он мог так поступить со мной? Что я ему сделала?! За что он так со мной? ЗА ЧТО?! Я обхватила свои плечи руками и медленно побрела по неизвестной мне улице дальше, не желая останавливаться. Я должна была идти, так как сил на бег во мне уже не осталось, но и домой возвращаться я не хотела. Я не хотела услышать шквал вопросов, который бы мгновенно обрушился на меня. Мне нужны были тишина и покой. Мне необходимо было побыть одной и привести все свои мысли в порядок. Хотя бы на время, но я должна была это сделать. Моменты прошлого всплывали в памяти, раня меня без ножа, и я как будто проживала их заново, ощущая очередную порцию боли, как только они уходили. «…я несмело подхожу к Максиму после игры в волейбол, в которой он постоянно подстраховывал меня, чего не бывало ранее. Смотрю в его глаза, и ощущение такое, будто я способна утонуть в них. — Спасибо, — тихо, едва слышно произношу я. — Не за что, мелкая, — уверенно, с улыбкой на лице отвечает он и сразу же направляется к команде…» Это был первый раз, когда я заговорила с ним сама, не побоявшись последствий и осуждения. Ведь он мне нравился, безумно нравился еще с того момента, как я увидела его перед академией в окружении толпы поклонниц. Он был моей недостижимой мечтой, как и многих других, но я была всецело с этим согласна и не хотела рушить маленький, созданный собственноручно мирок, где я была счастлива. «…я выхожу за дверь аудитории и подхожу к идолу моих грез. Его улыбка завораживает, он спокоен и расслаблен, в то время как мое тело одолевает мелкая дрожь от его близости. Он протягивает мне шоколадку, обычную шоколадку, но для меня она значит больше, чем возможно себе представить. Я смотрю на него своими несуразно большими глазами и неуверенно спрашиваю: — Это зачем? — Ну как зачем? Это противоаллерген на баскетболистов. Все та же непоколебимая уверенность в себе, все тот же неимоверный взгляд фактически изумрудных глаз. Я слышу, как гулко бьется мое сердце, и боюсь, что он тоже его слышит. Мои щеки порозовели, и мне уже ничем не скрыть своего волнения, но он как будто не замечает этого, прощается и уходит…» Этот момент надолго врезался в мою память, а предшествующий ему я старалась удалить навсегда. Я не хотела вспоминать, чего мне стоило внимание Морозова в тот день. Не хотела вспоминать то, что мог сделать со мной Ершов. Я старалась забыть об этом, и порой у меня это получалось. «…мы на трассе. Метель продолжает посыпать снегом землю, не собираясь останавливаться. Впереди нас слетела машина, и мы решили остановиться, переночевать прямо здесь. Разговор как-то не клеился. Я стеснялась, в какой-то степени даже боялась. Нет, я знала, что он не причинит мне вреда, просто я еще никогда не была наедине с ним. Никогда ранее я не разговаривала с ним так долго. Я боялась ляпнуть какую-то глупость, после которой он решит, что ему не стоит общаться со мной. И это могло стать самой ужасной потерей для влюбчивой девушки в моем лице. Он наклонился ко мне и прошептал мое имя, дыхание взяло тайм-аут, и я на мгновение замерла. Он ухмыльнулся и сразу же поцеловал меня. Здесь не было места нежности, здесь было все четко и ясно. Он не церемонился, а сразу переходил к излюбленному им темпу, заставляя меня подстраиваться под него. И я отвечала, отвечала на его поцелуй, не задумываясь о том, что его руки уже гуляют по моему телу и исследуют его изгибы. Но я остановила его. Вырывалась, стараясь отдышаться…» Первый поцелуй — ненастоящий, продиктованный его правилами, его желаниями. Он зачислил меня в ряды тех, с кем можно было развлечься, не думая о последствиях, и ошибся. Несмотря на все чувства, что я к нему испытывала, я не была готова переспать с ним. Не могла позволить себе стать его очередной девочкой на ночь. И дело тут не в воспитании, дело во внутренних принципах. Я бы перестала себя уважать, а это губительно для меня. «…Морозов в хлам, едва переставляет ноги, язык заплетается, но он усердно пытается расстегнуть свой ремень. В конце концов, сдается и просит меня помочь ему. Я даже не стараюсь скрыть своего удивления и всецело отрицаю эту идею. Нет! Нет! И еще раз нет! Расстегивать брюки я на нем не буду, пусть даже не надеется. Это же издевательство надо мной! Он и так по пояс голый, от чего у меня дух захватывает, а вот зрелище его, обнаженного, будет посещать меня во снах слишком долго. Но я все же сдаюсь, когда он зажимает меня у стенки. Приходиться упираться руками в его грудь и ощущать бурлящий жар его тела. Я снова краснею и учащенно дышу, бесстыдно рассматривая идеально вылепленный торс. — Стой смирно и убери руки так, чтобы я их видела, — командным голосом произношу я, шумно сглатывая. — Окей, — отвечает парень, мысленно раздевающий меня уже несколько сотен раз, с привычной ухмылкой на лице. Мне нужно лишь мгновение, чтобы собраться с мыслями, и я тяну ремень на себя, расстегивая его, чувствуя, как ткань брюк расправляется над наливающимся желанием членом Максима. Я резко отдергиваю руки под пошлые комментарии парня и в очередной раз заливаюсь краской…» Тогда я в первый раз увидела его таким. Совершенно неидеальным, но настоящим. Хотя, впрочем, даже в таком состоянии он был великолепен. Кажется, его ничто не может испортить. Он был рожден лидером с соответствующими качествами и потенциалом. Он таким и останется. «…я смотрю на Морозова, окруженного толпой фанаток, которые так и норовят пощупать его и поцеловать. Во мне закипает ревность со злостью, образовывая несокрушимый коктейль. Я расталкиваю всех и вся на своем пути и подхожу к парню, сверля в нем дырку гневным взглядом. И прямо передо мной всплывает перекрашенная вобла, намереваясь поцеловать МОЕГО ПАРНЯ. Ух, я просто предвкушала, как прибью ее на ровном месте, но Максим не дал мне этого сделать. Он прижал меня к себе, шепча на ушко успокаивающие нежности, и громко на весь зал заявил: — Прошу любить и жаловать, моя весьма эмоциональная девушка — Лера Волкова. Я готова была провалиться сквозь землю, когда на меня обрушились шквал вспышек фотокамер и толпа журналистов. И во всем этом безобразии был виноват он — брюнет с невероятно-зелеными глазами и удивительной улыбкой…» Не знаю, объявлял ли ранее Максим о своих отношениях, но тогда он сделал это во всеуслышание. Как бы я ни смущалась и ни возмущалась, мне было безумно приятно это слышать. До невозможности приятно. «…я у Морозова дома и плачу, он лгал мне, он все время лгал мне. Каждую минуту, каждую секунду, что я была с ним. Это был всего лишь спектакль, разыгранный им, чтобы затащить меня в свою койку, да еще и на спор. Как же жалко я себя ощущала: разбитой, опустошенной, преданной, ненужной. Он побоялся своих чувств и решил уничтожить мои…» Первая его ложь, после которой мне не следовало возвращаться к нему, не следовало прощать его, не следовало снова доверять ему свои чувства. «…я стою возле арт-кафе «Розмари» и наблюдаю за Максимом, который курит возле машины. Я делаю неспешные шаги в его сторону, и мы стараемся вести диалог, не отрывая друг от друга взглядов, переполненных недосказанными чувствами. Мы замолкаем и продолжаем изучать друг друга, взвешивая все "за" и "против". Морозов не выдерживает первым. Он жестко притягивает меня к себе за шею и шепчет прямо в мои губы: — Почему я не могу отказаться от тебя? Почему я постоянно думаю о тебе? Почему желаю тебя, хотя могу иметь сотни других? Я продолжаю молчать, не в силах ответить ему. Ощущая лишь, как бьется мое сердце и перехватывает дыхание от его прикосновений. — Ответь мне, не молчи, Лера, я прошу тебя, — касаясь губами моих губ, произносит парень, фактически моля меня об этом. Для меня все происходящее — пытка. Я не могу больше выдерживать его прикосновений. Не могу чувствовать сладость его губ, не в состоянии вкусить их. Я тянусь к нему за поцелуем, но он уходит от меня, ожидая ответа. И я сдаюсь. — Я не знаю, — шепчу в его губы и сразу же, только для него, молю. — Поцелуй меня. Его губы осторожно накрывают мои, как должно было быть в первый раз, когда в груди зарождается страх перед неизвестным. Он оттягивает нижнюю и прикусывает ее, заставляя меня испустить едва уловимый стон. И все барьеры вмиг рушатся. Мы горим в пламени друг друга. Мы не можем остановиться. Мы дышим в унисон. — Я люблю тебя, — шепчут его губы впервые за все время, что я знакома с ним. Мое сердце готово выскочить из груди на крыльях, что подарили ему его слова, и я отвечаю ему, на секунду отрываясь от поцелуя: — Я больше…» Я была счастлива, поистине счастлива в тот момент, но если бы я только знала, какую боль он причинит мне сейчас. Я бы никогда, ни-ког-да, не ответила бы ему взаимностью. Потому что то, что я испытывала сейчас, разрывало меня на ничтожно маленькие кусочки с маниакальной сосредоточенностью. До такой степени искусно, чтобы я больше никогда не смогла собрать в себе эти чувства заново. Чтобы я никогда больше не смогла увидеть этой картины целиком, чтобы навсегда во мне осталась эта уничтожающая боль: и я ничем, и никем не могла утолить ее. Очередное воспоминание нахлынуло на меня, заставляя все тело пробраться дрожью. Наш первый раз, чарующий и необыкновенный, наполненный тысячами эмоций, что зародились между нами, образовывая нерушимую связь, как мы тогда думали. В тот миг ничего не имело смысла, кроме жара наших тел, кроме чувств, поглощающих нас. «Все смешалось; от нежного и осторожного парня не осталось и следа. Передо мной предстал настоящий, жаждущий страсти и огня, распаляющего сердце, Морозов с присущей ему похотью и страстью в глазах. Его губы опаляли мою кожу, а руки ласкали и дарили ни с чем не сравнимое наслаждение. Сладостная нега поглощала меня раз за разом, и не было этому дурману ни конца ни края.» Мне стало дурно от этих мыслей, дурно от воспоминаний о том, что между нами было, что я чувствовала к нему. Я ненавидела себя за эти чувства. Ненавидела себя за слабость перед ним. Я вспомнила все до последней капли. Всю боль, что он причинял мне. Его измену после того, как мы в первый раз поссорились, с секретаршей его отца. Его несдержанность и вспышки агрессии, часто проявляющиеся по мелочам, каждый раз задевающие меня. Его упертость и нежелание слушать кого-то кроме себя, вследствие чего мы постоянно ссорились. Его нежелание принимать правду и отторжение ее, даже если она была спасением для него. Неконтролируемый, агрессивный, безудержный, подчиняющийся лишь своим желаниям и никак иначе. Таким он был внутри: холодным и отстраненным. И в этом мире кристального льда ему было комфортно, и никто ему не был нужен. Он просто не может сосуществовать с кем-то. Он привык быть один. Привык бороться со своими призраками сам и не нуждался в помощи, которую я пыталась предложить ему. А я больше не могла с этим мириться. Не могла просто так прощать ему ту боль, что он привык причинять мне. И не хотела. Я больше не стану прощать ему этого. Больше никогда. Ни в этой жизни, ни в какой другой. Он умер для меня. Его не существует, и никогда не существовало.