addicted

Намджуну плохо. Каждый день в душной конторке среди бумажных небоскрёбов и отвратительного кофе ему плохо. Среди смазанных и незапоминающихся с первого раза лиц коллег. Среди вязкой рутины, которая неумолимо затягивает Намджуна в свою грязную пасть. День ото дня. Намджуну плохо среди мёрзлых улиц и продрогших горожан. В насквозь протраханном – он уверен – такси всё так же плохо. Когда до собственного квартала остаётся четыре остановки, Намджун просит остановиться и высадить его. Водитель в замешательстве бормочет что-то про совершенно другой названный адрес, но Намджун только машет рукой и отдаёт деньги. На улице холодно, мороз чуть ли не до самых костей пробирает, но Намджун не спеша шагает в направлении дома. Квартиры. В которой тепло, уютно и… тоже плохо. Блондин достаёт из мятой пачки сигарету, нюхает и только потом закуривает. Это его постоянная и обязательная церемония. Он влюблён в этот специфический и терпкий запах табака, а после тщательного обнюхивания вкуснее курить. Медленная, глубокая затяжка – и в бронхи, трахею, лёгкие врываются сизые демоны. Выдох. Вторая затяжка – и в вечерней тишине слышно, как сгорает обёрточная сигаретная бумага. Выдох. Спустя сотню затяжек и полпачки сигарет Намджун останавливается у обшарпанного подъезда. На домофоне кое-где выбиты кнопки – местная шпана на славу постаралась. Но нужная Намджуну кнопка, к счастью, на месте. Секунду он раздумывает, затем нажимает номер своей квартиры, гадая с какого раза ему сегодня откроют. Один. Никто не открывает, а у Ким Намджуна мёрзнут ноги. Два. Динамик упрямо молчит, а блондин теперь не чувствует обоих мизинцев на ногах, да и кожаные перчатки как-то не особо спасают руки от жуткого холода. Три. По-прежнему молчание. В мозг закрадываются мысли об обморожении третьей степени. Четыре. На этот раз динамик захрипел и невероятно скрипучим голосом выдал: - Кто? - Это я, Намджун. Динамик ещё с минуту хрипит, а потом раздаётся писк. Заходите, господин Ким Намджун. Добро пожаловать в квартиру, где всё также плохо. Юнги хорошо. Юнги ловит синих бабочек, слетающих с намджунового пальто. Юнги запускает пятерню в платиновые волосы и тянет на себя, смеясь. Намджун кривится от боли, но терпит. Мин Юнги – хороший, светлый и образованный парень, в которого Намджун влюблён окончательно и бесповоротно. Мин Юнги вполне себе тянул на звание «идеального», если бы не одно «но». Он наркоман. Он выживает только лишь благодаря Намджуну, который его любит, содержит и терпит его закидоны. Юнги кажется, что в прихожей стало тесно, стены сдвигаются и норовят его раздавить. Он испуганно прижимается к Джуну, сильнее стискивает волосы и шепчет тому в грудь: - Пойдём отсюда, быстрее, прошу тебя, пойдём. Намджун осторожно обнимает его и уводит в спальню. Там Юнги стены не грозят. Он вырывается из объятий, подскакивает к музыкальному центру и врубает на всю мощь Ramallah – Days Of Revenge. Музыка выбивается в окна маленькой квартирки, бушующим океаном разливается по спальне, тысячами отбойных молотков врывается в намджуновы уши. Он опять морщится, но молчит. Юнги тем временем берёт с прикроватного столика толстую позолоченную иглу, садится рядом с блондином, улыбаясь, смотрит тому в глаза. Это привычная процедура для обоих. Шёл пятый час ЛСД-трипа, Юнги сидел и старательно выводил на коже Намджуна понятные только ему узоры. Его выносило за скобки вселенной, растирало в порошок от вида вспухших царапин и выступающей крови. Он прекрасно знал, что может делать это столько, сколько его исковерканная душа пожелает. Ведь Намджун любит его и не позволит себе чем-нибудь расстроить объект воздыхания. Сам Намджун прекрасно понимает, что откажи он Юнги хоть в мелочи - и придётся ловить обиженного по наркопритонам и насильно возвращать домой, обещая, что больше такого не повторится. Юнги царапает руки, шею, спину и улыбается, как он только может. Зрачки расширены донельзя – сегодня его неслабо перекрыло, как только ещё трубку домофона умудрился поднять? Юнги хорошо – Намджуну плохо. Он едет на работу, терпит коллег, зарывается по нос в какие-то бумажки, а Юнги дома ловит один приход за другим. Блондин и на работу бы не ездил, если бы не нужно было. Сидел бы часами, оберегая своего драгоценного, а не сходил с ума от беспокойства в тесном кабинете. Юнги хорошо – Намджуну плохо. Юнги сидит на полу, гладит покрытые гусиной кожей ноги и улыбается в потолок. Потолок разноцветный и под взглядом начинает плавиться. Это почему-то безумно смешно, и Юнги падает навзничь, заходясь истерическим хохотом. … Намджуну хорошо. Впервые за долгое время Юнги ничего не принимал и оставался стеклянно трезвым. Юнги в абсолютном здравом уме и улыбается совершенно открыто и тепло. Намджун счастлив и становится ещё счастливее после смущённого блеска в глазах возлюбленного, зацелованных губ и жаркой непредсказуемой ночи, после которой было неловко смотреть в глаза соседям. Впервые за долгое время он без больших переживаний отправляется на работу и даже шутит с коллегами. Впервые за долгое время он едет в такси, насвистывая какую-то весёлую песенку. Но как только он подъезжает к дому, песенка обрывается. Намджун видит скорую, снующих молодых санитаров, носилки и кучку соседей, жмущуюся к лавочкам. Намджун, не помня себя от страха, подлетает к машине, расталкивает соседей и смотрит на носилки, прокручивая в мозгу единственную фразу: «Только не ты». Синюшная кожа, закрытые глаза, которые ещё так недавно доверчиво смотрели на Намджуна, сжатые губы, которые ещё полдня назад было удовольствием целовать. Юнги лежал на носилках. Неправильно. Это было неправильно. Юнги был мёртв. И это тоже было неправильно. Вокруг Намджуна толпятся врачи, хлопают по плечу, говорят, что передозировка азалептином в результате бэд-трипа, что соболезнуют утрате, но он ничего не слышит. Внутри за один миг что-то взорвалось и стало мёртвым. Таким же мёртвым, как и Юнги. Юнги в гробу смотрит свой последний и самый продолжительный сон. Намджун заперся в стенах квартиры и топит себя в алкоголе. Юнги хорошо. Намджуну плохо.