Тварь

Дорога до аэропорта прошла в полном молчании. Каждый размышлял о своём и все думали об одном и том же, старательно глазея в окна. Почему-то когда уезжаешь, всегда по пути до пункта отправки смотришь в окно, словно стараясь навсегда вдолбить в свою память какие-то уже более-менее знакомые места. А как долго на этом не слишком-то надежном носителе будет храниться информация о прошедших событиях? Изае сейчас думается, что самые надежные способы сохранения информации были в первобытном обществе. Не всей, но самой важной, которую можно и нужно было бы передать будущим поколениям. И посылка дошла до получателя. А ведь так бывает не всегда, далеко не всегда. Языки забываются, чернила бледнеют, бумага рассыпается в прах, флешки и диски ломаются, или подвергаются вирусной атаке. А наскальная живопись прекрасно дожила до своего открытия в Новейшем времени. Может, и им стоит запечатлить на камнях эту невероятную историю? Хотя, если шрамы заживают и пропадают, а чернила исчезают со страниц записной книжки, почему не могут пропадать рисунки на камне? Впрочем, не все у них так, как у предыдущих «Неудачников». Может, и в случае с памятью что-то да изменится? У него, в конце концов, должны у него быть какие-то рациональные причины, чтобы круто или хотя бы градусов на тридцать развернуть свою жизнь. Однако, они уже на месте. Аэропорт кишит жизнью всегда, и, возможно, в замке вечности, в одном из тех коридоров, по которым пришлось прокатиться знаменитой икебукуровской парочке, аэропорт выделили как отдельную маленькую вселенную. Здесь дороже всего ценится время. Минута до взлета, пять минут до отправки, задержка рейса на два часа – время, время, время. Здесь оно господствует, заставляя людей, отнюдь не долговечных, в полной мере ощущать его власть. Вот только троица «неудачников» сегодня игнорирует этого господина, хотя они, скорее всего, единственные в этом месте, кто поистине осознал всю ценность времени. Они сидят в кафе, пьют кофе и до сих пор молчат. Хотя полагалось бы говорить, много говорить, ведь не факт, что они еще увидятся и вообще друг друга вспомнят. Линде стоило бы пожаловаться на не слишком сильную, но ноющую и утомляющую боль от укусов и попросить передать ее благодарность доктору Кишитани, без чьего обезболивающего она уже давно скончалась бы на месте. Изая бы тут же заверил подругу (как звучит все-таки непривычно!), что этого чудика благодарить не стоит, что он сам ей должен ноги целовать за то, что она согласилась принять его экспериментальную гадость. Они должны много говорить о разных мелочах и вещах посущественнее. О том, что теперь все для них изменится, что дорожные знаки в Икебукуро останутся теперь на своих местах и что по приезде Линда тут же ворвется в комнату Одры и с порога заявит, что шлет балет к его изобретателям – к чертям – и идет учиться в нормальный вуз. В медицинский, правда, на счет его принадлежности к нормальным вузам можно поспорить. Там ведь тоже приходится выживать. Возможно, в какой-то момент разговор бы зашел о том, что никому из них не хочется повторять эту историю. А вот слова о том, что Оно больше нет – это далеко не неоспоримая истина. Какой-то кусочек, несколько молекул души Оно живут в каждом из нас и выражаются во всем злобном, подлом и разрушительном, что когда-либо совершает человек. И иногда тяжелее всего на свете бывает отыскать в собственной душе этого маленького черного паучка и раздавить его собственной волей. Линда, наверное, отвела бы Шизуо в сторону и вновь повторила бы свою просьбу: чтобы он заботился об информаторе. Изае, возможно, сейчас будет труднее всего, так как придется заново переосмыслять себя, менять что-то во взглядах, ценностях… Хэйваджима бы перебил ее, после чего закурил бы и пояснил, что он все это и сам знает, что уже морально настраивает себя на многонедельную, а возможно, и на многомесячную головную боль по имени Орихара. Никто точно не знал, сколько именно грязи вышло из него вместе с Оно, но что-то определенно изменится, и это может повлечь за собой второй переходный возраст. Одни идеалы потеряны, другие не найдены, вокруг огромный малопонятный, словно заново открытый мир, в котором надо искать свое место. Изая отбросит какие-то из бывших приоритетов, что-то для себя пересмотрит, а возможно, вообще разобьет весь привычный для бывшего себя уклад, как разбивал глиняное распятье герой романа Войнич*. И этот процесс будет проходить крайне болезненно. Будут депрессии от непонимания других и самого себя, будут попойки по той же причине. Будут метания, просьбы о помощи и звонки в самый неподходящий момент. Возможно, случатся истерики или даже попытка суицида. Звучит, правда, бредово, но подумайте, что чувствует человек, потеряв руку или ногу, даже зная, что на этой конечности развивалась убийственная гангрена. Орихаре отрезали добрый кусок внутреннего мира, пусть эта его часть гнила и медленно отравляла все остальное. Восстанавливать, да так, чтобы было по-человечески, будет тяжело. Они должны были об этом поговорить. Но молчали. Молчали, потому, что знали все это без слов, чувствовали на ментальном, возможно, даже на подсознательном уровне. А может быть, добрый дядюшка Анку просто забыл разорвать их связь. Чтобы не потерялись. Поэтому, провожая балерину к самолету, Шизуо с Изаей не сказали ей ничего такого, что можно было бы запихнуть в кавычки и выкладывать на постах в социальных сетях. Им не нужно. Просто пожелали удачно долететь, хорошей учебы и здоровья Биллу. И только Линда, оказавшись в воздухе, все удаляясь и удаляясь от страны восходящего солнца, достала из сумочки фотографию, которую уговорила их сделать за пару часов до отлета, глянула одновременно в три пары веселых безумных глаз, и прошептала, давясь ставшим в горле комом чистого, без примесей, счастья: - Я люблю вас, ребята. Я так сильно вас люблю… Вечер в Икебукуро на удивление спокойный. Никаких тебе криков, драк, скандалов. Даже промоутер «Русских суши» понизил голос на пару тонов. Интересно, это исчезновение Оно так повлияло, или просто сегодня такой счастливый вечер? Шизуо снова таращится в окно, наблюдая за проплывающими мимо улицами. Вообще-то он, как и его спутник, любит ходить пешком, но сегодня хочется проехаться на такси. Когда сидишь в теплом, пахнущем кожей салоне и смотришь на творящееся за стеклом, невольно чувствуешь, будто выпал из этого мира и наблюдаешь за ним со стороны. Наверное, именно от этого ощущения ловил наибольший кайф Орихара Изая, наблюдая из офиса за людьми. Шизуо улыбнулся уголками губ и прошелся рукой по лежащей на своих коленях черноволосой макушке, чей обладатель сейчас мирно спокойно спал, возможно, впервые столь спокойно за последние двадцать лет. Ему нужна помощь, несомненно. Как и отдых. Тяжело быть самым проинформированным человеком в городе, а еще тяжелее постоянно поддерживать этот статус, при этом оставаясь живым и не покалеченным. Но даже людям с подобной профессией нужно отдыхать. Забыть на некоторое время про все интриги и грязные тайны, просто лечь и закрыть глаза, позволяя звезде, с простым и чарующим именем Солнце немного приласкать тебя и несколько изменить пигментацию кожи. А если скучно долго без дела лежать (Изае определенно будет скучно), то можно взяться за какой-нибудь летний вид спорта. Волейбол, бадминтон, теннис…или велосипед, тоже подойдет. Когда несешься на огромной скорости, пугая одновременно и водителей и пешеходов, можно много чего успеть. Проскочить между автобусом и легковушкой, перелететь перекресток через полсекунды после того, как включат зеленый, довести до инфаркта особо сердобольную пожилую даму. Или обогнать дьявола. Хотя Шизу еще точно не знает, чем они займутся. Но твердо уверен в том, что у них будет много времени и возможностей, чтобы заново друг друга познать.