Тварь

Они возвращались. Неслись назад, в свой, реальный мир, такой яркий, радостный, многоцветный. Просто живой. Крики Оно, стонущего и проклинающего их на всякий лад, казалось, только придают еще большее ускорение. Это было страшно, но круто. Невообразимо круто, и Изая, за свою не такую уж и длинную жизнь перепробовавший множество рискованных, опасных для жизни и стимулирующих выброс адреналина, эндорфина и серотонина вещей, подумал, что ни аттракционы, ни какие-либо гонки, ни даже паркур не принесут такого непередаваемого ощущения. «Похоже, моя жизнь станет на порядок спокойнее. Думаю, Шизуо обрадуется» - Уже радуюсь, несносное насекомое, но сначала нам надо бы вылезти из этого черного ящика и разобраться с одной зазнавшейся стервой. - Ты, что же, Шизу-чан, нагло забрался в мое личное мысленное пространство? - Сейчас нет личного пространства. Ты, я, Оно, Линда – вы все сейчас на одной волне, и только попробуйте не воспользоваться данной возможностью! Анку усмехнулся. Добродушно, как старый маг усмехается, наблюдая за стараниями и первым корявым успехом молодого ученика. Старый маг? Интересно, а есть ученики у дедушки-Смерти? Посланник улыбнулся и исчез в темноте вместе с останками Черепахи. Интересно, он в свое время явился за древней рептилией? Они все неслись, не отпуская крепких, почти детских объятий и языка Оно, опасаясь, что кого-то из них тварь сбросит и того разнесет от удара об эбонитовый пол вечности. Крики Оно постепенно ставали тише, по мере приближения к реальности, и вскоре наряду с ним зазвучал смех. Звонкий, магический, пропитанный детской верой смех одной неудачницы. Смех. Им бы тоже посмеяться. Но от удара о землю (или о барьер между мирами) воздух вышибло из легких. Бежать, когда смеешься, было гораздо тяжелее. Дыхание подводит, ноги запутываются, а мысли носятся, как фрукты в блендере, превращаясь в цветную кашицу. Линда устала и только чудом не споткнулась и не рухнула на колени. Она уже практически не дышала, горло болело, словно в дыхательные пути засунули инородный предмет и она умрет от удушья, если срочно не провести трахеотомию. Скулы сводило, нервы, иннервирующие большую скуловую и мышцу смеха, наверное, уже раскалились от передачи многочисленных нервных импульсов. Болью о себе напоминали и ноги – сказывались старые и новые укусы, но с ногами было несколько проще. Балерина привыкает к болям в ногах, ее ноги – святыня, инструмент, оружие и боль, сплошной сгусток боли, и главное не дать этой боли сломить себя, при этом самому ломая подъем. И все-таки она выдохлась. Рухнула на брусчатую дорожку, давясь хрипами и не в силах больше хохотать. А смех сейчас нужен, ой как нужен, ведь когда страшно, когда ужас и живой кошмар хватают тебя за горло, когда надежда уменьшилась до размеров атома смех – твое единственное оружие, то, что помогает держаться везде и всегда. Скольких спас «Василий Теркин»? А сколько смеялись «неудачники» тем безумным летом пятьдесят восьмого? Но сил нет. Нет сил… Она по-прежнему держала связь и чувствовала, чувствовала, что ее друзья вот-вот вырвутся в мир реальный. Но вместе с этим слышала и рев Оно, нарастающий и рушащий все на своем пути – словно огромная волна надвигалась из бездны. И тут Линда вспомнила, что слышала когда-то от одного из друзей отца – режиссера и охотника, только как же его звали, ой, сейчас не припомнить. Он время от времени заезжал к ним домой и мог часами сидеть с Биллом у камина и пить глинтвейн или бренди и говорить, много говорить. Обычно мающаяся со скуки Линда занимала третье кресло у самого огня и подолгу смотрела на пляшущие язычки, размышляя о философских проблемах (насколько может о них размышлять подросток). Трескотня этого охотника-режиссера служила малозаметным, но иногда необходимым голосовым фоном. Девочка не запоминала большую часть этих восторженных рассказов, но одно ей запомнилось навсегда: опаснее всего – загнанное в угол, тяжело раненное животное. В таком состоянии оно точно приложит все усилия и умения, чтобы перегрызть тебе горло. Это Линда запомнила. Тогда – как жизненный момент, возможно, даже как руководство или наставление. Балерина понимала, что Паучиха, едва придя в себя (на это может понадобиться не более сотой доли мгновения), раненая, потрепанная, истекающая кровью, тут же наброситься на Шизуо с Изаей, а последний, плюс ко всему, практически парализован из-за паутины. Вот тут она испугалась. И в голове из безумного микса выделилась одна только мысль: «Помогите нам! Мы исчерпали резерв силы! Кто-нибудь, пожалуйста!» А потом… Потом было нечто невероятное. Огромное, сильное и светлое, словно в ее череп запихнули маленькое мощное солнце, мощный свет которого из головного мозга пробежал по всем ее нервным окончаниям, и на секунду Линда увидела каждую свою мышцу, каждый капилляр и миофибрилл, и все они наливались неудержимой и несокрушимой силой Другого и… Тут изображение перед глазами начало стремительно меняться, словно кто-то в ее голове переключал кадры и он увидела… Увидела Ричи Тозиера, как он, стоя на какой-то сцене посреди заполненного людьми зала - видимо вел корпоратив или еще какое мероприятие – вдруг резко дернулся, словно его прошибло разрядом тока, и едва не упал, благо, его подхватил под руку второй ведущий и Человек Тысячи Голосов тут же обернул ситуацию в шутку… Увидела супругов Хэнском, мирно задремавших на веранде. Бен выронил расписанную фиалками чашку, расплескав по полу ароматную темно-коричневую жидкость, а Беверли даже не проснулась. Только нахмурилась во сне, свела брови (мышца гордецов, которая есть у каждого, запомни, Линда), а потом вдруг улыбнулась. Бен не удержался и присоединился к ней… Увидела Майка Хэнлона, читающего какую-то книгу, все еще, бедняга, на больничном ложе. Читающий вдруг рванулся вперед, но не успели аппараты среагировать и издать неприятный пищащий звук, как библиотекарь облегченно вздохнул, упал на подушку и заулыбался. Он любил делиться чем-то с другими. Как и все «неудачники»… И наконец, увидела отца, Билла Денбро, тень его бывшего. Он так и сидел в своем кресле в кабинете, совершенно ко всему безучастный, но тут вдруг подскочил, сбросив на пол пушистый клетчатый плед и прокричал, как кричал когда-то среди пустоты: «ЧЕРЕЗ СУМРАК СТОЛБ БЕЛЕЕТ, В ПОЛНОЧЬ ПРИЗРАК СТОЛБЕНЕЕТ!» Это был последний, самый мощный импульс. И сила, собранная кем-то высшим и пятью ветеранами – Неудачники не бросают своих, девочка моя, и родители детей не бросают! Если требуется помощь – беги к папе, он поможет одолеть всех тварей этого и других миров! – огромная сила прошла через ее тело, словно через огромный мощный сверхпроводник без электрического сопротивления и рванула по образовавшемуся ментальному каналу к остальным. Линда упала на дорогу, практически целуясь с потертыми серыми камнями и глупо улыбаясь. Ее дело сделано. - Шизуо! Шизуо, помоги мне! Блондин подскочил на ноги и тут же ринулся к Изае, помогая ободрать с тела липкие белые нити. Материя липла ни пальцы, склеивалась, таяла и дико жгла, оставляя ожоги, словно на кожу плеснули кислоты. У Шизуо повреждены этой гадостью были только ладони, а вот Орихаре ожгло еще запястья, шею и тонкую полоску живота, где свитер немного задрался. Наверняка останется след, подумалось брюнету. Да, след действительно останется, длинный и тонкий, словно саблей резанули. А у Хэйваджимы появится странная навязчивая привычка оглаживать тонкий контур кончиками пальцев и иногда, когда Изая будет крепко спать, языком. Если честно, последнее захотелось совершить прямо сейчас, глядя на шипящего от боли Орихару, но не время. Паучиха была еще жива, хотя по груди и брюшку уже потянулись тонкие и глубокие порезы, их которых лилась кровь. Одна мохнатая и толстая, как ствол молодого деревца, лапа попыталась ударить противников (интересно, а такой конечностью можно снести голову?), но Шизуо, ощутив вдруг резкий прилив сил, да такой, что в глазах на секунду побелело, со всей силы парировал удар, так что примитивный паучий скелет хрустнул. Ты на кого полезла, жалкая арахнида? Тварь взвыла, потеряв одну из опор, и побежала по стене вниз, постоянно заваливаясь на бок, а где-то в трех метрах от земли не выдержала и свалилась, приземлившись на спину и смешно дернув лапами. - Ты в порядке? – надо было и о пострадавшем позаботиться. - В полном, - Изая кивнул, скалясь так, что испугался бы и сам Пеннивайз. – А вот наша новая знакомая выглядит не очень и мне не терпится ей помочь. Пойдем, Шизуо, и докажем миру, что и блоха может сделать паука! Хэйваджиме пришлось по нраву это предложение. Они бежали по следам Оно, по тянущимся полосам густой черной крови, блестящей, словно разлитая нефть. Тварь бежала, стараясь спасти остатки своей шкуры и хитина, но как же неудобно было бежать с подламывающимися ногами. Да еще и раны, оставленные этими ненормальными взрослыми детьми. Но не может же для такого существа, как она, как Оно, все закончиться вот так, так плачевно! Не могут какие-то закомплексованные, давно прошедшие нужный возраст недодети… - Эй, дамочка, вы куда собрались? Вечер только начинается, а вы уже нас покидаете? «Нет, не смей, не смей! Ты не можешь, ты ничто без меня, это я вырастила тебя, превратила в того, кем ты есть сегодня! Если я погибну, умрешь и ты…» Шизуо на секунду замер, но решительность информатора подтолкнула к действиям и его. - Я так не думаю, сучка! Вырастила, говоришь? Превратила в то, чем я есть сейчас? Что же, давай я проведу для тебя пару уроков энтомологии. Поговорим об осах-ястребах. Ты знаешь, что они убивают пауков? Нет? ну ничего, сейчас я устрою тебе подробный экскурс! В руках по привычке оказался один из ножей. И Изая, призвав на помощь всю свою злость, весь свой гнев на существо, бесцеремонно влезшее в его жизнь, манипулирующее им, он с силой вогнал лезвие в брюхо паука, представив, и искренне поверив, что это жало осы. Осы-ястребы – удивительные существа. Они могут охотиться на гигантских пауков и в них же размножаться. Тарантуловый ястреб парализует паука ядом, затем тащит его в нору, откладывает на пауке яйцо и уходит, гордо хлопнув дверью. А вылупившаяся личика съедает материнскую добычу. Заживо. Изая много знал об этих насекомых, и будь его рассудок после пребывания в пустоте чуть более помутненным, он бы предложил именно такой вариант убийства. Но, к счастью, мыслить адекватно он мог. Так что для Оно тут же все и закончилось. Паучиху парализовало за несколько секунд. И на обездвиженную жертву тут же бросился зверь, которого она с таким удовольствием дразнила последние несколько лет. - Тебе нравятся вскрытия, да? – взревел Шизуо, вспоминая недавние видения. – Нравиться разрезать тела и извлекать органы? Любишь, когда много пожизненных травм? А как тебе вот это, а? тебе нравиться? Ты счастлива, тварь?! Проломить грудную клетку было в миллионы раз проще, чем выломать дорожный знак. И сердце, горячее и пульсирующее, черное, словно наполненное нефтью, просто лопнуло под сильными, к тому же подпитанными «неудачной» силой руками, словно слишком сильно надутый воздушный шарик. Оно скончалось. И Шизуо почудилось, как галактика облегченно выдохнула. Как сердце Майка Хэнлона отчиталось хозяину, что готово выходить на работу как обычно. Как Билл Денбро глянул на мир вновь живыми, более не затянутыми дымкой обреченности глазами. И как вздохнул полной грудью Орихара Изая, с которого словно сняли тяжеленные свинцовые кандалы. Или спортивные утяжелители, что кому больше по душе. - Похоже, ты свободен. Красные глаза с интересом уставились на…а, собственно, кто он ему теперь? - Свободен, - кажется, впервые Изая смотрел на экс-бармена с благодарностью. – И я предлагаю это отметить. Давай найдем нашу звезду балета и отправимся в ближайшую забегаловку, где будет что-то мясное и горячее. Последнее, что я вкушал, был язык Оно, но экзотическая кухня, видимо, не для меня.