Часть 1. Ты счастлив, Джон?
25 июня 2012 г. в 20:05
Жизни Джона Хэмиша Ватсона не суждено было наладиться.
Более полугода он приходил на Бейкер стрит с надеждой, что сегодня он услышит пистолетные выстрелы, или звуки скрипки, или хотя бы бормотание разговаривающего с самим собой консультирующего детектива. И каждый день он слышал лишь то, чего ему так не хватало во время жизни с Шерлоком – тишину.
Мертвую тишину.
Однажды он понял, что не может больше это выносить. Он цеплялся за прошлое, вспоминал свои похождения, жил на пенсию, и однажды ему все это надоело. Он бросил психиатра, и решил начать с нового листа. С чистого листа, не запятнанного кровью войны и пулями Шерлока в стене. С чистого листа, который так много обещал.
Джон попрощался с миссис Хадсон и переехал в Кенсингтон, где снял квартиру у своего хорошего друга по университету. Несмотря на низкую для такого района цену, Ватсон погряз в долгах и был вынужден искать работу. Он нашел аккуратную частную клинику в двадцати минутах ходьбы от своего дома и устроился там хирургом.
Первое время он настолько погрузился в работу, что выходные просто исчезли за своей ненадобностью. Он вставал в восемь, завтракал, шел на работу, возвращался в девять, ужинал и ложился спать. Иногда он заходил в супермаркет.
Работа была несложной и даже скучной. В частные клиники редко попадают разбившиеся мотоциклисты или люди, у которых оторвало ноги. Куда больше пациентов, которым нужен простой осмотр и закорючка-подпись в бланке. Осмотр и закорючка. Никаких убийств, никаких ужасов. Хватит. Насмотрелся.
В глубине души Джон понимал, что отдал бы все, лишь бы оказаться на очередном безрассудном расследовании, полном опасностей. Но он старался отгонять эти мысли и погружаться в горы больничных бланков. Он работал на автомате и старался не думать. Если нельзя запретить себе думать о чем-то, то почему бы не перестать думать вообще?
Со временем у него стали появляться друзья. Коллеги любили его за то, что он без всяких вопросов соглашался помочь с дежурством. Но Джон Ватсон никогда не соглашался выпить после работы или сходить куда-нибудь на выходных. Он ничего не рассказывал о своей жизни и не ходил никуда дальше супермаркета.
А потом он встретил ее.
Она работала медсестрой в отделении травмпункта, куда привозили людей со сломанными ногами или тех, кто ударил молотком по пальцу вместо гвоздя. У нее были светлые прямые волосы чуть ниже плеч и хрупкая и изящная фигура. Она проявляла сочувствие к своим пациентам и всегда старалась помочь им.
Ее звали Мэри Морстен.
Она стала его мостиком в нормальную жизнь. Она разговаривала с ним о телевизионных шоу, погоде и рассказывала смешные истории о своих пациентах. Ее интересовало его мнение о ее сегодняшнем внешнем виде, о новой системе заполнения бланков и о руководстве клиники. Она умела слушать, и мягко вытягивала из него слова, не давая Джону превратиться в…
В социопата.
Мэри уговорила его сходить в какое-то уютное итальянское кафе на Аллен стрит, и он впервые за долгое время отказался от дополнительной работы в выходные. Он чувствовал себя ужасно дико вне стен клиники и знакомых улиц, но приятная обстановка потихоньку успокаивала его разум. Мэри болтала с ним о всякой ерунде и рассказывала о себе, а потом Джон неожиданно для самого себя закрыл глаза и спросил, знает ли она, кто такой Шерлок Холмс.
Оказалось, что он помогал некой миссис Сесил Форрестер, хозяйке квартиры, где раньше жила Мэри. Мистер Холмс счел запутанное и странное дело об исчезновении племянницы необычайно простым и даже скучным и решил его, не выходя из комнаты.
В тот момент Джон решил, что она имеет право знать. И он рассказал ей все.
Он рассказал ей про войну, про ранение, про Стэмфорда, про Бартс, про миссис Хадсон, про первое дело, про дырки в стене, про череп, про никотиновые пластыри, про инспектора Лестрейда, про Салли Донован и Андерсона, про дедуктивный метод, про Ирэн Адлер, про Баскервиль…
Он рассказывал ей все, что так долго копилось у него в голове. Иногда он, сам того не замечая, цитировал свой блог, который уже так долго не открывал, но прекрасно помнил. Он говорил и говорил, а она все слушала, не перебивая и не задавая вопросов.
Наконец он подошел к последнему делу Холмса. Джон говорил быстро, чтобы не передумать и не остановиться на середине. Мориарти, суд, Ричард Брук, Китти Райли, госпиталь Святого Варфоломея, крыша. Записка. Прыжок. Велосипедист. Похороны. Психотерапевт. Кенсингтон. Хирург. Мэри.
- Я верю, что он был настоящим, и всегда буду верить, - закончил Ватсон.
Он замолчал и с усилием вздохнул воздух. Когда Джон поднял голову, он с удивлением обнаружил, что люди за соседними столиками сидят, остановив на полпути в рот вилку с пастой, и взгляды их прикованы к нему. Официант за стойкой тоже слушал, хотя старался и не показывать виду. В этой части кафе воцарилась тишина, которую прервала Мэри Морстен.
- Я понимаю, Джон.
Он невольно поморщился и пожалел, что выложил ей все это. Теперь она скажет что-то наподобие речи Лестрейда о том, что «теперь-все-будет-хорошо» или Молли – «Шерлок-конечно-же-жив».
Но Мэри просто накрыла его руку своей и тихо проговорила:
- Если Шерлок сделал это, значит, это было необходимо. Разве стал бы он прыгать с крыши, если был бы другой вариант?
Ватсон поднял голову. В ее словах действительно был смысл. Тот Шерлок, которого знал Джон, стал бы доказывать, что он настоящий, пока все бы ему не поверили. Нет, самоубийство не в его стиле – для этого он слишком самолюбив*. Значит, кто-то вынудил его прыгнуть с крыши? Может, Мориарти?
Нет, все это было слишком сложно для понимания простых смертных. Вот Шерлок справился бы с этим в два счета.
- И еще одно, Джон, - продолжила тем временем Мэри и грустно улыбнулась:
- Ты не виноват.
Каким-то таинственным образом она всегда говорила то, что нужно было сказать. Она не говорила ни слова о том, что Шерлок точно жив, не давала ложную надежду. «Что случилось, то уже не изменить. Нужно жить дальше», - много раз повторяла она за время их совместной жизни. И сейчас, когда она затронула камень, лежащий на душе Джона, он открыл рот, чтобы возразить, но Мэри не дала ему такой возможности.
- Он делал то, что считал нужным. Никто не смог бы остановить его. Шерлок знал, на что идет.
Джон с трудом кивнул, изобразив подобие улыбки. Взмахом руки он подозвал официанта, который услужливо поклонился и оставил на столе счет за ужин. Ватсон открыл его и недоуменно проводил взглядом уходящего. Кроме чека, внутри лежал обрывок объявления, который гласил:
«I believe».
Но Мэри внезапно оживилась и взяла в руки кусочек бумажки.
- Пойдем, Джон, я покажу тебе кое-что.
Он взглянул на нее с подозрением, но лицо мисс Морстен располагало к себе даже самых замкнутых и ворчливых пациентов. Быстро расплатившись и оставив чаевые, Джон покорно вышел на улицу следом за девушкой.
Они спустились немного вниз по Аллен стрит и завернули за угол на перекрестке. Открывшаяся их взору Стратфорд-роуд была освещена фонарными огнями, машины медленно скользили по ней, сверкая яркими фарами, а влюбленные парочки неторопливо прогуливались вверх и вниз, оттягивая момент расставания. Но не это поразило Джона. На каждом фонаре висело черно-белое объявление, на котором красовались портреты двух таких знакомых Ватсону людей – Шерлока и Мориарти.
Джон подошел ближе. Черная жирная надпись гласила:
"I believe in Sherlock Holmes. Moriarty was real."
И на каждом маленьком отрывном листочке было написано коротко и ясно:
"I believe."
Джон заскользил взглядом по улице, выискивая того, кто расклеивает объявления. Это был человек в черном пальто и небрежно повязанном синем шарфе. На голове у него красовалась охотничья шляпа с двумя козырьками. Но это был не Шерлок и не кто-то из его шайки бездомных – когда незнакомец повернулся, Джон заметил светлые волосы, аккуратные черты лица и грациозные движения. Это была девушка лет шестнадцати, обычный английский подросток.
Подошедшая Мэри осторожно коснулась его локтя.
- Ты не одинок, Джон, - тихо проговорила она, отрывая кусок бумаги от объявления. – Теперь ты знаешь, что ты не один.
Они поженились спустя восемь месяцев. У них была двухкомнатная квартира, собака, плазменный телевизор и еще много радующей сердце ерунды. Утром в воскресение Мэри часто готовила яблочное печенье, которое всегда съедалось до вечера. Иногда они ходили гулять в парк, иногда смотрели новинки кино, иногда навещали общих друзей и знакомых. Иногда они говорили о Шерлоке. На Рождество Джон навестил миссис Хадсон, Лестрейда и Молли и познакомил их со своей женой.
На вторую годовщину смерти Шерлока, Джон поймал себя на мысли, что если бы живой Холмс заявился сейчас в уютную двухкомнатную квартиру на Уилмонд стрит, то Ватсон закрыл бы перед ним двери. Его, никому раньше ненужного военного врача в отставке, наконец-то ждет кто-то дома с разогретым ужином, он ест три раза в сутки и спит по восемь часов, а по выходным даже по десять, а смерть и насилие появляются только в телевизоре. Нет, Джон не променял бы свою тихую размеренную жизнь ни на какую опасность.
Он наконец-то был счастлив. Джон Ватсон был заслуженно счастлив.
*фраза из фильма Гая Ричи "Шерлок Холмс", которая была произнесена Джоном Ватсоном.