Персона 4: Сердце всего. Часть вторая

             В разных концах Инабы разные люди скрестили свои взгляды на желтоватом, подёрнутом дымкой и телепомехами изображении телеэкранов. Подростки и взрослые, девушки и парни — противоположности оказались объединены этим мистическим сигналом полуночного канала. Дождь, мерно отбивавший за окном гулкую дробь; темень с чернильным, непроглядным небом.       Они смотрели в чёрное зеркало телевизора, в котором… в котором…       — Приветушки! С вами говорит ваша любимая и несравненная Куджикава Рисе, она же Риз! — девушка с медными волосами кокетливо улыбнулась, поднесла пальцы к губам в шутливом воздушном поцелуе.       — Ка… что происходит?! — Ханамура, очутившийся подле телевизора, протёр глаза, после чего жадно вылупился на чёткий образ его кумира. Парень шумно сглотнул, покуда его кулаки то сжимались, то разжимались. А глаза… глаза его (взгляд) предательски съезжали вниз.       Тацуми покраснел и попытался отвернуться в какую-нибудь другую сторону, хоть куда-нибудь… но, вот несчастье, смотреть на изображение и не краснеть не получалось: фокус камеры держался именно на верхней части туловища, а одета Ризетта была весьма откровенно: купальник-бикини лимонно-золотого цвета, с двумя крепкими и плотными чашечками, удерживавшими… А вот в этом месте Канджи ощутил, как в его носу начало накрапывать кровью. Куджикава, похотливо улыбнувшись, взялась за чашечки, вернее, за тот объём…       — Потаскуха! — единовременно подскочили на местах Амаги и Сатонака, пылая праведным гневом. Впрочем, синхронность реакции заставила девчат переглянуться и смутиться… впрочем, непотребство, показываемое по телевизору…       — Шлюха! — грязно выругалась Юкико, ткнув пальцем в экран.       — Вертихвостка! — не отставала от неё Чие, которая, правда, взяла словесный ранг пониже.       — Рыжая…       Некоторое время (довольно продолжительное, надо сказать) Амаги и Сатонака на пару поливали самыми нелестными эпитетами Риз; и вот в чём дело… не то чтобы они её ненавидели, разделяли личную неприязнь, однако… Пожалуй, самую значимую роль здесь сыграл тот факт, что где-то далеко, в Инабе, предмет их совместного интереса точно так же пялится в телевизор, покуда эта бесстыжая негодяйка светит дынями, едва прикрытыми жёлтым купальным бикини!.. Как понимаете, дали бы повод для злословия. А! Ещё Рисе, точно бы отвечая их мыслям, улыбалась, и того более наглея, и, двигая телом, демонстрировала товар, так сказать, «лицом».       — Си-сайз, — весомо обронила Кониши, чьё перекошенное лицо, наполненные завистью глаза, которые самым неприличным образом уставились… Наруками, ничего не ответив, продолжил… пялиться туда же?.. Наслаждаться шо… «Стоп, если Рисе там, то…» — в его голове пронеслась-промелькнула мысль, что заставила ощутить холод где-то в районе лопаток.       Очарование момента, жутковатое и потустороннее, мигом помахало рукой, уступив место холодному разуму и силе мысли. Поднялся на ноги, распрямился, очи прищурились, а кулаки сжались до боли. Подошёл к изображению вплотную.       Рисе в телеэкране несомненно была Тенью: эти точно бы незаметно блестящие жёлтым глазки, это тёмное очарование и, конечно же, поведение, на которое сама идол бы… решилась?.. Не решилась?..       «Тень» послала парню многообещающий взгляд.       — Мо-о! — она сделала губы бантиком, — вы такие негодники, мои дорогие фаны! Что вы говорите?.. Хотите увидеть боль-ше ме-ня?.. Я не такая, чтоб вы знали!.. — погрозила пальчиком из стороны в сторону, покуда два её незабвенных хвостика на голове весело болтались в разные стороны.       — Мамочки…       Куджикава Рисе, настоящая, во плоти, белая, точно бы простыня, прижала руки ко рту, покуда её колени сами собой подогнулись. Девушке отчаянно хотелось закричать, сделать что-нибудь, но только уберите эту… похотливую, развратную, мерзкую…       Телевизор, старенький и маленький, несмотря на всё желание ея, совершенно не собирался менять программу: Рисе-самозванка хищно прищурилась (совсем как эта красная деревенщина!), после чего, изогнув уголки губ по-змеиному, продолжила нести чушь и вздор:       — И, конечно же, я рада приветствовать вас на моём новом шоу «По секрету всему свету!», в котором я обнажу самые желанные уголки моей натуры!.. — в доказательство серьёзности намерений, она снова потрясла телесами, заложив руки за голову, подмышками наружу, к зрителю. Камера немного отъехала назад, позволяя увидеть тело идола во всей красе, освящённое яркими прожекторами… откуда они били, кстати?..       Капельки пота, на удивление, хорошо просматривались на ней: они блестели на её гладкой коже точно бы алмазики или жемчужинки, насмешливо скатываясь вниз, покуда зритель мог выловить всю сложную паутинку кожи, ея рисунок и фактуру; и это несмотря на то, что двойник и не думала как-то останавливать движение!.. Хотя, уже замерла.       Нельзя сказать, где велась съёмка и как: только и можно было увидеть позади Риз-из-телевизора (если попытаться отвлечься от самой неё) — какую-то темноту, подернутую то ли дымкой, то ли чем-то чёрным и непрозрачным; отчётливо просматривалась сцена, на которой забавлялась девушка, с розово-ядовитым полом, обитым тканью… что-то во всём этом так и дышало вульгарностью, пошлым лоском и фальшивой красотой, столь же сладкой и приторной, сколь же тошнотворной и горькой. Куджикава Рисе, которая настоящая, помнила, конечно, много безвкусных решений в дизайне, как и помещений, так и одежды… но это было верхом безобразия!.. И это… эта…       — Многие из вас наверняка напуганы и растеряны моим таким внезапным уходом со сцены!.. — девушка в лимонном купальнике прекратила кривляться, перекрестила руки на груди, приняв вид хмурый и недовольный. — Да! Это было не моё решение, чтоб вы знали, мои фаны! Ризетта бы никогда вас не покинула и не предала! Всё дело в той самозванке, что выдаёт себя за меня! — под конец фразы она звучала зло и недовольно, уголок её рта на мгновенье показал оскал.       — Что?.. — ротик «настоящей» Рисе открылся на всю возможную длину, глаза распахнулись, покуда сердце пропускало пугливые и частые удары. Самозванка выкинула руку вперёд, указав прямо на напуганную и растерянную оригинальную версию себя.       — Знайте же, что она попыталась убить меня! Меня, Риз, вы можете себе представить!.. Что вы говорите? На костёр её?! Именно! — притопнула ногой, расплела руки и улыбнулась, шаловливо высунув кончик языка и показав перламутровые зубки. Её глаза, горевшие золотом… медновласой становилось не по себе. Ведь это ненависть и презрение… они ведь не для неё предназначены?.. Это ведь… просто местная байка… правда ведь?..       Двойник раскрыла рот.       — Она думала, что сможет избавиться от меня так просто!.. Но знайте: теперь всё будет по-другому! Теперь я, Риз, займу место этой глупой и пустоголовой девчонки! И я не я, если я не покажу вам то, что вы так долго хотели, мои дорогие и ненасытные: всю ме-ня!.. — лицо ея снова помрачнело. —…я приду за тобой, самозванка, имей в виду… — фразу эту она сказала куда прохладнее, в каждое слово, слог, вложив всю свою ненависть и злобу. Высказав ея, дупель снова засверкала показной радостью и голливудским оскалом: — Что ж, мне пора уже уходить, но напоследок… — девушка закрутилась на мысках, — спросите... Риз! Спросите… Риз! Ей! До новых встреч, мои любимые фаны!       — Ёбаный писец, — пролепетал Канджи, завалившись на спину, придерживая протекающий кровью нос. На его алеющем лице закрепилось выражение человека, который испытывает жгучий стыд, но ни капли не может от него избавиться. Телевизор, на прощанье пискнув, отрубился.       — Шлюха.       — Проститутка.       Сатонака и Амаги, переглянувшись, послали друг другу понимающие улыбки, очень злые и опасливые, которые, по сути, расшифровывались как нечто близкое к союзному договору перед лицом общего врага: никто из них не забыл, что Наруками… должен был достаться именно ей.       — Мне кажется, Ризетта должна быть обнаружена на проводах. Ты не думаешь так, Чие? — На лице Сатонаки промелькнул ужас, рот приоткрылся.       — Юкико… — вырвалось из неё против воли.       — Я что-то не так сказала? — наивно улыбнулась Амаги, слегка наклонив голову, приняв наиболее невинное выражение лика. Чие ощутила что-то леденящее в районе копчика. Сглотнула.       Наруками, немного подумав, решил приоткрыть окно. В его комнату сразу же потянуло бризом свежего воздуха, дышавшего сыростью дождя и ночной прохладой. Вглядываясь в сумрак, слегка разогнанный уличными фонарями, он набрал телефон Ханамуры. Кониши, вдумчиво вертя на пальчике призрачную прядку, расположилась за его спиной.       Гудки. Гудки. Автоответчик.       — Я же говорила тебе, что он будет слишком занят, делая это, — лениво произнесла Саки, вложив не менее ленивую насмешку в фразу. Юу покосился в её сторону, снова повторил вызов. — Бесполезно. Может, спустя полчасика и…       Между тем, серебряновласый, не дождавшись ответа, хотел повторить… как его оборвали при помощи встречного звонка — и звонившим оказалась, вот незадача, сама Куджикава Рисе! Парубок переглянулся с призрачной семпай. Та похлопала глазами.       — Принимай, что ли…       Юу кивнул, а затем вдавил кнопку и поднёс устройство к уху…       Несколько ранее. Гостиница Амаги.       Амано помотала головой, протёрла рукавом лицо, повернулась обратно к глади кинескопа, жадно пожирая изображение глазами. Её дрожащая рука потянулась к телевизору… но где-то на полпути замерла и опустилась.       Урара, бледная, дышавшая через раз, приподнялась, усевшись. Её глаза были распахнуты широко-широко, покуда зрачки водили по изображению.       — Тацуя… — моргнула аловолосая разок. Потом другой, третий… — Охуеть… — аккуратно, словно бы боясь спугнуть что-то, она начала смещаться к краю кровати, ближе к телевизору.       Майя, подозрительно тихая, практически не шевелилась, уставившись на изображение, озаряемое мутновато-жёлтым светом.       Сцена, там показанная, была донельзя умиротворённой: обыкновенные парень и девушка, спящие в одной кровати, укрытые широким-широким одеялом. Девонька тихонько сопела, но часто-часто, что-то ещё лепетала во сне своими бледно-розовыми губами. Её лицо было приятным: мягкое, кремово-белое, с аккуратными формами и носиком-пуговкой; чем-то она напоминала собой персонажа из аниме или манги, ибо в жизни у японцев такое аккуратное и ненавязчивое сплетение черт встречается редко. Впрочем, Урара знала, ровно как и Майя, кого показывал полуночный канал: Лиза…       — Гинко*… — дрожащим голосом молвила Амано.       Серизава, покосившись на подругу, сглотнула: голос той звучал тихо, но так проникновенно грустно, с такой тихой и невероятной болью, что всякая фраза, которую пожелала бы сказать бунтарка, обрывалась, так и не начавшись; впрочем, молчание, под тихий треск и сопение из телевизора угнетали и того больше.       — Ха-ха… оказывается, он действительно показывает… любовь… да, Майя?.. — нервно хихикнув, Урара осторожно коснулась рукой подруги. Майя вздрогнула, но оборачиваться не стала.       — Да. Выходит, этот слух… — Амано вернула обладание голосом и уже начала что-то говорить, как, между тем, люди на экране пришли в движение: парень, поморщившись, размежил веки, явив миру карие глаза, мутноватые, ничего не понимающие.       Усевшись на кровати, он потёр ладонью лицо, после чего сонно повертел головой по сторонам, точно бы ища что-то; Серизава, сидевшая сейчас практически вплотную к Майе, ощутила, как сердце той начало пропускать громкие и раскатистые удары, частые-частые.       — Кто… здесь?.. — тихо прошептал юноша с экрана, обращаясь то ли к себе, то ли ни к кому конкретно.       Девушка, лежавшая рядом, зашевелилась и забурчала что-то недовольное, после чего, нехотя, тоже переместила тело в вертикальное положение, обнажив ярко-алый бюстгальтер, и, покосившись на своего соседа, сонно произнесла:       — Тацуя, ты чего не спишь?       Парень снова потёр лицо, обвёл помещение взглядом, задержав взгляд ровно в том месте, в котором, видимо, и находилась невидимая глазу камера.       — Мне показалось… что здесь кто-то есть.       Майя с Урарой, не сговариваясь, дружно положили ручки на ушные раковины. Как оказалось, мера была правильной: дикий, нечеловеческой силы писк огласил округу, покуда девица взвилась на кровати подобно пламени свечи, встав в боевую стойку кунг-фу, чуть не снеся своего соседа.       Тацуя, к его же несчастью, был не настолько догадлив, чтобы предсказать последующую реакцию, поэтому он, оглушённый криком, повалился на живот, получив от Лизы хороший удар под дых ногой. Хрипя, он пытался что-то сказать, но его фразу заглушило полуистеричное:       — А ну выходи, подлец! Я тебе устрою сейчас, как вламываться в чужие дома! Тацуя, что валяешься?! Мы должны защитить себя и наш дом!..       Майя с Урарой синхронно вздохнули, убрали ладошки от ушей, переглянулись.       — Гинко не изменилась… — устало молвила Амано, уперев пальцы в переносицу и прикрыв глаза. Серизава, икнув, кивнула.       — Мне вот интересно другое: почему он показал именно Тацую?.. Я, может, тоже хочу увидеть любовь всей своей жизни!.. С тобой, блин, всё понятно, однолюбка!..       Журналистка, приоткрыв глаза, могла наблюдать невероятно возмущённую бунтарку, которая, напоминая собой кипящий чайник, выражала недовольство подруге. Майя позволила себе улыбнуться, буквально чуть-чуть, уголками губ.       Между тем, Гинко, уразумев, что никто не собирается показываться, спрыгнула с кровати с громким треском, после чего, схватив в руки настольную лампу, снова обратилась к Тацуе, который, в невероятно растерянно-сонном состоянии, только-только поднимался с кровати.       — А что, ты была бы не против, если бы показали Паофу?* — коварно молвила Амано, старательно загоняя внутреннюю боль поглубже.       Урара, что-то комментировавшая в то же время на экране, осеклась, после чего деревянно повернула голову на свою соратницу. В её глазах всколыхнулось что-то среднее между испугом, недовольством, злобой и смущением; Майя ощутила, что попала в самое яблочко. Не сдержавшись, хихикнула.       — Да я!.. Да этот хренов китаец!..       Внезапно раздался новый щелчок. Женщины вздрогнули, после чего осторожно покосились на экран.       Теперь на нём была совсем другая картина: подворотни какого-то современного индустриального города. Полутусклый свет неоновой рекламы, шум большого перекрёстка где-то позади…       Камера немного взяла назад и повернула вправо, чтобы показать донельзя мирное избиение мужчины: его держали два крепких и поджарых детины, чьи тела пестрили татуировками, покуда третий, что-то говоря на китайском, наносил удары. Зрелище сопровождались воплями, криками, ударами, хрустом и чавкающими звуками, которые издавала под чужими кулаками изувеченная плоть.       На фоне этой невероятно успокаивающей картины, стоял суховатый и высокий мужчина, одетый в нарядный красный пиджак и брюки, с двумя серьгами с синими камнями в ушах и очках авиаторах на носу, с длинными волосами, убранными в плетёную косичку, в молочно-белых перчатках. Он смачно затягивался сигаретным дымом, скучая, созерцал зрелище избиения. Периодически он что-то негромко говорил на китайском, после чего со стороны избиваемого доносилось в ответ нечто очень жалостливое, а головорезы оборачивались на него. Мужчина качал головой, после чего экзекуция продолжалась.       Веко Урары дёрнулось.       — Значит мне он говорит, что уехал посетить могилы родных, а сам, получается, опять в разборках триады участвует!.. — бунтарка, бледная, злая, трясущаяся, скрипела зубами, опасно разминая шею. Амано почувствовала нечто опасное. Боязливо подвинулась в левую сторону дивана.       — А тебя не смущает, что телеканал… вот так вот внезапно сменил программу?.. — опасливо молвила Майя, внутренне, правда, ощутившая невероятное по силе облегчение. Даже сам факт… впрочем… «Что-то здесь очень нечисто. Вот прямо очень», — проскользнула в ея головке мысль. — Мы же даже не знаем, это запись или…       — Так это ж легко проверить, — Амано, едва раскрыв рот и сказав «А», только и моргнула, покуда Серизава рывком нырнула обратно к изголовью кровати, вытащила из сумочки телефон, переместилась обратно и тут же набрала номер. Пошли гудки. Журналистка покачала головой.       — Не думаю, Урара, что это так просто работает. В конце концов…       Серизава, сузив глаза, очень внимательно следила за изображением. На нём, как раз, действо подошло к самой кульминации: мужчина в красном, продолжая смолить, стоял подле настрадавшегося и важно что-то ему говорил… как в этот момент, чей-то телефон изверг инфернальное…       ~I FUCK LIKE A BEAST!~       Реакция Амано была очень похожа на реакцию мужчины в красном: их лица вытянулись, веки дёрнулись, а на лице возникло что-то кривое и растерянное. Дрожащей рукой тот нащупал телефон в кармане, выудил его на свет, распахнул наружу и поднёс к уху:       — Ура-чан, ты вот сейчас вообще не вовремя, — голос Паофу, низкий и хриплый, единовременно исходил из двух источников: со стороны телевизора из трубки, в параллель друг другу!..       Майя, моргая часто-часто, тупо водила головой то на экран, то на телефонный аппарат в руках подруги. Между тем, избиение на экране утихло, а китайцы, косясь на «босса» что-то у того спросили на родном языке, растерянные такой… таким… вторжением?.. Мужчина, которого держали, поднял разбитое, синюшное и кровоточащее лицо, изрядно опухшее.       — Это называется, кто-то поехал посетить могилы предков, да?..       Паофу подскочил, вытянулся по стойке смирно, сплюнул сигарету, после чего затравленно огляделся по сторонам. Избиваемый, сообразив, что-то идёт не так, пропищал насколько получилось: «Help me, please…» за что тут же получил от молодчиков по зубам.       Амано попыталась что-то сказать знаками подруге, но та, её проигнорировав, поднялась на ноги, после чего подошла к изображению телеэкрана, встав прямо перед изображением китайца в красном.       — Я слышу у тебя какие-то крики, Пао-кун. И что-то мне подсказывает, что это ни капли не дружеская вечеринка родственников…       Пао, стремительно теряя хватку и самообладание, повернулся на страдальца, провёл пальцем по шее, после чего, отключив микрофон, стремительно удалился с места экзекуции, не переставая оглядываться, точно бы опасаясь за углом где-нибудь увидеть Урару; как понимайте, в этом он потерпел категорическую неудачу.       — С чего ты взяла, Ура-чан? Я тебя когда-нибудь обманывал?.. Где ты, кстати? Как ты?.. — на той стороне Серизава, наблюдая за бегающими глазками Паофу, только приходила в большую ярость.       — В глаза мне смотри!       Странное дело, но этот полудемонический полуистеричный окрик подействовал: мужчина в красном замер, уставив глаза прямо на предполагаемую камеру.       — Значит, думаешь, если мы расстались, ты опять можешь заниматься своими мафиозными делишками, да?..       — Ура, ты всё не так… где ты… — Пао, усиленно потея, говорил слегка блеющим голосом; когда Серизава была в ярости — даже он предпочитал в такие моменты держаться от неё подальше.       — Так вот, козёл, чтоб духу твоего на моём пороге не было! Скотина! Ублюдок!..       — Урара, только успокой…       В этом месте Урара Серизава грубо оборвала звонок. Телеэкран, моргнув на прощание, погас. Тяжело дыша, она уставилась на чёрное зеркало телеэкрана, которое отражало её собственное злое, разгорячённое лицо. Амано, осторожно поднявшись на ноги, подошла к той поближе.       — Ура…       — НЕНАВИЖУ!       Выдав из себя нечто, напоминающее львиный рык, женщина со всего размаху врезала по телеэкрану. Майя, побледнев и уже приготовившись подсчитывать убытки, хотела ахнуть, но…       — А… а?.. —…но вместо этого, они обе наблюдали такой удивительный феномен, что… рука Урары… провалилась в телевизор?!       — А… — Урара выдала непечатную фразу. Майя, размышляя, подняла бровь… добавила сверху. Переглянулись.       — Телевизор, — икнула Серизава.       — Ага, — смотря немигающим взором, кивнула Амано.       — Не разбился.       — Ага.       — Майя, мне кажется… мы в дерьме… — покосившись на свою руку, всё ещё погруженную в переливающееся шумовое искажение телеэкрана, молвила аловолосая.       — Ага.       — Что «Ага»?! Помоги её вытащить!       Майя, покачнувшись, очутилась подле подруги, после чего начала спешно тянуть в обратную сторону. Но… то ли одну из них подвели ноги, то ли сила притяжения была велика… две женщины, в халатах-ночнушках, провалились внутрь телеэкрана. Тот, на прощанье булькнув, снова превратился в гладкую и чёрную поверхность, отображавшую пустой гостиничный номер премиум класса. Тишина.       — Подожди! То есть… ты видела саму себя?! — Юу, не сдержавшись, перешёл на полукрик. И было от чего: Рисе… Рисе…       — Ситуация усложняется, Нару, — лениво бросила Кониши, состроив «понимающее» выражение лица и покачав головой.       Хотя, судя по некоторым признакам, она тоже пребывала в растерянности. Впрочем, серебряновласому сейчас однозначно было не до того — на другой стороне невидимого провода, связывающего с собеседником, находилась Куджикава, которая была в истерике. Самой что ни на есть настоящей.       — Ты можешь себе представить, Нару-нару! И она была тако-ой злой и противной! И она говорила такие вещи!.. — Рисе на той стороне особенно шумно всхлипнула, — И она… и вообще, у меня не такие гигантские сиськи! А эта насиликоненная дура… — «Что, простите?..» — Юу пару раз моргнул. Помотал головой.       — Подожди, что ты имеешь в виду?.. — растерянно молвил парень, уловив, что что-то было не так. Ризетта обиженно засопела на той стороне.       — Нару-нару такой дурак. Ты не понял, что ли? Это сделали мои завистники, конечно же! — «Она… не поняла?..» — парубок покосился на привидение. То в задумчивости намотало прядку на палец.       — Завистники?..       Куджикава вздохнула, так, знаете, тяжело и протяжно, как вздыхают, когда кто-то не понимает чего-то донельзя очевидного.       — Нару, ты же это видел, верно?.. — не вопрос — утверждение. — И должен был догадаться, что я бы никогда не позволила себе такого развратного и похотливого поведения. Я не знаю, кто снимал это отвратительное шоу, но я совершенно не такая! Это… всего лишь слухи!..       Серебряновласый уселся на край кровати, немигающим взглядом устремившись куда-то в сторону окна. Саки, похлопав того по спине, взмыла куда-то под потолок и улеглась на спину.       — И эта… безвкусица! Им стоило нанять нормального дизайнера для сцены, дилетанты! Наверняка какие-нибудь двинутые хикки или сталкеры! Нет, ты видел, как они мне угрожали мне расправой?! Да ещё и эта!.. И эта!.. — под конец истерия достигла своего пика, и девушка, неспособная справиться с эмоциями, просто впала в плач и всхлипы. — Сисястая проститутка… — добавила она между всхлипами вполголоса.       Наруками поднял глаза к потолку. Помолчал. Затем внезапно произнёс:       — Не хочешь, я к тебе подъеду?..       На той стороне всё словно бы вымерло. Саки, где-то под потолком, высунулась наружу, сунулась обратно, покрутила пальцем у виска. Наконец, раздались робкие слова Куджикавы. Злые, но в то же время полные какой-то затаённой надежды.       — Нару. Ты идиот. Погода!.. Ты вообще о чём подумал, такое время, такое!..       Между тем, подросток, наплевав на все разумные доводы, подошёл к шкафу, в поисках чего-то подходящего даже в такое собачье время. Он только бросил короткое «Жди меня, Рисе» в трубку, после чего сложил раскладушку.       — Я против такого решения, Наруками, — серьёзно вымолвила призрак, сложив руки на груди как показатель непреклонности. Её силуэт замаячил прямо перед подростком, загородив тому обзор на шкаф. — Ночь, погода… ты и так на себя навёл подозрение своего дяди. Это неразумно.       — Я знаю, Саки, — серьёзно молвил Юу, подняв взгляд и заглянув той прямо в глаза. — Но это наша одна из немногих редких возможностей как-то помешать злодею. Обычно, когда Тень мелькала на телеэкране — это значило, что «Жертва» уже внутри телевизора. Сейчас же, как видишь…       Телефон, сжатый в его руке, между тем запиликал. Не глядя, тот поднял трубку.       — Рисе, я буду минут через пятнадцать-двадцать, жди, — после чего, не дожидаясь ответа, положил аппарат. Кониши моргнула.       — А ты так уверен, что это была Рисе?..       Наруками, нахмурившись, посмотрел на определившийся номер. Его брови медленно поползли вверх, когда он, точно бы не веря, обнаружил там телефон Ханамуры. Его губы сами собой поджались.       — Мне кажется, ты его хочешь довести до сердечного приступа, да, — важно качнула головой Саки, ухмыльнувшись. — Но с твоими доводами я согласна. Дерзай, мастер гарема! — и, приглашающе махнув рукой, отлетела в сторону.       Некоторое время ещё попялившись в шкаф, Наруками Юу, тяжело вздохнув, наконец продолжил одеваться, готовясь к ночному выходу в город.       Ночной воздух дышал прохладой и сыростью. Тяжёлые капли дождя, разбиваясь, брызгами орошали землю обильной влагой. Темно. Хотя, не совсем: уличные фонари, свет от домов, фары изредка проезжавших машин. Ночные звуки, в большинстве своём, были от симфонии капающей воды, которая весело журчала, струилась и барабанила по домам и крышам. Насекомые, ясное дело, попрятались; редко-редко можно было заметить тень, скользнувшую куда-то ввысь — даже птицы не любили такую промозглую и влажную погоду. Ветра практически не было.       Ночная Инаба совсем не походила на дневную: такую спокойную, тихую и в чём-то даже радостную, напоминая собой блаженного монаха, уснувшего с не сходящей с лица улыбкой. Нет, ночью город был совсем другим: он походил на улыбчивую красавицу, разливающую напитки в баре на любой вкус; простоватая, но такая обаятельная и родная…       Рисе, напялив на себя розово-черную куртку-непромокайку, молодёжную, с капюшоном, взволнованно оглядывалась по сторонам, в попытках понять-угадать, откуда же появится Наруками. Натянув на голову капюшон и застегнувшись на все молнии и клёпки она, тем не менее, дрожала и зябла, а потому — не могла устоять на месте, вынужденная переминаться с ноги на ногу или как-то разминать руки.       Её сердце было глубоко-глубоко неспокойно: предчувствие чего-то бедового так и сжимало тисками, удушающей цепью. Рисе не знала, к чему оно; знала разве, что с каждой секундой оно становится всё тягостней. Да и… привыкнув к публичной жизни, она выработала что-то навроде «ощущения чужого взгляда». Иногда, вот так вот, просто ни с того не с сего, Риз могла понять, когда кто-то ей пристально интересуется. Иногда даже улавливала, с какой целью. И вот сейчас, за ней кто-то следил. Издалека, но донельзя пристально, холодно и цепко. Воистину ужасающее чувство, не находите?       «Мо-о, Нару, где же ты, мне страшно…» — заскулила мысленно девушка, испытывая невероятно сильное желание вернуться в дом, в тепло, в уют. И она бы так и сделала… если бы не ожидала Нару!.. Этот дур-рак. И кому в здравом уме, могло прийти… «Хотя… он ведь… поступает как те герои из дорам!..» — и вот, её девичье воображение, погружённое в мечты, уже рисовало картину встречи, последующее бурное объяснение в любви, бурный роман, свадьбу, детей… её мечтания оборвал тихий, но проникновенный звон, буквально на самом краю сознания.       Вздрогнув, она ощутила ужас, неподдельный. Если до этого она просто была напугана — теперь её приковало к месту страхом. Глаза испугано забегали по сторонам.       — Кто здесь?.. — слабо, пугливо, пропищала она.       Ничего. Только дождь. И новый, тихий звон… даже не звон — лязг, точно бы цепей. Точно бы…       В небе ярко блеснула молния, разрезав вспышкой полумрак ночи. И в этой краткой вспышке, она, совсем вдалеке, увидела тёмный силуэт долговязого человека. Или?.. Но всё оборвал раскатистый удар грома, заставивший ту вздрогнуть, отшатнувшись назад, к витрине магазине, подле которой она и стояла.       Из её уст сам собой вырвался крик, а лязг нарастал: всё ближе, ближе… наконец, он сменился тихим побрякиванием, навроде велосипедного. Куджикава, помотав головой и сбросив наваждение, повернулась в сторону звука… чтобы обнаружить Наруками, который, скрючившись в три погибели и седлав детский (!!!) велосипед, активно крутил педалями и ехал по асфальту.       Рисе испытала богатую и противоречивую гамму чувств: желание рассмеяться, наблюдая за невероятно нелепой картиной, желание расплакаться и броситься тому на шею, желание наорать и отчитать, за то что вообще додумался до такой… до такого…       Чувствуя слабость в коленях, она медленно сползла на землю.       — Прошу извинить за вторжение… — оглядевшись, Наруками осторожно зашёл внутрь лавки… покуда, со спины, его подталкивала Рисе.       — Нару, не тормози! Бабка уже сопит в обе дырки, а ты всё переживаешь о таких мелочах!.. — пробурчала девушка, закрывая в дверь и чуть ли не пропихивая парня внутрь.       Вздохнув, Юу уселся на корточки, снял обувку, вытянулся и размял тело — всё же, за поездку на велосипеде… Нанако… да, не стоит вспоминать этот «Эпик!!!», как, ржа без остановки, его обозначила порхающая Саки.       Куджикава, между тем, порхнула в сторону кухни, откуда, спустя пару секунд, высунулась, уставив свои любопытные и хитрые глазёнки на юношу.       — Тебе чего? Чаю? Кофе?       — Кофе, пожалуй, — спокойно ответил серебряновласый, сонно прикрыв глаза, но размежив веки вновь.       Наконец, он стянул с себя куртку, и, повесив её на крючок в прихожей, потянулся, выгнув спину и запрокинув руки в замке к потолку. Наконец, он всё же прошёл вглубь помещения, внутренне поражаясь разумности планировщиков этого здания: с одной стороны, первый этаж был лавкой, с подсобкой, помещением для хранения товара, а с другой — достаточно было зайти лишь с неприметного бокового хода, как ты окажешься в «жилой» части. И пользуясь разными входами, не всегда можно было сообразить и догадаться, что всё это, на самом деле — одно и тоже здание, настолько контрастными они были между собой.       Если магазин дышал стилизацией под старинку, то здесь всё было уютно: и пусть стены и бумажные, но за ними пряталось дерево и даже слой утепления; светильники, болтавшиеся под потолком, по-прежнему давали тёплый и уютный свет, только вот место масляных ламп там были самые настоящие электрические, с металлической нитью — накаливающиеся. Как упомянула Ризетта между делом — бабка у неё была жуткой ретроградкой и не признавала никаких других.       Подойдя к кухне, он уже издали почувствовал ароматный и щекочущий ноздри запах кофе: этот особый и пикантный аромат, слегка горьковатый, но так любимый кофеманами. Юу себя относил, кстати, к умеренной категории: не был против, но и не считал день прожитым напрасно, если оный прошёл без употребления коричневого месива.       Заглянув внутрь, он обнаружил Куджикаву, суетливо разливавшую кофе из френч-пресса. Бровь Наруками поползла вверх. Рисе, заметив реакцию, ласково улыбнулась:       — Неужели ты думаешь, Нару, что я буду пичкать тебя растворимой гадостью? Только молотый, только натуральный продукт!.. — её лицо, озарённое желтоватым светом и слегка прикрытое сумрачной тенью, сейчас казалось невероятно живым и подвижным; даже более живым и подвижным, нежели оно было при свете дня.       — То есть ты его сама прожарила и промолола?       На лице девоньки тут же мелькнул испуг-возмущение-недовольство (как это можно было просочетать в одном флаконе — загадка).       — Нару! Не придирайся к мелочам! Даже когда я была звездой, настоящий, живой кофе был дорогим и редким удовольствием! — и тут же, взяв короткое дыхание и выставив вперёд пальчик с острым ноготком, продолжила наступление: — и вообще — девушка тут о тебе хлопочет, заботится, а ты продолжаешь вести себя как бесчувственный чурбан!..       Наруками, уже за это день успевший привыкнуть к своеобразной манере эмоциональности Риз, просто молча приземлил пятую точку на подушечку и подвинул к себе деревянную чашечку с кофе.       — Молока?.. Сливок?.. Пряности?.. — кивнула медновласая в сторону двух отдельно стоящих пакетиков, приготовленных, вероятно, к приходу гостя. Парень покачал головой, после чего молчаливо сделал глоток.       Напиток был горький, с ярко выраженными вкусовыми мотивами горечи и гари; впрочем, это не мешало ему оставаться вполне себе бодрящим и согревающим. Скосив глаза вниз, Юу покатал жидкости по кругу ёмкости. Прозрачная, коричневато-чёрная, обжигающе горячая, чьё тепло наполняло его ладони, слегка промёрзшие на улице.       Ризетта, залив себе где-то четверть от объёма сливками, засыпала пару ложечек сахара и, тщательно перемешав, облизнула губы и сделала глоток.       — М… какая вкуснота!.. — мечтательно произнесла она, зажмурив от удовольствия глаза и слизывая сливочную пенку с губ. — Всё-таки, кофе — дар богов. Не находишь, Нару-нару?       — Теперь ты «Нару-нару». Эволюция продолжается, да, любовничек? — естественно, что Саки, болтавшаяся в районе потолка, не могла не откомментировать происходящее, злобно оскалившись и хихикнув.       Серебряновласый снова посмотрел на свой напиток. Молча сделал глоток.       — Я всегда был больше по чаю.       — Мо-о, ты не в нашем клубе!.. — надула девушки губки, изображая то ли обиду, то ли разочарование. — Чтобы ты понимал — миром правят те, кто пьют кофе!..       — Я всегда думал, что те, кто правят миром, пьют что-то покрепче. Навроде скотча.       Мордашка идола стала ещё более дутой.       — Нару, хватит ломать мне привычную картину мира своими неправильными ответами! Кофе — всему голова!..       Наруками испытал странное чувство… м… бредовости происходящего. Ханамура, будем честными, отдал бы почку, печень, лёгкое и ногу, чтобы просто погостить и попить кофе приготовленный САМОЙ Риз. А у него всё это уже есть… и он сидит и спорит о том, какой напиток «правит» миром. Странно, не находите?       — Дело вкуса. Мне привычней чай, хотя кофе я уважаю в равной степени, — лениво бросил Юу, сделав глоток. Рисе шумно втянула воздух ноздрями.       — Двуличный предатель!.. Как ты посмел любить ОБА напитка?! Выбирай — или кофе, или чай!.. — Юу, не сдержавшись хмыкнул. Саки там вообще хрюкнула, заливаясь хохотом.       — Тогда я остановлю свой выбор на молоке, — от Наруками потребовалось максимальное напряжение духа, чтобы произнести эту фразу с максимально нейтральным выражением лица. Но эффект того стоил: Куджикава поперхнулась кофе и закашлялась.       — Ты!.. Ты!.. — в её сиплом голосе, в её глазах, так и сквозила обида, настоящая и ничем неприкрытая. Которая лишь стала больше, когда она так и заметила в глазах серебряновласого насмешника озорных чертей!       Наконец, кофе был допит, а за столом воцарилась атмосфера если не мирная, то, во всяком случае, сытая. Сокофейники сохраняли промеж собой молчание — каждый из них знал, что кофе — всего лишь прелюдия к настоящему разговору. К настоящей причине их встречи. Ризетта уже долгое время порывалась начать беседу, но каждый раз её что-то останавливало. Что-то… Наруками, сцепив руки в замок, решил действовать первым:       — Значит, ты считаешь, что там была самозванка, в телеэкране?       Личико девушки мгновенно покраснело, воспылав праведным гневом.       — Нару! Как ты вообще мог подумать, что это… — подскочив с места, активно жестикулируя… и она была остановлена поднятой Юу рукой.       — Заметь, я ещё ничего не успел сказать, а ты уже начала возмущаться, — Рисе, нахохлившись как обиженный воробушек, уселась обратно и, злобно сверля парня глазками, смолкла. — Я просто пытаюсь разобраться в происходящем, не меньше твоего. И потом — откуда ты знала… про полуночный канал?..       — Ты слишком логичный, зараза… — пробурчала себе под нос девушка. — Да что о нём знать — все в округе только и говорят о нём. Мол, «Любовь всей твоей жизни!.. Любовь всей твоей жизни!..». А на деле — очередная провокационная гадость, навроде той, которую распространяют в интернете.       — Ты ведь знаешь, что все…       — Кто появились на этом канале, потом или стали жертвами маньяка, или пропали? Знаю, чего ж не знать. Рисе — не тупая, хоть так и думают некоторые из моих фанов, — Рисе уткнула локоток в стол, а на кулачок приземлила голову, из-за чего она резко стала напоминать маленькую и обиженную девочку. — Но я в это не верю. Совпадение. Наверняка кто-то из местных так развлекается.       Слова, которые Юу готовил всю дорогу, все аргументы, которые он так старательно подбирал, стремительно отправились в утиль. Его телефон, периодически напоминавший о себе жужжанием, в очередной раз прожужжал — СМСка, ничего интересного.       Ёске, как услышал от серебряновласого сообщение, предназначавшееся Риз (которая, кстати, позвонила всего лишь чуть позже), слетел с цепи: звонки, голосовые сообщения, СМС… у Наруками возникло жгучее желание отправить того в чёрный список… ограничился пока тем, что отключил звук.       — Нашли какую-то насиликоненную дуру, а она зачитала эту гадость. Мерзость.       Юу решил попробовать «следовать потоку». Он подал голос:       — Но ведь она говорила всё то, что о тебе пишут в интернете, в прессе. Разве не так? Она воплощала твой медиаобраз на экране…       Треск! Парень, вздрогнув, проморгался, чтобы заметить, что Куджикава со всего размаху впечатала кулак в стол, покуда в её глазах блеснули слёзы.       — Я — НЕ ТАКАЯ! — крик Риз был звенящим, высоким, он пронзил воздух подобно выстрелу. — Почему все считают, что я какая-то дешёвка, которая только и мечтает сверкать титьками перед фанами! — эта фраза была сказана тише, но эмоций в ней было гораздо больше. — Я, между прочим, серьёзная артистка! И что с того, что я покинула сцену?! Ты знаешь, как меня там всё задолбало?! Эта долбаная зависть, эти похотливые свиньи, которым ничего кроме эччи не надо! Эти продюсеры, которые завернули уже два десятка моих песен, потому что «Слишком мрачно, Ризетта, постарайся ещё». «Ризетта, улыбнись, на тебя смотрит публика, она не должна видеть твою злость и слёзы!..» «Риз, ну что ты как маленькая — потерпи, и мы обязательно найдём тебе время на отпуск». БЕСИТ!       На протяжении всей речи девушка, со своим зарёванным лицом, активно играла, изображая чуть ли не в лицах эти ситуации, фразы… Юу, будем откровенными, ощутил то самое мужское чувство, которое столь часто вызывает «дама в слезах» — обнять, защитить, никому не отдавать. Впрочем, как уже было сказано, он позволял сейчас ситуации играть саму себя. В соответствии с тем…       Он тихо поднялся, подошёл, после чего обнял Ризетту. Та замерла. Юу ощутил, сколь бешено бьётся её маленькое сердечко. Внезапно, она обмякла и разрыдалась окончательно, бесповоротно.       — Никто меня не понимает… Нару… — произнесла она, трясясь, между всхлипами, тихо-тихо, почти шёпотом. — Никто не видит меня настоящую…       Серебряновласый юноша, тяжело вздохнув, погладил ту по головке, после скосил глаза на маленькие часики, навроде будильника, стоявшие на одной из тумб.       01:12 ночи.