***
Тёплый вечер постепенно перетекал в прохладную ночь. Жители деревни, которые доселе с большой охотой ютились подле жарких костров, распевая старинные песни и пересказывая древние легенды, спешили отправиться домой, к горячему очагу и колючим шкурам. Улицы почти опустели, лишь дозорные, редкие любители ночных посиделок у костра да до беспамятства влюблённые пары оживляли своим присутствием тихое селение. Астрид перевела взгляд в ночное небо ― некогда робкие звёзды теперь озаряли мерцающим светом иссиня-чёрный купол, бледный полумесяц окрасился в яркий серебристый цвет, а млечный путь, которого доселе не было видно, теперь настолько хорошо проглядывался на небосводе, что можно было рассмотреть каждую поблёскивающую точку, из коих он был соткан. Погружённая в свои мысли воительница не заметила, как дошла до загона, куда временно поселили Сицилию. Как только амазонка оказалась внутри просторного, но скверно освещённого помещения в нос тут же ударил дурманящий запах свежих трав и сена. Всадница осмотрелась и заметила, что Сицилия была совершенно одна. Значит, Мелисса уже побывала здесь и увела Оракула. Стараясь не шуметь, Астрид направилась в сторону лежбища Фурии и, оказавшись рядом с ней, опустилась на свежее сено, от которого веяло тёплым терпким ароматом. Рептилия, ощутив сквозь сон кого-то постороннего, открыла глаза и подняла голову. ― Привет, ― блондинка прикоснулась ладонью к горячему носу и, позабыв о присутствии надоедливого викинга, прильнула к мускулистой драконьей шее. Фурия приветливо закурлыкала и повалила хозяйку в сено. ― Да, я тоже рада тебя видеть. Астрид не могла не заметить, что за последнюю седмицу, что Фурия пробыла в руках местных лекарей, она стала более здоровой на вид и вернула себе привычное игривое расположение духа. Мелкие ранки уже затянулись, а на месте выломанной чешуи стала прорастать новая. Единственное, что беспокоило воительницу ― обтрёпанные перья, без которых ящеру в небо не подняться. ― А когда она сможет летать? ― Иккинг присел рядом амазонкой, отчего та в недовольстве скривилась. ― Когда заменит большую часть разодранных перьев. ― Заменит? ― Иккинг в искренней заинтересованности воззрился на гречанку. ― Да. Как птицы, ― в девичьем голосе скользнуло неприкрытое раздражение. Сам всадник, похоже, не обратил внимания на грубый тон северянки, он лишь продолжил изучать внимательным взглядом лежащего перед ним диковинного ящера. Сама же рептилия, словив взор успевшего полюбиться ей двуногого, курлыкнула, молча раскрыла свободное крыло и выудила из-под него целое перо, а затем протянула его забавному человеку, от которого пахло драконами. Юноша долго с непониманием смотрел на подачку, но всё же протянул руку и принял скромный дар. Сицилия благодарно зафырчала и снова повернула морду к своей хозяйке, которая, казалось, была ошарашена тем, что произошло — Пернатая Фурия ещё никогда не проявляла такого доверия к чужаку. ― У тебя перья лишние появились? ― Астрид с укором посмотрела на дракона, а затем поднялась с насиженного места и подошла к столу, где лежали травы, пергаменты, стояли склянки с мазями и настойками и валялись прочие мелочи. ― Так что ты хотел узнать о картах, викинг? Всадник бросил короткий взгляд на деву и полез в суму, куда ранее прятал пергаменты. ― Ты сказала, что вас отправили сюда составлять карты и справочники, верно? ― Да, ― Астрид, уже понимая, какой разговор её ждёт, внешне сделалась совершенно бесстрастной; она взяла в руки свой уцелевший трезубец, лежавший на столе, и перекрутила его между пальцев. ― Сколько вам дали времени на это? ― Неужели ты понял, к чему всё идёт? ― амазонка усмехнулась. ― Сколько вам дали времени? ― Два месяца. Месяц мы провели в плену, ― эту фразу всадница произнесла особенно выразительно, ― остаётся ещё месяц, а потом… ― эллинка выдержала паузу и с наигранным безразличием оглядела викинга. ― А потом..? ― А потом нам нужно оправиться обратно к темискирским берегам с готовыми картами и справочниками. ― И что будет, если вы этого не сделаете? ― Видишь ли, скандинав, законы Темискиры сколь древны, столь и суровы. С нас потребуют объяснений за невыполнение приказа, ― в зелёных глазах Иккинга промелькнуло беспокойство, и это не укрылось от амазонки. ― Да, викинг, мы скрывать не станем, что вы взяли нас в плен. Ты ведь не глуп, скандинав, должен понимать, что через седмицу у своих берегов увидишь боевые корабли. Юноша молча взирал на девушку, будто что-то обдумывая. ― Тогда что мешает нам убить вас? ― Ничего, ― эллинка бросила трезубец юноше. ― Будь добр, бей в сердце. Вот только с моими сёстрами придётся помучиться — они без боя не сдадутся. Однако имей в виду, наш флот рано или поздно окажется у ваших берегов ― королева знает, что мы отправились на Север, и она обещала с ног на голову перевернуть все разбросанные по Великому Океану земли, если мы не вернёмся в срок. ― Вы так ценны для своего архипелага? ― Иккинг крепче перехватил брошенный ему трезубец и поднялся с пола. ― На Темискире любая жизнь священна. Кроме мужской, разумеется. Всадник замолчал. Надолго. Юноша безмолвно взирал в блестящие превосходством глаза и понимал — он снова в проигрыше. Снова сделал всё не так, как было нужно. ― Послушай, Астрид, я… ― Хочешь, чтобы мы молчали? ― викинг нервно улыбнулся — белокурая амазонка была поразительно проницательна. ― А с чего бы нам это делать? Вы нас держали в плену, пытали, морили голодом… В конце концов, вы наши враги. ― Мы же заключили временное перемирие… ― Иккинг улыбнулся уголками губ и скользнул взглядом по лицу амазонки. ― Всего лишь временное, викинг. ― Давай так — услуга за услугу. Мы ставим на крыло твоего дракона, ― юноша кивнул на белоснежную рептилию, ― сохраняем вам жизни и помогаем составить нужные карты. В обмен я прошу не приносить на Олух новую войну. ― Неравноценный обмен, викинг. Эллинка, чувствуя себя хозяйкой положения, оценивающе оглядела юношу с головы до ног; отчего-то хмыкнула. Улыбка вмиг исчезла с мужского лица, а взгляд сделался холодным. ― Не смотри на меня так. Ты на моём месте поступил бы так же. ― Астрид замолчала, поёжившись пред взглядом всадника, и коротко бросила: ― Мы подумаем. Я хочу спать. ― Здесь спать собралась? ― Да, ― амазонка без тени стеснения легла подле своего дракона и уложила голову на крыло, Сицилия в ответ обняла свою хозяйку хвостом и заурчала. ― Сено необычайно мягкое. И не пялься на меня. Глаза выцарапаю. ― Где-то я уже это слышал, ― юноша бросил взгляд на трезубец, который всё это время держал в руке. Викинг внимательно осмотрел клинок ― поперёк лезвия была хорошего вида трещина; Иккинг помнил, что второй такой трезубец дева сломала ещё в битве на Южной Топи. ― Я заберу его. ― Зачем? ― воительница нахмурилась: расставаться с трезубцем, пусть и почти сломанным, очень не хотелось. Но глубине души девушка хорошо сознавала, что если викинг захочет что-то отобрать у неё, то сделает это без особых трудностей — как бы она не дерзила, всё же на острове она по-прежнему оставалась пленницей. ― Военный трофей. ― Забирай. И уходи. Иккинг усмехнулся. ― Знаешь, ― юноша ухватил со стола кусок старой тряпки и замотал в него клинок, ― развязать войну с амазонками ради того, чтобы убить тебя ― не такая уж и плохая идея. Таких вздорных дев как ты днём с огнём не сыщешь. Астрид тихонько хмыкнула и закрыла глаза, показывая, что разговор подошёл к концу. Иккинг тяжело вздохнул, однако настаивать на беседах более не стал и направился к выходу из загона. Когда шаги затихли, а за викингом захлопнулась массивная дверь, всадница распахнула глаза и уставилась на деревянный потолок. ― Сицилия? ― драконица курлыкнула, показывая, что внимательно слушает. ― Как думаешь, мне убить его или отрезать вторую ногу? М?***
Проснулась Астрид рано утром от назойливого щебетания Жутких Жутей. Сладко зевнув, даже не удосужившись прикрыть рот ладонью, дева потянулась, зацепив рукой фыркающую Сицилию, и нехотя села. Звонкий девичий крик прорезал тишину, царившую в помещении. ― О… прости, дитя. Не хотела тебя напугать, ― невысокая женщина, державшая в руках деревянную чашу, с улыбкой посмотрела на ошарашенную амазонку. ― Н-ничего… всё нормально, ― Астрид спрятала лицо в ладонях, а после, продрав глаза, осмотрелась: всё то же просторное помещение, в котором витал сладкий, но тяжёлый аромат сена и травяных настоек. Запах был настолько дурманящим, что эллинка не удержалась и рухнула обратно на временное лежбище ― вставать совершенно не хотелось. В тот же миг массивная дверь распахнулась и в помещение вошли. Кто именно, гречанка не знала ― дева лежала лицом в соломе. ― Астрид, если ты ещё не задохнулась, хочу сообщить тебе, ― голос принадлежал Астерии, ― что вся эта трава, на которой ты изволишь возлежать, отпечатается на твоей морде. Дева что-то недовольно промычала, а после подняла голову и с недовольством посмотрела на южанку, которая держала в руках небольшое чем-то наполненное ведро. Астрид осмотрела брюнетку с ног до головы: было видно, что бодрствовала та уже давно. В глубине души всадница Фурии завидовала своей сестре ― Астрид никогда не любила ранние подъёмы, ибо давались они ей с огромным трудом, зато южанка напротив ― с поразительной лёгкостью вставала в ранние часы. ― Поднимайся давай, ― Астерия с усмешкой посмотрела на заспанное лицо сестры и поставила ведро на пол рядом с Валкой, которая коротко поблагодарила девушку за помощь. ― Кстати, у тебя в волосах травинка торчит. Ты головой в стогу спала? ― Заткнись уже, а… ― гречанка, с огромным трудом подняв себя с тёплого сена, принялась распускать волосы, чтобы переплести косу, к которой тоже никак не могла привыкнуть: на Темискире достаточно было собрать локоны в высокий хвост и можно шагать на тренировку или заниматься повседневными делами. На Олухе же такая причёска была недозволительна ― всё равно что простоволосой по селению шастать. Справившись с волосами, девушка осмотрела себя оценивающим взглядом, а после перевела глаза на сестру. ― Нам бы одежду поудобней найти… ― Астрид разочарованно выдохнула и ухватилась за края домотканого платья, в котором приходилось работать. Традиционная женская одежда викингов Олуха оказалась ужасно неудобной. ― Сегодня на остров пребывает торговец, ― в разговор вмешалась Валка, которая возилась подле стола со склянками. ― Он часто привозит какую-нибудь одежду с соседних островов. Можете попробовать у него что-нибудь выменять. ― Отлично, ― Астерия кивнула женщине в знак благодарности и бросила взор на Астрид: дева по-прежнему сидела на сене. ― Пойдём уже. ― А где Мелисса? ― амазонка всё встала, пусть и нехотя, и направилась к выходу. ― Уже давно занята делами. Нам бы тоже не мешало найти что-нибудь стоящее. Я не выдержу ещё один день в обществе вонючих похотливых мужиков. ― Да… я тоже… Как только Астрид оказалась на улице, в лицо ударил прохладный утренний ветер, который тут же охладил разгорячённую девичью кожу. Северянка глубоко вдохнула свежий воздух и по телу сразу разлилась приятная истома. ― Эй… вон там зеленоглазый красавчик, ― Астерия толкнула девушку в раненый бок, чем вызвала у девы волну негодования. ― Пойдём. Всадница Фурии с недовольством взглянула на сестру, но не проронила ни слова протеста. Тяжело вздохнув, она направилась за южанкой.***
― Оракул, прекрати, ― девушка в очередной раз отпихнула от себя драконью морду и вновь вернулась к возложенной на неё работе. И если вчера ей пришлось наравне с мужчинами таскать тяжести, что для, пусть и амазонских, но всё же девичьих рук, оказалось сложной задачей, то сегодня ей поручили заниматься покраской щитов. ― О Артемида, дай мне сил не убить сегодня кого-нибудь. ― Воительница дрожащими из-за боли руками держала липовый круг и пыталась вывести на нём один из традиционных скандинавских орнаментов. В последний раз проведя потрёпанной кистью по обработанному дереву, всадница отложила щит на траву и перевела усталый взор на море. Погода сегодня была пасмурной, но, несмотря на это, довольно тёплой, даже душной, и лишь с Драконового Моря дул прохладный ветер, нёсший на своих крыльях ароматы соли, рыбы и приближающегося дождя. Мелисса глубоко вдохнула свежий воздух, и по телу сразу пробежалась стайка мурашек. Воительница, расслабившись, опёрлась спиной о бок Оракула, который, наконец-таки успокоил свой драконий пыл. Прикрыв глаза, эллинка стала прислушиваться к многочисленным звукам, коих в воздухе витало великое множество: над ухом раздавалось сладкое урчание дракона, со стороны моря доносился приятный шум бьющихся о скалы волн да крики чаек, что кружили над водой, вылавливая мелкую рыбёшку, а позади самой амазонки то и дело слышался стук молотков да слова скандинавской речи, в смысл которой девушка даже не пыталась вникнуть. Однако совсем скоро к общей симфонии звуков прибавился ещё один, который гречанка хотела бы услышать меньше всего: шум приближающихся шагов. Нехотя воительница села и, не поворачивая головы, открыла глаза. Девушка уже мысленно приготовилась к тому, что сейчас её отчитают как последнюю рабыню, ткнут носом в то, что местный вождь проявил невиданное милосердие к врагу, а она, помилованная эллинская пленница, не принимает это благо и не желает работать по мере своих сил. А затем её возьмут за шкирку и отведут к конунгу или его сыну, чтобы те наказали нерадивую служанку. Звуки шагов стихли. Амазонка затылком чувствовала, что человек, который пришёл отчитывать её, стоит скрестив руки на груди и ждёт, когда наглая гречанка повернётся к нему и изволит изъясниться. Однако всадница и не собиралась удостаивать своим взглядом пришедшего надзирателя ― если очень надо, обойдёт и встанет перед ней. ― И долго молчать будем? ― слуха воительницы коснулся знакомый бархатный голос, который она узнала бы даже в шумной толпе пьяных викингов. По телу девушки пробежалась вторая стайка колючих мурашек, только вот от чего ― прохладного ветра или звуков мужского голоса ― она так и не поняла. ― А что я должна сказать? ― эллинка не повернула головы: смотреть на всадника Громорога ей очень не хотелось ― она злилась на него. Причём сама не могла понять за что. ― Ну хотя бы объяснись, почему в трудовое время ты ничего не делаешь. ― Не хочу. ― Тогда тебя стоит отвести к конунгу, ― воин проговорил это нарочито безразличным тоном, но и этого хватило, чтобы в душе воительницы вспыхнул самый настоящий пожар. Девушка вскочила с насиженного места, чем напугала Фурию, и резко повернулась к ловцу. ― Веди, ― амазонка со свойственной всем северянкам гордостью выпрямилась и с вызовом посмотрела в карие глаза мужчины, в которых промелькнуло недоумение. ― Мелисса? ― в голосе Эрета зазвучало беспокойство. ― Что? Ты собирался вести меня к вождю. Веди. Мужчина хотел что-то ответить девушке, но сильный грохот привлёк внимание и амазонки и викинга. ― Оракул! О Артемида, да за что? Дракон, то ли заскучавший, то ли учуявший напряжение между людьми, залез мордой в склянки с красками, многие из которых перевернул или разбил. Амазонка, воззрившись на перепачканную Фурию и расколотое необычайное дорогое стекло, со стоном осела на землю. Лишь стоящему подле Эрету было весело: мужчина, наблюдая за происходящим, не мог сдержать смеха. Заливаясь хохотом, он опустился на примятую траву рядом с эллинкой. Оракул, похоже, не понимающий во что вляпался, причём в буквальном смысле, начал мотать головой, пытаясь избавиться от краски, что знатно налипла на его морду. Опосля, осознав, что от мотыляния краска не только не отлипает, но и пристаёт больше, ящер принялся тереться носом и щеками о землю. Фурия, всё же не справившись с липкой жидкостью самостоятельно, поспешила к единственному существу, которое могло бы ей помочь ― своей хозяйке. Оракул обеспокоенно заглянул в голубые глаза воительницы и жалобно заскулил, прося помощи, а а затем прижался испачканной в краске мордой к девичьему лицу, на котором тут же остались красные и жёлтые пятна. ― Оракул, Цербер тебя дери! Ты что творишь? ― всадница отпихнула от себя драконью морду и поспешила подняться с земли. ― Что ты за неразумное животное? Зачем ты полез в эти проклятые краски? Что ты… Амазонка так и продолжила бы ругать дракона, если бы не новая волна смеха, что заставила обратить на себя внимание: мужчина фривольно расположился на траве и с особенным наслаждением и умилением наблюдал за развернувшимся пред его глазами действом. Дева, возмущённая охотничьими насмешками, взяла одну из склянок и вылила часть содержимого, а именно голубой краски, себе на ладонь, подошла к воину и без зазрения совести приложилась к его лицу испачканной рукой. ― Вот теперь смешно, ― всадница невинно улыбнулась мужчине, который, однако, смеяться не прекратил. ― Да что ты ржёшь, нечестивый пёс? ― Ты свою… свою… своё лицо видела, неразумная? ― едва справившись с хохотом, Эрет поднялся с земли и подошёл к амазонке. ― На свою рожу посмотри, ― Мелисса скрестила руки на груди и с вызовом посмотрела на викинга, который не сводил с неё внимательного взгляда. ― Чего тебе? ― Пойдём, ― охотник поманил девушку за собой и, не оборачиваясь на неё, направился в сторону стройки. Мелисса с недовольством оглядела удаляющуюся фигуру ловца, однако подчинилась и направилась за ним. Вскорости и она, и Эрет оказались подле небольшого дома, возведением которого последний, судя по всему, и занимался. Неподалёку, отдыхая на траве за молоком и хлебом, сидели моложавые викинги. Ловец остановился подле маленьких, но сильно пузатых бочонков, около которых было навалено разодранное для всяких нужд тряпьё. Мужчина выудил из кучи несколько лоскутов почище и бросил их амазонке, а сам, молча наказав ожидать его, направился куда-то за стоящийся дом, чтобы вскорости вернуться с большой щёткой, что предназначалась для чистки драконьей чешуи. ― Чего замерла как неживая? Или по нраву с грязной мордой по деревне шастать? ― охотник хохотнул и бросил взгляд за спину Мелиссы. ― И твой дракон… эта краска плохо оттирается, когда засыхает. Всадница обернулась и посмотрела на перепачканного в охру и аурум² Оракула. Мужчина был прав — то самые противные краски, не отдерёшь, даже если шибко захочешь. В покоях самой Мелиссы, которым был не один десяток лет, многое раскрашено в эти цвета; стоит отдать должное — за годы краска не потускнела и почти не полопалась. Тяжело, даже слишком тяжело, вздохнув, воительница окунула один из отрезов в бочонок с водой, хорошо выполоскала и принялась оттирать от своего лица краски. Ткань тут же приобрела бледноватый оттенок красного и жёлтого цветов, в которые, собственно, и была перепачкана девичья кожа. Всё это время стоящий рядом охотник не сводил с воительницы насмешливого взгляда ― ему забавно было наблюдать за амазонкой, по-детски разозлённой на своего дракона: юная воительница непрестанно что-то гневно шептала на своём родном наречии и с остервенением тёрла раскрасневшуюся кожу, пытаясь смыть с неё остатки приставучей краски, что, в общем-то не сразу, но ей удалось. ― Иди сюда, несносное животное, ― Мелисса обернулась к Оракулу, сидевшему на траве, виновато опустив морду. Фурия, заслышав голос хозяйки, поднялась с насиженного места и, припав к земле, буквально поползла в сторону воительницы. ― Сядь нормально. ― Рептилия тут же выпрямилась и подняла на Мелиссу виноватый взгляд золотистых глаз. Девушка, хорошо выполоскав тряпку, принялась с усердием тереть драконью чешую, с которой краска вымывалась ещё хуже, чем с человеческой кожи. ― Ну вот зачем ты туда полез? Плохой дракон. Очень плохой, ― ящер курлыкнул, будто соглашаясь, и попытался подлезть под руку своей двуногой сестры, но амазонка тут же отпихнула морду от себя. ― Не подлизывайся. Фурия, чувствуя, что хозяйка сильно злится, виновато заскулила и ухватилась зубами за края домотканого платья, в которое была одета воительница. Гречанка выдернула ткань из драконьей пасти и принялась выполаскивать тряпку, знатно выпачканую в добротные краски. Оракул снова попытался подлезть под руку амазонки, но та лишь с большей грубостью отпихнула его, а после швырнула тряпкой в стоящего рядом Эрета, наблюдавшего за развернувшимся действом с неприкрытым умилением. ― Что? ― девушка нахмурилась, от чего викинг рассмеяться сильнее прежнего: амазонка была столь юна, а оттого миловидна, что злость, посещавшая её лик, вызывало насмешку, а не неловкость или испуг. Дева оскорбилась. ― Самодовольный индюк… псоватый дурень… ненавижу! Мелисса, бросив в охотника последнее проклятье, размашистым шагом направилась обратно к пятачку, на котором доселе ютилась со щитами. Здесь по-прежнему лежали недокрашенный липовый круг и битые склянки. ― Меня убьют за эти краски. Благодарю, Оракул. ― Не убьют, ― амазонка в недовольстве зыркнула на усевшегося рядом с ней воина; гречанка никак не могла взять в толк, почему охотник, будучи занятым другими важными делами, уцепился за неё, как клещ. Более всего деву раздражал оценивающий взгляд карих глаз, что без устали бродил по выведенному амазонской рукой скандинавскому дракону. ― А у тебя неплохо получается. Для чужеземки конечно же. ― А ты ценитель здешнего искусства? ― Знаю толк в росписи щитов. Не хмурься. Местные бабы говорят, что от того появляются морщины. Мелисса с холодом взглянула в насмешливые карие глаза и снова принялась заниматься порученной работой, которая требовала внимательности и спокойствия. Однако если с первым трудностей не было ― девушка не отличалась рассеянностью, то со вторым были сложности: в душе девы бушевал огонь, загасить который она не была способна. Аккуратно мазнув потрёпанной кистью, создавая пару завитков, северянка швырнула её обратно в склянку с краской, а щит отложила в сторону; взгляд голубых глаз устремился на горизонт. На сегодня работа, по видимости, была окончена: с интересом посматривавший на Мелиссу Эрет отвлекал оную от занятия своим излишним вниманием. Уголки мужских губ были приподняты в едва заметной улыбке, а в глазах сверкало лёгкое любопытство: чужеземная дева с юга была странна и загадочна для привыкшего к прямоте северного мужа — с седмицу назад она была открыта словно книга, последние же дни не желала молвить и слова, а сегодня и вовсе походила на полную дождя тучу, готовую вот-вот прорваться. Эрет порывался обратить свои мысли в слова, как со стороны послышался окрик. ― Сестрёнка, ― греческая речь, пропитанная насмешливостью и странным говором, выдавала в молвящем смуглокожую южанку. ― В порт прибыл торговый корабль. Пойдём. Выменяем что-нибудь из одежды. ― Мне нужно закончить работу, ― Мелисса ответила сестре на береговом наречии. ― Не хочу снова оказаться в обществе викингов, не отличающихся манерами. ― Да, я вижу, как ты работаешь, ― Астерия посмотрела сначала на охотника и улыбнулась ему своей самой очаровательной улыбкой, на которую он ответил лёгкой усмешкой, а затем и на свою сестру, старательно глядевшую на горизонт. ― Вечером сходишь на свидание с этим жеребцом, а сейчас поднимай свой зад. В глазах рыжеволосой южанки вспыхнуло возмущение, а щёки тут же окрасил гневный румянец. ― Что?! ― Мелисса схватила с земли мелкий камушек и швырнула его в Астерию, которая, впрочем, без труда увернулась от него. ― А что? ― Астерия лукаво улыбнулась. ― Пару раз-то можно… Всадница Фурии, гневно сверкнув глазами, тут же подлетела с земли и побежала за сестрой, которая, заливаясь звонким смехом, понеслась в сторону пристани, где собралось небольшое, но достаточное количество местного люда. Здешние платья были длинными, а потому ноги привычной к коротким одеждам гречанки то и дело путались в широких подолах, не давая оной бежать быстрее. ― Догоняй, Мелисса! ― Астерия, продолжая заливисто хохотать, легко лавировала между жителями деревни, чем вызывала у одних нескрываемое удивление, у других ― раздражение. Вскорости обе амазонки оказались на пристани, подле досок, где пришвартовался крупных размеров торговый корабль. Мелисса, нагнав свою сестру, тут же отвесила той хорошую оплеуху. ― Ещё одно подобное слово и… ― И что? ― девушка в очередной раз засмеялась. ― За таких как он, амазонки друг друга на поединки вызывали. Чем тебе не по нраву этот воинственный муж? Ну и что, что охотник? Но ведь в прошлом то занятие. К тому же, не чистой крови он — разве не видишь, что не в здешних краях уродился? — смуглый да кареглазый. Сразу видно, что с югов. Так что ни одного Завета ты не нарушишь, коль решишь с ним повестись, сестра. ― Умолкни ради Артемиды или я скину тебя в воду! ― Мелисса бросила гневный взгляд на Астерию. — Нам бы посмотреть товары… Как бы пробраться на корабль? Южанка кивнула, схватила сестру за кисть и потащила вперёд, расталкивая локтями викингов, стоявших слишком плотно друг другу. Вскоре обе девы оказались на ветхом деревянном причале, с которого хорошо просматривался покачивающийся на океанских волнах знакомый торговый корабль. ― Олух! Самый любимый из островов, на которых я побывал! ― голос торговца пронёсся над галдящей толпой викингов, ожидавших начала торга. ― Как же я рад снова видеть вас, друзья мои. Я побывал на далёких архипелагах, общался со многими людьми, привёз вам много диковинных вещей! ― мужской голос становился громче и будто бы торжественней с каждым произнесённым словом. ― Заморские яства, редкое оружие, ткани! Прошу на мой корабль! ― усатый викинг сделал шаг в сторону, пропуская на борт первых покупателей. ― Пойдём, ― Астерия потащила за собой рыжеволосую девушку. ― А нам можно сюда? ― Мелисса бросила короткий взгляд на толпу викингов. ― Мы же, вроде как, в плену. Не думаю, что нам дозволено так свободно слоняться по пристани и вести торг с купцами. ― У нас же, вроде как, временное перемирие? Так что всё нормально. Тем более это Йохан. Он будет рад нас видеть. Да и прогонят нас, что с того? Будто первый раз. Рыжая амазонка коротко вздохнула и поплелась за сестрой. Оказавшись на борту, Астерия сразу кинулась к сундукам с одеждой и принялась с поразительным энтузиазмом копаться в них. Мелисса, бросив на южанку скучающий взгляд, стала оглядываться по сторонам, ища место, куда можно было бы встать, чтобы не мешать остальным: разыскивать одежду она не желала — её более чем устраивало то одеяние, что ей отдала в дар сердобольная жена вождя; платье хотя и было длинным и сотканным из грубоватой ткани, пусть не обладало изысканностью, всё же было уместным для здешней погоды, когда днём пекло солнце, а вечерами завывал прохладный ветер. Осмотревшись, Мелисса заприметила небольшие керамические урны, куда оказались свалены различные пергаменты, перетянутые пёстрыми верёвками и лентами. Не удержавшись, эллинка подошла к одной из массивных ваз, на которой заметила чёрно-золотой меандр, и выудила из сосуда свиток. Воительница внимательно осмотрела пожелтевший от времени пергамент и невольно улыбнулась ― бумагу такого качества делали только на Темискире. Мелисса поспешила развернуть перевязанный красной шёлковой лентой свиток. Раскрыв ветхий листок бумаги, взору всадницы предстали знакомые древние символы — пергамент был испещрён древнегреческими буквами, под каждой из которых прописаны транскрипции: правая скандинавская, левая ― арабская. То был один из языковых учебников. ― Лопни мои глаза! ― мужской голос раздался прямо за спиной амазонки. ― Не может быть. ― Эллинка, не выпуская пергамента из рук, обернулась к удивлённому торговцу. ― Приветствую вас, госпожа Мелисса. ― Эти слова Йохан произнёс на греческом языке, а после учтиво поклонился, приветствуя воительницу. ― Приветствую, торговец Йохан, ― всадница робко улыбнулась и косо посмотрела на обративших на неё удивлённые взоры викингов. ― Прошу, не заговаривайте со мной на греческом и не называйте госпожой. У местных возникнут вопросы, на которые мне не желалось бы отвечать… ― Конечно, что пожелаете. Но позвольте спросить: когда вы прибыли на Олух? И что за нужда привела вас в земли… — Йохан воровато огляделся и склонился к амазонке, — недругов? ― Это долгая история, ― Мелисса горько усмехнулась и посмотрела в глаза торговцу. ― Когда ты в очередной раз прибудешь в Северные Земли, я обязательно расскажу эту занимательную легенду за киафом темискирского вина. Йохан добродушно рассмеялся — эта рыжеволосая дева всегда была ему по нраву: хотя и воинственная, но не лишённая доброты и сострадания, мудрая не по годам и острая умом. Тёплый мужской взгляд скользнул ниже и зацепился за свиток, что северянка держала в руках. ― Древнегреческий алфавит… Когда-то я и желать не смел узреть собственными глазами хоть один из амазонских свитков… Но каково же было моё удивление, какова же была радость, когда ваша сестра продала мне эту драгоценность! ― Йохан вскинул руки и заглянул в голубые глаза всадницы. ― Я знал, что это сокровище надолго не задержится в моих закромах, но никогда бы не подумал, что оно снова попадёт в сильные эллинские руки. ― Мужчина как-то особенно тяжело вздохнул, будто в этот самый миг на него свалилась тяжесть всего мира. ― Не желают крупицы темискирской культуры покидать родные берега… ох как не желают. ― Что ты хочешь за этот свиток, Йохан? ― Да Боги с вами! ― торговец махнул на Мелиссу обеими руками, будто та сказала самую ужасную вещь на всём свете. ― В качестве уплаты попрошу лишь вашей улыбки. От этих слов гречанка невольно улыбнулась и смущённо опустила глаза; благодарно кивнула и направилась к корме судна, где находилась её сводная сестра. Брюнетка по-прежнему копалась в огромных сундуках и постоянно что-то откладывала в сторону. — Я не думаю, что тебе пригодится столько одежды, Астерия. Достаточно выбрать пару нарядов для примерки, а не всё на свете. В ответ южанка лишь наигранно-недовольно зыркнула на сестру и продолжила копаться в многочисленном тряпье. Мелисса недолгое время наблюдала за Астерией, а после пожелала удостоить вниманием старинный пергамент, что держала в руках. Воительница бережно раскрыла свиток и провела тонкими пальцами по золочёным буквам, которые старательно изучала, когда была маленькой. Невольно перед глазами воительницы появились образы родного дома: огромная библиотека, где были собраны книги со всех концов света; бескрайние леса и заснеженные горы, где эллинка проводила почти всё своё свободное время; тёплое солнце, которое ласково встречало её каждый день; белоснежные храмы и статуи; наполненные чистейшей водой фонтаны… Вдруг амазонка ощутила мягкое прикосновение к плечу. ― Привет, ― голос Астрид был тихим. ― Не думала, что ты придёшь. ― Астерия умеет уговаривать, ― огненноволосая дева повела плечами, желая сбросить руки сестры, на что та лишь усмехнулась; Астрид привычно обняла Мелиссу со спины. ― Прости… Прости меня, ― всадница Пернатой Фурии уткнулась носом в девичью шею. Мелисса, пусть и не сразу, но расслабилась под сестринской лаской и откинула голову на плечо амазонки. ― Что это? — Астрид с интересом посмотрела на свиток, покоившийся в девичьих руках. ― Йохан подарил… Ты скучаешь по дому? ― Конечно, — нежданный вопрос заставил Астрид в удивлении воззриться на воительницу. — Это же дом. Как можно не скучать по дому? ― Как думаешь, мы вернёмся обратно? ― Мелисса дёрнула щекой, будто бы не верила в слова Астрид, и бросила взгляд на мутную воду, в которой плавала старая сломанная корзина и сухие листья. ― А разве может быть по-другому? ― Астрид крепко обняла юную амазонку. ― Мы вернёмся обратно на Темискиру, будем заниматься привычными делами: я буду браниться с матерью, Астерия продолжит соблазнять торговцев и заблудших путников, ты уткнёшься в свои книги, а вечерами мы все вместе будем собираться перед огромным костром и слушать рассказы Милосы и Энии о том, как они воевали с викингами. ― Блондинка улыбнулась и посмотрела на горизонт. ― А произошедшее с нами на этом проклятом острове мы забудем как страшный сон. Скоро мы вернёмся домой. Все вместе.[Flashback]
― Аделфи, Хель тебя дери и твои языческие боги тоже! Что тебя несёт обратно? ― рыжеволосый викинг, размахивая мечом, продирался через заросли диких ядовитых ягод, пытаясь поспеть за разгневанной девой. Воительница, однако, совершено не обращала внимания на своего командира ― ей хотелось скорее попасть на поляну, где ранее произошла битва с её бывшими сёстрами и не пойми откуда взявшимися скандинавами, принявшими сторону оных. Не прошло и нескольких минут, как взору карих глаз предстали злополучные каменистые берега. Девушка, не обращая внимания на падальщиков и диких рептилий, которые пришли поживиться свежей человечиной, ступила на окроплённую кровью землю. Над рекой раздавался хруст человеческих костей, ломаемых драконьими клыками, да рычание ящеров, скалившихся на незваных гостей. Воительница окинула взором открытую местность, пытаясь найти хоть что-то, что здесь могли обронить амазонки. Однако ничего, окромя истерзанных тел, здесь не было. Аделфи ещё раз осмотрелась вокруг и заприметила в паре оргий от себя металлический блеск. Девушка, не обращая внимания на гнев Арнодда, поспешила подойти к находке. ― Астрид, ты так нерасторопна, ― брюнетка подняла с земли поломанный трезубец и покрутила его в юрких пальцах. В этот момент к охотнице со спины подошёл викинг и с недоумением осмотрел находку. ― На кой хель тебе этот хлам? ― Я знаю, как отомстить своим заблудшим сёстрам за моё изгнание, ― воительница перевела лукавый взгляд на охотника. ― И викингам за сегодняшнее поражение. ― И как же? ― ловец с лязгом вложил меч обратно в ножны. ― Отправляемся на Темискиру.₪₪₪۩₪₪₪۩✽۩₪₪₪۩₪₪₪
1. Нотт — богиня ночи в германо-скандинавской мифологии. 2. Аурум (лат. aurum с золото) — подразумевается аурипигмент, из которого добывали краску жёлтого и золотого цвета.