Свобода...

POV Гарри Я уже был на пределе. Глубокой ночью я не был в своей постели. Я был тут. В амбаре. С самыми красивыми животными. С самой красивой девушкой. Стоял у входа и смотрел на нее по ту сторону коридора. Слева и справа были белоснежные пегасы, разделенные друг от друга перегородками, освещаемые через щели помещения лунным светом, что падал на них под углом, придавая блеск и лоск. А Паркинсон стояла рядом с самым последним и гладила его, пока тот медленно, но изящно расправлял свои огромные и красивые крылья. И я как будто видел сон, потому что это было великолепно. Потому что по мере приближения к ней, я видел ее тонкие, невероятно женственные запястья. Пожирал взглядом ее воздушно-невесомые прикосновения к гриве животного. Делал шаг за шагом и вспоминал… Я хочу тебя. Ее губы на моих, ее незабываемый запах. — Привет. — почему-то тихо произнес, следя за тем, как она отвела взгляд от животного. Следя за тем, как ее взгляд плавно перешел на меня. Она была другой сейчас. Не той холодной слизеринкой, что я видел каждый день в стенах замка. Она выглядела застенчивой. Выглядела такой… Милой. Нежной. Это была не та Паркинсон. Спрятав одну ручку в карман черной мантии, а другой ладошкой опершись о калитку, разделяющей ее от пегаса, она сначала опустила взгляд и чуть-чуть расплылась в легкой улыбке. Какая же ты красивая. У меня нет слов. Не знаю как сказать ей об этом, поэтому, чувствуя, что мои ладони уже похоже давно вспотели от переполняющего волнения, я сделал еще один шаг к ней. И теперь стоял почти вплотную к ней. Так страшно. Страшно ее спугнуть. Почему-то вспомнился мой тот день на третьем курсе, когда я осторожно приближался к Клювокрылу. Сейчас я чувствовал что-то похожее. Опасался, что эта, на самом деле, очень гордая особа, что эта, когда-то недостижимая для меня девушка, убежит, оттолкнет меня. — Привет. — мягко произнесла она, медленно подняв на меня взгляд, будто обволакивая всего. — Надеюсь… — сделал паузу только потому что пересохли губы. — Не долго ждала меня? Она слегка отрицательно помахала головой. Это было будто нереально. И я хотел убедиться, что она здесь. Передо мной. Она прикрыла глаза, когда я мягко коснулся ее щеки. На это было приятно-больно смотреть. До самого щемящего чувства внутри. Мерлин… какая же она потрясающая. — Она сказала мне, — пролепетала Паркинсон, посмотрев в глаза. — Сказала, что ты… Я не понимал о ком она и о чем. Поэтому немного нахмурился, едва склоняя голову, не прерывая зрительного контакта. Сейчас совсем не хотелось избегать ее глаз, ее мучительно нежно пронизывающего и сжирающего меня взгляда. — Ты о чем? — Грейнджер. — услышав от нее фамилию подруги, я напрягся, опуская ладонь. Что это она сказала ей? И когда Гермиона успела что-либо сказать ей? Я не мог и предположить, потому что я не пересекался с подругой после ссоры. А когда мы встречались на парах и в Большом Зале она просто удалялась за дальние столы и сидела, уткнувшись в книгу. Просто игнорировала меня, а я не хотел делать первый шаг к ней. Потому что считал ее неправой, и сейчас считаю, уверен, что она переборщила. — И что она сказала тебе? — осторожно уточняю я. Слизеринка, прижалась ко мне, слегка сжав края моей мантии, не упуская моего взгляда. — Она сказала, что ты переживал за меня. Это правда? И строй мурашек по всему телу от ее прикосновения. От слов, что произнесла. Неужели Гермиона… заметила? Неужели она знает о том, что мы с Паркинсон почему-то очень странно себя ведем. — Ну… — я тихо выдохнул, опустив взгляд. — Да. Горло саднило от слов. В груди все сжималось, потому что я не понимал, что происходит. Ощущал какое-то сдавливающее чувство в грудной клетки, чувствовал нарастающее напряжение в штанах от этой обалденной девчонки, испытывал странное чувство стыда, как будто первый раз общался с девчонкой. И все это перемешалось, не давая мне времени на осознание того, что же на самом деле тут творится со мной, с ней. С нами. Ее пальчики коснулись моих очков, и я взглянул на нее. Она смотрела так нежно. Как будто не видела ничего милее. И это будоражило. — Не снимай их, я не увижу тебя. — Я давно хотела их снять. — шепнула она, стягивая с меня очки. — Давно? — на шумном выдохе, потому что это заявление ударило мне по мозгам, заставляя разум помутиться. И ощущение ее губ на щеке, ближе к моим… вынудили меня прикрыть глаза, впитывая ее нежность с каким-то больным удовольствием, крепко обнимая ее за талию, прижимая к себе. Наверное, она уже ощущает мой чертов жуткий стояк на нее. Понимает, что я сейчас взорвусь от возбуждения. Я прямо сейчас бы повалил бы ее тут. Прямо в проходе, если бы не ткнувшаяся в нас с ней морда. Мы с ней отшатнулись от пегаса, потянувшегося к нам. И она так мило рассмеялась, обняв меня и вернув мне очки. Дала мне возможность четко видеть ее красоту. Она просто дьявольски красива. Паркинсон не долго смеялась. Ее улыбка постепенно померкла, пока я с обожанием ее разглядывал. Клянусь, я видел в этом лунном свете, что теперь падал на ее губы, нос, заметил, как она покраснела. Я не мог устоять перед ней и просто нежно коснулся ее губ своими. Приоткрыл их одновременно с ней, захватывая полную нижнюю губу. Зная, что это убьет мой организм. И так и было, потому что тело моментально реагировало на нее, заставляя сердце биться чаще, вынуждая чувствовать как озноб бьет тело. Но она отстранилась от меня. Попыталась мягко оттолкнуть, прервав наш поцелуй. Я не отпустил ее. Нет. Ни за что. — Нет. — мямлила она. — Я не хочу чтобы ты думал, что-то, что обо мне говорят… — Я знаю. — перебивая ее, снова потянулся к ней, оставляя уже более настойчивый поцелуй на ее, сводящих меня с ума, губах. — Ммм… нет. — она тяжело дышала, снова отстраняясь, смотрела на меня слишком странно. — Я ведь позвала тебя сюда, сказала…ты подумаешь, что я часто так делаю, но это не так. Это не так. Она тараторила своим милым голосом и хотела продолжить явно. — Я знаю. Я знаю, Паркинсон. — прошептал ей, снова перебивая ее и закрепляя все поцелуем. Делая шаги на нее, пока не прерывая нашего жгучего поцелуя, она не ткнулась спиной в стену. И это сводило с ума. То, как она тяжело дышала, как реагировала на мои поцелуи в прекрасные губы, скулы, прокладывая дорожку из поцелуев к шее, поглаживая ладонями ее талию, опуская их к ее бедрам. Кожа покрывалась мурашками, а руки сами потянулись к ее мантии. Она посмотрела мне в глаза, когда я развел края мантии у ее груди, что быстро поднималась и опускалась. И все это из-за меня. Мерлин. Она так реагирует на меня. Разве это не великолепно? Сбросив с нее мантию, я столкнулся с ее белой блузкой, что была без галстука. Расстёгнута на пару пуговиц. Скрывала от меня ее кожу. Меня трясло, когда я оставлял поцелуй на ее шее, разрывая ее рубашку, оголяя полную, чёрт возьми, большую грудь. Пока она стаскивала с меня мою мантию. Полу стонала, полу тяжело дышала. И перед глубоким поцелуем она сказала нечто, что совсем отключило мне мозг… — Гарри… — и ее пальчики в моих волосах. Как же хочется в нее. Как я хочу ее… Сердце заходится, я прекращаю кусать, посасывать ее губы и отстраняюсь только для того, чтобы поднять с пола свою мантию, быстро найти взглядом пустой загон с сеном и постелить мантию там. — Иди сюда. — хрипло произнес, рассматривая ее приоткрытые губы, ее огромную, потрясающую грудь, пока она приближалась ко мне. Схватила меня за ремень на брюках, притянув к себе, получая мой тихий стон, от соприкосновения с ней, от жуткого напряжения в члене, провела языком по моей шее к скуле, попутно расстегивая чертову пряжку. Я перехватил ее губы, жадно впиваясь, вынуждая ее лечь на мантию. И сердце заходится в бешеном ритме, когда она оказывается подо мной, обхватывающая поясницу ножками. Задыхалась от моих поцелуев… сердце тарабанит от ее груди, мягкой, полной, наливной, с торчащими сосками. Она лежала вся изнывающая, со спущенной до локтей блузкой, с лифчиком на талии, который я стащил с нее, лапала меня, трогала меня, вытаскивая мою рубашку, двигалась и ерзала, пока шептала. Умоляла меня взять ее. И я не мог не сдержаться. Не хотел сдерживаться. Спуская с себя трусы с брюками, отодвигая пальцами ее трусики к бедру. Не желая тратить время на избавление от одежды. Потому что я хочу ее невыносимо сильно. И слышу ее сладкие стоны, резко входя в нее, кусая мочку ушка. Эти скручивающие все нутро чувства в паху от толчков в нее. Ее подмахивающие мне бедра в наш с ней общий ритм, ее сердце бешено бьется в такт моему. Не осталось ничего. Ни меня, ни ее, ни места где мы были. Я развел ее ноги шире, отстраняясь от ее шеи и губ, смотрел на ее задравшуюся юбку с бюстгальтером на талии, трясущуюся от быстрых толчков грудь. Она громче стонала, когда я входил в нее полностью, запрокидывала голову, хватая меня за руки. А я чувствовал, как ком из диких эмоций бил по телу. Я хотел чтобы она кончила, кончила подо мной, с моим именем на устах. Ей нравилось больше, когда я проникал глубже. Я чувствовал, видел, слышал ее. Укусила себя за свой же палец, когда я закинул ее ногу себе на плечо и ускорил ритм. Мерлин… ее глаза… Грудь, потрясающее тело, страстный голос, не вульгарные, но сносящие мне крышу стоны. Кончай, Паркинсон. Потому что я уже не могу. — Кончай, — тяжело дыша, произношу и склоняюсь к ней, продолжая двигаться. Она тянется за поцелуем, обхватывая мою спину ладонями, стонет мне в губы, крепко сжимает рубашку. Еще толчки, еще больше дрожи, еще больше заходящегося сердца. А потом полу стон-полу крик мне в рот, и она будто обмякла, отпуская рубашку, прекращая ее тянуть. И мне хватает сделать еще пару резких толчков в нее, чтобы почувствовать, как нечто зародившееся в члене, разрывается, разнося по всему телу невыносимо приятные волны экстаза. Успеваю выйти из нее, зажимая в руке член, заливая ладонь собственной спермой. И тяжело дыша, я приходил в себя еще пару мгновений, когда отстранился от нее, не желая кончать на нее или пачкать. Она лежала с полуоткрытыми глазами, смотрела на меня с подрагивающими ресницами. Чертовски сексуальная. Я натянул трусы, и пытался найти хоть что-то, чтобы привести себя в порядок, осматривая беглым взглядом окружение. — У меня в мантии была палочка. — мягко и тихо произнесла она, присаживаясь, опуская юбку, и прикрывая грудь блузкой. Я не долго думая, воспользовался советом, очистив себе руку и немного трусы. А потом взглянул на нее, натянув брюки. Она не стала после секса выглядеть хуже. И пусть в волосах пару соломинок, а одежда неопрятна. Она все также вызывала восторг. Все тело было в оцепенении и экстазе из-за нее. Поэтому я вернулся к ней, присев рядом, и обнял за плечо. Она нежно ткнулась мне носом в шею. Приятно. Мы не стали что-то говорить друг другу. Наверное, это было бы лишним. Я просто захотел прилечь с ней, что и сделал. Она гладила меня пальчиками по шее и эти приятные прикосновения заставили закрыть глаза. И было плевать на то, что, возможно, мы делали что-то неположенное ни мне ни ей. Плевать, что рядом со мной слизеринка. Я задремал рядом с девушкой. А кто она сейчас не играет никакой роли…

***

POV Драко Нотт не был влюблен. — Я хочу засыпать и просыпаться с ней в одной постели…всегда. — тихо, хрипло бормотал он. Тео не был сопливым по своей натуре. — Трогать ее волосы…чувствовать ее дыхание на шее. Никогда он не был таким. — Я все ей отдам, все, только бы она была со мной. Я поднял свою руку, сжимающую бутылку огневиски, и пристально посмотрел на жидкость, которая там плескалась. Нотт не был влюблен в Катрин. Нет. Он ее просто… — Люблю. Я ее люблю. Да. Именно так. И он это понимал. Мы сидели в кабинете Зельеварения. Настала уже чертова ночь. Я, Нотт и Забини заработали себе отработку у Снегга сегодня на вечернем занятии. Профессор спалил нас за дружеским пересыланием бумажного тарантула под юбки девчонкам, соревнуясь друг с другом по количеству набранного крика от них. Глупое занятие, конечно. Но это было весело. Наколдовать из куска бумаги с домашним заданием гадкое членистоногое, которое ты направлял на одну из ничего не подозревающих представительниц слабого пола, увидеть как осознание ее бьет по голове, а на деле получить девушку, громко воспроизводившую женский писк, от которого у Снегга уши складывались в трубочку. Данное прекрасное действо закончилось тем, что он выгнал из класса всех, кроме нас троих, и оставил в кабинете переписывать все лекции за данный учебный год, начиная с самого первого сентября. Мы не закончили, когда он собирался уходить спать, и надеясь, что теперь мы тоже пойдем в свои постели, серьезно ошиблись. У выхода он сообщил своим холодно-профессорским тоном, что мы тут на всю ночь, и если до утра все не будет готово, на его занятия мы можем больше никогда не приходить. Я сидел на парте, покручивая бутылку в руках, пристально рассматривая этикетку. Блейз с Тео расположились за партой напротив друг друга. Мы просто болтали. Обо всем. О неудачах, об уроках, о друзьях, о девушках. Спустя полчаса после ухода Снегга, Забини начал рыться по его шкафам и ящикам. В итоге, он нашел там профессорские запасы горячительного. И не долго думая, мы ее открыли, теперь распивая на троих. Снегг любил алкоголь покрепче. В этом мы убедились сегодня. — А как у вас в принципе начались отношения? — спросил Блейз, упершись локтями в стол, подпирая ладонями свое лицо, и посматривал, играя бровями, на Нотта. Чудила. — Вот честно. Я не помню. Я помню, только то, что я хотел трахнуть пуффендуйку. Я улыбнулся и отпил огневиски из бутылки. Посмотрев на него, я увидел хмельного однокурсника, смотрящего на растрепанного Забини, смотрящего потерянно, будто все ответы на его вопросы были в Старосте. — Вот серьезно, мне было все равно кого я затащу в постель. Я вообще не вникал, флиртовал с каждой. — продолжал он. — Да ты и сейчас все это успеваешь. — перебил его Забини. — Неправда, сейчас я просто пялюсь на других. — Для Катрин разница небольшая, наверное. — хохотнул я. — О дааа. Она ревнивая очень. — с какой-то теплотой в голосе он сказал это. — И что тебе это дало? — спросил я. Мне, правда, было интересно. Тео повернул голову в мою сторону и поджал губы, почти как Грейнджер. — Я не могу это передать, Драко. Просто… — он глубоко вздохнул — Мне хорошо с ней, спокойно, приятно. А когда она касается меня, я чувствую ее тепло и мне просто хорошо. Я всегда чувствую себя отдохнувшим рядом с ней, нужным. Она как кошка…касается самых больных мест и лечит их, просто прислоняясь, просто прижимаясь ко мне. И это поражает, потому что все началось… с грязи. Не было ничего общего, кроме бессмысленного вызова, дерзких слов и жесткого секса. Я до сих пор не до конца могу понять почему она позволяла это мне. А когда я ее спросил, она ответила, что изначально, она хотела поставить на место слизеринца. — Итог. — влез Блейз — Два года крепких отношений. — Романтика. — улыбнулся я. Все это напомнило мне мою ситуацию. Ситуацию с Грейнджер. Ведь происходит что-то очень похожее. Только, пожалуй, что-то по-жестче, поскольку в выражениях я далеко не галантен. Хотя, если подумать, последнюю неделю я почти добр к ней. По крайней мере не матерюсь так, как до этого… Понял, правда, я это только что. Услышав слова Тео…проведя линию… Ведь так подумать. Я просто срываюсь, выплескиваю свою злость на Грейнджер. Я это делал, делаю…и после этих стычек мне становилось легче, почти всегда я чувствовал это ощущение легкости. Она ведь… Ну по сути, да? Просто принимает это, дает мне высказаться, дает мне отыграться на ней по полной. Зачем? Ей ведь никакой выгоды. Ей это ничего не дает. Но она делает это. Хочет поставить меня на место? И что мы получим? Тоже начнем встречаться? Встречаться с Грейнджер. Малфой и Грейнджер. О да… умора. Все сдохнут от шока. Я смотрел на двух приятелей, уже разговаривающих о предпочтении в сексе, и подумал, представил…что Грейнджер — моя девушка. — А прикиньте, я и Грейнджер. — резко сказал я. Буквально сорвалось с губ, с моих пьяных уст. Реакция не заставила себя долго ждать. Тео запрокинул голову, начав дико ржать. Забини же стал странно посмеиваться, в то время, когда я сам не понимал почему выдал подобное, наблюдая за ними с улыбкой на лице. — Не, а что? Нормальная тема. — поддержал затею Нотт после того как отсмеялся. — Глядишь, женишься так. — прыснул Забини. Я поржал, искренне. А спустя пару секунд представил Грейнджер в одних трусиках красного цвета, идущую ко мне из ванной с широченной улыбкой, с чертиками в глазах. Представил, как она убирает лезущую в глаза прядку волос, залезает ко мне в постель, ныряя под одеяло и обнимая меня, попутно целуя в губы…влажно и глубоко. И, кажется, я перестал ржать. Картина уж очень понравилась. Все-таки надо прекратить отрицать очевидное. Есть что-то в ней. Возможно, ее глаза, а может миловидное личико. Она все же привлекает к себе внимание. Всегда ведь привлекала. Взять элементарно ее эту манеру поведения выскочки и хорошей девочки. Раздражает она этой своей правильностью. Наверное, поэтому в этом году я так хочу выбить это из нее. Поливаю ее грязью, как можно жестче, чтобы спровоцировать ее, чтобы в ней тоже открылась эта темная сторона, которая живет в каждом из нас. Хочу, чтобы она поняла, что она такая же грязная, как все мы. И, когда я вижу, что она перестает терпеть унижения и проявляет свою другую сторону, я почему-то начинаю гордиться собой. Что я…что это я показываю ей какая она на самом деле. Что за ее… хах…ее девственностью скрывается другая Грейнджер. Кусающая меня, желающая меня. Это заставляет меня ощущать себя другим. Не думаю, что я когда-либо буду спокойно чувствовать себя рядом с ней. Для меня и Грейнджер это невозможно. Хотя, я никогда и не пробовал не раздражаться на нее. Я, вообще, никогда особо ее не замечал. Не будь она подружкой Поттера, она бы просто так и была бы выскочкой-грязнокровкой. Просто я никогда не обделял ее оскорблениями в компании Поттера и Уизли. А тут… В ней оказывается столько пороков, столько того, за что она может себя уничтожить, возненавидеть. Как она ненавидит меня. Я и не знал, что она такая. Никогда не думал даже, что настанет то время, когда поцелую ее, что буду думать о ней больше минуты. — Драко? — я поднял взгляд на зовущего меня Забини — Ты уже уснул что ли? Я улыбнулся ему и сделал очередной глоток огневиски. — Нет. — сказал я, поставив бутылку рядом на парту. — Я вот думаю, что Снегг порвет нам задницы, если мы не сделаем то, что он хочет. Нотт махнул рукой, видимо, предпочитая не думать об этом или предпочитая порванную задницу. А Забини, поднявшись с места, показал мне рукой жест «Стоп», что меня заставило снова улыбнуться. — Драко, — начал Староста — Я-не я буду, если не позабочусь об этом. Я все решу, братан! Погнали спать. Спать то мы пошли, конечно. Только вот уснуть я не мог. У меня случались бессонные ночи. И, как правило, именно тогда, когда в голову лезли воспоминания о моем вечере «Икс». И как бы я не прогонял их прочь из головы, они вновь возвращались, заставляя сердце сжиматься от боли. Я не хотел оставаться в разбитом состоянии среди сокурсников в спальне. Меня никто не должен видеть таким… И ушел в Астрономическую Башню. Она всегда пустовала ночью… Когда-то я думал, что это неплохое местечко для парочек, страждущих остаться наедине. Но это было больше актуально зимой, когда можно, действительно, насладиться красивым пейзажем зимы, этой белой ежегодной красотой, что устраивает природа. Зато осенью, она больше напоминала камеру. Жуткое место с проникающими порывистыми ветрами, захватывающая часть осенних дождей с ее изморозью и слякотью. Но именно тут я чувствовал себя в безопасности, поэтому я постелил у одной из стен на полу плед и устало рухнул на него, закрывая руками лицо. Когда отца еще не посадили…мать его упрашивала купить домик во Франции. Среди заповедника, расположенного на юго-востоке страны. Она долго его просила об этом. И, однажды, он сделал ей подарок на день рождения. Последний ее счастливый день рождения. Последний день рождения, когда мы с отцом вместе поздравляли ее. Папа вывел ее из поместья, завязав глаза, а потом мы втроем трансгрессировали в тот дом. Он стоял среди леса: высоких дремучих деревьев, окутанный зеленой листвой с небольшой аллеей из белых роз, ведущую ко входу. У меня в руках был букет цветов, мы стояли перед ней в лучших наших смокингах… Она сняла повязку и прикрыла ладонями губы, широко-широко улыбаясь. А глаза ее блестели то ли от слез, то ли от счастья. Тогда я подумал, что этот дом будет самым счастливым в нашей семье… Думал, да. Блин. Сам не заметил, как ладони стали влажными из-за навернувшихся слез. Я вытер их о брюки и, запрокинув голову, уткнувшись затылком в стену, смотрел наверх. Это был весенний вечер. Я отпросился у Дамблдора и декана на три дня. Мне нужно ее было проведать. Ведь после того, как отца не стало, мать начала увядать. Темные круги под глазами, почти всегда молчала и только обнимала меня, убаюкивая в объятиях, как маленького, каждый раз… Я думал, что в больнице ей стало чуть лучше, а потом проводил ее в этот дом. Собственно, тогда ее последний раз и видел весь магический свет. Вся эта магошваль. Я считал, что этот дом ее излечит, что немного поможет затянуть ее раны. Она ведь так любила его. Но когда я вернулся через неделю…когда приехал тем вечером к ней на три дня. Она не встретила меня. Лишь фонари освещали мне каменную тропинку к дому. А когда я поднялся на крыльцо и подошел к двери, то увидел, что она не была заперта, и света в окнах не было. Именно в тот момент я уже все понял, на самом деле, потому что замер, уставившись на дверь. Мне было страшно заходить. Я просто перестал дышать, прекратил слышать стук сердца, когда коснулся дверной ручки и потянул на себя, открывая дверь до конца. В гостиной, на паркете повсюду было битое стекло. Некоторые шкафы лежали поваленные и разбитые. Диван перевернут. Часть тумбочек и столиков разломаны. И везде осколки ее любимых сервизов. Вот тогда я понял, что такое ужас… Это не описать. Не рассказать кому-то. Потому что никто не поймет, как это, когда тебе кажется, что твое тело умерло, но тем не менее, ты, как ужаленный, бежишь в спальню, с уже волшебной палочкой в руках, крича, как умалишенный: «мам!». Я влетел в ее спальню. А она висит. На петле. Вся синяя. Медленно раскачивалась вперед — назад. Вперед — назад… Этот вечер. Он — мое орудие пыток. Потому что, каждый раз вспоминая…тело начинает трясти, и в душе открывается огромная, здоровенная дыра. И я всегда начинаю рыдать, как пятилетний пацан. Вот и сейчас. Уткнулся лицом в колени и не могу сдержаться. Я не могу. Не могу успокоиться и забыть. Забыть, как снял ее с петли, осторожно уложив на пол. Даже не помню, как произнес заклинание. Но помню, как обнял ее, прижав к себе…убаюкивая, как она меня. Поглаживал ее по волосам и не понимал. Почему? Ну почему так, мам? Я не могу забыть, как унес ее в лес. Похоронил ее под большим раскидистым деревом, корни, которого толщиной, почти как ствол, выглядывали из-под земли. И напоминали извивающиеся ленты… Только я знаю, где это место. Только я и знаю, что она мертва. Потому что я хочу, чтобы они все думали, будто она жива. Что не такая смерть ее настигла. Утерев нос и глаза, рукавом рубашки, я взлохматил себе волосы и потряс головой, чтобы прогнать это видение. Я потерял их. И честно сказать, не знал, как жить без них. И сейчас не знаю. Сказать, что я один? Пожалуй, да. Я остался один. Ведь та же Панси…тот же Блейз пойдут за своими родителями, и это будет правильно. Потому что я бы сделал также. Не ушел бы от своей крови. И я никогда… Никогда не откажусь от своей крови…ни при каких обстоятельствах… Если она, конечно же, когда-нибудь появится. Может быть мне повезет. И настанет тот день, когда у меня снова появится смысл просыпаться по утрам. А пока что я хотел бы только одного… Стереть память себе о том вечере.