Свобода...

POV Гарри Жопа. Полный пиздец. Я не знаю, как мне быть. В душе — неразбериха. Никогда не думал, что так можно запутаться в себе, в людях, которые окружают меня. Эти сомнения, мысли о том, как правильно поступить… и разочарование. Я разочарован в самом себе, потому что забылся, позволил себе проиграть. — Эй, Поттер! — как часто все же люди стали перехватывать меня в коридорах замка. Я шел по территории учебного крыла вместе с Роном, который что-то радостно втирал мне, но я не слышал, элементарно, не видел куда шел. Слишком много мыслей в голове, чтобы заметить окружающий меня мир. Я погряз. Доля секунды, чтобы начать поворачивать голову, но на плечи сзади уже уперлись две ладони, и мне на спину запрыгнул Финниган. — Поздравляю с победой в Турнире! — его улыбающееся лицо успело мелькнуть в поле зрения, удивив меня тем, как я не уронил его. — Ты-лучший, черт подери, хотя как мы могли, вообще, сомневаться в тебе?! — Финниган, слезь. Ты-не пушинка. — прокряхтел я, отпуская ноги, которые на автомате схватил, когда однокурсник запрыгнул на меня. Почувствовав облегчение, я повернулся лицом к Симусу. Он уже устроил целый обряд приветствия Рону. Лично я, никак не мог запомнить последовательность этих жестов: соприкосновение кулаками, потом рукопожатие, сопровождающееся разными обхватами… Ай, да плевать. Я все равно не вспомню. — Ты болел, поэтому не был на завершении Турнира? — спросил я его. — Ну как болел? Сожрал что-то, поэтому полоскало трое суток. — смеялся он, заставив улыбнуться. — Что-то знатное ты сожрал. — прокомментировал Рон. Три дня. Три дня, как уже прошел Турнир. Хочу сказать, что профессор Брайт, действительно, лучший педагог в этих стенах. Он предложил самый необычный и масштабный проект в стенах школы, который дал много опыта. Сначала первый этап: борьба между студентами внутри дома. Он выбрал особенную, индивидуальную площадку, максимально доступную и подходящую для каждого факультета, а не просто отмахнулся. И когда настал день «икс» для лучших, он организовал финальное «сражение» в Запретном Лесу. Да. Это было максимально близко к окрестностям замка, и все педагоги дежурили на границе «площадки». Они не следили за самим процессом, а охраняли территорию, чтобы наша магия не привлекла сомнительных гостей, и тем самым дали возможность погрузиться в полевые условия, где надо было выиграть не только знанием заклинаний, но и смекалкой. Это было феноменально. Мы не были в поле видимости профессоров. И друг друга нашли не так быстро, как могли бы. Ты один, в чертовом лесу, где деревья, как будто, готовы залезть друг на друга. Знаешь, что поблизости трое соперников, которые могут напасть на тебя с любой стороны… Нашей задачей было отобрать у остальных участников волшебные палочки. И кто принесет их в пункт назначения — тот и лучший. Во всём. В заклинаниях, в хитрости, в построении стратегии. Нам дали зайти в зону сражения с разных сторон, и каждый оказался в полном одиночестве, погруженный в эту атмосферу. Когда идешь и прислушиваешься к каждому шороху, хрусту сучьев, порыву ветра. Понимаешь, что рядом не простофили, потому что доказали, что мы — лучшие среди своего факультета. И сердце замедляет ритм…просто холодеет. Но для меня это был не банальный бой, не просто соревнование ради азарта или мысли «почему бы и нет». Для меня — это шанс отыграться на мерзком слизняке за все то дерьмо, которое извергает его мелочное нутро, за те удары исподтишка, те оскорбления, которые он нанес моим друзьям… я сражался за нее, нас. Чтобы обеспечить ей спокойствие. И это чувство ответственности давило на меня, придавало больше страха за все то, что тут происходит. Огромный камень где-то внутри моего тела вынуждал с трудом анализировать ситуацию и идти куда-то вперед. Одна только мысль «А что если…» уже сбивала всю концентрацию. Первой мне встретилась Лайза Турпин. Синий воротник с полосами серебра мелькнул справа от меня и скрылся за стволом широкого старого дерева. Она думала, что я ее не заметил и не услышал. Поэтому тут мне немного помог эффект неожиданности. С ней было трудно. Лайза очень юркая и быстрая ведьма, а это значительно усложнило мою задачу в ее обезоруживании. Но когда чужая палочка оказалась таки в моих руках, я обратил внимание на ее форму. Потрепанная и порвана местами. Я точно не мог успеть нанести ей такого урона, а значит, кого-то она уже встретила. Лайза не стала мне говорить кто и где находится, посчитав, что это было бы несправедливо. Конечно, она права, но преимущество мне хотелось получить. Жаль, что не вышло. Но бродил я недолго. Энтони Риккет, знакомый мне по квиддичу, поскольку он был загонщиком в сборной Пуффендуя, уже вступил в потасовку с Малфоем на момент моей встречи с ним. Я не увидел тогда между ними какого-то ярого противостояния. Как будто, сражались приятели… так, чисто ради прикола. Энтони даже ржал пару раз, когда его задевали заклинания. Малфой был дальше от меня, поэтому мне логичнее и удобнее было расправиться с пуффендуйцем, что я и сделал. Боялся, что сзади долбанет хорёк, но он воспользовался ситуацией по-другому — свалил. Поэтому напряжение било сильнее в сто раз, чем в начале, ведь я шел на поиски этого урода с готовым «портфелем» волшебных палочек. И когда столкнулся с ним, то чувствовал злость, текущую по сосудам и бьющую по мозгам. Гад был хорош. Собственно, тут я и увидел преимущества хорошей учебы, в частности по Трансфигурации, когда с толку сбивали его изображения. Издалека казалось, что слизеринец настоящий, но пара брошенных чар, и ты видишь бревна, примерно с него ростом. Наложил временные иллюзии, которые можно было на расстоянии выдать за себя, поскольку на Турнир он приперся в шапке. Реакция ловца только спасла меня от засады и напряжение, стучащее по черепу, не позволяющее терять бдительности. И я бы, возможно, сделал бы его в классической дуэли, потому что задел пару раз, отмечая про себя приходящее удовольствие от урона нанесенного ему. Но он удержался, не отпустил палочки. Радовало лишь то, что я не хило его потрепал. Это было похоже на безумие. Что-то на автомате слетало с губ, а волшебные палочки полыхали вспышками ярких цветов, индивидуальных для каждого заклинания. А потом он поджег мелкие сучья под ногами, которых было просто немерено по всему лесу. Это и отвлекло, так как загорелась моя мантия. Я спас себя и одежду, окатив водой. Мокрый и напуганный. Здесь хватит мгновения для удара в грудную клетку. И я помню это чувство… как деревья, частички неба, пробивающиеся сквозь ветки смешались в единое целое, и я упал, прикладываясь затылком о землю. Звон в ушах, перед глазами помутнело на пару секунд. И я бы, наверное, быстро отошел от этого, если бы не ощущение груза на груди, как будто, кто-то сел и не давал дышать. Он приложил меня сбивающим с ног заклинанием. Попал в легкие. Сорвал мне дыхалку. Вполне достаточно для проигрыша. Достаточно времени, чтобы забрать у меня всё. Я отдышался, это заняло какое-то время тогда. Не помню сколько конкретно… А когда приподнялся на локтях, он стоял напротив, подкидывая волшебную палочку вверх и ловя ее. Моя, бля. Он ее забрал у меня. Пару щелчков пальцами однокурсника перед моим лицом, и я снова в коридоре с Симусом и Роном. Ржут. Все как обычно. — Ты с каких пор такой загадочный? — ребята смотрели на меня, пока я касался своей ладонью шеи и разминал ее. — Голова болит просто с утра, и не выспался. — оправдывался. Симус изобразил подозрительный прищур, продолжая веселиться. — Еще бы. Я бы тоже не высыпался, начав встречаться с такой цыпой. Конечно, я понял про кого он говорил. Вызвал у меня улыбку, может быть, своей фразой, а, возможно, теми воспоминаниями, которые нахлынули на меня. Мы ведь с Панси каждый день теперь вместе. Встречаемся сразу же после занятий. Когда пересекаемся в коридорах, не проходим мимо. Иду к ней, обнимаю. Ей неуютно немного, хоть и старается сдерживать это чувство. Я, буквально, кожей перехватываю ее импульсы тревоги из-за этих взглядов в нашу сторону и шепота. Но лично мне плевать, я думаю только о своих прикосновениях к ней. Это кайф. Вот так подойти к ней. Взять за руку или обнять. Не почувствовать от нее сопротивления, а наоборот желание, чтобы ты так и делал. И все теряет смысл, ты не можешь найти подходящих слов, чтобы описать, что творится в душе. Будто цепенеешь от неё, тело бьет какими-то электрическими зарядами, отсюда вытекает эта слабость. Как там говорила Гермиона? «Гормоны.» Но я не верю, что они могут вызывать такое. Когда даже запах человека нравится. И ты хочешь еще и еще дышать им. Паркинсон пыталась узнать меня. Во время наших встреч легко улыбалась, задавала банальные вопросы по типу: «Какое твое любимое блюдо?», «Что за музыку ты слушаешь?», «Ты из тех, кто готов больше понежиться в кроватке или ты — человек своего дела?». Ей важны все эти мелочи и то, что она интересуется подобным вызывает лишь еще больше умиления. Ведь я не мог и представить, что она такая…невесомая, чувственная и в какой-то степени простая. Поверить не мог все эти дни, что она — моя. И, отчасти, к этому восприятию приложил руку Малфой. Снова перед глазами лес… Он забрал всё у меня тогда: волшебные палочки, мою гордость, веру в себя. Такое испытывать я не хочу. Ощущение потери нагоняет печаль и ужас, что ты не проорешь их. Это застряло где-то в горле и не дает возможности дышать нормально. «Я отдам тебе все волшебные палочки, и ты выиграешь.» — его голос в голове.- «Но помни, что я сделал». Хотел ли я оказаться в другом месте? Да. Это не по моим принципам. Судя по данным мною словам, я должен был принять поражение и ответить за свои громкие слова, но не мог этого сделать, потому что пообещал Панси. Пообещал и не сдержал слово. Я не готов…не готов был принять это, придти в школу, отказаться от нее. Не мог. «Это не подачка, Поттер. Просто я дарю тебя ей. Правда, я охуенный?» Тварь. Он — злобная тварь, готовая ночами не спать, но только бы разрушить тебя изнутри. Меня, действительно, что-то разрушало… Как будто, наши отношения с Паркинсон — это не моя заслуга. Почему чувство, словно, нам позволили быть вместе? И я не мог. Не мог сдержать это в себе. Оно разъедало меня, раздражало. Поэтому, когда она обнимала, я чувствовал себя виноватым. Виноватым, что не рассказал ей, не признался. И от этого страшно. Вдруг этот говнюк скажет? Вдруг? — Драко! Ты можешь подождать?! — это ее голос… Мы случайно остановились, как оказалось, у одного из кабинетов, где проходили занятия, поэтому достаточно скоро перед глазами появились они. Не успел Малфой далеко отойти от выхода из помещения, как остановился, вперив взгляд в нас на расстоянии примерно десяти шагов. Паркинсон подошла к нему, предварительно посмотрев на меня, и что-то прошептала, касаясь его плеча. Но он повел им, сбрасывая ладонь. Даже не посмотрел на нее, просто ухмыльнулся. Еще немного и я брошу в него непростительное. Еще совсем чуть-чуть. Он прошептал ей что-то, но что, не разобрать. Прошел мимо нас, пренебрежительно отвел взгляд. И я готов пасть еще ниже, чем сейчас. Ударить со спины, но ткнуть рожей в его же галимый понт, чтобы он захлебнулся им. Чтобы, бля, подох тут, и я вместе с ним, потому что я, будто, теперь на крючке. Она не сразу подошла к нам. Я обратил внимание на то, как Паркинсон сомневалась: вторгаться ли ей в беседу гриффиндорцев или нет, поэтому сам сделал шаг к слизеринке, пока Рон и Симус с двусмысленными улыбками пялились. — Что он сказал тебе? — приближаясь, касаясь ладони. — Ничего. Просто дуется из-за проигрыша в Турнире. У него пройдет этот бзик. Только он не проиграл, это я оплошал, Паркинсон… как мне сказать это тебе первым? У меня язык не поворачивается. А она трогает своими пальчиками мои, дарит это опьяняющее чувство. И я готов сдохнуть. Вот уже сотый раз. От распирающего чувства стыда, что не сдержал слово свое, и что не могу отказаться от нее. От мысли, что она в какой-то степени считает меня героем, а я обманывал её. Убейте это. Пусть это уйдет. Он отдал тогда волшебные палочки участников. А я молча принял, не роняя ни звука. Малфой ехидничал. Говорил что-то вроде того, что не во всём я хорош. Я же просто старался абстрагироваться от гадостей, когда накладывал заклинанием ему на руки веревки, и ушел к финишу. Поникший и дохлый внутри. Ломающий себя. Это похоже на раздирающее, отрывающее от тебя куски плоти животное, с именем «Саморазрушение». — Сегодня я не смогу сразу после занятий увидеться с тобой.- сказал ей, мягко улыбнувшись. — Я позже пришлю сову тебе. Она заправила прядь волос за ушко, робко улыбнулась мне, прошептав «ладно». А потом ушла, сопровождаемая взглядами… Черт. Ну что за херь в душе? Какого хрена так выходит? Я еле удерживаю всё это в себе уже вот три дня. Еще немного и разорвет… Разрушит все, что есть во мне. Не знаю почему, но я не могу сказать это Рону. Не могу и все. Почему-то мне кажется, что он озвучит то, что я не хочу слышать. «Признайся ей». Ведь это будет правильно. Честно. Но кем я окажусь в ее глазах? Слабак. Балабол, не отвечающий за свои слова. Я не хочу, чтобы она так думала обо мне, не хочу чтобы она видела меня таким. — Мальчики! — голос Гермионы вырвал меня из этого омута, и я посмотрел на неё. — Чего тут стоим? Пошлите на занятие. — она подошла к нам и, схватив Рона за рукав, потянула в сторону нужного кабинета. Если только ей… она ведь сразу поняла тогда о моих чувствах к слизеринке. Молчала и продолжает это делать даже тогда, когда я открыто заявил, что хочу быть с Паркинсон. Если не она мне поможет, то я не знаю кто еще… Терпеливо. Я очень терпеливо ждал окончания учебного дня, находился как бы с друзьями, но мысленно — не с ними. Если так посмотреть, то у меня все хорошо же: красивая и популярная девушка, хорошие друзья, выигрываю различные Турниры и соревнования. Рубаха — парень. Но за всем этим слишком много эмоций, бесконечной грязи и какое-то ощущение недоговоренности. Оно витало в воздухе и терзало меня. После занятий я сразу же вызвался сопроводить Гермиону в библиотеку. Но по пути заговорить с ней у меня не получалось, также, как и с остальными приятелями, друзьями, товарищами. Язык, как будто, немел. И вот она уже искала, стоя у стеллажа, книгу, щурилась, двигала губами, читая названия с корешков. Что мешает ей сказать? Мне ведь нужно это. Возможно, стоит отвернуться. Не смотреть на нее. Может, так будет лучше? — Гермиона. — мой взгляд был прикован к столу у окна, пламя от свечей оттеняло могучую древесину, и это придавало фолиантам, да и всей библиотеке, больше драматизма, что ли. — Что? — спросила она. — Как бы ты отнеслась к тому… — вздох. Это, правда, тяжело. Очень. Признать то, что никогда не делал, что всегда отрицал и ругал. — К чему? — она мелькнула перед глазами и теперь уже села за стол, открывая какую-то книгу. — Да ни к чему. Не обращай внимания. — я присоединился к ней, присев напротив. Но подруга теперь уже смотрела мне прямо в глаза. При этом свете они были похожи на черные пуговички. Блестели. Вынимали душу. — Что-то произошло? Я чувствовал эту заботу и страх в голосе. То, как оно захватило нас в капкан. В горле пересохло, потому что я не мог уже держать это в себе. Хотел, чтобы меня наказали за то, что я продолжал умалчивать об этом. Пусть кто-нибудь ударит меня по лицу, может, данная мера приведет меня в чувства? — Гарри? — Я не выигрывал Турнир. Это нечестная победа. — и стоило мне это сказать, как слова полились бесконечным потоком. Я уже не смог остановиться. Как будто, что-то прорвало внутри меня. Я рассказал ей всё. Абсолютно всё. Начиная с того момента, как у нас закрутились отношения с Паркинсон, заканчивая тем днем. В подробностях, со всеми переживаниями и эмоциями, как будто пережил все заново. Она не перебивала меня. Слушала, смотрела. Порой меняла позы, но все они были напряженные. Либо руки сомкнуты на груди, либо они лежали на столе и вечно трогали края книги. Когда-то глубоко вздыхала, но ни разу… ни разу не перебила мой монолог. — Понимаешь, я не могу. Меня всего трясет. Я ходил такой, как барон, среди школы и твердил, что Малфой-это полная ерунда. Что я его с правой да левой. А он уложил меня. Просто взял и окунул в свое собственное же самолюбие и вытер ноги, когда кинул мне волшебные палочки, как шавке. Я не хотел брать, сначала. Думал, что лучше возьму реванш, но все будет так, как надо. А потом эти мысли… Гермиона, да я бы не смог также масштабно его выиграть. Это было бы где-нибудь среди своих, в окрестностях замка, а толку то? У нее бы… у всех бы остался этот осадок. Да и чтобы она подумала обо мне? Я же отвечаю за каждое свое слово. Поэтому я проглотил унижение и забрал палочки. Но он то все-равно ходит, как король, улыбается гаденько. У него теперь компромат на меня. А что если он расскажет ей? Я еще хуже стану. И от всего этого у меня какое-то безумие в голове. Меня все раздражает, и с Паркинсон я чувствую себя виноватым, а это мешает всему остальному. Как будто притупляет все другие чувства… Гермиона…я. Замолчал. Она подперла ладонью подбородок, закрывая согнутыми пальцами рот и внимательно смотрела на меня. Приковала свой взгляд. Затем пошла серия коротких вопросов, как правило, касающихся того, как именно он выиграл, что делал, какие вещи конкретно меня сбили с толку. Я отвечал неохотно, и даже потерял надежду на понимание, пока… — Ты очень многое накручиваешь сейчас, Гарри. — В смысле? Гермиона взяла в руки чернильницу и крутила ее в руках, не сводила взгляда. — Все эти переживания. Они просто накопились в тебе. — спокойно и тихо. — Нет. Я тебе о другом! — что она несет?! Раздражает. — Не перебивай меня! — повышая тон. — Я же не перебивала. Строгий взгляд её всегда действовал на меня моментально. Вот и сейчас, я, будто, стащил печенье перед обедом и меня ругали за это… Гермиона иногда вела себя, как мамочка. Ладно. Она права. — Малфой ничего ей не расскажет, и тебе не стоит. Ничего никому не говори. Ты, на самом деле, выиграл уже давно его, просто сам это не понимаешь еще. И то, что произошло на Турнире останется между вами. — ее голос был спокойным, четким. Я, словно, на лекцию пришел. Но это даже хорошо, ведь каждое слово Гермионы отпечатывалось во мне. — Почему ты так уверена? — я чувствовал, как именно эти её слова начинали тушить пожар внутри меня. — Психология. Давай подумаем нормально, Гарри. Это же Малфой. Если он ставит перед собой задачу кого-то унизить, то делает это незамедлительно. Вспомни. — выжидающий взгляд. — Устроим с тобой разбор полетов. Начнем с того факта, что, если бы он хотел тебя раздавить, то не вернул бы тебе палочки. Я бы не вернула. Ему намного интереснее и проще было бы просто выиграть, добиться твоего полного унижения и не позволить тебе быть с Паркинсон. Его эго бы ламбаду отплясывало. Но он решил поступить так, как поступил. — я открыл было рот, чтобы возразить, но она меня перебила. — Даже если мы возьмем другой вариант. С неким отблеском извращения в его мозгах. Допустим, что он решил наказать тебя таким способом. Типа, вот смотри, я тебя по факту выиграл, но отдал победу, а ты теперь ходи и грызи себя. Собственно, это сейчас и происходит. — мой кивок. — Гарри… Ты сам же даешь ему повод для радости, когда играешь по его правилам. Я советую тебе прекратить заниматься самобичеванием и держаться, как победитель. Ведь идиот он, а не ты. Какой кретин отдает победы? Накажи его. А если он расскажет Паркинсон, то тут все очевидно… — её пауза заставила меня покачать головой в немом вопросе «что очевидно?» — Ты просто говоришь ей, что он все придумал, чтобы разлучить вас, а еще он не хочет выглядеть полным лузером, поэтому так ведет себя. Ведь победителей не судят, Гарри. — Ну да… — Он же не дурак. Такой вариант по-любому был в его голове. Послушай, вас никто не видел, подтвердить его победу не может ни одна живая и неживая душа. А это уже идет в резонанс с Малфоем. Он же человек публики. И как вот ему доказать потом свой выигрыш? Ты серьезно? Он бы не пошел на такой риск. Гарри, он выиграл тебя только потому что был готов к этому этапу. — она вздохнула, отставив чернильницу и задумчиво посмотрела на книгу. — Как бы это так объяснить, чтобы ты понял… Его победа заключена в знании тех или иных вещей. Он устроил тебе настоящую засаду, но в экстремальных условиях это не приходит в голову никому. Трое остальных участников не додумались до такого хода, а он да? Пф… он не гений, не нужно его идеализировать. — Гермиона водила руками, жестикулировала, пока я проглатывал каждое слово. — Поэтому вывод таков: он готовился. Ведь ему ручкой передергивать надо, когда ты, в это время, был занят более пикантными вещами с девушкой. Я улыбнулся. — Получилось? — она рассмеялась на мой кивок. — Скорее всего кто-то из тех, кто не прошел первый этап узнали, что будет во втором и передали ему. Он все продумал и выиграл. А ты проиграл лишь потому что на подготовку времени не было, так как у тебя тут отношения! Но даже если он тупо сильнее тебя в дуэли. Гарри, почему ты так зависишь от мнения остальных? Я понимаю, ты привык, что всё магическое общество вечно возлагает на тебя надежды, что все всегда ждут от тебя решения любой проблемы. Но ты-просто человек. Ты не можешь быть лучшим во всем. Да, ты прекрасно летаешь на метле, и из года в год Малфою мордашку утирал, но тот же не убивался из-за этого. Ну и что, что Малфой лучше тебя в заклинаниях? Почему ты думаешь, что ты не имеешь права проигрывать? Что за клише героя ты позволил на себя одеть людям? «Гарри исполнит пророчество; Гарри защитит всех обделенных; Гарри справится с любой проблемой; Гарри лучший в квиддиче и дуэлях.» Что за…? — она развела руками, негодуя. — Гермиона… тут я поспорил. И здесь мне нельзя было так оплошать. — Так вот урок тебе. Не говори что-то, пока не сделал это. Не давай обещаний и не смей недооценивать соперника. Малфой, конечно, не силач, но он маг, который не только родился в этом мире, он рос в нем со времен первого вдоха. Не забывай об этом, у него способностей и знаний побольше нас двоих будет, поскольку он еще и чистокровный. И кто бы что не говорил, Гарри… Разница есть. Надо же. Как-то нетипично это для нее. — Не ожидал этого услышать от тебя. — я был в шоке. Разве она так думала всегда? — Я сама это поняла только в этом году. — ее тихий вздох. — Просто, мне не доступны те знания, которые есть у «первоисточника», так сказать. И не смогу получить их, невозможно перечитать все книги этого мира. Невозможно всё изложить на бумаге. Есть вещи о которых не пишут, о них просто знают. — она грустно улыбнулась мне. — Это надо уметь принимать. Разница, собственно, только в этом. Что ж…тут есть о чем подумать. Но по сути, она сказала всё, как есть. Меня подвело мое же эго. Я поплатился и должен сделать выводы. Да и в конце концов, если этот хмырь начнет говорить гадости, то всегда можно съехать. Сыграть его стилем. — Но тогда зачем было ему так готовиться, чтобы потом отдать мне победу? Мотив? Гермиона молчала какое-то время, всматривалась в меня, будто, что-то прикидывала. — Может, это просто его способ попрощаться? Что? — Это как и с кем? — С Паркинсон. — она открыла книгу и спокойно листала страницы. — Я не понимаю, Гермиона… — Она с ним давно же дружит? — ее глаза снова смотрят на меня, лицо серьезное и даже немного задумчивое. — С первого курса, как минимум. — я кивнул ей. — А теперь представь, что к тебе обращается Малфой и говорит, что я… — её голос запнулся на этом месте — Что я нравлюсь ему, и он хочет со мной серьезных отношений, а ты в курсе, что это взаимно. Ну как же. Да. «Конечно». — Такое в принципе нереально — рассмеялся. Забавно же. Что за ерунду она несет? — Почему нет? Про тебя и Паркинсон тоже самое можно сказать. — кажется, её это задело. Дурак. Нельзя цеплять самолюбие друзей, а уж девушек-друзей тем более. — Ну хорошо…представил. — надо было быстро исправляться. Она не сразу продолжила. Смотрела на меня какое-то время, как будто, обдумывала каждое слово. — Ты подозреваешь, что даже если он проиграет, я все равно буду с Малфоем. Тут ведь всё неизбежно. Я, как и любая девушка с чувствами, буду погружаться в него. И в конце концов он станет близким мне человеком. Это нормально, когда люди, начав с кем-то встречаться, отдаляются от друзей и семьи. Но это означает, что ты ведь меня тогда… — Потеряю. — я уловил её мысль, примерно понимал к чему она вела. — Гарри, вполне, возможно, что он так поступил потому-что давно знает, что Паркинсон испытывает к тебе. А поскольку, она его подруга детства, то, скорее всего, он осознает к чему все приведет, если ты даже начал ломать стереотипы школы ради неё. Вывод из этого только такой: у вас всё серьезно. Наверное, ему просто проще обыграть эту ситуацию для себя так, чтобы отпустить её. Почему-то я понимал… Ведь, Паркинсон добровольно от него уходила в совершенно другой «лагерь», и то, что они начнут отдаляться — естественно. — Скорее всего, ему хочется верить в то, что он «подарил тебя ей», чем «ты забрал её у него». И я выдохнул. Просто после этих слов мне почему-то стало легче. Всё это зло и вся тревога вышли наружу, через ноздри, освобождая меня. Я получил ответы, и мне стало легче. Просто лучше. Да и Малфой. Он, блин, отпустил её. Почему-то я не злился больше… Если всё это правда, конечно.

***

POV Гермиона Полумна плакала. Наверное, никто её не видел плачущей за все семь лет обучения в школе. Я поговорила с ней чуть ли не сразу, как вернулась с Хогсмида, и она объяснила мне всю сложившуюся ситуацию. Отчасти, мне как-то странно было понимать, что Малфой не соврал. Лавгуд призналась, что давно испытывает сильные чувства к Забини, и её пугают они, так как ради него готова совершать подобные поступки, что она не понимает почему чувства родились, именно, к нему. Я не злилась. Возможно, раньше бы я вспыхнула, поделилась бы всем с мальчиками, осудила бы её поведение, но не сейчас. Сейчас я примерно понимала, что она испытывает. Ведь это невозможно, когда от человека дурманит, как от дыма галлюциногенных трав. И это сблизило нас. Нет. Я не рассказала ей о Малфое. На её вопрос, что же произошло там, я ответила лишь то, что мы немного поругались, и я быстро унесла ноги оттуда. Ну не готова я делиться этим с кем-то. Не сейчас. Правда, теперь на собраниях, что проводил Забини, я начала чаще обращать внимание на них с Полумной. Её взгляды всегда слишком долго задерживаются на старосте всех мальчиков школы, а он стал чаще посматривать на неё. Либо Забини так реагировал на Луну, в связи с её настойчивым вниманием, либо Малфой все же что-то сказал ему. Я не знала, что происходило с учениками в этом году. Все, будто, начали сходить с ума. Хотя…как сказала мне Луна. «Это так и было всегда, просто раньше ты не обращала внимание». Наверное, так и есть. Но больше меня пугало то, что я перестала паниковать. Гарри очень удивил меня. Он никогда еще так не разговаривал со мной открыто. Когда он излил мне душу в библиотеке, я долгое время думала… Он сидел потерянный и терзаемый своими принципами, которые сломал ради Паркинсон. Мой друг, будто, конфликтовал сам с собой в тот момент. Ругал себя за непривычное поведение, но и по-другому не мог поступить, потому что Паркинсон ему нужна. И да… Она нужна ему. Если он в такой ситуации так быстро принял решение в пользу неё, это уже звоночек, разве нет? Когда он говорил, я узнавала себя. Увидела себя, сидящую напротив, ту меня, что была в самом начале года. И понимала, что ему страшно. Меня саму поразило то, как быстро я нашла ответы на его вопросы. Как будто, я знала, что у Малфоя внутри. И я чувствовала… Клянусь, я чувствовала его. Это странно, и сразу так не объяснить, но я не могла избавиться от мысли, что просто начинала ощущать его. Вот он молчит, и ты не знаешь, что творится в его голове, но сейчас, я будто улавливала его настроения на расстоянии, как можно уловить запахи дорогого парфюма или цветов, например. И это получалось все лучше и лучше. Из-за чего? Не знаю. Может, потому что мы стали проще? Он чаще обычного встречался взглядами со мной. И неважно где. Будь то коридоры или занятия, Большой Зал или окрестности замка, его глаза всегда смотрели в ответ. Иногда он сопровождал их ухмылками, а порой, ни одна мышца не двигалась на лице, представляя мне маску строгости, серьезности и безразличия. Как бы странно это не выглядело, но Малфой, с тех пор, как Гарри начал встречаться с Паркинсон, реже задевал нас. Складывалось впечатление, что весь негатив он перенес на свою подругу. Он меньше появлялся в её компании, не сидел рядом с ней на занятиях или в Большом Зале. Будто избегал её, игнорировал. Я лишь пару раз встречала их вдвоем в то время, как обычно, они не отлипали друг от друга. Я уже была склонна думать, что он просто вычеркнул её из своей жизни, но Лаванда как-то рассказала мне, что один раз Малфой заступился за гриффиндорку. Данная информация ввела в шок и меня, и Джинни, но когда мы узнали подробности, стало ясно, что он защищал свою подругу. Со слов Лаванды, её продолжали задевать по поводу связи с Монтегю. Поблизости были не только слизеринцы, но и гриффиндорцы. И когда пошли шуточки в сторону её «порочности» от родного факультета, назвав «слизеринской подстилкой», Малфой влез, предлагая теперь и Поттера называть также. Данный выпад остался не отраженным со стороны львов, а слизеринцы начали мерзко посмеиваться, но он приструнил и свой факультет, назвав Монтегю — «закомплексованным кретином, который только и может, что пиариться за счет связей с девушками, так как ни на что другое он более не способен». Все-таки, популярность — это настоящий механизм манипуляции. Ведь всё, что касалось Гарри или Малфоя студенты принимали намного мягче, без приемлемого для них стёба, как это бывает в отношении других. Почему-то мало кто перечил Гарри или слизеринцу. Они, будто, были какими-то законодателями движений в школе. И этот поступок сделал Малфоя в какой-то степени популярнее. По крайней мере перед Браун, потому что с того случая она начала томно вздыхать по нему. Он стал превращаться из обычного поганца — в таинственного и жёсткого, прямолинейного парня. Это было странно… Странно видеть, как мир начинал меняться вокруг. Конечно, шепот за спинами Гарри и Паркинсон не исчез, но благодаря им и замечаниям Малфоя, Браун смогла вздохнуть легче. И, будто, Гарри сотворил какую-то магию, что неизвестна даже самому чистокровному волшебнику, ведь складывалось впечатление, что всем тоже захотелось попробовать сломать стереотипы. Но я пыталась быть стойкой. Быть верной своим остаткам консервативности, хотя бы тем мизерным, что еще жили во мне. — Серьезно, Грейнджер, из-за тебя у меня были проблемы. Скрестив руки на груди, я стояла напротив Забини и пялилась на него пустым взглядом, в то время, как он выплескивал весь негатив в мою сторону. Мы были в классе после очередного собрания. Как раз все разошлись, кроме Полумны, которая стояла у входа, ожидая меня, и слушала нас со старостой. Но мурашки по затылку пробегали порой, когда я сознавала, что здесь был и Малфой. Он зашел в кабинет как раз тогда, когда Забини начал разговор со мной о целесообразности проведения вечеринки после основного гулянья на Зимнем Балу. Махнул старосте рукой, в которой не держал миски с сухарями и сел на одну из парт, ожидая друга и наблюдая за нами. — Ты так орала по всему замку, что я-конченный болван, так как провел вечеринку после Осеннего Бала, что потом меня вызывали к декану и директору с объяснением, действительно, ли это правда. Так что давай сейчас я получу твое согласие, ты поможешь мне в организации, и у меня не будет лишних хлопот. — мулат смотрел мне в глаза, пытаясь так либо достучаться до меня, либо загипнотизировать. — Забини, — начала я мягко. — Нет. — Да в смысле нет? — Не собираюсь я поощрять массовое растление наших студентов. И уж тем более заниматься организацией этого безобразия. — я не хотела ему уступать и, в принципе, всей школе. Не потому что во мне было так много «правильности». Наверное, это больше похоже на простой приступ вредности. — Ты хоть раз была на этих вечеринках? Ты хоть представляешь как они нужны всем? — сколько же экспрессии в нем. — Нет, не была и не собираюсь. — А ты сходи, может тогда до тебя дойдет, что это нужно? Грейнджер, вот послушай. Я, наверное, душу продал за то, чтобы Зимний Бал провели в начале зимы потому, что потом начнется подготовка к сдаче зачетов, а я не собираюсь забивать на учебу, ради организации массовых гуляний, когда я могу это сделать сейчас. Мы все дружно отдохнем перед началом трудного периода каждого студента, и потом все спокойно разъедемся по домам на каникулы. — Еще скажи, что когда мы всё сдадим, ты опять не устроишь вечеринку. — язвила я. Забини замолчал на какое-то мгновение, а потом вздохнул. — Устрою, да. Но народу уже будет меньше и от этого у меня хлопот меньше. Закатив глаза, я опустила руки и уже собиралась пойти в сторону выхода, как староста снова заговорил. Я пыталась не смотреть на Малфоя, но пару предательских взглядов все же бросила. Он продолжал сидеть на парте, поставив ноги на впереди стоящую лавку и, молча, жевал сухари, размеренно пережевывая, посматривая на нас. — Грейнджер, так что? У меня не будет проблем? Я внимательно посмотрела на Забини и тяжело вздохнула. — Не знаю, может, и будут. Я сказала тебе всё уже. Не буду я это одобрять. И уж тем более участвовать в этом. — Лавгуд, ты хоть объясни этой твердолобой. — он беспомощно развел руками, ища поддержки у Луны. Посмотрев на подругу, я увидела, как та немного помялась и пару раз взглянула на Малфоя. — Гермиона, я думаю, ты зря упрямишься… — Видишь! — подхватил Забини. — Даже твои друзья говорят, что ты до дурости упрямая. Раздражение начинало уже меня беспокоить, поэтому я просто молча негодуя, уставилась на мулата, мысленно пытаясь объяснить куда я готова его послать за его заявление о моей дурости. — Что же там такого хорошего? Объяснишь, может быть? — раздраженно. — А ты приходи завтра. У Драко день рождения, вот и приходи, посмотришь, что такого классного в них. Если твои друзья не могут тебя просветить в чем кайф, то тогда это сделаю я! Аж смешно стало. Я прыснула, покачав головой. — Ну конечно, всё бросила и побежала. — Что? Боишься выглядеть неудачницей? — он старался меня укусить. Но нет, Забини, я на это не попадусь. — Что за бред? — снисходительным тоном. — Тогда бери подругу и приходи. Драко, — он обратился уже не ко мне, выжидающе посмотрев на тихого слизеринца. Малфой исподлобья смотрел на Забини, держа в руке миску, а во второй — сухарик. — Блейз. Тебе не пофиг? — холодным голосом, как будто, здесь было уже, как минимум, минус пять. — Мне не пофиг. Ты сам знаешь, как мне вынесли мозг из-за того, что Грейнджер язык за зубами держать не может. Хватило мне этого добра. Я знаешь ли не готов… — Замолчи уже, а. — прервал он старосту.- Голова от тебя раскалывается. — Малфой посмотрел на меня. — Грейнджер, бери Лавгуд и завтра в девять я жду вас на восьмом этаже. Буду я, Забини и Нотт с Катрин. И давай без такой же истерики, как у этой черной девки, потому что если и ты начнешь пищать, у меня голова разорвется, и тебе некого будет ненавидеть вместе со своими дружками. Я всё сказал. Я аж задохнулась от этой наглости. Слова встали поперек горла и не давали произнести слова, вышло лишь беспомощно открыть рот в попытке возразить. — Мы придем. — тут же среагировала Полумна. — Луна?! — я обернулась и непонимающе уставилась на нее. Что ты творишь? — Вот и славно! — заключил Забини. — Я свободен, пошли. — кинул он уже ему. Малфой недовольно встал и посмотрел на меня, уже у выхода, вызывая во мне такой круговорот эмоций, что вихрем закрутил во мне негодование, смятение, желание, страх и ужас от всего произошедшего. Да кто он такой чтобы так разговаривать со мной? Кто этот Забини, чтобы так пренебрегать правилами и… — Луна, какого… Банши, ты творишь? — я хотела получить объяснение немедленно. Меня втянули в то, в чем меня не должно быть, вообще. — Это мой единственный шанс сблизиться с ним. Пожалуйста. Мне это нужно… Я прошу тебя. Надежда во взгляде. Её надежда проткнула что-то во мне, и я, опустив голову, представляя весь кошмар, который мне придется пережить в компании слизеринцев, тупо произнесла: — Хорошо. Мы пойдем.