Свобода...

POV Гермиона Нехватка воздуха вызывала спазм за спазмом в легких и гортани. Сковывая, захватывая, парализуя все, что находилось в той области. Жгучий огонек прошел к желудку при очередном вздохе. Глубоким, через рот. Коридор в учебном крыле плясал в глазах, подпрыгивал, пока я неслась по нему, бежала, как сумасшедшая. Он свел меня с ума. Его «да» заставило меня бежать сейчас так сильно, выжимая из себя все, только бы он не догнал, только бы он не… Потому что я не знаю, что будет дальше. Ноги почти запутались, пока я притормаживала, чтобы завернуть в очередной коридор, выставив руки вперед. Врезалась в стену, а ладони беспощадно саднило. Кажется, поцарапала их о камень. Но это неважно, потому что я обернулась и увидела его, сквозь пряди волос, что упали на лицо. Его, нагоняющего меня. Достаточно оттолкнуться снова, чтобы почувствовать, как страх дал мне сил снова бежать. Только вот легким не хватало воздуха. Только они прожигали, заставляя задыхаться. Почему он так быстро бежит? Сумка с моего плеча грохнулась, ударяясь о каменный пол, заставляя посмотреть через плечо. Он протягивал руку ко мне, еще немного и он поймает меня. — Нет! — мой крик. Его пальцы сжали мое плечо так сильно, что волна раздражения, отчаяния пробежала по всему телу. А потом полет. Я развернулась под его рукой так быстро, легко, к нему лицом. Его волосы мелькнули в поле моего зрения. Внутри все клокочет, что нет сил, и я закрываю глаза. Зажмурилась, будто ненормальная, ощутив, как обжигает шею от нехватки воздуха, как моя спина врезается в стену, посылая по позвоночнику свежую порцию боли. Мои руки сами выставили блок, просто поднялись, упираясь в его грудь, не давая приблизиться. Я так и не открыла глаза, задыхаясь сейчас перед ним, не чувствуя его рук, но зато слыша, как он дышит. Его дыхание не такое сбивчивое, как мое, он не готов выплюнуть легкие передо мной, как я сейчас. Зато оно шевелило мои волосы где-то справа. Я чувствовала, что он злится, даже через дыхание. — Открой глаза. Новый спазм, заставляющий выпрямиться, ощутить, как я стала словно деревянная. Главное — не двигаться, иначе он съест меня, проглотит и от меня не останется ничего. — Открой, мать твою, глаза! Я вздрагиваю, но заставляю себя посмотреть. Медленно разлепляю веки, наблюдая за тем, как он вырисовывается, появляется передо мной. Его руки упирались о стену, по обе стороны от меня, создавая кольцо… Я в ловушке. Лицо напряжено, я заметила, как сильно он сжал челюсть… Его зубы еще не раскрошились под давлением? А серые глаза смотрят с ненавистью прямо в мои. Наверное, поэтому я сейчас почувствовала, как колени подогнулись. Стояла здесь, рвано дыша. Я не могу восстановить дыхание. — Послушай меня, тварь… Я сглатываю, приоткрыв рот, хватая воздух, которого он меня лишает. — Я ждал тебя тогда на этом херовом этаже, как конченный дебил… Он ждал меня? Зачем? Его тело двинулось ко мне, отчего я уперлась ладонями в его грудь сильнее. Он такой высокий, такой тёплый. Мне всегда казалось, что его тело ледяное, оно же такое… Такое бледное лицо, руки. Он словно известь. — И ты, сука, не пришла, — его голос ударялся о мое лицо, пока я стала дышать чуть спокойнее. — Я тебе не мальчик на побегушках. Знаешь, кто ты? Мелкая конченная тварь. Строишь из себя смелую, хотя в ту ночь, я уверен писалась от страха где-то в комнате или поливала своими мерзкими слезами Поттера. Мои пальцы едва сжали его черный джемпер. Да, мне было страшно. Да, я не хотела идти к нему, и, да, я спряталась, но из его уст это звучит так грубо. — Я открою тебе тайну. На самом деле, ты нихрена не смелая, ты трусливая, лохматая, ходячая дырка. Годная на то, только чтобы топтаться по тебе, всовывать свой хуй и плевать на тебя. Ты орешь на каждом углу про честь? Но у тебя ее нет, так как ты нихрена не знаешь, что такое держать слово или поддерживать игру. Ты говоришь, что всё знаешь, но твои книги — ничто иное, как просто меланхоличный бред, сляпанный из отрывков. Ты ничего не знаешь о жизни и людях. Ты такая тупая. Он говорил так быстро, выплевывал каждое слово, заставляя ощущать, как злость поднималась во мне откуда-то из низа живота, смотря на него, чувствуя ладонями его грудь, поднимающуюся. Пальцы сжались сильнее, и, я уверена, теперь я захватила и рубашку, что была под его джемпером. — Ты не стоишь и гроша, — Малфой чуть склонил голову ко мне. Приблизился, заставив вздрогнуть. Немного, почти незаметно. Он так близко. Его радужки были с белыми вкраплениями среди серого грозового неба. — Я думал, что в тебе что-то есть, действительно думал, что смелая, какую из себя корчишь, но на самом деле ты херова трусиха. Из тебя вышла бы прекрасная, вонючая, грязная под-стил-ка. — Заткнись! — кричу ему в лицо, сжимая изо всех сил его одежду, вставая на цыпочки, чтобы проорать это ему в лицо. Надо смотреть ему в глаза. Я не боюсь его так, как он думает! Да, мне стало не по себе! Да, оставаться наедине страшно, особенно после того, что произошло! Но я не такая, как он говорит, это неправда! Я прокричала это так громко, что мысленно была благодарна тому, что мы оказались в старом крыле замка, где мало кто из учеников мог быть. И как ноги меня принесли в такое безопасное от других глаз и ушей место, но одновременно такое опасное из-за него…? Малфой сместил руки, упираясь о стену. Просто опустил их ниже, где-то в районе моей талии, потому что я чувствовала его запястья. И пусть они не касались меня, то покалывание, которое исходило от них, шептало мне: «его руки рядом». Он усмехался, его дыхание скользило по мне, от этого непривычно, но и адреналин бьет в голову, заставляя трястись изнутри. — Нечем крыть? — Есть… — на выдохе. — Неужели ты такой смелый? Какое право ты имеешь меня тут упрекать? Смелость. Откуда она взялась? — По крайней мере, я не трясусь от страха, сидя у себя в комнате, а потом не ору направо и налево о том, что я такой заебатый гриффиндорец, а вот вы, слизеринцы, трусливые хуесосы. Я отпустила его одежду, уперевшись о стену спиной, глядя на него, мысленно представляя, как запихиваю ему в рот что-нибудь, содержащее обычный порошок. Ему надо промыть рот — он вечно оскорбляет. — Да когда вы были смелыми? А? — вздернуть подбородок. Так, как ему не нравится. Заметить, как в его глазах что-то пробегает. Такое легкое, но опасное. — Я разочарован в тебе, Грейнджер, — отталкивается от стены и делает шаг назад. Глоток воздуха. Холодного, колючего. Почему я вдруг почувствовала укол, где-то в горле, а глаза предательски стали болеть. Почему мне жаль, что он разочарован? Снова вздох, он отворачивается. — Стой. И я готова отрезать язык себе за это слово. Почему я останавливаю его? Почему, когда он близко, тихо молюсь, чтобы он ушел, а когда уходит -произношу это? Его взгляд, брошенный на меня, и правда не выражал больше того гнева, который был вначале, он просто смотрел сквозь меня. Словно меня здесь нет. — Чего еще? — безразлично. — Зачем ты позвал меня туда? Что насчет тебя, Малфой? — Мне скучно, просто отстань, — отворачивается и уходит. — Ну уж нет, подожди! — бегу, перекрываю ему проход. Он засунул руки в карманы брюк, смотрел скучающим взглядом. — Ты думаешь, что что-то знаешь обо мне? — я снова начинаю закипать только глядя на него. — Я уверен, — делает шаг, чтобы обойти меня. Ты меня не знаешь. Не знаешь! Не знаешь! Секунда, чтобы толкнуть его, как он меня, разворачивая. — Совсем охренела?! — он вытащил руки из карманов, бросая злой взгляд Я хочу проклясть тебя, Драко Малфой! — Да! — громко. Мою челюсть обожгло, он схватил меня рукой за лицо, приподнимая, пока я впилась пальцами в его запястья, ворочаясь, стараясь вывернуться. — Я сказал отвалить от меня, — прошипел, как змея, склонившись, посмотрев в глаза. — Не хочу, — и пусть произнести это было сложно, потому что его пальцы сжимали мою челюсть, захватывая щеки. Думаю, он понял, потому что снова начал злиться. Да, злись, вот так, чтобы знал, какого мне каждый раз, когда ты меня доводишь. — Я смелая! — специально стараюсь добавить это чуть громче. Я хочу показать ему свою храбрость, во мне ее так много. — Ты? — рассмеялся — Хорошо. Я, наконец, ощутила облегчение от исчезновения его пальцев с моего лица, когда он едва оттолкнул меня, отпуская. — Как докажешь? Это детский розыгрыш, Малфой. Придумай что-нибудь другое. — Как по-взрослому, — произношу, глядя в его глаза. — А с тобой иначе не получится, ты покраснеешь из-за слова «пенис», как с тобой можно разговаривать по — взрослому? — Я не маленькая! Я могу… Он рассмеялся. Громко, запрокидывая голову. А затем посмотрел на меня. — Ну, скажи, — сохраняя на губах ухмылку. Я хотела проорать ему это в лицо, я все знаю о сексе, хоть у меня и не было практики, но такие вещи не могли меня смутить. Только глотку саднило — что-то не давало мне сказать это. — Или ты называешь член мужским достоинством? А, может, ты просто говоришь это? Он явно забавлялся, глядя на мою открытую беспомощность. — Пенис, — не так громко, как хотела. Даже как-то слишком тихо. Он улыбался. — Что? — Пенис. — Я не расслышал. — Пенис, говорю! — Какая взрослая девочка. Шаг. Его шаг ко мне. — А что есть у тебя, Грейнджер? Я отступила назад. Нельзя отводить взгляда с него — он опасен, он чертовски опасно выглядит. — А что есть у меня? — переспрашиваю, отмечая его приближение, отступая каждый раз на его шаг в мою сторону. — Тычинки? Или пестик? Р-р-р. Как он раздражает. Что за разговор? Чего он хочет этим добиться? — Вагина, — отвечаю. Снова чувствую стену, упираясь спиной. Второй раз он загоняет меня в угол. — Есть еще слово «пизда», — он уперся ладонью о стену, где-то недалеко от моей головы, приближая ко мне лицо. Мне всегда становится страшно, когда он входит в мое личное пространство, врывается, не спрашивая разрешения. — Есть еще и такое слово, — как-то слишком тихо. — Она у тебя мокрая? Сейчас? — он шептал мне в тон. И его голос в таком свете показался. Соблазнительным. Я чувствую, как кровь прилила к моему лицу. — Что за мерзости ты… — он прервал меня. Нет, не поцелуем, хотя его губы вдруг мне показались такими манящими, а собственные пересохли. Я хотела пить. — Давай проверим? — я впилась взглядом в его ухмылку. — Нет, — упираюсь ладонью в его живот. — Ты же смелая. Он снова это делает, берет меня на детский понт. Я ощущаю, как справа на бедре он задирает мою юбку. Пить, нужно пить. Облизываю губы, а он следит за этим движением. Его пальцы касаются моей кожи, и на месте прикосновений точно будут ожоги. Потому что слишком горячо, потому что я резко вдыхаю, смотрю ему в глаза. Шершавые, его ладони грубые, скользят выше, пока сердце упрямо стучит в виске. Что он делает?! Что делаю я?! Ничего. Просто он чертовски соблазнителен. Малфой, свежий Малфой. — Ты пахнешь чаем… — Что? Я сказала это вслух? Он прижимается ко мне, коснувшись ладонью через ткань нижнего белья, прямо там, а я не могу дышать, только цепляюсь за его одежду. — Мокрая, — шепот мне в губы. — Нет! — отталкиваю, сильно. Отступив, он ухмыляется. Хватит! Что вообще происходит? Какого я тут с ним? Почему, вообще, позволяю нечто подобное?! Быстро поправляю юбку и иду в сторону. И теперь он хватает меня за руку, притягивая к себе. — Не смей! — кричу. — Не вздумай меня целовать! — Тебя? — злорадствует — Да никогда мои губы не коснутся твоих! Он снова уколол меня. Сейчас, сильно прижимая к себе, обхватывая меня за талию. Мне нравятся его грубые руки… А обида устраивает забеги в моем теле. Он не хочет меня поцеловать, когда так смотрит. — Да что ты? — со злостью. — Да, — нагло, прямо в глаза. Мое женское самолюбие разлетелось в прах, засыпая его, меня и весь коридор осколками ущемленных чувств. Поэтому я просто хватаю его лицо ладонями, встаю на носочки, притягивая его к себе и целую. Сильно врезаюсь своими губами в его, буквально на секунду, а потом отстраняюсь. — Да пошел ты! Вырываюсь и бегу, от него, в другую сторону, куда-нибудь! И пусть перед глазами его ошеломленное лицо. Я сделала это назло. Он сказал мне «нет», я скажу ему «да», скажет «да», я произнесу ему «нет».