What if

Ты идёшь, сгорбившись, по длинной аллее, занесённой снегом. Медленно, едва переставляя ноги. Равномерно. Безжизненно. Где-то вдалеке тихо звучат удары колокола. Но в холодном, застывшем воздухе они слышны особенно ясно. Ты идёшь. Колокол затихает. Наступившие тишина и пустота тут же заполняются шумным потоком сумбурных образов. Суть ускользает. Ты заставляешь себя сконцентрироваться. Вот ты стоишь у окна. Стоишь и смотришь, как он переходит дорогу. Смотришь пристальным и немигающим взглядом. Прицельным. Такой взгляд невозможно не почувствовать. Он останавливается и поднимает голову вверх. Ты находишься на шестнадцатом этаже. Возможно ли, что он сразу заметит тебя? Он смотрит прямо тебе в глаза и улыбается. Ты быстро высчитываешь проценты вероятности. Вылетевшая из-за угла серебристая «тойота» подбрасывает его тело вверх. Холодно. Ты стоишь, вцепившись пальцами в портьеру, и, не мигая, смотришь в окно. За окном плавно опускаются вниз хлопья снега, похожие на белые перья. Ты выгнал из палаты всех родственников. За стеной наверняка всё ещё кричит его отец и рыдают мать с сестрой. Ты неподвижно сидишь на стуле рядом с койкой. Наверное, ты отключаешься, потому что, когда открываешь глаза, то уже стоишь на коленях у кровати, уронив на неё руки и голову, и слышишь, как он зовёт тебя по имени. – Я лишь слегка потянул тебя за одежду, а ты упал, – спокойно объясняет он, глядя на тебя как-то совсем уж равнодушно. Но ты уже научился видеть глубже, и замечаешь в его глазах искорки тщательно скрываемого беспокойства. – Я рад, - говоришь ты. – Да, рад… Если бы ты умер, я лишился бы главного подозреваемого в этом деле… - добавляешь ты после паузы. Он усмехается и отворачивается к стенке. – …и я потерял бы лучшего друга… единственного друга. Я потерял бы… тебя. Что-то в твоём голосе заставляет его вздрогнуть и обернуться. Он шокировано смотрит на каплю, скользящую вниз по твоей щеке. Медленно протягивает руку, стирая эту единственную слезу, проводит ладонью по твоему лицу, ерошит волосы. – Как-то глупо всё получилось… да, Рюдзаки? Вы долго смотрите друг другу в глаза. Долго, безумно долго. Что-то непоправимо меняется. Ты чувствуешь это. Ты придвигаешься ближе и кладёшь голову ему на грудь. Затем поднимаешь её и целуешь его губы. К сожалению, они уже успели остыть. Но ты знаешь, что он сделал бы… Да, конечно. Он бы ответил на поцелуй, а после, как и тогда, сказал бы: «Давай всё спишем на твою передающуюся воздушно-капельным путём шизофрению». Несколько часов спустя, дверь выламывают и тебя с боем вытаскивают из палаты. После тщательной проверки всех вещей, находившихся при нём в тот день, в корпусе наручных часов находят клочок бумаги, идентичной листам Тетради. Это доказательство считают достаточным. И вот, теперь – ты идёшь по этой проклятой, промёрзшей насквозь аллее, которая всё никак не хочет кончиться. А может – это ты хочешь, чтобы она не кончалась… никогда. Никогда. Потому что прекрасно знаешь, что ждёт тебя в конце. «Лайт Ягами. Любящий сын, дорогой брат, верный друг. Мы верим, что ты обрёл покой». И пусть эта ложь скрывает правду, которая страшнее всякой лжи. Пусть падает снег, скрывая всё вокруг. Серые ряды могильных камней, аллею вдоль них, твою сгорбленную спину, удаляющуюся по ней… …и догорающий в курительнице клочок линованной бумаги с одной-единственной буквой на нём. What if I wanted to break, Laugh it all off in your face… What would you do? What if I, what if I… Bury me, bury me.