Never Say Die

«Ты не закуришь? Пожалуйста», – попросила Серас Бернадотте, едва только выбралась из чужой памяти. Пахучий, всегда раздражавший ее дым показался сейчас уютным и надежным. Руки мелко дрожали – она бы и сама закурила, впервые с бесконечно далеких четырнадцати, но только сигарет в доме не водилось. «Я и выпить чего покрепче не откажусь», – мрачно заметил Бернадотте. Хозяин молчал. Похоже, погружение в собственную память отняло у него последние силы, а в голове у Серас теснился добрый десяток вопросов, и она никак не могла выбрать, который задать первым. – Почему вы просто не исчезли?! – вот уж не думала она, что когда-нибудь спросит о таком Алукарда. – Вы же можете быть везде и нигде, я сама слышала! Она не слишком надеялась на ответ и вздрогнула, услышав глухой усталый голос в голове: «Я мог быть везде и нигде, Полицейская. Неужели ты думаешь, что Интегра Хеллсинг оставила бы на свободе неуловимое чудовище, способное собрать бессчетное войско?» – Я не знаю… – растерянно пробормотала Серас. Эта простая мысль действительно никогда не приходила ей в голову: Интегра Хеллсинг верила в Хозяина, казалось, безгранично, но не была ни наивной, ни беспечной. – Она… «Она заперла мои печати, все уровни ограничений, кроме самого верхнего, когда поняла, что умирает. Она позволила мне уйти, но таким было ее условие». Стены раздвинулись и потемнели каменной кладкой, повеяло подвальным холодом – Серас поняла, что ее снова затянуло в память Хозяина, на этот раз мягко и незаметно, и закачало на волнах безбрежной грусти. Пентакль печати угасал на полу, а Интегра Хеллсинг, спину которой не согнули ни старость, ни болезнь, прямая и строгая, возвышалась над коленопреклоненной фигурой Хозяина, церемонно положив руку в белоснежной перчатке на эфес своей сабли. «Ну вот и все, Граф, – сказала она и сразу нарушила торжественность картины: стянула с руки перчатку и зарылась в спутанные пряди, тут же лизнувшие ладонь языками угольной тьмы. – Твое служение окончено. Теперь Хеллсинги не будут стоять между тобой и человечеством. Но никто не скажет, – она сухо усмехнулась, – что я дала людям плохую фору. – Да. Интегра помедлила немного, хотя все уже было сказано и сделано, провела по непокорным волосам снова, словно старалась пригладить, и спросила голосом, которого Серас у нее никогда не слышала: – Ты останешься со мной… до конца? Алукард поднял голову и посмотрел ей в глаза: – Да, моя Хозяйка. Воспоминание схлопнулось так же внезапно, как и возникло. Серас вдруг почувствовала себя неловко, будто подсматривала в замочную скважину. – Я… «Помолчи, девочка». – Я скучаю по госпоже Интегре, – она все-таки договорила. Алукард ничего не ответил. – Вот, значит, почему он смог победить вас, – сменила тему Серас. Никаких звероформ, лишних душ, скачков во времени и пространстве. «Простой вампир» Алукард, так, кажется, говорил Уолтер. Такой же, как она сама, если не проще. Повинуясь какому-то порыву, Серас накрыла неподвижную холодную руку своей, погладила и тут же убрала, испугавшись своей неловкой ласки. «Он победил меня, потому что получил записи Хеллсингов». – Записи Хеллсингов? «Мои хозяева не только убивали вампиров, они их изучали. В основном меня, конечно. И записывали свои наблюдения и опыты». – Он сказал, что вы не сможете исцелиться и пить кровь… «Теперь закрыт и самый верхний уровень ограничений. Абрахам ван Хельсинг придумал, как сделать и такое. Отнять все, что дураки называют могуществом, и превратить вампира в дрожащую, боящуюся света тварь. Этот, – тут Хозяин как будто запнулся, – Рикардо сумел провести ритуал». Профессор ван Хельсинг. Для Серас он всегда был только легендой и героем толстой скучной книги. Ей и в голову не приходило расспрашивать Интегру или Хозяина о том, каким на самом деле был этот человек, чем занимался и как сумел победить и приручить могущественнейшего из немертвых. «Лучше б он оставался выдумкой и дальше вместе со всеми своими ритуалами», – вздохнула она про себя. «Я с большим уважением отношусь к прошлому семьи Хеллсингов, куколка, – вдруг подал голос капитан, – но кроме здоровья господина Алукарда у нас есть еще одна проблема. Какой-то обиженный придурок ходит по городу, убивает людей, пьет их и пытается стать кровопийцей не хуже нашего Хозяина. А у нас очень мало надежды на то, что он сбрендит настолько, чтобы дать себя прикончить». «Что ж, значит, здесь снова будет очень весело!» – неожиданно задорно отозвался Хозяин, и Серас не выдержала: – Весело?! Вам весело?!! То, что вы и пальцем шевельнуть не можете? Или то, что он режет людей десятками?! Алукард расхохотался, совсем как прежде, словно она сказала что-то ужасно забавное. – И то, и другое, Полицейская. Когда-нибудь ты научишься ценить и такие развлечения. «Не знаю, как там у него с развлечениями, вот только некоторые что живые – одно сплошное несчастье, что мертвые, тьфу, немертвые. Я-то все думал, что железная-разжелезная леди Хеллсинг все никак цены себе не сложит, а внуков Величество, как назло, на других переженила, а она вон кого дожидалась! То есть, конечно, понятно и так было, что ждала, но вот чтоб так, что и наследников не оставила, и «Хеллсинг» угробила, и мужика, небось, не попробовала… И вампиршей не стала. Хотя могла бы догадаться, что его графству пригляд потребуется. А то теперь вот всем весело: и англичанам, и нам, и ему. Хотя, что греха таить, даже завидно: чтоб меня так бабы после смерти любили! А впрочем… может, любят и меня не хуже. Только разве ж проверишь теперь?» * * * Серас сжала виски руками. Кажется, все это слишком для ее маленькой головы. Она – без ложной скромности – неплохо выполняла приказы, основной смысл которых сводился к «уничтожить», но вот «найти», не говоря уже о полноценном расследовании, никогда не казалось ей привлекательной задачей. Первой мыслью, пришедшей ей на ум, было позвонить мистеру Бенсону и рассказать и о ритуалах, и об архиве Хеллсингов, попавшем в очень дурные руки, но каким бы увальнем ни казался ее начальник, Серас проработала с ним достаточно, чтобы понимать: умолчать о Хозяине ей не удастся. Точно так же она понимала, что положение Алукарда вряд ли вызовет у него хоть какое-нибудь сочувствие, выходящее за рамки должностных инструкций. А осознание того, что Хозяин со своим сумасшедшим весельем не поправится сам и так и останется недвижным мертвым телом на ее кровати (и холодильник, забитый пакетиками донорской крови, не поможет!) ввергало ее в окончательное отчаянье, сквозь которое не пробивался даже вонючий дым сигарет Пипа Бернадотте. Чтобы сделать хоть что-то, Серас накорябала непослушными, отвыкшими от письма пальцами в углу открытки для «мистера Бреннера», которую машинально засунула в карман, «Родственники Инт. Хел.» и «Архив Хел.» и уставилась на написанное. «Похоже, девочка, тебе за всем этим к одним и тем же людям», – заметил будто из-за плеча заглянувший Пип. – Это к каким же? «К душеприказчикам или как их там. Они-то знают, что кому отошло и были ли у леди троюродные кузины или еще кто». Эдвард Айлендз и Тристрам Пенвуд. Серас не была уверена на сто процентов: на оглашение завещания ее никто не позвал, но именно этих двоих Интегра выделяла из всей прочей молодежи и называла продолжателями своего дела. Сейчас обоим было уже сильно за сорок и оба занимали столь же высокие посты, как и их знаменитые предки, Серас была знакома с обоими, однако мистер Пенвуд почему-то вызывал у нее меньший трепет. Невозможно слишком уж серьезно относиться к человеку, если полвека назад приземлилась на голову его деду, вывалившись из вентиляционного люка. Кроме того – и это была все же главная причина, по которой Серас решилась обратиться сначала к Пенвуду – два года назад, улаживая дела с ее переводом под крыло Агентства, он оставил ей свой телефон, краснея и мямля «на всякий случай, вдруг что-нибудь…», словно чувствовал себя виноватым за то, что со смертью Интегры Хеллсинг их почти приятельство растворилось в сухом официозе. Никакого «всякого случая» у Серас за это время, конечно же, не нашлось. * * * – Хозяин, я нашла того, кто сможет нам помочь, и завтра узнаю и про родственников госпожи Интегры, и про ее бумаги, – успокаивающе говорила Серас, сидя в изножье кровати. Раздражение уже схлынуло, и сейчас она почувствовала желание как-то ободрить Алукарда и немного похвалиться своими планами. «Попробуй, – отозвался голос. – Только не забывай, что ты не человек больше». – В смысле?.. – изумилась Серас. – Конечно, я… «Не воображай, будто снова служишь в полиции». «Вообще-то я действительно служу в полиции, ну, почти», – хотела возразить она, но прикусила язык: Хозяин прав, ей и правда не нужны никакие бумажки, улики и права хранить молчание и еще что-то там, нужно просто «найти и уничтожить», как в старые добрые времена; выпустить кровь врагу. – А вам самому хотелось бы вернуться в «Хеллсинг»? – невпопад вдруг брякнула она. «Что за чушь, Полицейская, печалиться о невозможном!» – раздраженно бросил Алукард, и по зазвеневшей в голове тишине Серас поняла, что разговор окончен. * * * – Здравствуйте, мистер Пенвуд. Это Серас Виктория. – Серас Ви… Виктория? – голос в трубке был озадачен. – Да, Серас Виктория. Я… я из «Хеллсинга», если помните, сэр. – Ах, да, мисс Виктория. Конечно же. Я прошу прощения, я… не ожидал, еще довольно рано. Что-нибудь случилось? Серас была безмерно рада, что он перешел прямо к делу. – Мне нужно срочно встретиться и поговорить с вами, мистер Пенвуд. – Эммм… – голос изобразил глубокое раздумье. – Возможно, я смогу выделить время на следующей неделе… Пип негромко и зло выругался. – Я хотела бы встретиться с вами сегодня, – попросила Серас, надеясь, что она звучит не слишком жалко. Ну почему телефоны неподвластны вампирскому магнетизму?! – Сегодня? Это невозможно. Ты же понимаешь, я очень… – Это очень важно! – взмолилась Серас. – Я не могу ждать, и только вы можете мне помочь! В трубке раздался тяжелый вздох: Тристраму Пенвуду стало совестно. – Ты можешь хотя бы сказать, что случилось? – Нет, – на этот раз вздохнула уже Серас. – Только при встрече. Пенвуд помолчал, раздумывая, и наконец решился: – Приезжай в семь ко мне в Уэмбли. – Пожалуйста, это совсем срочно! – Хм… – кажется, он даже был заинтригован, возможно – впервые в жизни, подумала Серас. – Хорошо. В час. Думаю, полчаса я найду. Охрану я… – Спасибо, мистер Пенвуд! – завопила она с искренней радостью, первой за все эти жуткие дни, моля про себя, чтобы никакой вызов не нарушил ее планов, и поспешила отключиться, пока начальник штаба сухопутных войск не нашел себе более важных дел. «Спорим, решающим аргументом тут стали воспоминания о твоих бесподобных сиськах?» – Пип!! «Ну хорошо, хорошо. Ты была чертовски убедительна!» – рассмеялся капитан. * * * Только сев в такси, Серас сообразила, насколько неудачное время выбрала для встречи. День, проклятый день! Похоже, Хозяин был прав: она действительно постоянно забывала о том, что уже давно не человек. «По крайней мере, – с досадой думала Серас, кутаясь в куртку с длинными рукавами и капюшоном и неприязненно косясь на тусклый свет, просачивающийся сквозь тонированное стекло, – сейчас не июль». Кроме дневного света песком под веками хрустела усталость: ночью все-таки был вызов, пусть и совсем несложный, но Серас не спала нормально уже третий день, и даже кровь не помогала ей восстановить силы как следует. И Хозяин по-прежнему лежал безмолвный, неподвижный и… беззащитный на кровати у нее дома. И вампир Рикардо по-прежнему бродил по городу, выбирал себе новых жертв и готовился ее убить. Серас тяжело вздохнула. А потом широко зевнула. Машина нервно вильнула – сначала вправо, потом влево. «Ой-ей, девочка, а это ты зря!» Серас распахнула глаза, привстала – и встретила в зеркале заднего вида полный истеричного ужаса взгляд водителя. – Я… я буду кричать, – пообещал белыми дрожащими губами тощий смуглый паренек. – Зачем? – раздраженно поинтересовалась Серас, уже зная ответ. – У тебя клыки… Ты вампир! – У меня не только клыки, – она почувствовала, как что-то темное, мутное, накопившееся за последние дни вместе с усталостью и отчаяньем, вспухает в ней горячей пеной, и пообещала: – У меня и руки такие, что я раздавлю твою цыплячью шейку двумя пальцами. «Серас, уймись, нафиг он тебе сдался?!» Машина вихлялась по дороге, словно асфальт был залит маслом. – Но, на твое счастье, – продолжила она, ощеривая длинные белоснежные клыки, – я прежде всего Виктория Серас, а потом уже вампир. Быть может, это имя ты слышал. А еще от тебя пахнет страхом, чесноком и потом, как будто ты не мылся три дня! Я не буду пить тебя, даже если ты будешь умолять меня на коленях. Смотри на дорогу, идиот! – рявкнула она, и машину вновь дернуло. – За всю свою жизнь я выпила лишь одного человека, и, поверь, твоя вонючая кровь не идет ни в какое сравнение! «Вот это комплимент, малышка! Хотя я не уверен, что мылся в тот день. И перед этим тоже». * * * Особняк Тристрама Пенвуда до боли напоминал дом Хеллсингов: огромные окна, картины в тяжелых рамах и громоздкая, бог знает какой войны довоенная мебель. От этого сходства у Серас совсем испортилось настроение. Тем более, подозревала она, как ни селили здесь дух старины, подлинное фамильное гнездо было уничтожено пятьдесят с лишним лет назад, а то, что она видит – лишь тщательно собранная коллекция, аккуратные заплатки на фамильной гордости. – Здравствуй, Серас, я очень… – дневной свет из незашторенного окна уже в который раз за этот день ударил ей прямо в лицо, и она невольно вскинула руку, загораживаясь. – О, прости, пожалуйста, я совсем забыл… – низкорослый полноватый Тристрам Пенвуд бросился к окну и начал лихорадочно задергивать тяжелые шторы, как назло, отчаянно сопротивлявшиеся. Проморгавшись, она окинула взглядом небольшой кабинет, центральной достопримечательностью которого оказался массивный стол, заваленный бумагами, среди которых, взывая о помощи, возвышался монитор; заприметила под листами пару немытых кофейных чашек и уже не в первый раз удивилась, как Пенвудам удается из поколения в поколение сохранять за своим семейством столь ответственный пост. – Я должен был понять, что дело важное уже по тому, что ты согласилась на встречу в такой час. Ну, садись, рассказывай, что стряслось, – подчеркнуто неофициальный стиль давался генералу с явным трудом, хотя Серас была склонна подозревать скорее застенчивость, чем привычку к командному тону. – Я хотела спросить… Дело касается завещания госпожи Хеллсинг. Я знаю, что у нее были разные бумаги и дневники, даже профессора ван Хельсинга, касающиеся вампиров. Скажите, пожалуйста, кому они достались? Только теперь, когда Серас задала этот вопрос не в своем воображении, а наяву, она поняла, насколько беспардонным выглядит ее интерес. – Серас, – генерал Пенвуд был, похоже, того же мнения, – ты же понимаешь, что это конфиденциальная информация и очень секретные документы! Откуда тебе вообще известно об их существовании? – Мне рассказала сама госпожа Интегра, – не моргнув глазом солгала Серас. – Я прошу прощения за свою дерзость, сэр, но мне действительно нужно узнать, где теперь эти бумаги! Вы ведь слышали о том, что какой-то вампир убивает людей в городе? Маньяк, которого никак не могут поймать? Возможно, эти документы нам помогут! – Конечно, я слышал. Такой ужас. Но, Серас, к чему вся эта конспирация?! Почему ты не сказала мне сразу? Твой начальник… как там его… – Инспектор Бенсон. – Да. Точно. Инспектор Бенсон. Он просто должен сделать официальный запрос… – Но это же срочно, сэр! Представляете, сколько мы будем ждать ответа?! – на самом деле Серас не представляла, сколько, но понадеялась, что старая добрая бюрократия оказалась неподвластна компьютерным временам. – К тому же, мы даже не знаем, кому писать! «Вдруг бумаги отошли каким-нибудь дальним родственникам?» – подсказал Пип. – …Вдруг архив достался каким-нибудь дальним родственникам?.. – повторила она, радуясь, что удалось незаметно задать и второй интересующий их вопрос. – Серас, ну как такое возможно, подумай сама! Это ценнейшие документы! Неужели мисс Хеллсинг завещала бы их каким-нибудь кузинам или теткам, даже если б они у нее и были? Как ты вообще себе это представляешь? Конечно же, она оставила их Короне. И, надеюсь, Эд определил их куда следует. – Мистер Айлендз? – Да. Эдвард Айлендз. Он же у нас главный по секретностям. Если уж твой Бенсон не знает, чьей помощи просить, пусть напишет ему. А я, со своей стороны, позвоню и попрошу за вас. Зная Эда, уверен, что он упрятал эти бумаги в какой-нибудь супер-сейф и не горит желанием отпирать их обратно. «Вот черт, звонок нам не нужен!» – …но вообще это невероятно! Неудивительно, что вы до сих пор не можете поймать подонка, в таком-то бардаке. Я был уверен, что у вас там все работает как часы! Кстати, заодно и расскажу ему… Эд – страшный зануда, но если кто-то и может… Серас знала Эдварда Айлендза лет с восемнадцати или двадцати, но занудой его называли уже тогда. Очень вежливый, очень аккуратный, очень сдержанный. Но вот фехтование ему не давалось: проигрывал Эдвард не только Интегре Хеллсинг, но и своему пухлому и довольно неуклюжему приятелю. – Возможно, стоило сразу отдать нам эти бумаги, – совершенно искренне предположила Серас. – Все-таки мы отдел… – Попробуй сказать это Айлендзу! Он помешан на секретности, чертов параноик. Хотя, насколько мне известно, это у них семейное. – А у вас? – решилась она спросить, радуясь подобию нормальной дружеской беседы. – Что – у нас? – нахмурился генерал. – Что семейное у Пенвудов? – она аккуратно улыбнулась, чтобы не показать клыков. – А! Говорят, что храбрость, – надул щеки мистер Пенвуд, но тут же рассмеялся: – Еще бы, столько поколений вояк! «И героический дедушка», – хотела добавить Серас, но сдержалась. – А как говорили про Хеллсингов?.. – Увы, я знал только одного… одну. А масштаб личности Интегры Хеллсинг не располагал к шуткам. «Интересно, какие бы слова вспомнила наша хозяйка, если бы услышала про “масштаб личности”? – Неужели и правда никого не осталось? – Серас, ну подумай сама – если бы был кто-нибудь хоть немного подходящий, он возглавил бы Организацию! – Я понимаю, сэр, – кивнула Серас. – А неподходящие? Какие-нибудь дальние родственники? – Никого не знаю, – развел руками Пенвуд. – Если уж она их даже не упомянула в завещании, тебе-то они зачем? Серас немного поразмыслила над подходящим ответом и даже нашла честный: – Иногда я очень скучаю… Если бы кто-то был… – Да, – согласился генерал. – Было бы хорошо. Они помолчали еще немного, пока не стало окончательно понятно, что говорить больше не о чем. – Огромное спасибо, сэр, вы нам очень помогли. Простите, что оторвала вас от дел. Думаю, мне пора, – Серас поднялась из-за стола, Пенвуд встал тоже. – Это хорошо, что ты так беспокоишься. Я сделаю все, что в моих силах… Серас обогнула стол и подошла к генералу. Близко. Очень близко. – Не надо, – ласково попросила она, глядя ему прямо в глаза. – Как это? – изумленно моргнул Пенвуд и скосил взгляд на выдающийся бюст почти прижавшейся к нему Серас. – Не надо ничего делать, – пропела она, почувствовав себя при этом законченной мерзавкой. – Серас, я… Ты же понимаешь… – забормотал Пенвуд; его ладонь легла на округлость ее груди, сжала и тут же отдернулась, словно обжегшись. – Я не могу. Моя жена… Серас протянула руку, вцепилась в его галстук и потянула, приближая испуганное лицо генерала к своему. – Ничего не надо делать. Не надо никому звонить. Забудьте об этом разговоре, – сказала она, вкладываясь силой в каждое слово. Пенвуд дернулся, пытаясь отвести взгляд, но вырваться не сумел и сразу как-то обмяк. – Забудьте, – повторила Серас, что есть силы всматриваясь в глаза, из которых постепенно уходила тревога, уступая место осоловелому изумлению. – Вот так. Она отпустила галстук, разгладила рукой и неторопливо вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Пип щелкнул зажигалкой и, запрокинув голову, с наслаждением закурил. «Ну, что я тебе говорил? Все дело в сиськах!»