Хеллсинг: Моя земля

Интегра хмура и немногословна. Под покрасневшими глазами черные круги, сами глаза выглядят мутными и рассредоточенными. Такое впечатление, что последние несколько дней она не спала, от слова совсем. Алукард рядом, напротив, подтянут и динамичен, и набрякшая кровью повязка через все лицо его ничуть не смущает. — К сожалению, рангом наш пленный не вышел — всего-то лейтенант — поэтому данных из него удалось выжать относительно немного, — продолжает он доклад, нехорошо улыбаясь. Наверное, потому, что, применительно к ситуации, термин «выжать» имел в отношении пленника совсем не фигуральный смысл. — «Миллениум» действительно продолжительное время базировался в Бразилии, а некоторые исследовательские группы и до сих пор находятся там. Руководство организации, однако, уже относительно давно перебралось в другое место. «За океан», как выразился пленный, что может означать, как США, так и Китай. Или даже Европу — сказать невозможно. Таким образом, по-настоящему существенных результатов наш вояж в Рио не принес, в плюс можно занести уничтожение действующей ячейки «Миллениума» и ее офицера — Тубалкаина Альгамбра — а также определение местонахождения нескольких исследовательских лабораторий. В минус — неудачу в получении критически важной информации относительно руководства организации, его дальнейших планов, а также потерю бойца, Артура Хокинга, на неопределенное пока время. Интегра слушает его, вяло массируя виски и уставившись невидящим взглядом в отключенный экран на стене. Но ей-то что, для нее это рутина, наверное. «Отряд не заметил потери бойца…» А мне вот хочется орать, бить кулаками в стены, разбрасывать со стола бумаги и телефоны. Или расплакаться. Тоже выход, не хуже любого другого. Как же так вышло, что аниме и здешняя реальность снова сплелись в неразрывный клубок, из которого опять капает кровь и свисает что-то совсем уже неаппетитное? Я же помнила, что этот самый Альгамбра должен был разбрасываться какими-то специальными картами, которые в лапшу резали все вокруг, плюс от них никак не останавливалось кровотечение. Помнила, но даже не подумала предупредить… Какого черта… Наверное, по обычной своей самонадеянности — «да ну, не бывает такого, что еще за карты волшебные?» А карты, как выяснилось были самые настоящие. Только титановые. И вдобавок покрытые какой-то дрянью, препятствующей сворачиваемости крови. Алукарду досталось сравнительно немного, хотя и по самому дорогому — лицу, так что он теперь слегка напоминал персонажа фильма «Мумия». Или даже самого Фантомаса. А вот Артура посекло куда сильнее, и лечение пока что зашло в тупик — спасали только массовые переливания. Получалось, от спецотряда «Невинные» теперь осталась ровно половина. Я и Влада. И это не радовало. «Виктория?» Я прихожу в себя и понимаю, что все еще присутствую на совещании в штабе. А присутствую, кстати, именно по указанной причине — кроме меня, от отряда выступать оказалось некому, Влада притворилась больной и выходить из своей комнатушки не стала. А нужно же еще доложить об том, что мы нашли в Гонконге. — Виктория! — Алукард выглядит заинтересованным, и даже Интегра смотрит на меня с любопытством. — Да? Я… должно быть, задумалась. — Я как раз говорил, что отсутствие четкой информации по «Миллениуму» в Бразилии в значительной степени компенсируется вашей с… рядовой Андреевой находкой на гонконгской фабрике. Капитан Бернадотте представил рапорт об операции, присовокупив к нему твое особое мнение. Изложи его, добавив те детали, личные впечатления и все прочее, что не вошли в рапорт. Это несложно, потому что Пип, сидя в аэропорту, разрешил мне вписать в рапорт только короткий, в одно предложение, доклад о чипах-таблетках, раздаваемых в лондонских ночных клубах. А пока я во время перелета валялась в отключке — опять, кстати, снились кошмары, но оно и неудивительно — параллельно мне в голову пришло несколько ценных мыслей на этот счет. Откашливаюсь. — Исходя из того, что, как отметил в своем рапорте капитан, охрана на гонконгской фабрике была поставлена неудовлетворительно, и рассчитана скорее на противодействие обычным людям, нежели вампирам, можно было бы сделать вывод, что нашего появления там никто не ожидал и не планировал. Этот вывод подтверждается предыдущими действиями членов «Миллениума», призванными обеспечить максимальную анонимность и сохранения даже самого названия организации в тайне. Ведь Ян Валентайн, один из руководителей атаки на нашу базу, упомянул его, только будучи полностью уверенным, что мы не выживем и не успеем его передать кому-либо еще. — Но это не так? — прерывает меня Интегра. — Виктория, нет нужды разжевывать все настолько подробно, мы владеем ситуацией. — Это не так, — соглашаюсь. — Мне кажется, что руководство «Миллениума», один там человек или несколько, отлично понимало, что мы могли получить о них информацию из третьих источников и через нее выйти на азиатскую фабрику… как, собственно, и произошло. И тем не менее, оно не приняло никаких мер по увеличению охраны по одной-единственной, как мне кажется, причине… «Не стоит тянуть, Виктория, мы заинтригованы в достаточной степени.» — Так им показалось интереснее, — поясняю я. — Подпустить нас так близко, как только можно, поманить победой, даже пожертвовать своим собственным объектом — все для обострения борьбы, для пробуждения азарта. — И что же, у тебя есть версия, почему они пошли на такое? — Алукард, как обычно, ухмыляется краешком рта, по бинтам на лице снова начинает расплываться красное. Нет, не понравится ему мой ответ. — Думаю, они полностью безумны, — признаюсь я. — Это клинические шизофреники, зацикленные на самом процессе бесконечной войны всех со всеми, прямо по Томасу Гоббсу. Но с одним ценным дополнением: будучи ультра-нацистами, они считают, что война ведется между высшими существами, то есть вампирами, и тупыми животными — людьми. А мы, то есть те, кто сражается против них на человеческой стороне — предатели, и подлежим уничтожению. Это я, конечно, не из своих наблюдений взяла, а из аниме, по большей части, но почему бы этой информации и не оказаться верной? — Что ж, любопытная версия, полицейская, — Алукард поднимается. А я для него по-прежнему «полицейская». И ничем этого не перешибить, никакими успехами. — Наши психологи поработают с этой информацией, возможно, удастся нащупать выигрышную стратегию общения, когда «Миллениум» выйдет с нами на связь. А он выйдет обязательно, сейчас оптимальное время… Я пока к себе. Джентльмены, леди Интегра, полицейская… Я перехватываю его за дверью. — Еще одно… — я тороплюсь и, потому что Алукард мыслями уже где-то в другом месте, и промедли я еще секунду, снова его потеряю, а ведь он должен это услышать, должен узнать… — Пожалуйста, отстраните временно рядовую Ан… Владу от исполнения ее обязанностей. Это очень важно. — Причина? — Алукард не выглядит обеспокоенным. Интересно, как сформулировать поделикатнее: «Мне кажется, что моя подруга ударными темпами превращается в маньяка-садиста и получает удовольствие от этого процесса»? — Она… она еще не оправилась от последствий ранения при штурме базы, — неловко заканчиваю я. — Результаты вашей работы в Гонконге говорят об обратном, — спокойно парирует Алукард. — Отказать. — Но… — А ваши личные проблемы решайте между собой самостоятельно, — добавляет он. — Ибо мои методы… если уж я вмешаюсь… могут показаться вам чересчур радикальными. После чего сверкает своей зубастой ухмылкой и исчезает. Да я же совсем не это имела в виду! *** Отдохнуть мне не дали. Едва я доползла до своей комнаты, плюхнулась на кровать — господи, какая же она у меня хорошая, удобная, и почему нас с ней все хотят разлучить? — и провалилась в черную бездну сна, где я почему-то носилась по лабиринту, круша разлетающиеся костяшками домино стены и убегая от костлявого упыря с приросшим к руке гранатометом, как сон прервался. Упырь отвратительно захихикал и сказал голосом Алукарда: «Просыпайся и немедленно в штаб. Началось». «Началось», как я обнаружила, относилось к первому официальному появлению руководства «Миллениума» на наших экранах. В буквальном смысле на экранах, кстати — прямо в кабинете у Интегры. В оригинале, помнится, там был телевизор, который в штаб-квартиру «Хеллсинга» доставил какой-то ушастый мальчик-колокольчик по фамилии Шредингер. Здесь же все оказалось чуть более цивилизованно. Ключевое слово «чуть». С экрана в нас уперлась тяжелым взглядом серая, безразличная маска. Не совсем как в фильме «Пила», но где-то довольно близко — фиолетовый неоновый узор на лбу и щеках, два глядящих в противоположные стороны глаза разного размера и цвета, вытянутый череп, как у гигеровского Чужого — полный набор. Аккурат после моего появления маска ожила: завращались глаза, засветились ярче угловатые линии на лице, задвигались вразнобой губы, и изо рта полилась вполне, впрочем, связная речь. — Добрый день всем слушающим меня членам организации «Хеллсинг». Пока еще существующей. — Маска как-то странно дернулась, и из ротового проема донеслось тихое хихиканье. Так они там и правда все со сдвигом, получается. Не соврали авторы в этом. А говорит-то маска с явным акцентом, хотя и чисто, без ошибок. Дурацкие мысли лезут в голову, пока ты переживаешь самое главное событие в своей жизни. — Назови себя, — Интегра, напряженная как струна, замерла у своего стола, сложив руки на груди. — И сними маску. Мы хотим знать, с кем разговариваем. Маска снова дернулась. — Я мог бы сказать, что ни перед кем не снимаю ее, сохраняя свое… инкогнито, — сообщил голос из-за экрана. — И это было бы чистой правдой. Но теперь… учитывая все обстоятельства… никаких последствий для меня это уже иметь не будет. Поэтому — immer gerne, meine liebe Dame. Человек с той стороны с некоторым трудом отстегнул какие-то защелки на затылке и снял маску. Насколько я помнила анимешного Майора, тот был пухлым жизнерадостным коротышкой с дурацкой челкой и здоровенными круглыми очками. Этот парень был на него совсем не похож. Уже немолодой, но крепкий, с квадратным рабочим лицом, высоким лбом и широкими черными как уголь бровями. Мрачноватое лицо, если бы не нервно подергивающийся краешек рта. Тут я сообразила. Он не сумасшедший! Я была неправа. Он просто в крайней степени возбуждения. И парня можно понять. Дело всей его жизни близится к блестящему завершению, и весь хваленый «цивилизованный мир», и даже внушающий ужас вампир Алукард не смогли ничего ему противопоставить! Несмотря на отряды наемников, несмотря на наш вампирский спецназ, все прошло словно по нотам, и сейчас миг его триумфа становился с каждой секундой все ближе. Тут любого будет колотить от адреналина, да и вообще рехнуться можно на радостях. Только он этого наверняка не допустит, немецкая дисциплина как-никак. Интегра осталась в эти секунды абсолютно невозмутимой. Алукард тоже не проронил ни слова. Уолтер и я обменялись быстрыми взглядами. Старик выглядел озадаченным. — Ах да, я забыл представиться, — протянул человек без маски. — Обычно я лишь называю свое воинское звание, которым горжусь — штурмбанфюрер. Однако, как я уже сказал, обстоятельства сейчас необычные, поэтому вы можете звать меня просто, без чинов — Руди. Вот теперь их проняло по-настоящему. Интегра потеряла на миг свой каменный вид, беспомощно обернулась на Алукарда. Тот легонько кивнул, выглядя скорее заинтересованным и просчитывающим варианты. В голове мелькнула чья-то, не моя, и даже, похоже, не мне адресованная мысль: «Да, это он. Точно». Кто еще такой этот Руди? — Позвольте, я сперва обрисую ту незавидную, в общем, ситуацию, в которой вы оказались, — с легкой издевкой протянул штурмбанфюрер. — После чего выскажу свое предложение, а вы его обдумаете… некоторое время. — Мы не ведем переговоров с террористами, поэтому ответ на твое предложение, нацистская мразь, сразу будет отрицательным, — отчеканила Интегра. Нет — леди Хеллсинг. Вот такой я ее еще не видела. Тонкие губы были искривлены в гримасе отвращения. Холодные голубые глаза метали молнии. Руди покачал головой. — И все же я рискну, Dame Integra. Натура такая — люблю рисковать. И это обычно окупается — некоторые ваши друзья могут подтвердить. Итак… Как вы, вероятно, уже знаете, в Лондон прибывали, и все еще продолжают прибывать партии специальных Mikroschaltelementen, которые мы называем «V-Tabletten», изготовленных по проекту организации «Миллениум». Организации, которую я имею честь возглавлять. Значительная часть этих элементов, замаскированных под наркотические таблетки, уже была успешно распространена среди молодых людей, танцующих в ваших ночных клубах. Англичане! — с неожиданным презрением фыркнул он, забывшись. — Фюрер ошибался, когда говорил, что… Он тряхнул головой. — Итак, даже если хотя бы половина реализованных «фау-таблеттен» была в самом деле проглочена вашей молодежью, то можно смело говорить о нескольких десятках тысяч потенциальных вампиров в одном только Лондоне. Потенциальных, до тех пор, пока я не запущу специальную программу на своем Klapprechner. — Штурмбаннфюрер поморщился. — Ноутбуке, как вы его называете. И тогда… тогда в вашей столице разверзнется ад. Организация «Хеллсинг» не справится с уничтожением такого количества упырей и вампиров, даже ваш Алукард не сможет быть в сотне мест одновременно. Интегра сделала нетерпеливый жест. — Вы были правы, штурмбаннфюрер. Все, сказанное вами, нам и так известно. Руди понятливо кивнул. — Не пугают миллионные жертвы среди населения? Похвально, Fraulein, это достойный ответ. Настоящая стальная леди. Вы ведь не замужем, я не ошибся? Мне почему-то так и показалось. Позвольте намекнуть: в вашей прекрасной стране есть масса людей, занимающих высокое положение, которые в свое время имели глупость жениться и даже завести детей. Детей, ради которых они готовы будут пойти на все. Детей, которые к настоящему моменту стали достаточно взрослыми, чтобы посещать ночные клубы… Я понятно выражаюсь? — Чего вы хотите? — резко спросила Интегра. Руди сделал большие глаза. — Мне кажется, вы говорили, что не ведете переговоров с террористами? По-видимому, я ошибался. Что же до моих условий, то они до смешного просты. Мне нужен Алукард. А еще точнее, мне нужна его кровь. Так что живой он будет или мертвый — в общем-то, не имеет большого значения. *** — Это был не блеф, — устало сказала Интегра. За полчаса она, казалось, постарела лет на десять. — Официально, естественно, никто подтверждать не стал, но — да, несколько дней назад как минимум трое членов королевской семьи были в одном из лондонских ночных клубов. А неделю назад — еще и дочери премьер-министра. Относительно родных членов Палаты Лордов пока выясняют, но там наверняка так же безрадостно. Все перечисленные Викторией клубы проверили, обнаружили и уничтожили гигантские запасы фрик-чипов. Сколько их распространили среди молодежи в последние месяцы — одному богу известно. Когда правительство Ее Величества узнает об этой ситуации, нас сотрут в порошок. — Думаешь, мне придется сдаться? — задумчиво поинтересовался Алукард. Вот он-то как раз озабоченным и не выглядел. — Вы могли бы положить меня в гроб и переправить… — Это даже не обсуждается, — отказалась Интегра. — Никакой сдачи в плен, никаких «живым или мертвым». — Кто говорил про сдачу? — удивился Алукард. — Мне нужно только подобраться к этому Руди достаточно близко, чтобы… — Ты же его видел и узнал, — покачала головой леди Хеллсинг. — Похоже, что ему уже больше ста лет? Алукард нахмурился. — Понимаю, что ты хочешь сказать, — пробормотал он. — Если он вампир, то и правда может успеть запустить свою программу, прежде, чем я до него доберусь… Риск. Какие варианты? Вместо ответа Интегра глазами показала на меня. Но не успела я порадоваться своей вовлеченности в мрачные тайны организации, как Алукард самым наглым образом выставил меня из штаба с наказом сидеть на чемоданах и быть готовой ко всякому. На чемоданах, правда, я сидеть не стала — у меня их и не было, кстати, все личные вещи помещались в карманы. И еще несколько — в оружейные кейсы. А ноги меня понесли к комнате Влады — она все равно недалеко от моей была расположена. Девушка, тем временем, проявляла чудеса спокойствия — валялась себе на кровати и лениво бросала о стену зеленый теннисный мяч. Бросала и ловила. На мое появление она даже не повернула головы. — Дай угадаю, — сказала она. — Снаружи опять кого-то убили, и перепуганная общественность умоляет нас о помощи. — Почти так, — согласилась я. — «Миллениум» вышел на связь, им нужен Алукард. Иначе обещают превратить половину Лондона в вампиров. Среди последних, похоже, часть королевской семьи и прочие важняки. — Ловко они все подстроили, — согласилась Влада. Зеленый мячик все так же отскакивал от стены. А она все бросала и ловила его. Бросала и ловила. — А нам-то с этого какая печаль? Пускай уже превратят, тогда будем работать. Если прикажут. А нет — посидим тут, под землей. Но лучше бы, конечно, превратили. Веселее. Я заметила, что грим — а может, магию, скрывающую ожоги — она у себя на лице оставила, и потому выглядела сейчас как непроницаемая, бесстрастная маска. Я проглотила застрявший в горле ком. — Ты… совсем не боишься? — выдавила я из себя первое, что пришло на ум. Влада удивленно уставилась на меня. — Да чего мне бояться? Убить-то все равно не убьют, а все остальное решаемо! — Она мягко перекатилась в сидячее положение. — Ты еще скажи, что сама боишься. Серьезно, Вика? Боишься? Зеленый мячик почему-то привлекал внимание. На него хотелось смотреть и смотреть, не отрывая глаз. Приятный зеленый мячик, его мерные перемещения успокаивали и внушали уверенность. А разговор — что разговор? Главное — вовремя отвечать на вопросы, и все будет хорошо. — Боюсь, — согласилась я. — «Миллениума» не так сильно, конечно. А вот тебя боюсь до ужаса в последнее время. — Да? — голос Влады, казалось, долетал откуда-то издалека. — А что так? — Ну… тебе в последнее время слишком нравится убивать, — сформулировала я очевидное. — И не просто так, по приказу, а скорее по велению души. Раньше такого не было, и смотреть на то, как человек постепенно превращается в чудовище — очень страшно. — Понятно. — Влада вздохнула. — Давай я тебе, пока ты в трансе, расскажу одну историю, так она лучше запомнится. В каком еще трансе? — Когда я была маленькая, у нас в семье денег было немного, — задумчиво сказала Влада. — Это потом отцу пошла карта по машиностроительной линии, и он довольно быстро, но как-то незаметно поднялся. А до этого бывало довольно туго в плане финансов. Конец девяностых — суровое время. А мне тогда было лет тринадцать, и я была довольно страшненькая. Ну, мне так казалось, во всяком случае. Единственный плюс — худая как щепка. А хотелось, конечно, совсем другого. Она покрутила мячик в руках. — И вот у меня был целый такой список пластических операций, которые я считала для себя необходимыми. Нос укоротить, уши прижать, губы накачать. Силикон там, конечно, то-се… Тринадцать лет, елки-палки — а туда же, с силиконом. Ну чтобы как Анжелина Джоли, а лучше — еще лучше. Но с родителями отношения как-то совсем не ладились, я им была неинтересна. Отец пахал как трактор днями, а мама… Так что мысли об операциях и превращении в прекрасную принцессу пришлось отложить в долгий ящик. Пока сама не заработаю. — А потом? — вяло поинтересовалась я. Мысли в голове перекатывались как большие резиновые пузыри — знаете, на пляжах такие? — сталкивались и отскакивали друг от друга с противным скрипящим звуком. Влада снова бросила в стену мячик. И поймала. — Потом?.. Я выросла, похорошела и поумнела… чуть-чуть. Запомнив, что в жизни ничего не дается просто так, за все приходится платить, а бесплатные подарки можно найти только сама знаешь где. И когда я попала сюда, в «Хеллсинг», мне на какое-то время показалось, что случилось чудо, что я наконец сорвала свой джек-пот, что я нашла то, что так долго хотела — потрясающие новые способности, красоту, друзей… семью. Которой я нужна. Которая меня любила. Она посмотрела на меня, потом на теннисный мячик, и одним резким движением раздавила его, превратила в смятую зеленую лепешку. — А еще чуть позже, снова как-то внезапно, я поняла, что чудес не бывает, а вокруг нас полным ходом идет война. И на этой войне есть свои командующие, которые рассматривают своих солдат, офицеров, и даже простых гражданских исключительно как фигуры, которыми можно и нужно пожертвовать в определенный момент. Потому что цель оправдывает средства. Вспомни сама — неужели кто-то принимал в расчет несчастных парней, которых кто-то заразил в той многоэтажке? В больнице? Которых уничтожили во время атаки на нашу базу? Нет, про них забыли, потому что лес рубят, а щепки летят. Забыла ты, забыла я, и забыли наши мудрые командиры. Влада перевела дух. На бледном лице пробивался румянец, на губах блуждала горькая улыбка. — Да и бог с ними, в общем, они мне никто, и звать их — никак. Но вот в результате последнего нападения Кристинка превращается в овощ — и что, ее изо всех сил ставят на ноги, делают кибер-протезы и форсируют выздоровление? Да ничего подобного, просто вливают кровь и ждут, что из этого выйдет. «До свадьбы заживет, а помрет — так помрет», как говорится. Теперь вот Артурчика привезли — из него кровь хлещет как из ведра, и что, хоть одна сука почесалась? Ну, может, решили применить секретные нанотехнологии, чтобы вернуть бойца в строй? Да ни фига! Им будет проще найти еще десять тупых девственников и пополнить «Невинных», чем восстановить нас. Мы расходный материал, Вика. Мы смертники. Что, скажешь, нет? Скажешь, не так? Я ничего не говорила. Мне хотелось то ли разрыдаться, то ли закричать, то ли разорвать кому-то глотку и напиться горячей вкусной крови. Вирус бесился, он чувствовал неправильность в работе мозга и пытался переключить внимание. — Вот только я не хочу быть расходным материалом, подруга, — решительно сказала Влада. — Категорически меня такой вариант не устраивает, вот как хотите. Я хочу жить долго и процветать, как говорил, бывало, мистер Спок. А лучший способ процветать в таком деле, как у нас — это полюбить свою работу. Полюбить и прочувствовать ее всю, без остатка, принять всей душой. И именно этот процесс, Вика, ты и наблюдала последние несколько недель. Конечно, это непросто. Но я намерена очень стараться. Любовь — тяжелая работа. *** — Три часа, — тусклым голосом уронила Интегра. — Он вышел на связь повторно и дал нам три часа. Сказал, что для согласования с Ее Величеством вопроса о передаче ему Алукарда этого времени вполне достаточно, а больше нам ничьего согласия спрашивать не нужно, ибо какие же мы тогда верноподданные Протестантские Рыцари? Алукард располагался тут же в кресле и, как обычно, выражал скорее нетерпение. — Не вижу здесь трудности, Интегра, — сообщил он. — Сухогруз «Миллениума» под названием «Орел» стоит в лондонском порту, не особенно и далеко отсюда, я сам туда отправлюсь, сдамся — а дальше посмотрим. В лучше случае, с божьей помощью, смогу уничтожить там всех, в худшем — навсегда упокоят уже меня, а то я и правда зажился что-то… Так где проблема? — В настоящий момент «Миллениум» располагает серьезным козырем — возможностью превратить немалую часть Лондона в упырей и вампиров, — хмуро уточнила Интегра. — Но козырь есть и у нас — это ты. А если ты сдашься или погибнешь, это нас серьезно ослабит, причем именно в тот момент, когда нам как никогда нужна будет помощь. Да и в конце концов, ты же не думаешь, что Руди будет сидеть на этом корабле, правда? Я-то знала, что, вполне возможно, Руди уже летит сюда на своем фашистском цеппелине, загадочным образом обходя всю британскую противовоздушную оборону, но как он собирается это провернуть, мне было до сих пор неясно. Не говоря уже о том, как намекнуть на такую возможность Интегре — она бы, наверное, решила, что у меня проснулся подростковый максимализм и паранойя. — Не думаю, — задумчиво сказал Алукард. — Знать бы, сколько у него в подчинении людей, многое можно было бы спланировать… А так… Я представила себе парящего под облаками штурмбаннфюрера в своей гротескной маске, которую он никогда не снимает, сидящего на троне перед огромным, во всю стену, экраном, среди толп угрюмых эсэсовцев в длинных пальто, отдающего им приказания… Стоп. Что за чушь, зачем ему носить маску среди своих собственных соратников и подчиненных? А пищу он тоже в ней принимает? А посещает уборную тоже в этом гаджете, похожем на космический шлем? Какой в этом смысл? Вывод, какой вывод? Как это было в нетленке: «Имя, сестра, имя?» Вот кстати имя этого старого шизофреника мне пока не нужно, хотя Алукард и Интегра его явно знают. Но я почти нащупала что-то важное, что-то, что, может быть, поможет мне, поможет нам всем… Вот оно. — Он один, — объявила я. — Интегра удивленно подняла голову от планшета. Алукард просто молча упер в меня свой знаменитый иронический взгляд, ожидая продолжения. — Этот Руди… Жить всю жизнь в маске среди толп своих боевиков не имеет смысла — они должны видеть своего лидера, должны узнавать его, он должен быть для них единственным, тем, за кем они пойдут в бой… И если он никогда ее не снимает, это означает только одно… Нет никакой охраны, нет никаких боевиков. Есть только руководитель организации — и сеть спящих ячеек, заточенных под отдельные, в основном исследовательские, задачи. Интегра медленно кивнула, глядя куда-то внутрь себя. — Именно поэтому и был выбран вариант с фрик-чипами под видом таблеток — ни на какую другую атаку у «Миллениума» бы просто не хватило человеческих ресурсов, — добавляю я. Что и говорить — иногда, в удачные дни, я становлюсь почти что умной. В прошлой жизни командиры бы мной гордились. Долгая пауза. Секунд двадцать. — Что ж, — медленно сказал Алукард. — Если это так… а это вполне может быть так… то наши дела не так уж и плохи. С такими вводными можно и сдаться поначалу… — Надо считать, — оборвала его Интегра. — Считать и прикидывать, пока еще есть время. И… поблагодарить Викторию за догадливость. Алукард искоса поглядел на меня, после чего изобразил легкий поклон. — Спасибо… полицейская. Ну, хоть так. Внезапно ожил экран связи на стене. На нем снова показалась отвратительная ухмыляющаяся маска Руди. Она подрагивала и, кажется, кривлялась. — Поскольку вы не торопитесь принимать решение, неуважаемые «хеллсинги», я взял на себя смелость придать вам небольшой дополнительный стимул. Так сказать, последний и решающий довод. — Штурмбанфюрер хихикнул и поглядел куда-то вверх. — Кстати, вот и он. Осмелюсь порекомендовать вам подойти к окнам, господа! Окон у нас в штабе не было, зато установленные снаружи камеры исправно транслировали звук и изображение. Поэтому происходящее мы увидели одновременно со всеми остальными лондонцами. С небес, из серых низких облаков, похожих на толстые, набухшие капли ртути, на город медленно опускались темные сигары дирижаблей. «Граждане Лондона и Британии! — прогремел сверху металлический голос. — С вами говорит организация „Миллениум“! Мы вели переговоры с правительством и силовыми структурами вашей страны, но наши ультиматумы были отвергнуты, поэтому мы обращаемся к вам напрямую! Наши требования просты — расформировать преступную группировку „Хеллсинг“ и передать нам ее руководителей, известных под кличками „Интегра“ и „Алукард“! В случае невыполнения этих требований, мы будем вынуждены прибегнуть к массовому террору! В случае удовлетворения этих требований, никто не пострадает! Англичане, не ставьте жизни кучки преступников выше жизней своих детей и внуков! Граждане Лондона и Британии!..» Организация «Миллениум» вышла из тени. ***