Баллада больного влюбленного ублюдка

Обычный бар средней гостиницы ничем не отличался от сотни других: большие стеклянные двери, за которыми веранда, выход к бассейну и прочие прелести для семейного отдыха; с полсотни столов и в четыре раза больше стульев; где-то вдалеке сцена, не видевшая ничего лучше детских шоу и унылых песенок какой-нибудь местной девочки семнадцати-двадцати лет; и, конечно, барная стойка, окруженная высокими стульями без спинок. Посетителей мало, ещё бы, в разгар дня напиваться здесь будет только конченый идиот, ведь можно выбраться в город или хотя бы к бассейну, где тебя согреет солнце, а не искусственный мертвый свет десятка свисающих с потолка ламп. Однако тот, а вернее та, кто был нужен мне, сидела именно здесь. Девушка, одетая в мужскую, явно не подходящую ей по размеру одежду, сидела за барной стойкой и уверенно поглощала их запасы виски. Скрюченная поза, тёмные волосы, спадающие на лицо; со спины казалось, что она не изменилась вовсе, если бы не эта одежда. Я слабо улыбнулся, подошел к ней и опустился на соседний стул: − Сразу ещё бутылку для меня и моей красавицы, − достал из-за пазухи отложенную на такие случаи купюру в пятьдесят долларов. Тогда мы переживали стремительный взлет и мне нравилось вот так легко одаривать понравившихся незнакомок выпивкой. Она же на такое ни за что не поведется, даже тогда это было очевидно. − Ты попрощаешься с жизнью, если назовешь меня своей или красавицей ещё раз, − из-под прикрывавших лицо с двух сторон прямых волос на меня посмотрели два ярко-голубых глаза, испепеляя взглядом. − Будет тебе, − я усмехнулся, крутясь на стуле и склоняя голову с боку на бок. − Ты хорошенькая девочка в компании трех двинутых на сексе парней, которые отдадут тебя кому-то разве что после смерти. − И это меня бесит. Вы меня бесите, − ей было лет тридцать на вид, возраст несмотря на полудетское тело очаровательной лолиты и полное отсутствие морщин выдавало устало-сердитое выражение лица. − Хочешь, я буду защищать тебя от нас? – я снова усмехнулся, подозревая, что предложение резко отклонят. − Защищай, − она пожала плечами, − и подлей мне виски, раз ты сегодня такой добрый. С чего вообще столько внимания к моей персоне? Неужели это из-за дырки и пары сисек, − она слегка оттянула ворот футболки и посмотрела на саму себя, − которых у меня почти и нет. − Да я всегда хотел, просто поводов особо не было, − пожал плечами я, не до конца понимая, вру или говорю чистую правду. − Пизди больше. Что ж, раз твои свободные руки со мной, давай возьмем ещё бутылку и пойдем обратно, здесь слишком светло, глаза болят, − она слегка поморщилась, и аккуратный носик правильной формы подернули морщинки. − К тебе вот так сразу? А цветочно-конфетный период? – не зная, как скрыть непривычное мне суетливое смущение, вызванное её мимикой, я рассмеялся, невинно улыбнувшись. − Заткнись, − она выложила ещё двадцать долларов на барную стойку, забрала приобретенную бутылку и пошла в сторону лестницы. Схватив открытую бутылку, я ринулся следом: − Ну не злись, уже и пошутить нельзя! Нам, кстати, не мало ли будет? Дверь номера 106 быстро распахнулась и тут же захлопнулась за нами. − Ничего не мало. Это вы с Никки хлещете Джека без малейшего уважения и намека на вкус, а его надо смаковать, тупые вы животные, черт вас в зад… − с явным осуждением и даже презрением она забрала бутылку и поставила на стеклянный столик в углу спальни. Я не смог найти отличий между нашими номерами, разве что в моём всё-таки были женские вещи, благополучно забытые фанатками. Осмотреться мешала почти кромешная тьма, окна были плотно зашторены, и лучи света не пробивались в комнату. Я было двинулся к окну, но спокойный, не терпящий возражений голос остановил меня: − Открой, и вся твоя жизнь станет кошмаром. Тебе ведь уже сказали, мне много света даже здесь. − Да ладно тебе, Мика, не строй из себя такого отшельника. Тебе ведь болезнь мешала как-то… ну… раскрыться, что ли. Но ты сама сказала, что боли ушли, − я пожал плечами, развел руками и виновато ухмыльнулся. − Не называй меня Микой, придурок, − обиженно пробормотал Мик Марс, видимо, так и не смирившийся с его превращением в девушку. В кромешной тьме я быстро потерял счёт времени, мы медленно, как настоял Мик, пили виски. Честно сказать, я и не представлял раньше, до чего же у алкоголя может быть мерзкий вкус, однако Марс им прямо-таки наслаждался. В этой молчаливой меланхоличной атмосфере я нехотя начал размышлять о себе и об остальных, в основном о Мике. «Так вот как он это делает», − я усмехнулся, раньше тяги думать о жизни у меня не было. У меня вообще не было желания думать, если уж быть честным с собой. Да и зачем, если все веселые приключения выпадают на долю таких полоумных отморозков, как я, Винс и Никки. Мик же таким не был. Можно сказать, он был нам строгим, но безразличным отцом: напьется, бросит пару осуждающих фраз и удалится в свой темный уголок, мечтая о том, чтобы его никто и ничто не тревожило. Мы знали об этом и специально дергали его. И если Винс обычно щадил Мика, то мы с Никки не отцеплялись, пока не увидим хоть какую-то реакцию. Не знаю, почему мне хотелось тогда доводить его до белого каления. Наверное, потому что единственной живой эмоцией Мика по отношению к нам могло быть раздражение, а мне нравилось видеть его живым. А ведь в интервью он так часто улыбается. Сбивчивый поток моих мыслей прервал тихий спокойный голос: − Надо же, так ты умеешь молчать. Уже почти час держишься, молодец. − Чего ни сделаешь ради красивой девушки, − не знаю, зачем я тогда съязвил. − Красивой, говоришь? – как я и ожидал, Мик реагировал на всё холодно и сухо. − А что во мне вдруг такого красивого? Разве я стал такой же, как на обложках журналов? Нет! Тот же Мик Марс, только с вагиной и грудью, − миниатюрная ручка коснулась слегка вытянутого лица, − и совсем без щетины, даже без намёка… − Мика задумчиво ощупывала своё лицо, видящему её впервые могло бы показаться, что девушка слепая. Мои глаза привыкли к темноте, и я уже спокойно мог разглядеть её. Я пожал плечами, честно сознаваясь, что и сам не понимаю, что же в Мике такого притягательного: − Думаю, это связано с тем, что ты наш друг. То есть это же идеальный вариант! Женщина, которая тебя знает и понимает, улавливаешь? − Но я-то вас троих не знаю и не понимаю, − Мика тихо фыркнула, сморщив носик. − Мы считаемся друзьями, но, черт возьми, вы трое друзья, а я не с вами, − сказав это, она глубоко вздохнула. − А теперь и подавно. − Как думаешь, − мне вдруг стало жаль Мика, ведь он и в самом деле постоянно пребывал в одиночестве, а все считали, что так и надо, − это навсегда? − Надеюсь, что нет, − Мика всё хмурилась и хмурилась, поджимая губы. − Я не хочу всю жизнь быть бабой. В этом, конечно, и плюсы есть, вроде халявной выпивки, но оно того явно не стоит. − А если останешься? Что тогда? – я с неподдельным любопытством смотрел в яркие светло-голубые глаза Мики. − Что ты хочешь услышать от меня? – она тихо фыркнула. − Что я выберу одного из вас? Что я покончу с собой? Что я уеду в Южную Африку и проведу там остаток дней? Я и сам понятия не имею. Одно точно, если завтра я не стану собой, то на повестке дня будут привыкание к новой роли и поддельные документы. А ещё было бы здорово раздобыть хотя бы женские трусики. − Ты как всегда скучна и разумна, − я слегка кивнул, делая глоток виски и сильно морщась. − Слушай, можно я буду пить как привык? − Хер тебе, − и, кажется, впервые в жизни я вызвал у Мика улыбку. − В этом вся суть виски, глупый ребенок. Хочешь пить виски − сиди со сморщенным ебалом. − Но мне не это в алкоголе нравится, − я как-то по-детски недовольно поджал губы. − Главное ведь не пить, а веселиться потом, как ты не понимаешь? − Как ты, тупая башка, не понимаешь, что не вся жизнь веселье? – Мика посмотрела на меня крайне разочарованно и покачала головой. На несколько минут мы снова погрузились в молчание. − Мика, − я, как и следовало ожидать, не выдержал первым. − Не называй меня так, − по голосу чувствовалось, что скоро Мик сдастся и его место займет покорившаяся обстоятельствам Мика, слишком уж сильно его угнетала реальность. − Чего тебе? − А каково это целоваться, когда ты девушка? Мика повернула голову ко мне и оглядела с макушки до пят, тихо хмыкнув: − Пока не знаю, и надеюсь не узнать. Кстати, это действительно достойный твоего ума развод. Молодец, держишь планку кретина. Я лишь простодушно улыбнулся, мой нехитрый план был раскрыт, юлить уже не было смысла: − Пойми меня правильно, я ведь не изнасиловать тебя пытаюсь. Просто поцелуй и ничего такого. − Спешу напомнить, что я невольно был свидетелем, как после вашего «поцелуй и ничего такого» накуренные пьяные девочки отправлялись по кругу. Мне такого «счастья» не надо, − Мика смотрела на меня, как всегда, строго и несколько разочарованно. − Я тут один и я так и не успел нажраться. Давай же, Мика, один поцелуй, и я от тебя отстану, − я легонько шлепнул по своему бедру, предлагая ей сесть мне на колени. Тихо вздохнув, Мика отставила стакан на столик, поднялась из кресла и села на самый край моих коленей. По мелкой, едва ощутимой дрожи и растерянному взгляду, я сразу понял, что ей страшно. И тогда, и сейчас мне показалось это невероятно милым. Будучи безбашенными рокерами, мы любили всех женщин, не имело даже большого значения, красивы они или нет − вспомнить хотя бы Буллвинкля. Однако сильнее любой оторвы мне нравились вот такие скромненькие домашние девочки с их детскими широкими глазами и трясущимися от одного слова «член» ручками. Портить и развращать таких − одно сплошное удовольствие. Наверное поэтому, когда я разглядел в Мике, бывшей всего день назад нашим непробиваемым, вселяющим благоговейный ужас «папочкой», пугливую, робкую девочку, я чуть ли не взвыл, как мультяшный персонаж. Осторожно обняв за талию и притянув к себе, я как можно более непринужденно поцеловал её. Кто бы знал, как тяжело изображать спокойствие и незаинтересованность, когда твой приятель готов разорвать штаны и поприветствовать красотку, сидящую перед тобой или, что ещё опаснее, у тебя на коленях. Тем не менее, Мика либо действительно ничего не заметила, либо сжалилась надо мной и решила делать вид, что ничего не замечает. Прикусив на пару секунд нижнюю губу в смущенном размышлении и покраснев, − стоило ей так сделать, мой хер просто окаменел в неподдельном, непередаваемом очаровании − она всё же закрыла глаза и робко коснулась моих губ своими. Кто бы мог подумать, что у Мика были такие нежные губы. С легким привкусом виски, мягкие, словно их обладатель впервые целуется с кем-то. Кажется, все остатки разума, ещё жившие в моей голове плавно перекочевали в более работящую голову, ослепленный странный чувством, я перестал сдерживаться, закрыл глаза и впился в губы Мики, спустя пару секунд мой язык уже касался её чуть горчащего после выпивки, теплого мягкого языка. Меня всего трясло, а я упорно не мог понять почему. Худое женское тело в большой черной футболке быстро ответило на ласки: стоило мне погладить под одеждой по спине, она подалась вперед и даже обняла меня за шею. Окрыленный таким успехом, я полез второй рукой в так же ставшие ей не по размеру джинсы. Вот здесь-то и крылась ошибка. Крайне возмущенная тем, что я нарушил обещание, Мика оттолкнула меня с такой силой, что упала на пол. Её глаза горели от гнева, схватив меня за руку, она буквально выставила меня из номера и захлопнула дверь. − Мика! Мика, ну прости меня! Я увлекся, с кем не бывает! − Пошел ты к черту! – по голосу Мики было без сомнений ясно, она обижена до глубины души. − Ну хоть бутылку одну отдай, я же её купил, в конце концов. За дверью послышалась возня и тихая ругань. Открыв дверь, Мика резко саданула мне уже немного подбитой бутылкой по голове. Та разлетелась на куски, осыпав меня битым стеклом и повалив с ног. Так же стремительно, как открылась, дверь захлопнулась и закрылась изнутри на ключ. Я лежал на полу в осколках и виски и глупо улыбался. Естественно, я не любил боль и царапина на лбу не особо радовала меня, но было кое-что ещё. Мои пальцы были мокрые, и я прекрасно знал, что это далеко не Джек.