Nothing Personal

      — Итак, дорогие мои, рада снова видеть вас в стенах нашей школы. Вы все такие отдохнувшие и загорелые и наверняка хорошо провели лето. А теперь давайте начнем наш урок, — начала Мария Александровна.       Я со скучающим видом уставилась на нашу классную. Она начала что-то рассказывать, наверняка повторяет то, что мы изучали в прошлом году. Мне это было неинтересно, и я отвернулась к окну, погружаясь в свои мысли. Но вдруг громкий голос классной заставил меня вернуться к реальности.       — Татьяна Гроттер, ответе, пожалуйста, на мой вопрос.       — Какой вопрос? — спросила сонным голосом я.       Мария Александровна только вздохнула. Видимо, уже привыкла к тому, что я никогда не слушаю на уроках.       — Как образуется пассивный залог в прошедшем времени?       — Понятия не имею, — сказала я. — Это все? Больше я вам не понадоблюсь?       — Если вы, Гроттер, не желаете находиться на моем уроке, то можете покинуть кабинет - прошу Вас, — сказала она, записывая что-то на листочке.       Второй раз повторять не пришлось, я быстро встала и вышла из кабинета. Пошла прямо по коридору и уселась на самый последний подоконник. Жутко хотелось спать. Я облокотилась на стену и поставила ноги на подоконник. На подоконники нельзя было ставить сумки, а сидеть тем более, но мне было как-то похуй. Потребность во сне резко переросла в потребность покурить. Мне было лень тащить свой зад на улицу, и поэтому я, достав пачку "Marlboro" из кармана, открыла окно. Я прикурила сигарету и затянулась, позволяя никотину проникнуть в организм. Выдохнув дым в окно, я закрыла глаза. Хотелось сдохнуть. Не знаю, почему. Хотелось и все. Я затянулась еще раз, и вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Я резко открыла глаза и увидела перед собой Ивана.       — Почему не на уроке? — спросил он.       Хотелось потушить об него сигарету. Но вместо этого я выдохнула дым ему в лицо. Иван закашлялся и что-то невнятно произнес. Наверно, очередное ругательство в мой адрес.       — Проваливай, блондинчик, — у меня не было настроения с ним разговаривать. Зачем он вообще приперся? Недолго думая, я убрала его руку, которая до сих пор лежала на моем плече. Курить больше не хотелось, но я все равно продолжала держать сигарету. Иван не уходил, и я начала закипать.       Раз Иван не хочет уходить, то уйду я. Я развернулась, чтобы спрыгнуть с подоконника, но Иван помешал мне это сделать. Он положил свои руки на подоконник по обе стороны от меня, загоняя в ловушку. Я попыталась оттолкнуть его свободной рукой, но он как стоял, почти вжав меня в стекло, так и стоит. Он перенес одну руку ко мне на талию, и я, черт возьми, прижалась к нему сильнее. Второй рукой Ваня закинул мою ногу себе на пояс, а я обняла его за шею свободной рукой. Наши губы разъединяли считанные миллиметры.       — Что здесь происходит? — послышался голос с другого конца коридора. К нам быстро приближался директор Черноморов. Состояние директора невозможно было описать. Представьте, что вы, директор обычной московской школы, идет к себе в кабинет и замечаете такую картину: два ученика одиннадцатого класса вместо того, чтобы находиться на уроке, обжимаются на подоконнике.       Когда он подошел ближе, его глаза еще больше расширились. И всему виной была моя сигарета. Иван поспешно отпустил меня, а я спрыгнула с подоконника, выкидывая сигарету в окно. Черноморов был сейчас готов рвать и метать, но он оглядел нас гневным взглядом и велел идти в его кабинет. Да уж, учебный год только начался, а я уже попала. Хотя, это неудивительно, я постоянно попадаю во всякие передряги.       Когда мы пришли к кабинету, Черноморов открыл перед нами дверь, пропуская нас вперед. Мы зашли. Кабинет у директора был просторный и светлый. Напротив двери стоял его стол, а рядом несколько стульев. У стены стоял большой книжный шкаф, забитый книгами, а у другой стены стоял небольшой кожаный диванчик. Окна выходили на наш школьный стадион, на котором сейчас шел урок. Дети играли в футбол и кричали так, что было слышно в кабинете.       Директор жестом попросил нас присесть. Я села на самый крайний стул, а Иван остался стоять. Черноморов быстро пересек кабинет и расположился на своем месте - в большом кожаном кресле.       — Думаю, вы понимаете, почему находитесь здесь, — начал он.       Еще бы мы не поняли, мы же не настолько тупые, и мы понимаем, что обниматься, сидя на подоконнике, в школьном коридоре нельзя. Но в тот момент, откровенно говоря, нам было насрать, что можно, а что нельзя.       — Почему вы находились в коридоре во время урока? — продолжил Сергей Константинович.       — Я вышел.       — Меня выгнали.       — Я не хочу повышать на вас голос, да и не буду. Я просто позвоню вашим родителям, и пусть они с вами разговаривают.       Повисла тишина. Наш директор — клевый мужик. Он никогда не орет на нас, никогда. Даже если кто-нибудь из учеников подожжет школу, он не будет на него кричать, он просто позвонит родителям. За это я его и люблю.       На счет того, что он позвонит моей маме, я не боюсь. Я очень удивлюсь, если она вообще возьмет трубку. Она постоянно завалена работой. Она даже дома умудряется работать. А отца у меня нет. Так что по этому поводу я особо не парюсь. Но Ивану может попасть, у него очень строгий отец. Но блондинчику это не мешает.       — До звонка посидите здесь, а затем пойдете на уроки. Только на уроки, а не на подоконник, - улыбнулся он и занялся своими делами. И все же у нас странный директор.       Валялкин присел на диван, и я потихоньку перебралась к нему. Устроившись поудобнее, я достала из кармана телефон, глянуть время. На часах было всего семь двадцать. Нужно было занять себя чем-то на оставшиеся двадцать пять минут. И я решила позадротить в «Пэник ин Вегас», кажись, игра так называется. Перед тем как начать играть, я мельком глянула на Ваню, он копался в своем телефоне.       Нормально поиграть мне не удалось. После десяти попыток скинуть эти чертовы красные кубики со стола, не уронив при этом зеленые, мое терпение иссякло. Хотелось раздолбать телефон об пол. Потом я решила послушать музыку и потянулась за сумкой. После минуты усиленных поисков наушников в сумке не обнаружилось. Жизнь — боль. Поскорее бы кончился этот чертов урок, я хочу на волю.       Скучно, очень скучно. Нужно было срочно себя чем-то занять. Я разблокировала телефон и молча уставилась на фотографию Александра Гаскарта, которая стояла у меня на обоях. Краем глаза я увидела время и тяжело вздохнула, на часах было восемь тридцать два.       Поспать что-ли. Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Да уж, бредовая затея. Сон не шел. Еще бы он пошел, когда ты сидишь в кабинете у директора.       Поспать не удалось. В кабинет постучали. Директор громко сказал «войдите», и дверь открылась. В кабинет вошел мужчина, нет молодой человек, одетый в светлые джинсы и рубашку, на шее красовалась бабочка. В одной руке он держал пиджак, а в другой какие-то документы.       Молодой человек подошел к столу директора и опустился на стул, кладя документы на стол.       — О, Глеб Алексеевич, вы пришли, — Сергей Константинович взглянул на посетителя.

***

      Наконец-то прозвенел звонок. Следующим по расписанию уроком была физ-ра, и мы с Ванькой направились в спортзал. На физ-ре я никогда не занималась, и сегодняшний день не будет исключением.       Вскоре мы подошли к спортзалу, у которого толпился наш класс. Я оглядела всех присутствующих и позвала свою подругу Анну, которую вся школа называла Гробыней. Анна, увидев меня, улыбнулась и поспешила подойти ко мне.       — Ну, Татьяна, рассказывайте, как время провели? — спросила она с улыбкой.       — Ну... Сначала хорошо, а потом появился Валялкин и все испортил. Сидела себе спокойно на подоконнике, никого не трогала, курила себе в форточку, а потом приперся блондинчик. А после Валялкина пришел Черноморов, и остаток урока мы провели в кабинете директора. А как у вас английский прошел?       — Как обычно. Сначала Александровна говорила нам, что ты такая-сякая. Учиться не хочешь, ничего делать не хочешь, в общем, как всегда. Потом она рассказывала что-то про пассивный залог, но я, конечно, не слушала. И еще у нас скоро английский будет вести практикант из универа, - рассказала Анна, и только сейчас я заметила, что она надела линзы. Один глаз был голубой, а другой темно-карий.       Нам наконец открыли спортзал и основной состав нашего класса направился переодеваться. Мы с Гробыней тоже пошли в раздевалку, но только для того, чтобы кинуть сумки. Затем мы отправились на улицу. На улице была прекрасная погода.       Я и Гробыня направились на школьный стадион, сзади к нам подошел Валялкин. Он взял меня за руку и потащил за угол школы. Мне было плевать, чего он от меня хочет, может, покурить, а может, и изнасиловать. Хотя, я его скорее изнасилую, чем он меня. Он завел меня за угол и прижал к стене.       — Кажется, мы не закончили, — прошептал он мне в губы.       — Ну, давай закончим, — сказала я и накрыла его губы своими.