ID работы: 2733003

Мечтатели

Джен
PG-13
В процессе
19
автор
Renelli бета
satanoffskayaa бета
Размер:
планируется Миди, написано 20 страниц, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
19 Нравится 28 Отзывы 5 В сборник Скачать

βремя

Настройки текста
Примечания:
      Я застыла и, кажется, забыла, как дышать, силясь понять эмоции подруги, которая внимательно рассматривала вручённый ей рисунок. Изображённая на нём девушка с крыльями обворожительно улыбалась. Облачённая в короткое платьице без рукавов и с вырезом-петлёй на горловине, она напоминала нимфу, по рукам которой, подобно лианам, вились тонкие ленты. Ноги украшали изящные сапожки, закрывающие голень, а два пушистых хвоста и зажмуренный глаз добавляли в образ кокетливости. Едва миновала сравнимая с вечностью минута, Саша оторвала зачарованный взгляд от листа и приблизилась ко мне.       — Очень красиво, Диан. Спасибо тебе! — Она мягко обхватила меня руками, вложив в этот жест, похоже, всю благодарность за проделанную работу.       — Да не за что... — с облегчением выдохнула я и, расцепив объятия, попыталась забрать рисунок, но Саша отвернулась, не желая с ним расставаться.       — А можно оставить себе? — почти смеясь, поинтересовалась она.       — Раскрасить же надо... Правда, боюсь, после гуаши уже не так красиво будет. Давай я лучше такой же сделаю? Но позже, а то с карандашными набросками ещё возиться и возиться, а времени только до декабря...       — Ну ладно. — Смиренно вздохнув, Саша вернула его. — Следующей себя нарисуешь?       — Не, Ленку, потом себя. Первые в очереди — повелительницы стихий, две из которых готовы, — подмигнула я. — Дальше Машка, за ней — мои братья. Затем наши духи-хранители: каждый по отдельности и со своим хозяином. И напоследок — совместный рисунок повелительниц в обычной одежде.       — Итого... получается, осталось двадцать рисунков?       — Да...       — Уверена, что помощь не нужна? У тебя сессия впереди — первая в жизни, между прочим, — а ты раскрашивать всё это собираешься в декабре, когда надо готовиться!       — Да ладно тебе, Саш. Не думаю, что с нас будут как со студентов спрашивать: мы девятиклассники всё-таки. Прорвёмся.       — Ну, смотри... Обидно будет, если завалишься. Не за тебя, так за твоего двойника.       — О, у него как раз всё отлично сложится. И у других тоже.       Лишать семьи детей — слишком жестоко, поэтому частью пророчества стали наши, так выразиться, усовершенствованные копии. Людьми их назвать можно с натяжкой, поскольку они «запрограммированы» реализовывать лучшее из заложенного потенциала и подавлять изъяны. Безучастные захотят, а главное, смогут помочь своим родным, гулящие возьмутся за голову и посвятят время учёбе, а в будущем ответственно отнесутся к выбору компании. Гонящиеся за выгодой вспомнят про совесть и направят силы на пользу не только себе, но и окружающим, а те, у кого всё и так хорошо, добьются бо́льших успехов. Иначе говоря, у них иные ценности, но характеры и поведение в целом сохранятся, а потому перемены не должны вызвать у взрослых подозрений.       — Диан, а скажи... — осторожно начала Саша, — ты как-то планируешь узнать всё необходимое у оставшихся троих? Ладно Таня: её дом через один от тебя — при желании можно подкараулить — хотя, как по мне, много чести. Но что с Женей и Ильёй? Ты же не в курсе, где они живут.       Ждала я этих вопросов с тихим ужасом, потому что сама не знала, как поступить правильнее и реально ли найти адекватное решение. Не располагая другими вариантами, растерянно отчеканила единственный пришедший на ум:       — Ну, во-первых, приблизительно в курсе, а во-вторых, совсем не обязательно что-то у них узнавать, как и у Тани. С одеждой для рисунков придумаю что-нибудь — всё-таки об их стиле я имею какое-то представление, — а что касается имён... их я уже сама выбрала.       — Серьёзно? — удивилась Саша. — И какие?       — У Тани — Каллиста, у Жени — Брэд, у Ильи — Питер... Чего смеёшься-то?       — Прости, но... прости, — прыснула она, не в силах успокоиться. — Сочетание имён у твоих братиков шикарное просто!       — В смысле? — непонимающе уставилась я. — Что не так с именами?       — Наоборот, всё так! Сокращение от Питера знаешь какое? — Не найдя в моих глазах ничего, кроме недоумения, Саша медленно выдохнула и уже спокойно, но с улыбкой продолжила: — Братья твои — Брэд и Пит. Прям предвкушаю, как буду прикалываться по поводу их взаимной дополняемости: «Мальчики, простите, но только находясь вблизи друг друга, вы из себя что-то представляете!»       — Какая ты добрая, оказывается...       — А то! — с наигранным самодовольством заявила Саша. — Ладно, а что потом всё-таки? Если наши двойники появятся заранее, и раз они такие умные, то сразу пойдут по домам, так? И... что будет, если они встретятся с самими собой?       — Вот пока думаю... По-хорошему, конечно, надо всех известить, но как?       — Может, двойники введут их в курс дела? По-моему, это проще всего. Ребятам ничего не останется, кроме как поверить, увидев себя вне зеркала.       — Угу, если двойники появятся раньше портала, а это пока точно неизвестно. Ну, — вздохнула я, — будем смотреть, когда закончу с набросками: где-то там всё должно начаться, и тогда придут ответы на все наши вопросы. Главное, успеть...       — Верю в тебя, подруга. Помни, что я в любой момент готова помочь, — улыбнулась Саша, положив руку мне на плечо.       Ноябрь стремительно летел в объятия зимы. Глядя на птиц, отправляющихся на юг переждать морозы родного края, думаешь: неужели он им так дорог? Зачем возвращаться, преодолевая огромные расстояния, туда, откуда из года в год выгоняют холода?       Даже если это дом... будь у меня крылья, я бы ни за что не вернулась. Причины не в кусающем щёки и кисти рук ледяном ветре, который свирепо покровительствует последнему осеннему месяцу, не в почерневших и будто от страха съёжившихся деревьях и даже не в утонувшем в непроглядных тучах небе, чья серость тенью упала на людей и застыла на их лицах как минимум до новогодних праздников. Просто здесь всё не так. Уже в маленьких детях проскальзывают чёрствость и жестокость: они с лёгкостью отрывают крылья бабочкам, более смелые — способным ужалить в ответ осам и стрекозам; с энтузиазмом насаживают на палки гусениц и пиявок, давят лягушек; пинают котят, а порой душат или засовывают их в батарею с интересом: кому повезёт выбраться быстрее? Желание проводить эксперименты на себе подобных — видимо, следующий этап познания мира. Именно здесь происходит разделение на сильных и слабых, где первые угнетают вторых. Исключение составляют «правильно воспитанные» — сторонние наблюдатели, которым родители объяснили, как делать нельзя, но забыли наставить заступиться за ближнего. Если помощь и подоспеет, то от такого же слабака: пусть ненадолго, но он отпугнёт обидчика, поможет подняться и останется рядом. Вместе проще, чем по отдельности, не обращать внимание на издевательства и противостоять несправедливости, а ещё осознавать, что ветер вскоре принесёт долгожданные снегопады, и те укроют мягким белым покрывалом озябшие деревья и землю. И куда радостнее, задрав головы, всматриваться в серую пелену и представлять, как солнце готовится к торжественному появлению, чтобы яркими лучами залить зимний город.       Вот бы не расставаться на ночь, на выходные. Видеться чаще, а не ограничиваться разговорами по телефону в затяжные учебные будни.       Вот бы никогда не возвращаться домой...       Ноябрь оголтело мчался, но в то же время казался бесконечно долгим. Всё потому, что последние недели вынудили чередовать родные стены с учебными и лишь в перерывах прогуливаться на не очень-то и свежем воздухе. Хорошо, что бо́льшую часть пути из техникума меня сопровождала Маша: благодаря её улыбчивости я хотя бы не чувствовала себя пересыльным заключённым под конвоем. Свойственная же почти всем студентам и работягам утренняя драма, в которой превозносится жертвоприношение лучших лет жизни во имя знаний и великих благ, в том числе и денежных, мне была чужда. По-настоящему просыпалась я на первых минутах пары, как только попытки отлепиться от парты завершались успехом. Что сказать, недосыпы в сочетании со стремлением осуществить цели в кратчайшие сроки сыграли губительнее, чем я могла представить, а единственный источник вдохновения в какой-то момент стал недоступен.       Собственно, встречи с Сашей сошли на нет из-за обрушившегося шквала дел. Пока у подруги в режиме «нон-стоп» продвигалась подготовка к всяческим контрольным и экзаменам, я пыталась совмещать рисование с кучей письменных уроков — на устные не без горести махнула рукой, когда осознала, что пересилить перфекционизм выше моих сил. Как назло, без карандаша в руке десять минут были сродни часу, но превращались в считанные секунды, стоило сесть за рисунки. Время словно тонуло в оставленных на бумаге линиях. Пришлось позабыть не только про прогулки, но и про компьютер — моё основное место отдыха и уголок личного пространства в однокомнатном жилище. В таких условиях взрослые, конечно же, обратили внимание на новое увлечение дочери, поэтому, увидев мои пыхтения над человеческими фигурами, не поскупились на советы, общая суть которых сводилась к тому, что учиться рисованию нужно с чего-то более простого. Я лишь кивала в ответ, мысленно отмахиваясь от умных наставлений, как от назойливых мух: меньше всего хотелось, чтобы в этот ноябрьский марафон вмешивались родители.       Зато с охотой держала в курсе девчонок, постепенно выкладывая им подробности «идеи судьбоносного масштаба». В целом, на моё творчество Маша реагировала вяло, но, если меня уносило в неудержимом потоке горе-рассказчика, она всегда внимательно выслушивала, тогда как Ленка откликалась бурей эмоций и грубоватыми комментариями в духе: «опять ты мне мозги прополоскала» и «у кого-то разыгралось детство в заднице». Последняя фраза нокаутом отправляла в воспоминания, где мы, будучи младшеклассниками, бороздили улицы нашего частного сектора, соревнуясь в гонках на велосипедах и во взрослении. Так, раз за разом упрекая меня в «невзрослости», она всё-таки заползала в песочницу строить домики для игрушек или присоединялась к шпионажу за старшей детворой, заручившись блокнотом, ручкой и кепкой, максимально сдвинутой на лоб для конспирации. Так же и Маша, улыбнувшись очередной затее, с энтузиазмом принимала правила игры. И пусть обе, в отличие от Саши, не стремились вникнуть в мои рассказы, они всё равно участвовали: слушали, что-то отвечали и никогда не просили заткнуться. Это служило весомым доводом, чтобы вскоре и перед ними раскрыть все карты.       Надо заметить, через проговаривание мыслей, связанных с жизнью в другом мире, мне открывались новые детали. Например, ближе к концу ноября я поняла, что, помимо карандашных набросков, к зиме понадобится семь анкет и отдельный лист с изложенным пророчеством. Это озарение мотивировало делать по два рисунка в день. В вечер двадцать девятого ноября, закончив с последним, самым сложным изображением — четырёх повелительниц стихий в повседневной одежде, — я заранее приготовила бланки. Именные, горизонтально размеченные, они содержали в себе одинаковые графы для новых имён, дат рождения, родителей, а также ролей в пророчестве, духов-хранителей и кратких биографий, затрагивающих период от нашего «переселения» до событий в мультсериале. Отдельное, достаточно большое поле располагалось в правом верхнем углу каждого листа – в них, прежде чем отправиться спать, я оставила наброски наших будущих портретов.       В поздний час велик соблазн отложить дела на завтра, вот только на сей раз чутьё подсказывало: с началом зимы данные из этих анкет вступят в силу как залог того, что ещё недоделано, а значит, к первому декабря все графы должны быть заполнены, а портреты раскрашены.       Надвигалось тридцатое ноября, заключительный день для карандаша, стартовый для красок и единственный для «кровавого пера».        Я не верила своему счастью: столь ответственная дата выпала на пятницу — ещё и последнюю пару отменили. Через полтора часа дороги представлялась возможность отдаться выполнению планов!       — Обалдеть! — восторженно воскликнула я и резким движением смела учебные принадлежности в тряпичный рюкзак, чем заставила Машу вздрогнуть.       — Да, всегда бы так. — Следуя моему примеру, она принялась складывать в сумку тетради и ручки. — Ты прям проснулась, смотрю. Спешишь?       — Конечно, сегодня же день «икс», так что я просто обязана успеть до полуночи! — Затянув шнурок рюкзака и закрепив застёжку, я выжидающе уставилась на подругу.       — А чего до полуночи? В тыкву боишься превратиться? — Неожиданный комментарий вынудил нас обернуться на голос. — Поздно спохватилась: ты и так на неё похожа. В курсе, что Хэллоуин уже месяц как прошёл?       Шутка «гиены» моментально оказалась оценена: две змеюки, в роли которых выступали наши неудавшиеся приятельницы, тут же захихикали.       — А поговорку знаешь: «промолчи — за умного сойдёшь»? — рывком застегнув молнию, Маша с размаху шлёпнула сумкой об парту и поднялась с места.       — Моё молчание — золото. Не расплатитесь, — ехидно заявил «гиена», следя за передвижением Маши: та подошла к вешалке, сняла пальто и протянула мне пуховик (маленькое пространство аудитории позволяло делать подобные жесты).       — Да уж, чтобы заткнуть твой фонтан остроумия, боюсь, сборов со всех стран мира не хватит, — невесело усмехнулась я. — Не пробовал пустить его в другое русло, вместо того, чтобы девочек обижать?       — А я девочек и не обижаю, — с этими словами он приобнял своих пассий, по воле случая оказавшихся рядом. Лица исказились в самодовольных гримасах, и моя фантазия приукрасила их высунутыми раздвоенными языками, извивающимися в такт змеиному шипению — раздробленному, пропускающему неуклюжие плевки в особо затяжных паузах.       «Идеальная группа поддержки», — удовлетворённо подумала я и, стараясь внешне сохранить абсолютное равнодушие, сказала:       — В любом случае, напрасно расплёскиваешься.       — Это почему? — продолжая скалиться, он скептически приподнял бровь.       — Хотя бы потому, что я, в отличие от тебя, ничего не имею против тыкв и за затяжные праздники только «за», а ещё у меня офигенский вкус на девочек, — затянув шарф и накинув на плечо рюкзак, я позволила себе с улыбкой подмигнуть. В голове торжествовала мысль: «Никто не испортит мне настроение сегодня». — Пойдём, Маш! Время не ждёт!       Я выскользнула из аудитории, за рукав утянув за собой подругу.       — Мне послышалось или ты сказала... что ты имела в виду? — удивлённо пролепетала она, на что я ответила басистым хохотом.       Впервые нас провожала тишина.       В поучительных подростковых фильмах главные героини ляпнув глупость прячут раскрасневшиеся лица в подушку, а затем идут подавать хороший пример зрителю — я же рухнула на диван и тупым взглядом уставилась в потолок. В очередной раз хвалёное воодушевление растерялось по дороге, а дома на его место вторглось бессилие. Это успело сложиться в нерадостную закономерность, и она пришлась очень некстати сегодня, в финальном рывке, где я обязалась во что бы то ни стало сохранить рабочий настрой. К сожалению, остаться в нём не помогло даже пожелание удачи от Маши на прощание, хотя после него я была готова свернуть горы.       Что таил в себе родной порог, на котором моя целеустремлённость постоянно терпела крах? Или же причины истощения крылись в чём-то более приземлённом?..       Я вспомнила, как прошлой осенью на уроке физкультуры наш класс впервые сдавал кросс на улице. Круг школьного стадиона составлял ровно сто тридцать метров, и перед нами поставили задачу пробежать десять таких, с фиксированием времени на финише. За исполнением с секундомером в руке наблюдал учитель, и одним богам известно, как он умудрялся безошибочно отслеживать учеников, между которыми в итоге образовался разрыв в пару-тройку кругов, и озвучивать результаты. Тогда Маша пришла первой. Я же сдалась на девятом кругу и прошагала его, а на десятом сошла с дистанции, упав к тем, кто с чистой совестью развалился на траве, восстанавливая силы. При перекличке в конце урока я выдала время, приближённое к среднему, за своё, после чего похоронила этот позор в глубинах памяти. Для человека, приученного к спортивному образу жизни, для того, кто уже преодолевал подобные сложности, эта история — немыслимое поражение. Ведь ещё в преддверии начальной школы я бегала по парку с родителями, и, несмотря на частые смены темпа из-за одышки, заданное на старте расстояние всегда оставалось за моими плечами.       Почему же в тот раз я не дожала жалкие сто тридцать метров и отчего сегодня сдалась привычно нахлынувшему унынию?       Я повернулась набок и, откинув крышку мобильного телефона, посмотрела на пиксельный циферблат, показывающий половину третьего.       «Целый день на то, чтобы раскрасить портреты, заполнить анкеты и изложить пророчество. Как и в том кроссе, это всего десятая часть от намеченного маршрута... — мысленно старалась взбодриться я, но только тяжело вздохнула. — От Саши третий день никаких сообщений... или четвёртый? Интересно, сколько прошло с нашего последнего разговора? — От тоски кольнуло в груди, и под невидимой тяжестью мои глаза начали закрываться. — Иногда кажется, что тот вечер, когда она захотела, чтобы всё сбылось, мне приснился».       Единственная поверившая в «сказку» подруга жила напротив моего дома, но была недоступна, словно нас разделяло неизмеримое расстояние.       «Каково при её занятости укладываться в сроки, когда на остаток дня перепадает куча домашки? Музыка, художка, танцы... Языки, какие-то музеи и эта дурацкая обязаловка в виде бани по пятницам, не будь которой, мы бы смогли встретиться сегодня...» — Провалившись в полудрёму, я лениво уловила негодование пополам с восхищением. Как ни посмотри, Саша обладала неимоверными силой и целеустремлённостью: все связанные с самообразованием задачи зависели не от неё, но она с достоинством справлялась с ними. Я никогда не слышала, чтоб с её губ слетала фраза «мне тяжело», как и не видела слёз усталости. Она всегда улыбалась, и порой я забывала, что ей практически ежедневно приходится переступать через себя ради одобрения родителей.       Вот это пример для подражания, не то что я — сама себе цели поставила и ближе к завершению опустила руки, ещё и сопли развесила из-за отсутствия поддержки. Кто я после этого? Иначе не сказать — слабачка. На такую Ленни никогда бы не обратил внимание...       «Ленни?..» — я подскочила как ошпаренная. Сердце стучало в ушах, будто бы мне повезло вырваться из кошмара, и, заметив на дисплее аудиоцентра время, я поняла, что есть весомые поводы для волнения. Подумать только, позволила себе совершенно неоправданное полуторачасовое безделье! Не успею я — что скажу девчонкам? Даже если проблема в стенах дома, мистическим образом высасывающих силы, так просто сдаваться не стоило. Наоборот, следовало максимально выложиться, чтобы как можно скорее покинуть эту клетку, стать в полной мере достойной дружбы Саши и приблизиться к миру, который манил не столько своей «магией», сколько перспективой встретиться с тем единственным, кто вызывал у меня неподвластную словам бурю чувств.       — Ну всё! — преисполненная решимости, я спрыгнула с кровати и открыла шкафчик, где хранилась вся моя канцелярия, в том числе наборы с кистями, красками и наброски портретов, завёрнутые со вчерашнего вечера в газетные листы — последние защищали лакированный стол от возможного конфуза при работе с гуашью...       К моему ужасу, за полночь перевалило, когда я заканчивала седьмой портрет.       «Чёрт! Всё-таки не успела! По часу на каждую физиономию потратить — в голове не укладывается! И как нас потом в полный рост раскрашивать?.. — В следующую секунду достигшее пика напряжение выплеснулось слезами. Я дёрнулась вытереть взмокшие глаза и пуще прежнего сжала пальцами кисточку. — Неважно, нужно доделать, правда же? Время — не главное. Встрепенись, дубина, тебе ещё пророчество расписывать!»       ...Кап! — солёная капелька впиталась в плотный лист бумаги — досадно, ведь место, куда она попала, должно было оставаться сухим. Такого промаха девочка, зажатая в тиски отчаяния, никак не предвидела. Что же теперь, перерисовывать? Или позволить себе роскошь и пренебречь желанием сделать всё идеально?       С кухни вновь донёсся шум. Если бы не подставленные к лицу рукава, возможно, глухие «кап-кап» смогли бы заглушить два новых удара. Подавленной девочке нужны дополнительные руки, чтобы прикрыть уши, и ещё одна, чтобы докрасить последний портрет — изображение старшего брата, который и не подозревал, какие зверства сейчас вытворял родной отец.       ...Или не сегодня?       Дверь с рифлёной стеклянной вставкой скрипнула, пропуская громоздкую сутулую фигуру в комнату. Я едва успела принять прежнюю позу, демонстрирующую погружённость в дело — в своё, а не в Их.       Судя по сопровождающей Его тишине, обошлось всё-таки без рукоприкладства. «Ну, или Она сидит на лавке возле плиты, но в отключке... — я вдруг поняла, что подобный сценарий, пока ни разу не проигрывающийся в жизни, легко укладывается в голове. Вот только, как ни прискорбно, волновало меня совсем другое: — Сейчас прогонит. Чёрт...»       — Закругляйся. Я спать, — отрезал Он, раскладывая диван.       — Да, сейчас…       Голос дрогнул. Поджав губы, я сглотнула образовавшийся в горле комок и пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, медленно и тихо, чтобы не выдать нарастающую парализующую панику. До настоящего момента ничто не угрожало падению ограждающего меня невидимого барьера, потому что я послушно сворачивала любое занятие и так раз за разом избегала конфликта. Но сегодня я не имела права отступить, да уже и не могла: тело не слушалось, а мозги отказали. Единственное, что улавливалось краем сознания — это поток, беспощадно уносящий драгоценные минуты.       Сколько прошло времени?       — Диан, спать ложись! — В реальность вернул внезапный удар в доступную лишь моему взгляду стену: по ней извилистыми полосами поползли трещины. Ещё немного, и подлатывать больше будет нечего.       — Д-да, сейчас, мне совсем чуть-чуть осталось...       — Через час, свет мешает!       По периметру посыпались ошмётки непонимания и страха, боли и ненависти, вынужденного терпения и невольного равнодушия — всего, что послужило основой для материала, из которого долго и упорно возводилась моя крепость. Теперь для спасения существовало два пути: либо энергичнее работать кистью в надежде успеть завершить портрет до того, как последняя защита рухнет, либо немедля собрать инвентарь и перекочевать на соседнюю территорию. Последнее — на свой страх и риск, поскольку наша кухня по вечерам превращалась в минное поле, где неведомо чем мог обернуться каждый следующий шаг.        И всё же, какое подозрительное затишье...       — Ты тупая?!       Звонкий ледяной голос едва не расколол мне душу. Я с демонстративным грохотом вскочила с места, в охапку сгребла банки с красками и шагнула к прикрытой двери. Застыла в метре, всматриваясь в треснувшую рифлёную вставку.       «Что бы там ни было, я не хочу туда идти и видеть это...» — Усилие воли — и скрежет замызганной фанеры о деревянный косяк спугнул тишину.       С порога открылся вид на вполне привычную картину. Я почти обрадовалась, но с досадой осознала, что мне предстоит целая ночь в такой компании. Подобное часто показывают в фильмах: человек неподвижно сидит за столом, подперев голову ладонью, и, погружённый в собственное безумие, немигающим взглядом смотрит в одну точку. Он может в любой момент начать качаться, мычать, рычать, бубнить себе под нос или же, наоборот, горланить и не замечать ни смысла сказанного, ни находящихся рядом людей. Вот только в кино декорацией служат психиатрические палаты, а реальность располагала маленькой неудобной кухонькой, где мать семейства постепенно съезжала с катушек, держа во второй руке кружку с пивом.       Стараясь не замечать Её состояние, я аккуратно поставила на стол краски и вернулась в комнату. Понадобилось три захода, чтобы перетащить крышки от них, кисти, банку с водой, палитру, роль которой выполнял обычный сложенный пополам листок, незаконченную анкету и перепачканные газеты; ещё минуты три ушло на подготовку рабочего места. По ту сторону стола ничего не менялось. Однако когда я взялась за раскрашивание, успокаивающую иллюзию, что вблизи манекен, рассеяли чересчур выразительные глаза: в периферии моего зрения они практически горели, чем очень мешали сфокусироваться на деле. Сиделось как на иголках: предсказать, когда рванёт, не представлялось возможным.       «А ведь я не могу бросить всё и лечь спать. И докрасив портрет тоже не смогу. Заполнить анкету — недолго, конечно, но мне же ещё над описанием пророчества корпеть! Чёрт!» — Меня снова атаковала паника. Да, периодически расцветающая под боком «горячка» успела приесться и стать обыденностью, но основная проблема заключалась в том, что Она не ограничивалась монологом, а затягивала в свои бредни и выливала скопившиеся эмоции. Сумбурные мысли, поданные в крайне недружелюбной форме, вызывали всегда одинаковую реакцию: и Его, и меня это доводило до ручки — я разве что не размахивала кулаками. Предметы, бывало, летали — мои тоже, причём с Её подачи, — из-за чего не раз приходилось доделывать домашние задания перед парами в техникуме. Прежде масштабы катастрофы не ужасали: что будет тетрадке? Сейчас же на расстоянии вытянутой руки были раскрытые краски, стеклянная банка, а главное — анкета Ильи, старшего брата, и если что-то случится с ней...       «Пожалуйста, пусть всё пройдёт спокойно, пусть так и сидит, я вытерплю... — мысленно взмолилась я, но вдруг с горечью поняла, что не смогу соображать здраво в Её присутствии, а это неизбежно сведёт на нет оставшуюся часть работы, так как над содержанием будущего текста я мало задумывалась. — Нет... Лучше пусть просто уйдёт отсюда. Куда-нибудь. Хотя скорее я выбегу на улицу и брошусь под ближайшую машину: так проще...»       Я ощутила скользящие по плечам к шее руки — знакомые, леденящие прикосновения невидимой сущности, нашёптывающей на ухо пугающие вещи. Она вновь предлагала простые выходы и вселяла уверенность в том, что это единственное, что я могу сделать в сложившихся обстоятельствах.       Зачем бороться, когда есть более лёгкие пути? И к чему столько острых ножей в доме, если использовать их лишь для нарезания хлеба да овощей?       Вот от чего на самом деле оберегала моя крепость. Жаль, что планы последнего осеннего дня, перетёкшего в первую зимнюю ночь, её разрушили.       — Всё рисуешь... — вялым языком протянула Она со странной улыбкой на лице. Я и не заметила, как её взгляд приковался к листу, по которому я возила кисточкой.       «Началось...» — тягостная мысль повисла в сознании, будто опасная капля над переполненной чашей, что вот-вот перельётся через край; я обречённо замерла, но, вопреки ожиданиям, Она поднялась с места и, покачиваясь, неестественно тихо уплыла в комнату. Позже, отойдя от ступора и покончив с раскрашиванием, я прошла следом: в том помещении остались другие анкеты и предметы для письма. Уверенная, что если все и улеглись, то на раздельных ложах, я крайне удивилась, когда увидела свой диван пустым, а Их — спящими бок о бок.       Чудеса, да и только! Желание вскрыть себе вены резко отпустило. Я шустро заполнила последнюю анкету и потянулась за новым листом. Криво усмехнулась, посмотрев на подставку с кухонными ножами: мне вдруг вспомнилось, как однажды я сочла отличной идею написать пророчество собственной кровью.       «Да ну нет... — тряхнула головой я. — Двадцать первый век на дворе, какая кровь?»       Роль «кровавого пера» предстояло принять на себя красной гелевой ручке.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.