В Шторме

*** Мара Джейд вернулась утром, испытывая определенный трепет. Выход Силы, который она почувствовала накануне, обладал исключительной мощью – а значит сопровождающее его действие, выраженное в поступке или в эмоции, должно было быть очень весомым, и она терялась в догадках, что такое мог сделать джедай и какие доказательства потери его контроля она увидит. Мара шла через длинный, еще сумрачный холл, погруженный в беспокойную тишину - жалея, что у нее не хватило духа изменить свой обычный порядок, дабы зайти сначала в оперативку и просмотреть данные видеонаблюдения за прошлый вечер. Удивляясь, почему с первыми лучами солнца она помчалась прямо сюда. Лязг тяжелых замков за спиной, мрачная глухая столовая, опять звук замков, гостиная и алые охранники впереди, скрежет отодвигающихся цилиндров, блокирующих вход в спальню, неповоротливые, тяжелые двери раскрылись… …на сцену полного разрушения. Мара нерешительно вступила в неузнаваемую, разоренную комнату. Все - каждый предмет - было превращено в обломки. Внутренность спальни заполняла масса беспорядочных, раздробленных осколков, ни одной уцелевшей, узнаваемой детали, ничего крупнее лучины для растопки. Стулья, столы, кровать, шкафы… одеяла, шторы - все было уничтожено, штукатурка вырвана из стен, переломанные обломки вмурованы в них, от комнаты остался лишь остов с грудами развалин. И в центре всего этого - скрестив ноги и медитируя, все в том же длинном, темном халате и брюках для сна, в которых он был вчера - тихо сидел Скайуокер. Он повернулся, мягко и спокойно, словно ничего не изменилось. - Привет, Рыжая. И в нем - в нем самом - было изменение. В его отрывистом голосе, в глазах, во всем его тщательно выдержанном поведении. Она замерла, почувствовав, как бегут мурашки по спине, когда он поднялся и с легкостью пошел к ней. Распахнутый халат волочился изодранным подолом, а груды мусора сметались с пути без жеста и взгляда с его стороны. - Я должен увидеть Соло сегодня. Устрой это. И мне нужно подстричься. Сдержанное хладнокровное самообладание солдата после сражения, борющегося за возврат в нормальное состояние. На лице и шее несколько мелких, с запекшейся кровью порезов. Подойдя к ней, он остановился и наклонил голову, чтобы встретиться с ней глазами. В этот миг они были невероятно синие, отчаянные, безрассудные и сильные сразу – лишающие Мару уверенности и понимания, что он будет делать дальше. Люк склонился к ней и его близкое властное присутствие забрало у нее каждую каплю решимости не отступить перед ним и она шагнула назад, не зная, как обращаться с ним в этом состоянии. - Наверно, тебе нужно убрать тут, - заговорщически прошептал Скайуокер, словно разделяя с ней некую шутку, понятную только им двоим. Затем он прошел дальше, к высоким окнам гостиной и встал к ней спиной, глядя на рассвет. - Похоже, дождь, - небрежно заметил он, ни к кому не обращаясь. *** Когда Хан подошел к знакомому входу роскошной тюрьмы Люка, он застал картину приводимого в порядок бедлама. Обе группы входных бронированных дверей были против обыкновения заперты и находились под более усиленной, настороженной охраной; количество охранников вообще повсюду возросло раза в три. Вдоль широкого главного холла стояли большие контейнеры, наполненные чем-то похожим на мусор, оставшийся после взрыва - мелкими нераспознаваемыми обломками. Пока с него снимали наручники и открывали тяжелые блокирующие замки столовой - первой из трех комнат Люка - Хан оглянулся по сторонам: просторная неиспользуемая комната справа была точно так же заполнена ящиками с мусором. - Ха! Малыш был занят, да? - спросил он охранников, смотрящих перед собой в гробовом молчании. Последние две недели Хан провел то сходя с ума от тревоги за малыша, представляя, что с тем малышом случилось нечто непоправимое, то заверяя и воодушевляя себя мыслями о том, что все нормально – ибо Император по какой-то адской причине нуждается в Люке. Так проходили день за днем, он бродил по камере, стучал в дверь, страдал от бессонницы, лежа с открытыми глазами и прокручивая всевозможные сценарии, а к нему никто не приходил. И когда сегодня дверь наконец открылась, он так сильно стремился увидеть Люка, что шел к нему с протянутыми в наручниках руками и ухмылялся, как идиот. К тому же он по-прежнему мучился от беспокойства, подготавливая себя весь путь к любой возможной ситуации. Кроме этой, конечно. Проходя через пустой обеденный зал к запертым дверям следующей комнаты, он замедлил шаг, чтобы рассмотреть массивное повреждение в центре длинного ряда высоких окон. Отсутствовало три оконных щита, из-за проходящих ремонтных работ под сбитой штукатуркой хорошо было видно тяжелую, сложную структуру из стальных перекладин и массивных плит; транспаристил соединялся с этой конструкцией, проходя тонкими моноволокнами не только через сами стекла, но и через каркас рамы. Охранники нервно пихнули его в спину и перед тем, как открыть двери, заняли позиции по сторонам от них. Он вошел в большую гостиную со сводчатыми потолками. Привычная гнетущая тишина безличного зала была разорвана непрерывным шумовым потоком, идущим из спальни, вместе с приглушенными звуками множества голосов. Сидящий у окна Люк небрежно повернулся и взглянул на Соло. Что-то изменилось - Хан сразу увидел это, хотя и не понял, что именно. Что-то в Люке... он выглядел… другим. Не только в том, как был одет - Хан уже привык к Люку в дорогой, безупречно скроенной и отлично сидящей одежде. В ботинках ручной работы, в роскошных рубашках из тончайшего шелка или льна, создающих полное впечатление состоятельного, ухоженного человека; слишком многое вокруг него соответствовало самоуверенной чрезмерности дворцовой жизни, хотел этого малыш или нет. Волосы Люка были коротко подстрижены, очень коротко. Но не стрижка заставляла его казаться настолько другим сегодня. Это были его движения, его глаза, осторожность охранников, ходящих вокруг на цыпочках. И что-то подсказывало Хану, что он должен сделать то же самое. Затем малыш встал и подошел к нему, широко улыбаясь… и снова стал Люком… просто… возможно, с некой острой гранью в манерах. Хан автоматически раскрыл в ответ объятия. Это были те несколько секунд, когда они могли тихо обменяться краткой информацией, обнимаясь и хлопая друг друга по спинам. - На этой неделе мы уходим. Поздно, - пробормотал Люк, и Хан тихонько кивнул, отстраняясь. - Смотрю, ты был занят? - усмехнулся он, указывая на ближайшую комнату. - Нет. Нисколько. Было что-то трудно уловимое в поведении малыша – что-то неустойчивое и резкое. С близкого расстояния стало заметно, что его лицо покрыто мелкими порезами и ссадинами, и Хан нахмурился в немом вопросе. Люк просто отвернулся в ответ - как будто не заметил - в беспокойном, напряженном движении. - Входи. Что за сомнения, Рыжая? – проговорил вдруг он, не оборачиваясь. Хан оглянулся и увидел стройную, подтянутую фигуру рыжеволосой в проеме спальни, собирающейся как всегда контролировать их разговоры. Но его взгляд пошел дальше, заметив туман пыли в полностью пустой спальне. Когда двери спальни закрылись, он кивнул на сделанную в военном стиле короткую стрижку Люка: - Похоже, кто-то добрался до тебя с садовыми ножницами? Люк только снова отвел взгляд и с неопределенным пренебрежением ответил: - Думаю, это единственная стрижка, которую здесь известна. «Об этом тоже не хочет говорить.» Хан нахмурился: - Ты в порядке? Голос малыша оставался полностью нейтральным: - Да. Все хорошо. - Кажешься немного... напряженным, - надавил Хан. - Это не так, - весь ответ Люка. Хан тревожно посмотрел на Джейд. Она выдержала его взгляд целую секунду, прежде чем отвести глаза - слишком долго для нее. Голос Люка вернул Соло к нему: - Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как ты был здесь - есть, о чем поговорить. Хан не упустил смысла: у них было большое дело, которое нужно обсудить за короткую встречу, не упоминая ни о чем напрямую. - Как идет жизнь на нижних уровнях? - спросил Люк. - Хм… неплохо. Утром меня перевели из крохотной коробки девятого уровня в такую же на седьмом… ничего так вариант. - Ну, ты же знаешь, что говорят о важности разнообразия, - откликнулся Люк. – Возможно, я сам навещу тебя в следующий раз. Хан чуть приподнял брови, понимая, что Люк говорит о побеге. Это казалось странным и окольным способом действий, учитывая, что Хан часто проделывал путь через весь дворец, а Люк никогда не бывал за пределами этих трех комнат. - Лишишь меня моей регулярной прогулки? Люк немного помолчал, раздумывая. - Мы можем встретиться на полпути - уверен, что смогу устроить это. - Он слегка повернулся к своей настороженной тюремщице: - Что скажешь, Рыжая? Побежишь за мной вприпрыжку на следующей неделе? Она только молча изогнула брови. - Ей нравится эта идея, - сказал Люк, возвращаясь к Хану. - Она очень взволнована. Соло не спускал глаз с Джейд. - Откуда ты знаешь? - Она подняла обе брови. Джейд отвернулась и плавно прошла к стоящему поодаль стулу, чтобы создать им иллюзию частной жизни, которой здесь конечно же не существовало. Как малыш выдерживал это? Постоянную слежку каждую минуту? Когда Хан обернулся к Люку, глаза и мысли ребенка были все еще на ней. - Рыжая думает, что я собираюсь сделать какую-нибудь глупость сегодня, - заметил он с забавляющимся сарказмом - больше дразня молчаливую Джейд, чем разъясняя это Хану. Соло невольно подумал, как бы отреагировал малыш, если бы Хан сказал, что согласен с ней… Люк тотчас повернул голову и уставился на него острым пронзительным взглядом, давая понять, что не обязательно говорить это вслух. Но дальше ничего не последовало, гнев Люка исчез так же быстро, как и возник, он только рассмеялся, делая шаг к огромным, уходящим ввысь окнам. - Что ж, вы оба не правы, - легко произнес он, смотря на горизонт. – Со мной все в порядке. На долгое время повисла хрупкая тишина… - Итак, - Люк внезапно вернулся к разговору, - как тебе жизнь на уровне…? - Седьмом, - повторился Хан, стараясь, чтобы его тон звучал естественно и непринужденно. - Минус седьмом, подозреваю, учитывая явную нехватку окон. Так что цени, здесь у тебя и свежий воздух, и дневной свет. На нижних ярусах таких привилегий нет. - Зато ты каждую неделю получаешь прогулку по дворцу. Это десять изрядных минут свободы. Уловив в последних словах вопрос, Хан соответственно среагировал: - Я бы сказал, даже минут двадцать – и верь мне, я использую их на полную катушку. Если бежать во весь дух, то будет и десять. Хотя решетки на входе в башню здорово тормозят меня - зато дают время осмотреться вокруг. Плюс посты безопасности каждые три… - Достаточно, - просто сказала Джейд. Оба замолчали на несколько секунд, Люк полуобернулся к комнате. Не поднимая головы, Соло исподтишка пытался рассмотреть мелкие ссадины по всему лицу малыша, ощущая тревогу от его изменчивого поведения. - Выглядишь усталым, - сказал он наконец, с искренним беспокойством в голосе. - Просто надоело сидеть взаперти, - уклонился Люк. - Хочется глотнуть свежего воздуха. Хан кивнул, ничуть не успокоившись. - Знаешь, - сказал он в итоге, повернувшись к городу за окнами, - в последний раз, когда я был на Корусканте, я жаловался, что мне негде остановиться. А сейчас я нахожусь в Императорском Дворце. Не в лучшей комнате, конечно, но все же… Люк резко повернулся, понимая его. - Сколько прошло уже? - Четыре или пять лет. Не очень далеко - был вывод. - Что ты делал? - Доставку, - неопределенно ответил Хан. - Куда? - На Тиренские Острова, это район практически на экваторе. Там есть несколько пригодных мест. Сейчас было не время для уточнения координат. - Но мне не понравилось там. Может, и неплохо для короткой остановки, но слишком жарко, чтобы задерживаться там, - многозначительно произнес Хан. - Мне нравится жара, ты же знаешь, - заверил Люк. - Ты просто слишком часто попадаешь в нее. Куда деваться, - ответил Хан, сохраняя непринужденный тон. Люк улыбнулся, понимая, о чем тот говорит, но чтобы чуть разбавить эти слова для Мары, произнес: - Нет. Я был рожден в пустыне. И воспитан в ней. Помню, как я увидел первый снег, на Хоте, он перестал быть очаровательным, едва мы спустили трап «Сокола». - Ха! То-то ты постоянно вызывался там на проверку периметра, таща меня за собой, - добродушно обвинил Хан, довольно глядя, как малыш улыбается, пусть и совсем немного. - Я соблюдал график дежурств, - ответил Люк с легкостью, смотря в окно. - Да ладно, ты был коммандером подразделения и мог не включать себя в него. Люк небрежно пожал плечами: - Мне нравилось на Явине и Киркапусе. Люблю растительность, - его взгляд опустился к зеленым садам на крыше Главного Дворца. - Как в местных садах. Хотелось бы как-нибудь побывать там. Хану потребовалась секунда, чтобы понять его, и он мельком взглянул вниз, принимая равнодушный вид. - Ну, в отличие от меня, ты в правильном месте. В них нельзя попасть из Главного Дворца, они полностью ограждены. Думаю, ты даже не сможешь пройти через… - Прекратите это, - вновь прервала Мара, корректируя их беседу. Люк вопросительно повернулся к ней, с насмешливым выражением лица. Но ее это не забавляло. - Прекратите обсуждать, как добраться от башен до дворца. - Я уже знаю, как добраться от башен до дворца, - небрежно сказал Люк, вновь отворачиваясь. Мара сощурила глаза: - И как бы ты узнал это? Он указал глазами в сторону спальни: - Тебе иногда нужно использовать дроидов, а не разумных существ. Все, кто находится в той комнате, поднялись в башни, пройдя через дворец – и этот маршрут в сознании каждого пришедшего сюда, Рыжая. Включая тебя. Это не был настоящий вызов, но и Мара, и Соло отчетливо слышали ноты сдерживаемой агрессии - и это было настолько необычно для Хана, что заставило его беспокойно поежиться. - Ты не можешь читать мои мысли, - отклонила она, хотя в голосе слышалась толика неуверенности. - Думаешь, твои щиты останавливают меня? Нет. - Лжец. Люк полуобернулся к ней, скрывая лицо в яркости дневного света: - Я когда-нибудь лгал тебе, Рыжая? Она ничего не ответила, не желая быть втянутой в спор, когда он был так необычно изменчив. Но Скайуокер не позволил ей так легко отделаться: - Боишься? - спросил он со злой усмешкой. - Едва ли, - солгала она, не собираясь быть запуганной им. - А должна, - сказал он просто ломким, насмешливым голосом. И неловкая правда в его следующих словах полностью заморозила ее: - Я боюсь. И затем он сосредоточил все свое внимание на Соло. И пораженной Маре осталось лишь внимательно смотреть на него, не слыша больше ни слова из того, что они говорили. Он соскальзывал. Незаметно. Бесконечно малыми шагами. Находясь слишком долго под давлением ее мастера, разбитым и связанным, в окружении неустанных провокаций; он потерял видение и продвинулся к краю, став быстро изменчивым, неустойчивым и непостоянным. И он осознавал это. *** Вейдер шел через высокие, роскошно отделанные коридоры, ведущие к Тронному Залу, в отвращении скрипя челюстью на советников, сенаторов и моффов, прекращающих все свои злобные сплетни, чтобы успеть вежливо поклониться ему - хотя он никогда не признавал их в ответ. Его вызвали ко двору - в место, которое он ненавидел; пышность и торжественность, раздуваемые его Мастером в своем правлении, были противны ему. Вейдер не был глуп - и не был слеп к тому, что делал его Мастер. Запутанные формальности и этикет двора предназначались прежде всего для запугивания и смущения, для внушения неуверенности любому, вступающему в это исключительное окружение - чтобы пресечь любую дерзость и злоупотребления. Таким образом формировалась элита, имеющая личную заинтересованность в удержании своего положения - а значит, в более широком смысле, и положения Императора, поскольку Палпатин держал рядом с собой всех, кто имел какую-либо власть. Он сделал это своей работой: знать каждого из них. Прежде, чем войти в Тронный Зал, необходимо было пройти Зал Ожидания - такое же большое и расточительное пространство, состоящее из трех уровней и захлебывающееся в постоянной болтовне на множестве языков. Всегда переполненное буквально сотнями лакеев и подхалимов, просящими о входе в следующий зал в надежде на получение покровительства Императора. А оно всегда было строго нормировано. Хотя, когда тот был в благосклонном настроении, его щедрости не было пределов. Но чтобы получить должность или любую другую выгоду, необходимо было пройти по голове кого-то другого, никогда не зная, позабавит это Императора или разгневает. Это называлось "башмаками мертвеца" – дожидаясь обуви потенциального покойника, можно было надолго остаться босым. Огромный зал затих, наблюдая за решительно идущим и не смотрящим по сторонам Вейдером, не имеющим времени для мелочных игр всех этих презренных паразитов. Когда-то он надеялся, что Мастер избавится от всего, что они собой представляют, надеялся, что он сам истребит их, получив власть. Но с каждым днем их становилось все больше и больше, они набивали собою стены этих залов и этого дворца, обменивая власть на деньги или деньги на власть. Он ненавидел их всех, их слабости вызывали отвращение - но не большее, чем его согласие терпеть их. Грандиозные, от пола до потолка двери Тронного Зала распахнулись, и алые императорские гвардейцы шагнули в стороны, пропуская Вейдера - его никогда не заставляли ждать. Он прошел вперед, не нарушая шаг и оставляя позади шуршащие тени. Собравшиеся внутри повернулись, чтобы рассмотреть вошедшего и опустили головы в вежливом признании его статуса. Тронный Зал включал в себя палату для аудиенций, отличительной чертой которой были резные, рифленые столбы и арки, отделанные тысячами и тысячами маленьких листочков розового и желтого золота, отражающих сияние даже при самом слабом свете, тончайшие алые и сине-кобальтовые бороздки пронзали металл плавными линиями и завитками, превращаясь в рисунок грандиозного масштаба. Высокий сводчатый потолок был отделан мозаикой самого темного синего цвета с тонким золотым орнаментом, давая совершенное представление ночного неба. По обе стороны этой основной палаты шли ряды позолоченных от пола до потолка раздвижных панно, за которыми находились менее официальные, но одинаково роскошные частные приветственные комнаты, в которые допускалось очень малое количество избранных. В дальнем конце внушительного и напыщенного зала находилось богато украшенное возвышение. На этом возвышении стоял драгоценный Трон Солнечных лучей Палпатина, хваленое «место пророчества» потухшего Ордена Джедаев, взятое из Храма перед его разрушением. Трон преломлял едва различимый рядом с ним свет за счет кованой чеканной поверхности драгоценного металла из которого были сделаны солнечные лучи, формирующие спинку сиденья. На них было выгравировано печально известное пророчество о Сыне Солнц; прекрасный, древний подлинник и единственный экземпляр. Если бы у Вейдера был выбор, он уничтожил бы его - это пророчество, висящее цепью всю его жизнь на шее; уничтожил бы вместе со стулом, на котором оно было вырезано. На полу широкого, огромного возвышения, где стоял трон, располагался полукруг, зеркальная половина которого лежала уже на полу самого зала. Мозаичный узор создаваемого круга был выложен из сливочного мрамора терассоти, когда-то такого естественного на Корусканте и теперь давно ушедшего в небытие. По окружности внешнего края узор составляли серо-голубые цвета, в центре же находилось светлый красновато-коричневый меньший круг, сложная филигранная работа. Вейдер часто задавался вопросом, признавал ли кто-нибудь еще этот пол, как пол почтенной Палаты Совета Джедаев; вероятно, нет - кто мог остаться в живых из видевших его? Он хорошо понимал, как много удовлетворения приносит его Мастеру такое осквернение - осознание, что его трон опирается на пол, на котором ему когда-то не позволялось стоять. Сейчас Вейдер сам ступил на ближний полукруг, становясь на колено перед своим Мастером - опустив глаза, согнув спину и пристально глядя в пол, на котором он когда-то стоял, как джедай. Наполняло ли это также его Мастера холодным развлечением? Вейдер всегда клялся, что если он когда-нибудь поднимется до Императора, то выкорчует этот пол и превратит в пыль. Если он поднимется до Императора. Но пол оставался на месте, а он по-прежнему сгибался на одном колене каждый раз, когда приходил сюда. И он знал теперь, что его желание никогда не исполнится. Этот пол пережил сотни поколений джедаев - переживет и двух ситхов, включая его Мастера. Мысль приносила маленькую толику удовольствия. - Лорд Вейдер. Палпатин расслабленно сидел в своем троне, когда все остальные были вынуждены стоять. Никому в его присутствии сидеть не разрешалось. Он любил свою власть. И ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем пускать ее в действие. - Каковы ваши распоряжения, мой Мастер? - спросил Вейдер, уставившись глазами в этот давно знакомый пол. - Встаньте, друг мой, встаньте, - великодушно предложил Император. - Все идет, как планировалось. Вейдер молчал, точно зная истинный предмет их разговора. Не желая играть в эти бессмысленные словесные игры, он не знал, почему все же втягивается в них, учитывая контекст. Но понимал, что Палпатин прав - мальчик балансировал на грани… Хотя что-то еще удерживало его, некое чувство долга или самоограничения, всегда избегавшее Вейдера, или, может, простое упрямство - в этом они с сыном были очень похожи. С каждым днем он видел все бо́льшее отражение себя в сыне. Видел его уязвимость, быстрое колебание настроения, несмотря на все усилия сохранить контроль. Ощущал изменение чувства мальчика в Силе. Люк понимал это тоже - и он боролся с этим, всеми силами пытаясь удержать связь с тем, чего больше не существовало. Не могло существовать здесь, в такой близости к Императору. Вейдер посмотрел на своего Мастера, сидящего в молчаливом ожидании. Чего он ждал? Какого-то ответа? Подтверждения своей оценки? Если так, то это было впервые. Но у Вейдера было преимущество: уникальное восприятие Люка. Бесспорная… личная связь. - Да, Мастер, - сказал он наконец. - Хотя кое-что остается незыблемым - какую-то границу еще нужно преодолеть. Палпатин прищурил глаза в раздумье, наклоняясь вперед и медленно кивая. Однако он продолжал молчать, уставившись на своего слугу в течение долгого времени, и размышляя больше не о его словах, понял Вейдер, а о нем самом . Вейдер сохранял спокойствие, не желая участвовать в этом дальше и уже сожалея о том, что сказал - чувствуя, что некоторым образом предал мальчика. Раньше, до прибытия сюда его сына, он заговорил бы сейчас – не выдержав дискомфорт от пристально-пытливого взгляда Мастера. Теперь же он чувствовал себя необычно спокойным - близкое присутствие сына, его родство и способности, давали Вейдеру уверенность там, где прежде ее не было совсем - не перед его Мастером. И как Вейдер ни пытался скрыть эти чувства, Палпатин их понял. Он тревожно шевельнулся, поднимая щит за щитом, но знал, что уже поздно - он уже слишком много отдал тем, что смело стоял перед лицом Мастера, тем, что высказал свои мысли и тем, что вообще имел это близкое понимание своего сына. Палпатин расслабился. Приняв какое-то решение. - Вы преуспели в последнее время, лорд Вейдер, и я хочу вознаградить вас, - объявил Император, быстро и решительно произнося слова. Глаза Вейдера сузились. Вознаградить? Его Мастер не вознаграждал. Что делал коварный старый ситх? - Я реструктурирую Флот, чтобы он лучше отвечал потребностям моей Империи. Вы получите новые обязанности и полномочия, друг мой - в знак признания вашей образцовой службы. - Да, Мастер, - беспокойно произнес Вейдер в поиске ловушки, слыша осторожные ноты в собственном глубоком голосе. - Моя Империя и мой Флот выросли до небывалых размеров, лорд Вейдер. Я установил Декрет о разделении Флота для большей эффективности на два отдельных формирования. Одно будет называться Центральным Флотом, ответственным за все аспекты поддержания стабильности в Центральных мирах и Колониях. Второе будет называться Флотом Внешнего Кольца, контролирующим все другие территории и несущим обязанности как по дальнейшему расширению Империи, так и по ее охране от всех мятежей и подрывной деятельности. Территории Внешнего Кольца требуют сильной руки, верности и приверженности имперской политике. Ваш опыт и усердие в этих областях заработали вам право командовать Внешним Кольцом от моего имени, друг мой. Я не могу назвать никого, кому доверял бы больше, чем вам. А, вот он - поворот ножа. Его ссылали, понял Вейдер. Подальше от дворца и подальше от сына. Его Мастеру нужно время, чтобы полностью склонить мальчика на Темную Сторону Силы - гарантируя при этом его преданность себе. Присутствие Вейдера теперь расценивалось как осложнение и потому стало нежелательно. Территории Внешнего Кольца были громадны, и без законной причины привести флот к Центральным Системам Вейдер будет оставаться вдали в течение долгого времени. Мастерски сделано... Впрочем, от человека, поставившего на колени Республику, он и не ожидал меньшего. Палпатин растянул тонкие губы в торжествующей улыбке: - Вы должны немедленно отправиться в сектор Меридиана, друг мой. Вашему флоту будет приказано присоединиться к вам в ближайшие дни. Вейдер шокировано поднял подбородок: - Прямо сейчас? Император молчал, пристально смотря сверху на Вейдера, жестким, горящим взглядом, в течение долгих секунд, пока тот не сдался; держащие его цепи были слишком старые и глубоко врезавшиеся, чтобы он мог сопротивляться им. - Как пожелаете, Мастер. Палпатин продолжил говорить, словно не было никакой заминки: - Поступило сообщение, что большая группа мятежников скрывается в астероидном поясе Гиона. Выследите их от моего имени так, как это можете только вы, лорд Вейдер. Уничтожьте их. Это первая миссия для вашего нового флота, друг мой, и вы должны полностью посвятить себя ей. Я уверен, что вы не подведете меня. Окончательность последних слов указала на то, что Вейдер свободен. Он низко поклонился в ответ, развернулся и пошел прочь. Шелест голосов на его обратном пути заставил в раздражении стиснуть зубы. Слепые, властолюбивые дураки, они видели только то, что Император вознаградил верность своего избранного слуги. Но Вейдер знал правду - эта пустая честь забирала у него сына… а также все возможности по обеспечению лояльности мальчика. Странно, но в эту минуту, первое значило для него гораздо больше второго.