Телохранитель

– Фергус Маклауд, но зовите меня просто Кроули, – этот высокомерный и нахальный голос никак не шел из головы Винчестера. Вот уже целая неделя прошла с того момента, как появился этот странный парень и с легкостью завоевал сердца своих новоиспеченных одноклассниц дерзким характером и железной волей. Как оказалось, Кроули безупречно усваивал весь учебный материал, поэтому от профессоров он получал исключительно лестные отзывы, чего нельзя было сказать о Дине. За последнее время парень частенько абстрагировался от внешнего мира, полностью игнорируя замечания и гневные взгляды учителей, вследствие чего частенько попадал к мистеру Сингеру, что никак не сказывалось положительно и на без того натянутых отношениях с директором. Вот и сейчас, в очередной раз настойчиво проигнорировав гневные упреки и предупреждения Габриэля, Дин в гордом одиночестве восседал у двери директорского кабинета. Спустя какое-то время из глубин соседнего помещения послышалось тихое шебуршание, а затем низкий, старческий, но от того не менее твердый, голос возвестил о том, что посетитель может войти. Винчестер, устало вздохнув, поднялся с твердого стула и подошел к белой двери. Взгляд парня упал на дверную табличку, на которой ровным, почти каллиграфичным почерком было выведено: “Роберт Сингер. Директор”. – Ну и как долго мне еще вас ждать? – раздался нетерпеливый голос мужчины за дверью. Дин нажал на ручку и открыл дверь, – О, мистер Винчестер, однако зачастили вы ко мне в последнее время. На это своеобразное приветствие Дин лишь устало закатил глаза в потолок и промолчал. Послышалось легкое шуршание множества бумаг, полностью закрывавших рабочее место Сингера, и Дин устремил любопытный взгляд на мужчину, наполовину скрывавшегося под стопками договоров. В глаза бросилась небольшая бумажка, неприметно покоившаяся на уголке деревянного стола. В голове Винчестера вспыхнула некая искорка воспоминаний, снова уводя его в мир иллюзий, но в этот раз из параллельной вселенной его вывел резкий возглас: – Мистер Спейт сказал, что вы... “в наглую пропускали мимо ушей весь излагаемый мной материал, чем оскорбили до глубины души мои педагогические принципы”, – спародировав манеру речи учителя-сладкоежки, прочитал Сингер и поднял на парня взгляд уставших карих глаз. Дин лишь утвердительно мотнул головой, стараясь никак не провоцировать мужчину на такой не нужный сейчас скандал. Роберт Сингер тяжело вздохнул. Сказывались множественные часы рутинной бумажной работы, отчего хотелось незамедлительно окончить рабочий день и отправиться в какое-нибудь заведение, чтобы расслабиться за парой бутылочек холодного пива. Именно поэтому он кинул в Дина испепеляющий взгляд и с наставительной интонацией произнес: – Советую тебе вновь включиться в работу, а не витать в облаках, балбес. А теперь иди домой, я слишком устал, что бы разгребать твои проблемы. Парень лишь вновь воодушевленно кивнул и вышел из кабинета. Всю дорогу до дома Дина не покидало ужасное чувство дежа вю. Какая-то маленькая деталь из разговора с Сингером пробудила внутри него смутное чувство тревоги. Наконец достигнув входной двери своего жилища, Винчестер незамедлительно взлетел по лестнице в свою комнату, будто за ним гналась стая голодных волков. Дыхание сбилось, а сердце отбивало неистовую барабанную дробь, грозясь вот-вот выпрыгнуть из груди. Парень медленно подошел к своему письменному столу, осторожно обходя множественные стопки виниловых пластинок, оккупировавших его комнату, и затаив дыхание, выудил из органайзера надежно запрятанный маленький неприметный ключик. Около минуты Дин сверлил небольшой предмет взглядом, надеясь, что тот расплавится и все проблемы незамедлительно исчезнут вместе с ключом. Приставив вещицу к замочной скважине нижнего ящика письменного стола, Винчестер аккуратно провернул металл, и отворил таинственный ящик, на дне которого покоился помятый, пожелтевший от времени, листок бумаги. Парень тут же выудил из пыльного плена бумажку. Руки предательски тряслись, поэтому Дин прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Наконец-то его выписали из этой ужасной больницы. Все тело по-прежнему неприятно саднило, но с этим можно было смириться, расслабившись на такой желанной мягкой кровати в собственной комнате. Более двух месяцев Дин Винчестер провел в заточении угнетающих больничных стен, пропитанных криками боли, мольбой о помощи и безнадежного отчаяния, подкрепленные едкими запахами медикаментов. Ежедневные процедуры, навязываемые мальчику, докучали еще больше, чем неприятные ощущения в теле. Винчестер старался не думать о причине своего попадания на больничную койку. Однако если днем, с трудом, но удавалось забыться, то ночью все ужасы беспощадно пробивались в детское подсознание, вновь и вновь подкидывая одну и ту же картинку: он сам, истекающий кровью, лежит на грязном, мокром асфальте, а над ним, навзрыв плачет Кастиэль, без конца пытаясь дозваться до бездыханного тела. По его красивому лицу стекают дорожки слез, а в глубоких синих омутах зарождалось отчаяние и страх. И Дин ничего не может с этим поделать, вновь и вновь наблюдая за страданиями своего лучшего друга. Вот и сейчас, окруженный родной обстановкой собственной комнаты, Дин просыпается с криками ужаса в мокрой от пота и слез кровати. Спустя месяц, жизнь понемногу начала устаканиваться, возвращаясь в привычное, насколько это было возможно, русло. Взволнованные Винчестеры настояли, чтобы какое-то время Дин продолжил обучаться дома, под надежным надзором бдительных родителей. Мальчик почти не выходил на улицу и не общался ни с кем из друзей, однако безостановочно получал новые и новые открытки с пожеланиями о выздоровлении. Вот и в это воскресное утро, мать зашла в комнату к сыну, погруженному в чтение очередной книги, и бережно положила стопочку конвертиков. Дин, бросив любопытный взгляд на бумагу, отложил книгу. Мэри грустно улыбнулась, наблюдая, как ее драгоценное чадо медленно загребает к себе в кровать множественные открытки от друзей, и вышла из комнаты, оставляя сына одного. Дин лениво начал перебирать листы плотной бумаги, пробегая глазами по строчкам с пожеланиями, как из стопки вылетел неприметный листочек, отличающийся от других своей небрежностью. Винчестер заинтересованно посмотрел на бумажку и развернул ее. Глаза тут же распахнулись от нескрываемого ужаса, а из груди вырвался надломленный крик, наполненный болью и отчаянием. Напуганная миссис Винчестер забежала в комнату и прижала к себе сына, полностью захваченного внезапной истерикой, начала поглаживать его по голове, шепча успокаивающие слова ему на ухо. Когда Дин немного утих, уткнувшись в ее шею, женщина увидела смятую в кулачке небольшую записку. Развернув ее, Мэри охватила волна ледяного страха за сына. На клочке бумаги небрежно была начиркана пара слов: “Я еще вернусь, Винчестер”. Парень тяжело вздохнул, возвращая себя к реальности. Заточив треклятую бумажку в очередной долгосрочный пыльный плен под надежным замком нижнего ящика, Дин схватился за телефон и машинально набрал наизусть вызубренный номер. – Алло, – раздался знакомый бархатный голос. – Кас? – Нет, императрица Екатерина II, кто же еще? – немного нервно ответила трубка, – Дин? Что-то случилось? – Винчестер ничего не ответил, тем самым затягивая неловкую паузу. – Давай встретимся? Сейчас, – внезапно выдал Дин, на что трубка немного помолчав, согласилась встретиться в парке через тридцать минут. Парень, откинув уже бесполезный телефон, скинул с себя одежду, в которой ходил целый день и отправился в ванную, надеясь, что холодной воде удастся отрезвить его. Кастиэль... Его маленький невинный Кас... От осознания скорой встречи, на душе как то незаметно потеплело, заставляя растянуться в глупой улыбочке пересохшие губы. Где бы сейчас был Дин, не встреть он давным давно этого странного смышленыша со странным именем и большими, ясными как небо, глазищами? Однажды он его потерял, и весь его мир рухнул в одночасье. Теперь же судьба даровала ему второй шанс получить душевное спокойствие. Ведь Кас был не просто другом, он был неотъемлемой частью его жизни, частью Винчестера. В голове промелькнула шальная мысль, заставляя Винчестера немного смутиться, но отчего-то она не казалась неправильной. Пожалуй, парень принял свое решение. Оставалось дело за малым – решение Кастиэля. Легкий ветерок приятно холодил щеки, согреваемые теплыми лучиками весеннего солнца. Наслаждаясь долгожданным теплом, в небе летали стаи птиц, распевающих радостные трели. Небо было на удивление чистым, без единого намека на облака, отчего на душе становилось легко и радостно. Проведя привычным движением ладони по растрепанным темным вихрам, парень откинулся на спинку небольшой скамеечки в тени высокого, начинающего зеленеть дерева. Вот уже десять минут, как Кастиэль в гордом одиночестве ожидал прибытия Дина. Его внезапный звонок неслабо взволновал Новака, отчего сейчас он как мог, пытался расслабиться, наслаждаясь красочными пейзажами оживающего парка. Спустя какое-то время, в дали все же показалась знакомая фигура, поспешно приближающаяся к парню. Кастиэль медленно поднялся со скамьи, отдернув длинные полы своего излюбленного бежевого плаща, и улыбнулся подбежавшему другу. В следующее мгновение весь мир повернулся на сто восемьдесят градусов и стремительно пополз из-под ног. Винчестер набросился на Кастиэля, заключая того в крепкие объятия и припадая с нежным поцелуем к потрескавшимся пухлым губам Новака. Ойкнув от неожиданности, Кас неуверенно обвил шею Дина руками и ответил на поцелуй, постепенно углубляя его. По мере того как их языки сплетались в страстном поцелуе, тела медленно прижимались все ближе друг к другу, стараясь сократить расстояние между ними до минимума. Они так и продолжали самозабвенно целоваться, разделяя весь мир, внезапно сжавшийся до размера одного конкретного человека, на двоих, наслаждаясь нежными и такими желанными прикосновениями, пока воздуха в легких стало критически не хватать. Оторвавшись от пухлых губ возлюбленного, Дин судорожно вздохнул, утопая в яркой сини распахнутых глаз напротив. Так близко, так горячо, так уютно. – Люблю тебя, – тихо прошептал Винчестер, утыкаясь носом в шею Кастиэля, вдыхая такой родной мятный запах шампуня. Новак, опешивший от такого внезапного признания, расплылся в улыбке, обхватывая возлюбленного за талию и прижимая ближе к себе. – Я тоже тебя люблю, Дин. И всегда любил. Винчестер вновь поднял удивленный взгляд, сталкиваясь с голубыми омутами, в которых виделась неприкрытая нежность. Удовлетворившись ответом, Дин вновь припал губами к губам Кастиэля, вовлекая того в очередной поцелуй, полный непередаваемой нежности и любви друг к другу.