Часть 10
4 января 2015 г., 14:17
Прежде чем «вручить подарок» подопечному, Ангел сводил Эльфа оценить сюрприз.
Болтаясь по небу с различным поручениями, Ангел заметил в открытом море крошечную (с высоты птичьего полета) лодчонку. Суденышко потеряло парус под порывами злого ветра. Вместо мачты торчал обломок.
В скорлупке, которой небрежно играли высокие волны, обнаружилось два существа. Один — дряхлый, но вполне живой. Второй — юный, ровесник их монашку. Вот только он едва держался за жизнь, стремительно угасая из-за потери крови от глубоких ранений. Вся грудь его была усеяна поломанными стрелами, не спасла нещадно потрёпанная в бою кольчуга.
Ангел, разумеется, не оставил несчастных в беде. Тем более выяснилось, что старший путешественник направлялся именно в те края, где жил монашек. К сожалению, он понятия не имел, что штормовой ветер отнес судёнышко далеко в сторону. Если бы не «крылатая тяга» — так старик до дома и не добрался бы.
Ангел не нашел иного способа помочь: подхватил болтавшиеся по ветру веревочные снасти и со всей силы замолотил по воздуху крыльями. Привёл-таки лодку к скалистому берегу.
— Ты же… — с изумлением опознал Эльф своего дряхлого соплеменника.
— А ты?.. — с трудом вспомнил своего внучатого племянника горе-путешественник. — Как… она? Завела семью? Сколько детишек родила? Жаль, не сумел побывать на ее свадьбе…
— С ума выжил? — оборвал стариковские сетования Эльф. — Тетка тебя до сих пор дожидается! Проваливай отсюда! Беги к ней скорее! Падай в ноги, проси прощения за бессмысленно украденные века ее молодости!
Ангел вскинул брови, увидев, как поразительно помолодел от лестной новости эльф-путешественник. Только что был сморщенным и немощным, а расцвел глупейшей улыбкой, от которой морщины вмиг разгладились — и рванул через чащу и буераки, что молодой олень!
— Ну, теперь стоит ждать в нашей общине пополнения, — улыбнулся Эльф. Пояснил для непонятливого возлюбленного: — После свадьбы! На радостях тройню родят, не иначе.
— А они смогут? — осторожно уточнил Ангел. – Не слишком стары для этого?
Эльф лишь фыркнул.
И полез через скалы проверять второго «найдёныша», который уже даже не стонал, потеряв сознание. Спохватился по пути:
— Неловко как! Не поблагодарили дядюшку, что смотрел за раненным!.. Хм. То, что нужно! — оценил находку он, внимательно всмотревшись в измазанное побуревшей кровью лицо, изможденное, точно у бледного призрака. — На тебя кудрями похож.
— А глазами — на тебя! — вставил радостно Ангел.
Эльф пожал плечами — сложно оценить, если парень в глубоком обмороке.
— Наконец-то наш мальчишка найдет достойное применение своим лекарским умениям, — со вздохом добавил Эльф.
— Я тоже подумал: негоже нам приучать смертного к себе, — кивнул Ангел, не принимавший намеков и недоговорок. — Смертные должны влюбляться в смертных.
От этих слов Эльфу совсем взгрустнулось…
Однако думать о будущем было пока рано — вероятное будущее их монашка грозило скончаться прямо сейчас у них на руках.
Но молодой рыцарь выжил.
Сперва Ангел немножко подколдовал, чтобы душа не отлетела в Рай раньше времени.
Затем «невидимка» почти что пинками прогнал монашка от двора до побережья. И удержал за штаны, когда мальчишка от неожиданности, завидев окровавленный «сюрприз», сам едва не свалился в море со скалы.
Потом втроем поднимали умирающего на берег, сообразив носилки из обломков досок. Несли к лачуге, стараясь не растрясти, чтобы кровотечение не открылось с новой силой.
Далее уже все заботы свалили на плечи монашка. Тот уложил несчастного, издырявленного парня на свою постель. Раздел, промыл раны. Сделал примочки и перевязку, изорвав единственную чистую простыню на полосы, а когда не хватило — и свою праздничную сутану не пожалел, додрал окончательно.
Не отходил от «найдёныша» ночи и дни напролет. Когда тот чуть приходил в себя и начинал громко стонать — монашек вливал ему по глотку укрепляющее зелье, собственноручно сваренное из наконец-то пригодившихся редчайших травок, ради которых в свое время лазил по чащам и болотам… Раненый глотал с трудом. Чтобы зря не проливать отвар, монашек наловчился поить изо рта в рот. Поцелуи с принимающей стороны выходили холодными. Но мальчишка невольно распалялся — и ходил потом понурый, стыдясь своего неуместного возбуждения.
Монашек спал рядом с кроватью на полу — и просыпался от каждого вздоха и шороха.
Приподнимал раненому веки, оттененные темными кругами, чтобы проверить зрачки. И мечтал, что наступит день, когда эти глаза с красивым цветом радужки посмотрят на него осмысленно, не закатываясь под лоб.
Он вымыл и расчесал длинные волосы, оказавшиеся цвета темного золота с легкой рыжинкой. И не отказал себе в нескольких минутах мечтательного созерцания…
Заботы о домашней живности и огороде пришлось взять на себя Эльфу. Впрочем, скоро наступили холода, потом ударили настоящие зимние морозы — и пасти по холмам козу или поливать грядки надобность отпала.
Потянулись однообразные дни ожидания.
По забеленному первым снегом двору отчетливо прочертился треугольник тропинок, соединивший дверь лачуги, вход в сарай да уборную будку за огородом.
Так и коротали время: днем монашек и Эльф сидели у постели раненого, хотя толком поболтать друг с другом не могли — разговаривал один монашек, часто и надолго умолкая, задумываясь о своем. Раненный постоянно спал — однажды заглянувшая лекарка присоветовала держать его под сонным дурманом, чтобы от боли не метался и не повредил медленно затягивающиеся раны.
А ночью, когда Эльф отправлялся на сеновал предаваться грезам — монашек ненадолго присоединялся к нему. Чтобы сбросить накопившуюся за день усталость, забыться во взаимных ласках. Помечтать о благополучном выздоровлении…
Правда, ведь когда тот выздоровеет — он же сразу захочет вернуться к себе на родину? Не останется же молодой рыцарь навсегда в лачуге у сумасшедшего отшельника, разговаривающего с невидимками… От этих мыслей монашку делалось обидно и горько.
Хотя как он умудрился привязаться к своему «найдёнышу» настолько сильно? Они ведь даже ни разу не разговаривали! Он лишь обтирает безвольное тело полотенцем, смоченным в теплой воде с душистым отваром, сбривает острым лезвием несерьезную юношескую щетину с подбородка. Лишь меняет ему припарки и перебинтовывает повязки. Через поцелуи поит целебными настоями, заставляет по ложечке глотать мелко размятую пищу. Разминает мышцы, чтобы смог встать, когда очнется. В конце концов, меняет ему пеленки, как младенцу.
Но в сердце всё больше укреплялась неразумная обида: ведь всё это время, во сне, рыцарь даже не подозревает, кто за ним так бережно ухаживает. Вот очнется — и пошлет к чертям со своей заботой? Это ведь рыцарь, а не какой-нибудь простолюдин.
Невеселыми размышлениями монашек не делился даже со своим ласковыми «невидимками». Впрочем, те и без откровений догадывались, что за тени прочертили ранние складки на хмуром лбу — и потому старались дарить ласки и наслаждение еще слаще и жарче.
Хотя сперва монашек стеснялся приходить на сеновал в те ночи, когда их навещал Ангел. Воображал, будто станет третьим лишним. Однако его горячо заверили в обратном — и зимние ночи сделались душнее летних…