Золушка

Леви возвращалась в замок. Её мучали въедливые подозрения. Как связана та сумасшедшая фея со знаком военного отряда? Зачем она носит плащ с ним? Какого черта происходит? И как сюда втянута она? Её догнал запыхавшийся Эрен. — Погодите! Леви покосилась на него, не замедляя хода. — Не говорите Его Высочеству, что я проиграл вам! — с отчаянием воскликнул он. — Боишься опозориться? Не стоит недооценивать противника. Это тебе урок на будущее, — хмыкнула Леви. — Не говорите ему. Тогда он не пустит меня в академию! Эрен вовсе не умолял. Его настрой был поразительно решительным и словно переносился по воздуху. Леви замерла и неожиданно развернулась, заставляя мальчишку почти врезаться в неё. — Академию? — Кадетскую академию! Я хочу сдать экзамены и вступить в ряды защитников! — Эрен сжимал кулаки, а глаза его сейчас ясно-зеленого цвета пылали решимостью. — Хм. А ты уверен, что с этим справишься? Она совсем не видела в нём хорошего бойца, хоть Эрен и не так плохо держался. Ничего не пообещав, она продолжила путь в спальню. Эрен плелся за ней. То ли хотел проверить, расскажет ли она про его проигрыш Эрвину, то ли исполнял обязанности лакея. Они шли по коридору уже почти у покоев Золушки, как вдруг она увидела знакомую фигуру, сворачивающую за угол. — Кто это? — Леви в порыве схватила Эрена за шиворот, притянув ближе. — Э... Это была Ханджи Зоэ. — Кто она, я спрашиваю?! — повторила Леви уже зло и нетерпеливо. — Советник короля. Она периодически здесь появляется. Но не так часто, чтобы я многое знал о ней. — Жди здесь! Леви отбросила Эрена так, что он чуть не свалился на пол, и побежала вдогонку женщине. Та неторопливо шла по коридору и разве что удивленно охнула, когда Леви, развернув её, впечатала в стену. — Не соблаговолите объясниться? — прорычала она. Губы сжались в тонкую линию, что было вроде привычно для вечно угрюмой Леви. Но сейчас они сжались чуть сильнее, что было признаком её крупного недовольства. — Привет, Леви. Как делишки? — Ханджи говорила так, как если бы принимала участие в дружеской беседе, а не была прижата к холодной кирпичной кладке. — Освоилась уже в новом жилище? — Да ты издеваешься?! — процедила Леви. — Вовсе нет. Это не праздный интерес. Меня действительно волнует твоё положение. Как тебе здесь? Кормят? Вкусно? А комнату хорошую дали? — женщина говорила, делая остановки, словно общаясь с туго соображающим ребенком. При этом звучало довольно доброжелательно, но Леви выводило из себя. — Что ты несешь?! Какое отношение ты имеешь ко всему этому? Ты меня сюда специально притащила? — Разве? — брови женщины поползли наверх. — Я всего лишь дала тебе платье, остальное ты сделала сама. Лицо её выражало неподдельное удивление. Хотя в глазах не исчезала легкая социопатия. Социопатия, характерная экспериментаторам, которые ради своих замыслов готовы на многое. На чересчур плачевное для других многое. Леви пугали эти искорки в Ханджи. Леви пугала эта женщина. Её непонятная роль, и от этого непонятная роль самой Золушки. — Что вы затеяли? — спросила спокойнее Леви, отпуская её и чуть отходя. Ханджи вздохнула полной грудью, встряхнула полы плаща. — Что это за игра? — Жизнь. Возможно, вся жизнь игра. Как считаешь, Леви? — уклончиво ответила она. У неё была забавная манера речи — она раздражала Леви и одновременно заставляла думать, что же за подтекст скрывается в её словах. — Чужие жизни не игрушка. — Жизни — да. Разве я что-то говорила про жизни? Я заставляю искать тебя тайный смысл там, где его нет? Нехорошо. Хотя, — она поправила те странные очки на резинках, — думать всегда полезно. Так ведь, Леви? Леви только хмуро сложила руки на груди. — Да не переживай ты! — фея хлопнула её по плечу. — Всё будет хорошо. Должно быть хорошо... Леви судорожно сдерживала остатки самоконтроля. — Какого черта Вы задумали со мной провернуть?! — гнев легкой волной вышел наружу, немного сбросив напряжение. — Я всего лишь помогаю тебе найти свою любовь, — радостно расплылась в улыбке фея. — Соединять сердца так прекрасно. Конечно, не сердца в прямом смысле. У меня есть некое медицинское образование, но оно не потянет на такого рода операции, — Она совсем позабыла о теме разговора и о сбитой столку Золушке. — Интересно, а кто-нибудь вообще проводил подобные опыты? Смогут ли два сердца, объединенные в одно, функционировать. Наверное, нет. А что, если да?! Прижимая ладони к щекам, она качалась из стороны в сторону в своем нелепом трансе. «Кажется, еще чуть-чуть, и ей самой придется врачей вызывать. Хотя, она меня скорее доведет», — думала Леви. — Так о чем мы? — через пару минут собственного бухтения очнулась фея. — О любви, да! Ей, похоже, и не нужны были реплики собеседника, вполне устраивала беседа самой с собой. — Любовь — это прекрасно. Ты же согласна со мной? — Не знаю. Не имела чести испытывать. Ханджи разочаровано зацокала языком. — Для чего я здесь? — в который раз спросила Леви. — Так для этого самого. Для любви! Леви фыркнула. — А теперь спешу откланяться. Мне пора. Без лишних прощаний Ханджи развернулась и пошла прочь. — Я видела этот знак. Это символ отряда, что давно расформировали. Зачем вы его носите? — Я же уже говорила. Чтобы летать, — не оборачиваясь, прокричала она и, подняв руку над головой, помахала, от чего крылья на её плаще заколыхались. Леви, всё ещё злясь, потопала в свою комнату. Эрен проскользнул за ней. И даже когда девушка не демонстративно плюхнулась на кровать, не собирался уходить. — Ну, чего тебе? — Не рассказывайте Его Высочеству! — порывисто выкрикнул Эрен чуть громче, чем следовало, впиваясь ногтями в древесину стойки от балдахина. — Если расскажешь, почему тебе это так важно, и всю ситуацию в замке, то так уж и быть, — пообещала Леви, хотя она и так не собиралась ничего рассказывать. Эрен, присаживаясь на край кровати, принялся торопливо рассказывать. Сначала нерешительный Эрен в итоге вошел в раж и выкрикивал свои слова уже как лозунги. Он хотел воевать. Хотел, но принц запрещал ему под предлогом слабости и неподготовленности мальчишки. Конечно, на фоне Микасы он выглядел довольно тускло, но жажда сражаться в нём не затухала. У соседних стран шла война. Эрвин помогал союзникам, но фронт переносился всё ближе к их же границе. А Эрен, Эрен просто не мог сидеть и ждать — ждать, пока война перекинется на их землю. Пока дома безвинных крестьян будут уничтожены, а их поля окропятся кровью. Колоски со спадающими от легкого ветра алыми каплями будут свидетельствовать, что урожай уже не будет собран теми же заботливыми руками, которые когда-то сеяли зерна, веря в будущее. Он всё лопотал и лопотал о борьбе, даже перекрикивая гром от начавшейся грозы. И только заметив усталый вид девушки, собрался уходить. Однако, Золушка схватила его за локоть и потянула на себя. Эрен растянулся на кровати. — Не уходи. Полежи со мной. — И долго мне лежать? — спросил Эрен, смотря в потолок. — Столько, сколько нужно, — буркнула Леви, разочаровываясь тому, что он не может притвориться спокойным бревнышком. Это всё, что от него требовалось. Эрену было бы неловко лежать в одной постели с любой девушкой, а с этой и подавно. В памяти всплывали выглядывающие из-под остатков платья округлости, и Эрена бросало в жар. Молния ударила ещё раз, и Леви вздрогнула, рука её задела руку Эрена. — Вы боитесь? — поражено понял он, удивившись ещё и холодности руки девушки. — Нет! Леви отдернула её, как всегда злясь прорвавшимся эмоциям. Эрен повернулся на бок и молча накрыл её ладонь своей, согревая. Молния опять заставила Золушку вздрогнуть. — В грозу умерла моя мать. С тех пор я её... Недолюбливаю. Леви всегда прибегала в дождь к матери. Она не страшилась непогоды, всего лишь находила предлог, чтобы побыть с ней лишнее время. Кенни не спал с женой — боялся помешать отдыху больной, поэтому не мог видеть Леви, проскальзывающую в заветную дверь. Леви всегда сворачивалась клубочком под боком мамы и, согреваясь, дремала. Но сейчас, устроившись поудобнее, она не чувствовала прежнего привычного тепла. Леви приподнялась, вглядываясь в до боли знакомое лицо, но сейчас чем-то отличавшееся. Вспышка за окном осветила закатившиеся глаза и приоткрытый, будто в слабом крике или предсмертном шёпоте, рот. Теперь каждая гроза вызывала болезненные воспоминания. А сейчас она успокаивалась, ощущая теплые пальцы Эрена, напоминающие, что она тоже ещё жива. Под барабанную дробь дождя они задремали. А молнии, как отблеск света в очках сумасшедшей, вырывали из тьмы прижавшуюся к плечу парня, выглядящую совсем хрупкой и беззащитной, Леви и Эрена, всё ещё сжимающего её ладонь. Утро началось с громкого стука в дверь. Леви рефлекторно, не успев и подумать, с силой пнула Эрена, да так, что он скатился с кровати. Очухавшись, он разинул было рот для возмущений, но подавил желание, осознав двусмысленность ситуации, и молча закатился под кровать. После повторного стука дверь открылась, и в спальню вошла миловидная девушка. — Доброе утро. Я вам не помешала? Леви помотала головой. — Я ваша фрейлина. Петра. Окинула взглядом комнату и, скептически изогнув бровь, она продолжила: — Я вижу твои ноги. Эрен нехотя выбрался из-под кровати. Они, не обращая внимания на Золушку, препирались между собой по поводу вечного влипания Эрена в дурацкие ситуации. Отругавши его как следует, девушка сообщила, что с этого дня Леви будут даваться необходимые уроки как вести себя в обществе. И сегодня начнут с танцев, потому как на планируемом балу в честь помолвки им придется танцевать с Эрвином перед гостями. После завтрака Леви, Петра и Эрен собрались в одной из пустых комнат, коих в здании было великое множество. Петра объясняла, как надо двигаться, показывала на Леви, а затем требовала воспроизвести пройденное с Эреном. Леви ломано повторяла движения, показанные Петрой, то и дело отдавливая ноги Эрену, отчего тот чертыхался сквозь зубы. Просто кружиться, ведомой Эрвином, было легко, но теперь приходилось обучаться определенным танцам. И этот был ещё не самый сложный. То же самое повторялось и назавтра. Несколько дней Леви встречалась с Эрвином только за ужином, да и то если его не задерживали государственные дела. Они сидели по краям, пожалуй, слишком длинного стола, но голос Эрвина прекрасно был слышен, наверняка, и за дверью, а Золушке уж и подавно. Он рассказывал ей о музыке, искусстве, даже видя, что темы эти её совсем не привлекают. Да, искусство не входило в главные интересы Золушки, но будущей принцессе должно иметь знания не только в зоне своего комфорта, а куда больше. Уплетая наивкуснейший омлет, Леви пыталась запомнить отличие натюрморта от пейзажа и гораздо более сложные понятия. Конечно, это не самая высокая плата за освобождение от мачехи, но вот слова Армина не давали ей покоя. Они назойливыми мушками буравили её память. И ей уже надоело отмахиваться. На днях Леви познакомилась с сестрой-близнецом Армина — Кристой. Девочка оказалась куда приветливее своего брата. Леви немного колола зависть, когда она наблюдала за отношениями Кристы и ее фрейлины — Имир. Они казались столь неимоверно близкими, что Леви тоже хотелось иметь такого человека в своей жизни. Криста даже ходила смотреть на тренировки Микасы и Леви. Эрвин дал своё добро на это эксцентричное, как он выразился, хобби для принцессы. Потихоньку к ним затесалась и Саша с Конни. Впрочем, Саша больше любила баловаться с луком, стреляя по мишеням в форме кроликов, что сама тщательно вырезала. Жан хохотал над Эреном, падающим в песок. За что был опрокинут туда же самим Эреном. Смотря на их возню, Леви не могла сдержать не характерной для неё улыбки. И вот однажды Леви пригласила к себе Энни. Мачеха стояла в её покоях совсем недалеко от двери, будто хотела сбежать. Обменявшись ничего не значащими приветствиями, они некоторое время молчали. Леви заговорила первой. — Вы не привыкли к лишним размусоливаниям, так что я перейду сразу к делу. У меня есть к Вам предложение. Вы ведь любите своих дочерей? Энни не отвечала, сузив глаза, она пыталась понять, к чему же ведет Золушка. — Что если я устрою вам безбедную жизнь? Найду мужа куда богаче моего отца. Ваши дочери будут купаться в шелках и не знать бедности. Взамен требуется лишь оставить моего отца в покое. У мачехи расширились глаза, и на миг она выглядела так, словно только что получила оплеуху, да еще такую развесистую, что не каждый бы выдержал. Вернувшись в своё обычное состояние, она подошла ближе к Леви и, поджав губы, вглядывалась ей в глаза, а потом, подавшись вперед, зашипела. — Я пойду ради своих дочерей на всё, да. Но ты зря думаешь, что я брошу твоего отца. Улыбка, готовая появиться от почти свершившегося, как она думала, плана, умерла ещё в зародыше. — Но… — Я люблю его. Не смотря ни на что. Не смотря на его несносный характер. Думаешь, мне так уж хотелось вести себя с тобой столь холодно, и даже грубо? Думаешь, мне хотелось давать тебе минимум того, что можно было бы? Думаешь, всё это забавляло меня?! Леви пораженно смотрела на искаженное лицо мачехи прямо перед своим носом. — Это его чертовы методы воспитания, видишь ли! Что я могла сделать? Я просто слабая женщина, идущая у него на поводу. Сколько раз я видела ненависть в твоих глазах. Раз за разом… Раз за разом она проскальзывала. Просачивалась через твою непоколебимость. Думаешь, мне доставляло это удовольствие?! Щёки Энни раскраснелись, она тяжело дышала. Хотя чувствовала себя она в разы легче. Тяжесть, давящая так долго, буквально вдавливающая в землю, деформирующая личность, ушла. Наконец. — Что за хрень ты несёшь? — процедила Леви, хотя ей хотелось кричать. — Видишь ли, Кенни решил, что так воспитает тебя сильной и несгибаемой, не такой хрупкой, как твоя мать. Он слишком сильно помешался от её смерти. Голос Энни становился визгливым. Это не злость, это уже ревность. Ей чересчур долго приходилось плясать под его дудку и хранить всё в секрете. И из-за чего? Из-за уже умершей жены. Которой уже давно нет! Ей хотелось кричать об этом ему прямо в ухо. Сколько раз ей хотелось бросить это игру, порвать нити марионетки. Сколько раз хотелось сбежать оттуда. Но она не могла. Она любила его. — Вот, возьми! — Энни впихнула в руки Леви смятый конверт и быстрым шагом, чуть ли не бегом, пошла к двери. Почерком матери, ещё не стершимся из памяти, на белой бумаге выведено «Для Кенни». Леви сглотнула и уже в закрывающуюся дверь бросила сдавленное: — Спасибо. Энни не обернулась. Её не за что благодарить.