Горсть сиклей

Персонажи: кладбищенский сторож, живой покойник, аврор, невыразимец. - Нет, мистер… не имею чести… Мистер Уилкс? Понял, ага. Я Джерри Макбрайд… Джереми, если вам это так важно. Для протокола? Ну, вам виднее, я-то человек простой. А это Джонни Тэлбот. Да не махайте вы своими палками, парни, Джонни это до лампочки. Вот помню, лет пять назад из самого Лондона приезжали, из какого-то тайного отдела… И ничего. Тоже палками пахали, круг чертили, огни какие-то жгли… Джонни смотрел, ему интересно… Что? Нет, мистер Уилкс, сам он не говорит. У него нижней челюсти нет, поговоришь тут… Да он и при жизни молчаливый был. Наорётся на своих двоечников и хулиганов, а потом молчит, горло бережёт. Да он школьный учитель был. Красивый малый, только скромный очень – так и не женился. Как я его понимаю? Да что там, мистер Уилкс, мы уже лет двадцать дружим, чего там… До последней косточки друг друга знаем, ага… Да нет, Джонни тихий, я ж вам говорю. Он не сразу и поверил, что помер. Челюсть убедила, ага. Это всё карга Неста, ведьма старая! Какой диплом? Да сроду она нигде не училась! И сама она ведьма, и бабка её была ведьма, и прапрабабка… Эти-то из Лондона, её и упокоили, ага. В ночь смерти всё подымалась и на охоту выходила, стервь, упырица поганая! А кому жаловаться, мы люди маленькие… Видел я её, ага. Джонни спасибо, защитил, а то не болтал бы тут с вами… Да нет, Джонни-то ей ничего не сделал. Он на зятя её похож малость, вот и перепутала, слепота куриная. А Джонни, бедолагу, хулиган на мотоцикле сбил. Башка пополам, и челюсть бродячая собака утащила. Старая Неста потом так жалела его, так убивалась… Оживить хотела, а вместо этого подняла. Да так подняла, что никто упокоить не может, ни ваши, ни наши! Да нет, он тихий. Просто двоечников уж очень не любит. И хулиганов. Днём-то Джонни спит. А в моё дежурство выбирается, сидит со мной на лавочке. Я ему новости пересказываю, газетки свежие приношу. Кладбище, опять же, вместе обходим… Да чего мне бояться, это же Джонни! Он и при жизни-то мухи не обидел… Ну, кроме двоечников. И хулиганов. Вот этих он шибко не любит. Они ему и при жизни немало крови попортили, и помер он через двоечницу и хулигана… Так за что ему их любить, сами посудите? К нам зато сатанисты не ходят. Один раз приходили, ага… До самой автобусной остановки бежали без продыху, а там полторы мили! А нам с Джонни пришлось дерьмо закапывать… След был зашибись: бегут и гадят, бегут и гадят, ага… В общем, мистер Уилкс, Джонни тут не виноват. Они сами первые начали: на кладбище припёрлись, могилу разрыли, наркоту свою бодяжили… Наркоманов Джонни тоже шибко не любит. Пацана, опять же, пытали, руки ему резали… Вот с этого Джонни и озверел. А так-то он тихий, просто не любит, когда живую тварь мучают… Вот Макси не даст соврать: Джонни его однажды с котёнком поймал… Макси потом плакался, что его даже отчим по пьяни так не лупил. Но сработало, ага. Был Макси хулиган и двоечник, а теперь уважаемый человек, свежими булками торгует и в соседнем городишке собирается вторую точку открывать. А Джонни всегда цветочки на могилку носит и благодарит, что на путь истинный наставил. Нет, правда! А со змеюкой случайно получилось. Джонни извиняется, он не разглядел сразу. Схватил первое, что под руку попалось, на плётку похожее… Да? Джонни, слышь? Не терзай себя. Они все заодно были, и змеюка с ними. За дело она получила, не раскисай. О, вон тот мужик, я его знаю! Мистер Паркер, здравствуйте! Ну как же, вы из Лондона приезжали, по поводу Джонни! Пять лет назад, ага. А у меня память хорошая, я всех родственников скорбящих наперечёт помню! А у нас тут… Да что вы говорите?! Джонни, слышь, это не хулиган был, а целый террорист! А награды за его поимку никакой не значилось? Джонни, не пихайся, я знаю, что ты скромняга, но стелу надо поправить, а то другой раз будешь вылезать – и повалится. Нельзя убирать, некрасиво, это ж тебе от благодарных хулиганов и двоечников! Да это смешная история была. Джонни-то не сразу понял, что с ним случилось. Думал, живой ещё. Выкопался и пошёл на работу, а по дороге встретил толпу своих прогульщиков. Ну и давай их песочить, а челюсти-то нет! А они стоят, дрожат, и из штанов капает… Мамаши своих лентяев потом ещё долго запугивали. «Будешь, мол, школу прогуливать, поймает тебя покойный учитель Тэлбот…» Действовало, ага. Джонни, ты слышал, что мистер Паркер сказал?! Тебе орден полагается! Орден Мерлина, я о таком и не слышал! И к нему выплаты пожиз… Погодите, мистер Паркер, как же «пожизненно», а Джонни уже умер? «Псевдожизнь», слово-то какое… Слышь, Джонни, ты теперь у нас богатый жених! Да не пихайся, может, выкопаем какую… Мистер Паркер, а может, вы нам Барбару подымете? Тут через три могилки. Сочная была бабёнка и померла недавно – поди, ещё не шибко разложилась… Ну, Джонни, ты переборчив! Не подымете? А жалко… Не, упырицу нам не надо, мне и своей хватает… Да старуха моя, то ей не так и это не эдак, столько крови из меня выпила – как есть упырица! Вот, Джонни, нынче у тебя и орден есть, и пенсия неплохая. Теперь и камень поправим, и сирень посадим. Белую, персидскую, как ты хотел. А круто ты их! Не, зрелище было – хоть боевик снимай! Ну хорошо, ужастик. Как ты их змеёй-то по кладбищу гонял! А как этот, морда крокодилья, на куски разлетелся! Герой ты, Джонни, орёл! Хорошо, что эти ребята сами всё прибрали. Да волшебники они… смешной ты, Джонни. Не бывает, ага. Ты ещё брякни, что и тебя не бывает. Я тебе скажу, Джонни, про секрету – только ты никому, ладно? Устал уже в себе держать, а эти приехали, рану разбередили… Я и сам из семьи волшебников. Только магической силы не перепало. Урод, сквиб по-ихнему. Семнадцать лет стукнуло, папенька из дома выпер. Иди, говорит, куда хочешь, не позорь семью. Ну я и ушёл. Побродил малость по свету, потом здесь прижился. Женился вот… на свою голову. Дети выросли… у Джейн моей, у старшенькой, дочка – волшебница. Помнишь, я в Лондон ездил? К родным подался, хотел за внучку словцо замолвить. Эх, Джонни… Лучше б я не ездил никуда… Дом стоит пустой, дверь паутиной затянута… Склеп натуральный. И жизни никакой. А ведь род был огромный, Джонни… Народу – как кислороду. А теперь всех Блэков – старый сквиб Мариус да Гермиона, которая знать о семье не знает… А это ты виноват. Кто мою Дженни на Шекспира подсадил? Думаешь, сказать ей правду? Или не стоит? Ладно, я дочке напишу. Пусть приезжают. Наследство там должно быть нехилое – мне-то шиш, а девочке приданое… Светает уже, Джонни. Пора по домам. Я – к своей грымзе, а ты – под камушек… Спокойного дня, Джонни!