Леди Нценского уезда - 2

      Новогодние праздники в славном Нценском уезде — явление всегда непредсказуемое, а потому абсолютно неожиданное. Да и какая может быть предсказуемость среди ремонтантных августов, соловьёв и черёмух? Впрочем, жителей Малых Ибеней смутить какой бы то ни было неожиданностью было весьма трудно, особенно если неожиданность эта сопровождалась резким похолоданием до минус десяти, месячной нормой осадков, выпавших за одну ночь в виде пушистого скрипучего снега, сказочными узорами на подмороженных окнах и блестящим льдом, сковавшим старинный пруд прельстительной зазывной гладкостью первосортного катка.       Проснувшись поутру и увидав все эти многообещающие признаки приближающегося веселья, многочисленные хорошо вышколенные барыней Маланьи под предводительством вездесущей Ксюшки кинулись топить печи и камины, доставать из сундуков бараньи тулупы, претенциозно именуемые «дублёнками», шубы из меха допотопного животного, состоящего в близком родстве с малоизученными норками, выхухолями и выдрами, крашенного под экзотического и ни разу не встреченного в Малых Ибенях зверька шиншиллу, салопы, валенки, пуховые платки и варежки. В окна добросовестно забивалась вата, а из кладовки было принесено несколько коробок с ёлочными украшениями, гирляндами, мишурой, цветными фонариками и ежегодно заново сворачиваемым серпантином, — Хельга Ольговна любила проявлять свою бережливость даже в мелочах.       В каретной нетрезвый, но добросовестный кузнец Семён споро готовил к грянувшей зиме застоявшиеся за лето сани. В помощь ему были даны два недавно приобретённых барыней молодых холопа с красивыми древнеславянскими именами Задомир и Елдолюб, которые, если верить вписанному в «крепости», были «чисто англицких кровей», хотя, по лицу и по говору, больше годились в родственники отпрыскам Чингисхана или, того лучше, Батыя.       Ещё одно барынино приобретение — хмурый молчаливый дворник Герасим со своей неизменной спутницей, бодливой телкой по кличке Му-му, по неведомой причине проникшейся к суровому великану необъяснимой любовью и презревшей все радости теплого хлева, предпочтя им стратегическое бдение в кустах, дабы пресечь любые поползновения в сторону ея кумира посредством применения наисовременнейших тактических новинок, как-то: подкрадывание к противнику с наиболее уязвимой для противодействия точки, а именно с тыла, и коварным пронзением этого тыла скрученным в спираль и обломанным посредине рогом — расчищал от снега господский двор и заметённые парковые аллеи.       Хельга Ольговна, местами заметно округлившаяся и аппетитно раздобревшая, сменила тонкий лососевый пеньюар на добротный стёганый халат с вышитыми райскими птицами, ибо, как говаривал Николенька Языков:       Как я люблю тебя, халат!       Одежда праздности и лени,       Товарищ тайных наслаждений       И поэтических отрад!       Да и теплее было в халате-то, чем в полупрозрачном рыбьем неприличии.       На канун Рождества планировался торжественный праздничный ужин, для приготовления которого из столицы был выписан повар-бельгиец с красивыми усами, готовящий с французским изяществом и подающий с немецким великодушием. Басурманин тут же извёл всё имеющееся в дому пиво — частично для придания блюдам аутентичности, частично для введения себя в характерное состояние лёгкого «подшофе».       Сидя поздним утром за столом в жарко натопленной столовой и кушая виртуозно приготовленные шельмой-поваром где-то между угрём в зелёном соусе и айнтопфом из говядины по-бельгийски льежские вафли, мадам Хельга вела неторопливую беседу со своими любезными кузинами:       — А что, Мотюшка, привезли ли нам те весёленькие китайские гирлянды, что обещалась заказать для нас Алиса Евгеньевна? Говорила, будто купчишка у неё знакомый имеется…       — Да какой купчишка, дорогая? — взмахнула нежной ручкой Мотрёна Беньевна. — Кавалер у ней объявился, к таможенному делу каким-то боком приставленный. Грек, што ли? Сауронати или Сауронопопулос, — так как-то, кажется. И гирлянды эти — натуральный конфискат. Как те брабантские кружева, что ты заказала себе на платье ко Дню ангела. Только уж не знаю, чем тебе это рукоделие так приглянулось? Как по мне, так в нем явно не хватает изящества и совершенного мастерства брюссельских кружев. Вот уж где истинный гламур и манифик!       — Да полноте тебе, сестрица! Сама знаешь: кому арбуз, кому свиной хрящик, — вступилась за кузину Декстроза Цукерхерцевна, задумчиво теребившая до этого платок с нежно-фиалковыми буковками JHW в уголке. После отъезда загадочных британских гостей впечатлительная барышня, так и не преодолев некоторую лёгкую меланхолию, утешала себя тем, что вышивала намечтанную монограмму на всём, на чём только было возможно.       Не предрасположенная к рукоделию Мотрёна Беньевна предпочитала бороться с витающей в воздухе ипохондрией методическим раскладыванием пасьянса Медичи и созерцанием прекрасного нерукотворного полотна, изображающего двух мужественных ангелов в весьма однозначной позе.       — Не переживайте, кузина! Ещё намедни Агриппа ихний короб с гирляндами доставил, — продолжила Декстроза, обращаясь теперь уже к самой хозяйке усадьбы. — Я в гостиной оставить велела. Пускай пока, а как только Зосим ёлочку рождественскую из лесу привезёт да установит, так и помещение украшать начнём.       — Агриппа? — задумчиво пожевала губами мадам Хельга. — Это который чернявый такой? Рукастый?       — Да нет… — осоловев от хрустящих карамельной корочкой, обильно политых черничным сиропом вафель, лениво отвечала Ммотя. — Чернявый — это Полидеукес*. А Агриппа — как есть рыжий. Алиса его ещё Калигулой назвать хотела, да передумала потом. Пошло, говорит, и с претензией неоправданной.       — Это верно! Да и вообще — как-то этот греко-римский стиль поднаскучил уже, — одобрительно закивала головой барыня. — Я вот тут книжку весьма хорошую нашла, да не одну, а с продолжением. Автор — некий Толькин или Тулькин. Фамилия неказистая, но пишет отменно.       — И про что пишет? — поинтересовалась Декстроза, в очередной раз наматывая измочаленный платок на тонкий палец.       — Про мужчин и их непростые отношения, — вздохнула Хельга Ольговна, интригующе блистая очами. — И мужчины эти, я вам скажу, самых разных пород и размеров. Есть и гномы — крепкие такие ребята, типа горного дела мастеров. Есть и эльфы — эти загадочны необыкновенно, язык свой имеют, эротичнее французского, и ушки остренькие.       — Ушки, сестрица? — оживилась несколько Мотрёна Беньевна. — А про носики там ничего нету?       — Нет, конкретно про носики нету. Про ножки есть — у хоббитов ножки сильно волосатые, прямо, без валенок по снегу ходить можно. А ещё волшебники, некроманты, энты — ну, эти навроде буратинов, только побольше. И дракон имеется, в горе волшебной, полной богатств разных, обитающий. И голос, написано, у того дракона такой чарующий, что местные девицы к нему на съедение в очередь выстраиваются, только он девицами не питается, и оттого женскими стенаниями полны близлежащие селения. Хотя, может я чего и напутала, с языка оригинала переводючи.       — И себе, что ли, взять почитать? — задумалась Ммотя. — До ужина всё равно толком заняться нечем. Все, кстати, дамы на приглашение ответили?       — Да почитай что все! — благодушно кивнула Хельга Ольговна. — И Алиса Евгеньевна, и Аграфена Францевна, и прочие наши знакомые. А Лоренца Лоркенсоновна ещё и сюрприз какой-то обещала!       — Хельга Ольговна, душенька, а не послать ли к госпоже Кошкиной кого из прислуги, пусть пива одолжат, — встрепенулась Декстроза Цукерхерцевна. — А то повар этот бельгийский ещё пенного напитку требует. Без пива, говорит, дело никак не спорится.       — Ох, расходы эти вечно непредвиденные, — запричитала мадам Хельга. — Ну, ничего! Зато утрём нос уездному заседателю, который на прошлом рождественском балу гостей устрицами и лягушачьими лапками потчевал.       — Не знаю, матушка, — засомневалась Декстроза. — Французская кухня вся сплошь на возбуждении чувственного аппетиту зиждется, желания, так сказать, сублимирует, а я на кухню заходила — там блюда всё сытные да калорийные готовятся. Не разморит ли гостей наших от деликатесов бельгийских?       — А мы катания устроим, с горочки и на коньках, фейерверки запускать будем, гадания организуем, — культурная программа богатая намечается, не дадим гостям заскучать.       — Тащщут! Таащщут! — традиционно вопя истошным голосом, вбежала в столовую спотыкающаяся Ксюшка. Похоже, пить пиво в одиночестве заграничному повару не очень нравилось.       — Ты чего орёшь, малохольная? — хватаясь за яркую синюю птицу, вышитую на халате в аккурат над сердцем, испуганно вскрикнула Хельга Ольговна.       — Дак, ик, ёлочку мужички доставили, барыня! — стараясь не дышать в лица возмущённым господам, ответила дворовая девка и непроизвольно хихикнула.       — Ну что, кузинушки, — подскочила со своего места не утратившая лёгкости даже в интересном положении хозяйка, — пойдёмте что ли, глянем, чего там Зосим приволок?       Ель оказалась хороша чрезвычайно! Разлаписта, зелена, иголочка к иголочке, с густым хвойным запахом, обещавшим быть ремонтантным до самого конца праздников. Казалось, среди колючих ветвей можно было запросто устроить засаду, подстерегая своё счастье, здоровье и множество прочих благ, хороводящих вокруг ритуального дерева в рождественскую ночь.       Вдоволь наахавшись, дамы занялись каждая своим делом. Хельга Ольговна захлопотала в праздничных заботах, настрого приказав гувернантке Мэри — поповской дочери, девушке строгой и нравственной — не пущать расшалившихся детишек в гостиную, пока там всё не будет готово. Мэри, одев детишек потеплее, забрала их кататься на коньках и лыжах, а потом пить чай со сладостями в специально приспособленном для этих целей павильончике.       Декстроза Цукерхерцевна взяла на себя ответственное дело по украшению залы и ёлочки. Экспроприированные ради этого из каретной Задомир и Елдолюб с энтузиазмом кинулись выполнять все распоряжения изобретательной девицы и вскорости так взопрели от усердия, что вынуждены были поскидывать долой рубахи, радуя снующих вокруг Маланий, а заодно и стыдливо розовеющую барышню, роскошными античными торсами.       Мотрёна Беньевна же, устроившись с книжкой на кушетке, погрузилась в волшебный мир эльфов, гномов, хоббитов и прочих неведомых существ, изредка только бросая контролирующие взгляды на старательную сестрицу, которая в приступах просветительства время от времени кидалась учить молоденьких холопов то гвозди забивать, то шлифовать подставку под ёлку, для чего непременно требовался тесный физический контакт между телами наставницы и ученика.       Как бы то ни было, а к пяти часам вечера к празднику всё было готово. Ель, нарядная и роскошная, красовалась посреди великолепно украшенной комнаты. В большой смежной столовой был сервирован изысканный стол, убранный свечами в старинных подсвечниках и великолепными рождественскими экибанами. Из кухни несло такими ароматами, что даже у сытого человека потекли бы слюнки, а на крохотном балкончике, завешенном еловыми гирляндами, настраивал инструменты маленький домашний оркестр.       Кузины, одетые и причёсанные по последнему писку изменчивой моды, проверяли последние детали и томились в ожидании слегка опаздывающих гостей. Наконец, в передней зазвенела долгожданная трель колокольчика, и радушные хозяйки, расцветши самыми любезными улыбками, приготовились встречать дорогих гостей.