Леди Нценского уезда - 2

      Первой предсказуемо явилась Аграфена Францевна Гусь, благоухая убийственной смесью касторки и чистейшего медицинского спирта. Наскоро облобызавшись со старательно задержавшими дыхание барышнями, она по-свойски погладила кругленький животик хозяйки, не преминув присовкупить обязательное: «Что, футболист? Буцкает мамку-то?» — после чего с чувством выполненного долга надёжно обосновалась возле столика с закусками и аперитивом.       — Вы уж простите, дамы, а я перехвачу с вашего позволения, — загудела она весёлым геликоном. — В больничке сегодня такую гадость на обед подавали! Суп — не суп, а вода, да ещё и перья там какие-то плавают, а говядина и того хуже — твёрдая, как подошва!       — Да ради бога, Аграфена Францевна! — сердечно приложила руку к груди Хельга Ольговна. — Ни в чём себе не отказывайте, милейшая! Всё ведь для любезных гостей!       Следом за докторшей приехала на звенящей колокольцами тройке орловских рысаков, запряжённых в узорчатые сани, мадемуазель Зайцева. Художница впорхнула в зал райской птичкой и защебетала, поочерёдно прижимаясь поцелованной морозцем щекой к щекам хозяйки и её кузин:       — Ах, как я рада, милые мои, как рада! А что гирляндочки мои, пригодились?       — Сами видите, — повела рукой вверх Декстроза Цукерхерцевна, указывая на россыпь разноцветных звёзд на потолке, старательно воспроизводящих все главные созвездия ночного неба. — Сама, считайте, всё крепила. Вон, орионы какие получились — загляденье просто! А что это Вы сами, где жених Ваш?       — Ах, душенька, не напоминайте! — огорчённо отмахнулась Алиса Евгеньевна. — Хорошо, что дела какие-то возникли, и он приехать не смог. Занудствовал бы тут весь вечер, да к столбам бы меня ревновал. Хоть вздохну свободно!       — И зачем он Вам, ангел мой, раз таков-то? — удивилась Хельга Ольговна.       — Дак где другого взять? — сокрушённо вздохнула художница. — Хорошие женихи с неба не падают.       — А мы вот поворожим сегодня, — заговорщицки подмигнула ей Ммотрёна Беньевна, — авось кого Вам и приманим.       — Ах, душенька, хорошо бы! — чуть повеселела мадемуазель Алиса.       Оркестрик на балконе заиграл что-то милое и праздничное. Гости съезжались, зала наполнялась радостными голосами, ароматами французских духов и блеском дамских нарядов. Прибыло обширное семейство мадам Котофеевой с целым цветником хорошеньких дочек, девица Совуньина, мадам Роза Ледовская, помещица из соседнего имения Позитивина и многие другие долгожданные гостьи, — дамы, бесспорно, приятные во всех отношениях.       Не хватало только госпожи Кошкиной, когда хозяйка, заметив нетерпение гостей, пригласила, наконец, всех к столу.       — Семеро одного не ждут, как говорится, а Лоренцу Лоркенсоновну штрафным штофиком задобрим! — разумно решила Хельга Ольговна, заботливо наблюдая, чтобы всем гостям за столом было удобно.       Расторопные лакеи в красных рубахах понесли из кухни умопомрачительные кулинарные шедевры, созданные посредством слияния бельгийской народной традиции и местного ячменного пива. Дружным залпом отсалютовало кристальное шампанское, пенным золотом наполняя тонкие бокалы в тонких дамских пальцах. Троекратное «ура!» хорошо поставленных и правильно разложенных голосов взлетело к потолку и сменилось дружным звяканьем приборов, прекрасно вписавшимся в «Jingle Bells», исполняемое оркестром по прихоти влюблённых с недавних пор «во всё англицкое» хозяек.       — А что это вы без нас пьёте-то?! — прозвучал с порога задорный голос Лоренцы Лоркенсоновны.       Хельга Ольговна приветливо заулыбалась и устремилась навстречу ко вновь прибывшей мадам Кошкиной и сопровождавшим её двум немного странным, но весьма симпатичным спутникам.       — Госпожа Кошкина, да вы, я вижу, и не одна? — сделала удивленный вид Хельга Ольговна. — Это вы с кем такими к нам пожаловали?       — Фили и Кили. К вашим услугам! — самостоятельно отрекомендовались невысокие хлопцы, поклонились в пояс и затерялись лохматыми головами в подоле барыниного платья.       Кошкина ласковыми пошлёпываниями по торчащим задам протолкнула обвешенных музыкальными инструментами мужичков вглубь господского дома, а сама осталась посекретничать с хозяйкой.       — Это, Хельга Ольговна, мои коллеги. Народники!       — Какие это народники? Никак политические? У нас тут, знаете ли, дом приличный, и никаких, тьфу, политиков, никогда на порог не пускали! Ох, неужто и вы тоже?! — барыня испуганно прижала аристократические кисти к груди и присела на кованый сундук.       — Да слэш с вами, Хельга Ольговна! Какие политические? Они — богема. Артисты! Музыканты! Как я, — скромно добавила Кошкина. — Исполняют фольклорные композиции своего народа.       — Какого это народа?       — Гномского! Они нам сегодня будут петь! Попозже. Когда горло смочат. А то сами знаете — зима, холода, одинокие дома… Гостиницы. Гастроли! — доверительно добавила актриса. — Так что давайте не будем юношей томить, пойдемте, оформим им по стакану черемуховой, а?       — И правда, заболтались мы, — хозяйка потерла округлый живот, втайне завидуя всем, особенно Герасиму, который в честь рождественских праздников в запое был еще с июля. Ей черемуховую по понятным причинам было нельзя. — Только скажите, Лоренца Лоркенсоновна, а откуда они — гномский народ?       — Раньше у них была страна, но потом потеряли они ее и вынуждены уже много лет скитаться по миру… — громким драматическим шепотом пояснила Кошкина.       — Оссподи! Так они евреи чтоль?! — от удивления перешла на просторечия Хельга Ольговна.       Кошкина покосилась:       — Еще раз слэш с вами. Какие евреи? Гномы. Жили в горе. И под горой. И на горе, наверное, тоже жили. Потом прилетел дракон и всех выгнал.       — Какая печальная история, — жалостливо скривилась мадам Дантист. — Так идёмте же, идёмте! Им непременно нужно попробовать черемуховой, ох уж и удалась она в этом году!       В зале гулянье шло полным ходом. Вновь прибывших Фили и Кили радушные дамы приняли безо всяких рекомендаций и, усадив за обильный стол, наперебой кинулись угощать напитками и закусками. Гномы, предпочтя изящным бокалам старинные серебряные кубки, дружно вливали в себя черёмуховую, щедро полируя её сверху тёмным густым пивом, и еле успевали отвечать на бесконечные брудершафты развеселившихся уездных барынек.       — С праздничком вас, сударыни, и позвольте узнать, что это за беспредел вы тут вытворяете с моими личными гостями? — строго спросила Лоренца Лоркенсоновна, делая недвусмысленное ударение на слове «личными». Дамы несколько поутихли в своём неуёмном гостеприимстве, отодвигаясь и давая возможность мадам Кошкиной присесть возле своих протеже. Личную собственность в Нценском уезде уважали.       Когда телесные нужды при вспомогательстве бесконечно сменяющих друг друга неизменно аппетитных — будь то мясо с мёдом и горчицей в пряно-фруктовой заливке или мидии, маринованные в пиве Lambic — блюд были удовлетворены, разомлевшие от выспренности угощения — а повар-ловкач умудрился сотворить даже местную разновидность знаменитого бельгийского «Крика», вместо вишни или персиков добавив в пиво чудодейственную и вездесущую черёмуху — гостьи возжелали удовлетворения нужд душевных, ради чего обратили томимые негой очи на Лоренцу Лоркенсоновну и её мужественных менестрелей.       Поломавшись немного для актёрского порядку, мадам Кошкина наклонилась к блондинистой и брюнетистой головам мужичков и зашептала им что-то, улыбаясь и кивая в сторону сгорающих нетерпением дам. Мужички понятливо затрясли нечесаными, но вполне опрятными волосьями и резво выпрыгнули из-за стола, брутально утираясь рукавами и приводя барынек в смущённый восторг. Что не говорите, а брутальность среди воспитанных дам всегда востребована!       Вооружившись для начала скрипками, а Лоренце Лоркенсоновне препоручив небольшую золочёную арфу, гномы заиграли забавную мелодию, притопывая в такт и поглядывая на заметно оживившихся ледей горящими задорными глазами. Мелодия была так зажигательна, а её исполнители так заразительно-веселы, что дамы не удержались и, повскакивав со своих мест, пустились в пляс, удивительным образом соединяя в танце знакомую с детства «Барыню» и невообразимую для этих мест, но прекрасно вписавшуюся «Джигу».       Один из братьев, перестав играть и сам себе дирижируя смычком и скрипкой, запел приятным густым голосом:       Из-за леса, из-за гор       Едет Торин в Эребор       А у Торина есть ключ       Ключ могуч и невъебуч!       — Ого! — слегка порозовев, склонилась к мадам Кошкиной Хельга Ольговна. — Не слишком ли фривольны певцы ваши, Лоренца Лоркенсоновна? Поглядите — дамам-то нашим ещё до нужной кондиции ящичка два-три шампанского нужно…       — Что поделаешь, Хельга Ольговна! Народ простой, и песни их просты и грубоваты, но слов из них, как говорится, не выкинешь, — пожала плечами актриса. — Да и дамы наши, вижу, не очень-то и смущаются! А кондиция — дело наживное, главное — градус не понижать.       И тут же, словно в ответ на её слова, в две глотки зазвучало задиристое и явно не понижающее градус:       В чем же сила Трандуила,       Торин Гэндальфа спросил.       В это время Трандуил       Своему лосю всадил!       Кто из наших пидорас?!»       Засмущался Леголас       «Правильнее — педераст»       Улыбнулся Радогаст.       Услыхав, как дамы пока ещё нестройно, но довольно дружно пытаются подпевать разухабистым хлопцам, мадам Хельга покровительственно улыбнулась и махнула ручкой — творите, мол, чего хотите!       Домашний оркестрик, профессионально уловив нужную гармонию, поддержал музыкантов уместным многоголосием инструментов и весёлыми гиканьем и свистом.       Гостьи, не забывая усугублять веселье хмельным разнообразием, устроили вокруг ёлки праздничный хоровод, вовлекая в него и Фили с Кили. Братья вовлекались легко и с видимым удовольствием, что не могло оставить равнодушной мадам Кошкину. Вручив подоспевшей Ксюшке арфу со строгим наставлением инструмент не расстраивать и поместить в безопасное место, актриса залпом опустошила стаканчик черёмуховой и ринулась просто в середину хоровода, пытаясь спасти своё «открытие года» из цепких загребущих лапок нценских дам. После некоторых усилий, ей удалось-таки выцарапать светловолосого Фили, который, сперва с видимым неудовольствием, последовал за своей коллегой к столу. Но вовремя подставленное прямо под нос раздосадованному гному артистическое декольте быстро приподняло юноше настроение, и через минуту он уже радостно чокался с Лоренцой отделанными изысканными барельефами кубками.       Пребывающая в некоторой меланхолии в пику к всеобщему веселью, Ммотрёна Беньевна тронула за рукав Хельгу Ольговну, которая, сохраняя аристократичность нрава, в плясках непосредственного участия не брала, хотя от прихлопываний в ладоши и притопываний изящной ножкой всё же не удержалась:       — А не устроить ли нам анонсированных гаданий, кузина? Пока ещё гости не совсем ivre mort*?       — Гадания? — с живостью откликнулась мадам Хельга. — Да-да, разумеется, чудесная мысль и весьма своевременная, — кивнула она в сторону брошенного на растерзание дамам Кили, который едва успевал отвечать на все оказываемые ему гостьями знаки внимания.       Ммотрёна Беньевна понимающе качнула украшенной миленькими незабудками причёской и отправилась искать Ксюшку, дабы отдать ей распоряжения насчёт подготовки к мистическому действу. Дворовая девка нашлась не скоро: сидя под ёлкой среди цветастых коробок с подарками, она прижимала к груди арфу и слезливо уговаривала инструмент пьяным шёпотом:       — Ты, главное, не расстраивайся… Все мужики — козлы безрогие. Это если им повезёт. А если нет — то и с рогами! Этто тока от нас зависит, ик!       — Ксения! Что ты за radoter vi**? — возмутилась мадемуазель Ммотя. — Во-первых, почему ты разговариваешь с инструментом? А во-вторых, сколько раз повторять: не «мужики — козлы», а «мальчишки — дураки»!       — Да кто же спорит, баришня? Пока мальчишки — само собой, дураки… Но когда вырастают — все форменными козлами становятся… — нетрезво запинаясь, пояснила девка. — А инстрУменту я расстраиваться не даю — Лоренца Лоркенсоновна строго-настрого запретили!       Оставив тщетные попытки уразуметь что-либо из невнятных ксюшкиных объяснений, Ммотрёна Беньевна постаралась придать голосу разумной господской строгости, взывая к врождённой девкиной услужливости:       — Ты, Ксения, инструмент пока спрячь куда-нибудь, а сама возьми кого из прислуги, да организуйте в гостиной всё необходимое для гаданий. Да девок позови — песни подблюдные петь. И чтобы всё так, как полагается!..       Ксюшка тут же поднялась на ноги со всей возможной в данных обстоятельствах твёрдостью:       — Вы, баришня, даже и не сумлевайтесь! Всё чин чинарём устроим, c’est un problème simple en apparence***! Будет, как говорится, comme dans les meilleures maisons****!       Безнадежно взмахнув рукой в ответ на пьяные французские экзерсисы дворовой девки, Ммотрёна Беньевна возвратилась в залу предупредить кузину, что к гаданиям всё готово. Несмотря на перманентную нетрезвость и лингвистическую неконтролируемость, челядь Малых Ибеней всегда отличалась расторопностью и исполнительностью.       Не прошло и получаса, как в гостиной, блиставшей огнями свечей и гирлянд, отражавшихся в потемневших морозных окнах, материализовались все необходимые для ворожбы аксессуары: блюдо под шёлковым платком, куча поленьев, аккуратно сложенных в углу, кадушки с водой, зерно, зеркала, гребни, нитки, каравай и даже смертельно перепуганная курица в клетке.       Желающие гадать дамы быстро заполонили просторную комнату, шумно обсуждая, с какого бы именно способа им начать.       — А вот у нас, в Эреборе, хорошее гадание было: на трубке и золотой монете, — перекрывая общий шум, важно объявил Фили.       — Ой, как интересно! — томно вглядываясь в светлую макушку, проворковала Лоренца Лоркенсоновна. — Может, поделитесь с нами своей магией, в теории и на практике, так сказать?       — Это можно, — щедро согласился гном, подмигивая брату. — А что, Кили, покажем местному народу наше тайное мастерство?       — Отчего же не показать? — согласился брунет, доставая из кармана витиеватую трубку с длинным мундштуком. — Найдётся ли у кого золотая монета?       Заинтригованные дамы переглянулись, и Хельга Ольговна, слегка поведя нежным плечиком, улыбнулась обещающе:       — Как не быть? Я с детства нумизматикой увлекаюсь. Мне папенька как-то на День рождения первую монетку подарил — интересная такая монетка, необычная — вот с тех пор коллекцию и пополняю… Эй, Маланья! Принеси-ка ларчик малахитовый, который я на аукционе прошлогоднем приобрела.       И пока какая-то из девок резво кинулась выполнять барынино указание, мадам Хельга продолжила, развлекая гостей любопытными деталями:       — Ларец этот, надобно знать, историю свою имеет, легенду, так сказать. Говорят, будто выточил его из цельного куска малахиту сам Данила-мастер, в Медной горе у Хозяйки ейной практику проходя. Но врут, думаю… — благодушно добавила она, принимая из рук горничной сияющий полированной зеленью сундучок, красоты редкой и необыкновенной, — а может, и не врут.       Барыня открыла ларец и извлекла оттуда странной формы монету, в трепетном свете свечей блеснувшую тёмным золотом.       — Позвольте? — протянул руку Кили, осторожно беря драгоценную вещицу двумя пальцами. — А вы уверены, сударыня, что это действительно монета?       Он показал золотую бляшку брату, и тот с сомнением покачал головой:       — А ведь и вправду, видал я такое раньше, клянусь Аркенстоном! На чешуйку драконью похоже, золотом покрытую.       — Да что вы, судари мои! Какие чешуйки драконьи? — всплеснула руками Хельга Ольговна. — Говорю же вам, подарок папенькин, денежка старинная заморская…       — Надо же! — толкнула Ммотю в бок Декстроза Цукерхерцевна. — Крепкие на вид мужчины, а как быстро до драконов золотых набрались…       — Главное, чтобы не до зелёных чертей! — рассудительно отвечала сестрица, многозначительно вертя у виска шаловливым пальчиком.       Тем временем Фили, всё ещё несколько сомневаясь в происхождении странной монеты, всё же начал совершать некий ритуал, раздвинув дам под стеночки и освободив центр комнаты. Любопытствующие леди выглядывали друг из-за друга, стараясь не пропустить необычного зрелища. Гном же, раскурив трубку, пускал в потолок замысловатой формы кольца и, подбрасывая в руке монету, низко напевал что-то на незнакомом наречии.       — Чего он поёт-то? — тихо спросила Ммотрёна Беньевна у замершего рядышком Кили.       — Ну, что-то вроде: «Ряженый, суженый, явись ко мне ужинать!» — охотно пояснил брюнет, бросая заинтересованные взгляды на пышный бюст старшей кузины, которая, впрочем, пылкого интересу юноши не оценила, строго прикрыв свои прелести синей шёлковой шалью.       Слова, произносимые Фили, были так напевны и манки, что некоторые из дам, включая обеих кузин и даже мадемуазель Зайцеву, вскоре сами не заметили, как стали вторить странноватому ворожею. Когда же голоса их зазвучали звонче и призывней, сливаясь в единое необыкновенное песнопение, за окнами громыхнул неожиданный гром, и сверкнула страшной силы молния, рассекая темноту и вызывая у всех присутствующих дружный испуганный вскрик.